Элтэнно. Хранимая Звездой
Рукопись несбывшихся ожиданий. Поступление
Глава 12. Краплёными картами с демонами не играют
Подумав, Мила не стала ничего никому рассказывать. Она оставила происшествие тайной даже для друзей, однако заметно побледнела, когда на следующее утро, выйдя во двор, увидела девятикурсников профессора Аллиэра. Они пришли на практикум ни свет ни заря, толпились возле кафедры и беззаботно болтали между собой о всякой ерунде.
– Милка, ты чего застыла? – с укоризной посмотрел на неё Саймон. – У них свои заботы, а у нас свои. Пошли на лекцию, нам на неё опаздывать никак нельзя.
– Торопиться надо, а не то талоны в столовую не получим как в тот раз, – заскулил Питрин, и вынужденно Мила согласилась:
– Да, пошли. Время нельзя терять.
Они двинулись вперёд. При этом Мила старалась ни на кого не смотреть, она даже опустила взгляд к земле, чтобы никто не видел, насколько она встревожена. Однако, думать о чём‑то другом, кроме как об убийстве, у неё не получалось. Все мысли раз за разом сводились к одному и тому же, а потому радостная фраза одного из старшекурсников заставила Милу остановиться.
– Наконец-то будем из утопленницы албаста творить. Ох, как давно я этого ждал!
Мила уставилась на довольного студента. Губы её при этом затряслись, как если бы она вот-вот расплакалась. Саймон из-за этого встревожился, положил ладонь ей на плечо, но Мила уверенно скинула с себя руку приятеля и, целеустремлённо подойдя к старшекурснику, сказала:
– Эй, объясни мне, что такое албаст.
Студент посмотрел на подошедшую к нему особу с недовольством. Быть может, он был аристократом и не привык к такому фривольному общению. Быть может, просто считал первокурсников кем‑то недостойным разговора с ним. Но по итогу он оценил миловидное личико стоящей перед ним девушки и всё же проявил снисходительность.
– Албаст, малышка, это такая нежить. Она создаётся из утопленницы, а потому внешне албаст остаётся похожим на женщину, только очень уродливую. Белые мутные глаза, обвисшая кожа, – с наслаждением говорил студент, забавляясь тем, как с каждым его словом бледнеют щёки Милы. – Опасная тварь. Магически устойчива, невероятно быстра и любит убивать. В одиночку запросто может целую деревню уничтожить, так как стрелы, даже заговорённые или из серебра, её не берут, а на расстоянии, просто взглянув в глаза, албаст может заставить человека гнить заживо.
Пожалуй, Миле никак не стоило слышать это объяснение. Она оцепенела. До этого момента обучение некромантии выглядело для неё совсем иначе нежели теперь. Нет, конечно, ей было известно, что не зря это направление магии считается жестоким и не зря некромантами детей пугают. Но конкретно сейчас, именно в этот миг, она окончательно осознала в какое дерьмо вляпалась.
«Все приличные‑то белой магии идут учиться, чтобы благословлять али целительствовать. Ну, или на крайний случай стихии познают», – враз вспомнились Миле слова кладовщицы.
– Милка, – тем временем затеребил её за плечо Саймон. – Ты чего, чего замерла? Плохо тебе, что ли?
– Нет, всё в порядке, – тихо прошептала Мила, но, глядя на довольное лицо старшекурсника, заставила себя сказать кое-что ещё. – Просто завидую немного. Нам до сотворения албастов ещё учиться и учиться.
Её слова вызвали уважительное хмыканье. Во взгляде девятикурсника даже промелькнул интерес, но тут дверь кафедры открылась и на пороге возник Найтэ Аллиэр. Его вид был безупречен. Как и всегда, тёмный эльф выглядел элегантно и вместе с тем как‑то чуждо этому миру.
«Убийца, – посмотрев на него, со злостью подумала Мила. – Ты убийца и учишь других убивать».
– Милка, да пошли уже! – вновь с недовольством дёрнул её за рукав Саймон, и на этот раз Мила не стала задерживаться. Она решительно зашагала вперёд по тропинке. Друзья даже едва поспевали за ней, покуда молодая женщина в очередной раз не остановилась.
– Твою мать, да что с тобой сегодня? – с раздражением прикрикнул тогда Саймон. – Дни бабские, что ли?
– Ага, – буркнула Мила, ничуть не смущаясь своей лжи, а затем подошла к камышу и плюнула на ни в чём неповинное растение. – Надо нам эту хрень всё же скосить.
Друзья не стали спрашивать зачем ей это понадобилось, ранее Мила уже не раз озвучивала мысль, как было бы хорошо обустроить подход к озеру, а ещё лучше мостки. Поэтому Питрин всего лишь ворчливо напомнил про талоны на завтрак, а после они втроём и уже безо всяких задержек двинулись на лекцию. Вот только мысли нашей героини не раз и не два возвращались к тому, что…
«Брехал он, – со злостью думала она о Найтэ Аллиэре. – Ничего-то камыш не ядовитый, просто этому зверю за, так сказать, ядовитой травяной стеной топить людей в озере сподручнее».
– Лер Свон, чего вы там фыркаете? – обратил на неё внимание преподаватель, и Мила вынужденно сосредоточилась на предмете. Однако, идея искоренить заросли нисколько её не оставила, даже наоборот. Молодой женщине очень захотелось создать некоему профессору хотя бы толику неудобств. Её лоб не переставал хмуриться, а потому было неудивительно, что в перерыве между занятиями её спросили:
– Эй, Лебёдушка, ты чего такая злюка сегодня?
– Да так, – начала было отвечать Мила, но затем посмотрела на обратившегося к ней Свена Сайфера куда как внимательнее. – Свен, ты же, как мне видится, в курсе всего, что в академии происходит, да?
– Ну, стараюсь ничего не упускать из внимания.
– А ты ничего не слышал о том, чтобы на днях в нашей академии пропала некая студентка или… или некая сотрудница, может?
– Нет, – ответил Свен, когда смерил Милу настороженным взглядом. – А откуда такой вопрос?
– Да вот мне кажется, что могут у нас здесь люди не пойми куда пропадать. Есть у меня такое подозрение.
Взгляд Свена стал совсем мрачным. Он что-то обдумывал, подбирая слова для ответа, по нему это было видно. Но ответить он ничего не успел. Милу позвал Питрин, ему потребовалось, чтобы она помогла ему найти нужную страницу в учебнике. И так как у Милы тоже имелась к Питрину некая просьба, она поспешила к другому приятелю.
***
Август подходил к концу, а вместе с ним заканчивалось и терпение Найтэ. Причём не сказать, чтобы так уж его донимали «квартиранты», свои тёмные дела он давно привык проворачивать едва ли не на виду у всех, а потому не за свои тайны он беспокоился. Просто само присутствие этих людей… Беззаботный смех, звук шагов со стороны комнат. Тёмному эльфу казалось, что он повсюду чувствует человеческий запах, и в результате он намеренно время от времени чадил не самыми ароматными или же полезными травами, добиваясь, чтобы дым проник в нужные щели. Он намеренно начал практику старших курсов с вызова духов и трансмутации, рассчитывая на эффекты непременного астрального загрязнения. Он даже устроил обязательные дополнительные занятия, используя в качестве помещения лекторий. Начиная с этой недели по ночам на кафедре некромантии студенты теперь практиковали ритуальное пение, ибо профессор Аллиэр вдруг резко перестал довольствоваться как прежним помещением, так и временем дневным.
«Кафедра расположена так, что эти важные тренировки нисколько не помешают прочим студентам. Кроме того, ночное время – тихое время. Так занятия станут намного эффективнее», – обосновал Найтэ ректору, не моргнув глазом.
Но «квартиранты» не сдавались. Они отмыли комнаты от пыли и грязи, замазали щели глиной, поставили на окна плотные ставни… Стан врага укреплялся, а желание продолжать войну нисходило на нет. Найтэ уже хотелось тайком пустить на декокты наглую троицу, чтобы покончить с проблемой раз и навсегда. И особенно острым это желание стало, когда он увидел, что часть его любимого ядовитого тростника скошена и мирно сохнет в копне под ясным солнышком.
«Как? Как они справились?» – оторопел Найтэ, так как прекрасно знал, что даже капля сока этого растения способна вызвать серьёзный, тяжело излечимый ожог. Зря он, что ли, завсегда огибал камыш, ступая по воде?
– Питрин, и тут бы скосить, – вдруг донёсся до него звонкий голос Милы Свон.
– Ага, давай. Это мы запросто. Истосковались руки по труду-то родному!
Левый глаз у Найтэ всё же задёргался, так как сельский увалень, будучи раздетым по пояс, смело замахал косой.
– Эх, раз! Эх, ещё раз! – весело напевал себе под нос детина, нисколько не замечая оторопевшего профессора.
«Но ведь тростник ядовитый! – был готов закричать Найтэ, когда с возмущением покосился на предавшее его растение. И тут к нему пришла новая мысль. – А вдруг у этих людей иммунитет?».
Предположение вызвало скорее научный интерес нежели новое раздражение. Испытав сильное воодушевление, Найтэ поспешил к кафедре. Его ноги быстро-быстро делали шаг за шагом, покуда не остановились возле лабораторного шкафа.
– Эх, раз! Эх, ещё раз! – с азартом выбрал он сначала одну, а затем другую колбу с плотно закрытыми крышками. Колбы он положил к себе в карман, так как настрой подгонял. Даже чемоданчик с инструментами Найтэ не стал проверять, а как схватил, так и двинулся обратно к озеру.
Мила Свон и Питрин Пипа как раз собирались уходить, когда он вернулся. Выглядели эти двое абсолютно здоровыми, но Найтэ всё равно безо всяких приветствий принялся отчитывать идиотов.
– Вас же предупреждали, что тростник ядовитый! – злобно выкрикнул он.
– Эм-м, ну… ну, мы подумали, а вдруг нет? – сказала Мила Свон таким тоном, что сразу сделалось ясно – профессора Аллиэра именно она заподозрила во лжи.
– Тогда вы плохо думали! Немедленно идите сюда оба.
Ослушаться студенты не посмели, но то, как он кладёт свой чемоданчик на траву и открывает его, им не понравилось. Питрин Пипа заметно побледнел.
– Зачем это?
– Возьму вашу кровь на анализ.
– Зачем? – снова промямлил бедный деревенщина.
«Зачем, зачем… Надо!» – зло подумал Найтэ, но вслух сказал с раздражением:
– Если оно ещё возможно, то на её основе мне придётся готовить для вас противоядие. Живо давайте сюда руку, лер Пипа!
Питрин Пипа с выпученными глазами протянул свою руку. Процесс забора крови был ему явно в диковинку, крепкого мужика трясло от страха. Мила Свон вот выглядела куда как спокойнее, хотя кровью поделилась тоже явно неохотно.
– А теперь немедленно на кафедру и не покидать своих комнат! – прикрикнул тёмный эльф сквозь крепко сжатые зубы.
Его грозный вид лишил студентов всяких возражений. Они умчались по дорожке так, что только пятки сверкали. А Найтэ тихо рассмеялся.
– Угу. Противоядие на основе отравленной крови, ха-ха! – через смех произнёс он и даже набежавшие слёзы вытер. После чего аккуратно положил в чемоданчик обе колбочки, предварительно запомнив в чьей какая кровь и, подумав, аккуратно поднял срезанный кусочек тростника. Его он тоже намеревался изучить… как только сварит для некой парочки студентов чего-нибудь сродни отменному слабительному!
О да, искушение хоть как-то навредить, было очень велико.
***
– Ты будешь это пить? – глядя на стоящий на кухонном столе глиняный бутылёк, прошептал Питрин, и Мила уверенно ответила:
– Не-а.
– А если и правда камыш ядовитый?
– Вот когда мне поплохеет, тогда и выпью.
С этими словами она взяла свой флакон и с раздражением сунула его в карман юбки. Милой владела злоба из-за того, что она не сумела придумать, как отказать тёмному эльфу в заборе крови. Разум подсказывал, что это ей однажды аукнется.
– А если… а если оно внезапно будет?
– Питрин, если хочешь – пей, а я тебе уже всё сказала! – истерично выкрикнула Мила, прежде чем ушла с кухни. Общество Питрина в настоящий момент казалось ей невыносимым, так как поделиться с ним всеми своими мыслями она не могла. Язык за зубами селянин держал очень плохо.
– Всё сказала, всё сказала. Тьфу, батька мой любую бабу за такое бы отстегал мокрой верёвкой, – донеслось до Милы брюзжание.
«Угу, да я сама кого хочешь отстегаю», – разозлилась ещё больше Мила и поднялась по лестнице на поверхность. Ей не хотелось идти в свою комнату, там было намного холоднее, чем на улице. Кроме того, комната была гораздо ближе к кухне, где остался Питрин. Однако, решение Мила приняла не самое правильное. Стоило ей сесть на траву и машинально сорвать да начать мять попавшийся под руку цветок, как из-за поворота дороги выехала крытая телега.
«Телега?» – неподдельно удивилась Мила, так как ещё не видела, чтобы по академии разъезжал такой транспорт.
– Эй, девка, – завидев её, выкрикнул возница – кучерявый парень лет эдак двадцати пяти. – Я верно лошадку веду? Это, что ль, кафядра некромантии?
На «девку» Мила неподдельно обиделась, но она и правда сейчас слушательницу академии нисколько не напоминала. Серая форма, к которой ей наконец-то выдали соответствующего цвета аксессуары, лежала у неё в комнате. Мила была одета в свою потёртую жизнью юбку и старую блузу. В таком виде если не за бродяжку приняли уже, считай, повезло.
– Ага, – буркнула Мила угрюмо, но затем любопытство взяло в ней верх. Она откинула в сторону мятый цветок, поднялась с земли и пошла телеге навстречу. – А чего это ты сюда везёшь?
– Тык знамо дело, тела. Только я впервой, обычно дядька мой энтим занимается. Но занемог он. А ты чего здесь? Прислуживаешь, что ль?
– Ну-у, – протянула Мила, прежде чем, подумав про свою дополнительную работу в библиотеке, подтвердила: – Так-то да.
– Это хорошо ты пристроилась.
– Вообще удачно! – невольно рассмеялась Мила, но её смех резко стих вместе с предупреждающим покашливанием.
– Лер Свон, я бы на вашем месте всерьёз обдумал свой ответ.
Мила нисколько не ожидала, что Найтэ Аллиэр появится так незаметно, да ещё не с той стороны, откуда она могла его ожидать. Это заставило её вмиг побледнеть. С недавних пор от вида тёмного эльфа молодую женщину начинало бросать в дрожь. Она никак не могла забыть его слов: «Иди сюда, моя хорошая, тебе будет приятно умереть здесь». Прошло уже больше недели, а они так и звучали у неё в ушах.
– А вы, значит, вместо мистера Грейстоуна приехали, – между тем перевёл недовольный взгляд на молодого возницу Найтэ Аллиэр, и кучерявый молодчик, суетно спрыгнув, низко поклонился.
– Да, профессор. Занемог он, вот меня и прислал. Я племянник его, Джейк Грейстоун.
– Мне всё равно кем вы там кому-то приходитесь, человеческие родословные меня нисколько не интересуют, – проворчал Найтэ Аллиэр. – Лучше ответьте, тела мистер Грейстоун подбирал сам или тоже вам доверил?
– Мне доверил… Но я всё, как мне дядя велел, делал. Самых свежих выбрал. Вон они, даже не пахнут совсем.
– Сейчас увидим, что вы там для меня выбрали, а ну стягивайте покрывало.
Парень так занервничал, так заторопился выполнить приказ, что дело у него никак не сдвигалось с места. Он нелепо дёргал за плотную ткань то в одну, то в другую сторону, а та всё не съезжала. Поэтому Мила не выдержала и, хотя хотела уйти, всё же подошла помочь.
Ох и зря она это сделала! Она много чего ожидала увидеть, но никак не детские тела. Невольно молодая женщина даже прижала ладонь ко рту, боясь, что её вот-вот стошнит, но насмешливый взгляд профессора Аллиэра сделал своё дело. Мила не только заставила себя опустить руку от лица, она намеренно осталась стоять возле телеги.
– Да, на удивление вы справились, – обводя трупы внимательным взглядом и даже пощупав некоторые из них, заключил Найтэ Аллиэр. – Впервые на моей памяти новый поставщик выполняет свою работу без нареканий. Это ремесло для вас… Но не для вас, лер Свон. Вы вот выбрали специализацию неправильно.
– Отчего же? – тут же взъелась Мила, хотя внутренне была со сказанным более чем согласна. – Или что, думаете, я впервые мертвецов вижу?
– Видите вы, может, и не впервые, – неприятно улыбаясь, ответил дроу, – а вот убить вряд ли когда-нибудь сможете. Как и многие другие, вы определили для себя факультет необдуманно. Вы нисколько не задумались над тем, что некоторые ритуалы чёрной магии предусматривают наличие изначально живого материала.
– Или же это вы нисколько не подумали о том, что мне уже доводилось убивать, – смело заявила Мила, хотя сердце её застучало часто-часто.
– И кого ж вам довелось за свою жизнь убить? Курицам головы рубили?
– Нет, людям.
Молодой женщине было страшно. Она боялась своего декана, она боялась, что кому‑либо однажды станет известна правда про смерть доктора Адамса. Страх владел каждой клеточкой её тела. Однако, промелькнувшее во взгляде тёмного эльфа удивление стоило того, чтобы Мила произнесла то, что произнесла. Ненадолго молодая женщина ощутила себя на равных с профессором Аллиэром и вследствие этого во многом утратила свой страх перед ним.
– Вы много чего обо мне не знаете, чтобы вот так вот взять и судить на что я способна, а на что нет, – холодно сказала Мила, когда смело посмотрела тёмному эльфу прямо в глаза. – Я поступила к вам на факультет, и я своё обучение дипломом, а не отчислением закончу. Вот увидите!
С этими грозными словами она резко развернулась на пятках и зашагала прочь. Мила направилась к себе в комнату, и только там, наедине с самой собой, позволила себе прижаться к стене. При этом она в ужасе закрыла лицо ладонями. От проявленной смелости Миле сделалось очень жутко.
Глава 13. Язык мой – враг мой
Они были в парке. Он сидел на лавочке, а она стояла рядом. Мила не смогла заставить себя сесть из-за взбудораженного состояния. Она суетно бродила вперёд-назад и, лишь закончив свою эмоциональную речь, остановилась. Вот только желаемого ответа всё не было. Мила рассказала про убийство, а её друг всё молчал. Лишь вид его сделался угрюмым.
– Саймон, ну что ты молчишь? – наконец, не стерпела она. – Скажи уже хоть что‑нибудь.
– А что я должен сказать, кроме того, что крайне удивлён твоим решением рассказать всё спустя столько времени? – несмотря на слепящее его солнце выразительно уставился на девушку Саймон. – Не, я прям поверить не могу. Декан, что за стенкой живёт, кого‑то тайком на тот свет отправил, а ты никому из нас не говоришь. Это нормально по-твоему, что ли?
– Демоны тебя побери, да! Ты хоть понимаешь, что будет, если Питрин узнает?
– Этот аргумент я принять могу, Питрин у нас то ещё деревенское чудило. Но мне ты могла довериться, это факт.
– Так потому и рассказываю сейчас всё, – огрызнулась Мила, прежде чем нервно всхлипнула. – Понимаешь, по-хорошему мне надо было бы не тебе, а ректору всё сообщить. Причём прям сразу. Но… но я знаю, что нарвалась бы только. Он ведь вряд ли бы поверил, нужны веские доказательства, чтобы обвинять в убийстве кого-то значимого. Профессор Аллиэр работает в академии сотни лет, а я вот кто? Нет. На слово таким, как я, и так верят редко, а уж в такой ситуации.
– Это ты верно рассудила, – согласно кивнул Саймон.
– Поэтому я сперва попыталась узнать больше. И теперь, когда я это «больше» знаю, мне нужно посоветоваться с тобой, – жалобно посмотрела на приятеля Мила. – Понимаешь, мне не даёт покоя факт, что за последние пару веков никого пропавшего без вести на территории академии не было. Убийств – тоже по пальцам одной руки пересчитать, и все виновные были пойманы и наказаны. Это я уже достоверно выяснила.
– Достоверно? От кого ты это узнала? – отнёсся с недоверием к сказанному Саймон. – Ректор тебе наш, что ли, докладывать взялся?
– Да я так, между делом, то у одного преподавателя спрошу, то у другого. Они все моим вопросам крепко удивляются, но вот… Как тебе сказать?
– Уж говори как есть.
– По тому, что я слышала той ночью, – едва слышно зашептала Мила, – получается, что эта женщина далеко не первая жертва профессора Аллиэра. И поэтому мне так нужен твой совет. Что мне сделать, чтобы вывести его на чистую воду, а?
– Хм, – почесал свою отросшую бородку Саймон. – Пожалуй, я тебе кое-что получше посоветую. Забудь о своей идее обвинить нашего декана.
– Что? Но ведь он убийца.
– Да и плевать, – сказал Саймон и даже намеренно принял более расслабленную позу – он прямо-таки развалился на парковой лавочке. Однако, теперь напряглась Мила. Ответ приятеля так возмутил её, что она даже часто захлопала ресницами, прежде чем с недоверием спросила:
– То есть плевать? Ты это о чём вообще?
– Да о том, Милка, что, раз веками никакие слушатели никуда не пропадают, то конкретно нам беспокоиться не о чем. Поэтому всё, для меня вопрос закрыт. Спасибо, что рассказала. Такое действительно стоит знать, чтобы на неприятности не нарываться. Но вот чес-слово, больше по этим убийствам я знать ничего не хочу и тебе не советую.
– Да как так-то? – оторопела Мила. – Мы же живём бок о бок с хладнокровным убийцей.
– Если в чужие дела нос свой любопытный не совать, то проблем себе на задницу не сыщешь, – спокойно объяснил Саймон, однако Милу его ответ не устроил.
– Саймон, он взял и убил какую-то женщину.
– Вот именно. Какую-то, – пристально посмотрел друг ей прямо в глаза. – Зверь… умный зверь у своей норы охоту не начинает. Декан же наш далеко не идиот. Так что забудь обо всём, так оно вернее. Он и дальше будет искать какую-то жертву, а не конкретную. Например, тебя.
Совет был дельный. Предложение тайком пробраться на кафедру некромантии, чтобы найти какие-нибудь улики, враз застряло в горле Милы. Во всяком случае, искать в лице Саймона компаньона теперь было бесполезно, а потому девушка ещё немного поболтала с другом, но после, сославшись на желание пойти вздремнуть, решительно покинула парк. При этом не сказать, чтобы идея заняться безрассудным следствием оставила Милу. Ей было слишком тяжело смириться с тем, что кому-то в этом мире всё может сойти с рук. Кому-то служили щитом деньги, кому-то громкое имя или влиятельные друзья.
«Но что, если у тебя ничего этого нет? Тебя могут убить и всё на этом? Всем будет плевать на правду?» – раз за разом со злостью думала Мила, хотя в её голове теперь также всплывала куда как более разумная фраза: «Дурочка, Саймон ведь прав».
Из-за этого конфликта в мыслях Мила, казалось, утратила связь с реальностью. Она шла, не видя ничего вокруг, и размышляла только о том сможет ли она что-нибудь сделать для той несчастной утопленницы или нет. Мила понимала, что затея добиться справедливости невозможна без компаньона, в одиночку ей было бы не справиться с такой задачей, и поэтому она решала к кому бы она могла обратиться. Кто смог бы поддержать её? И как-то так выходило, что не к кому ей, окромя Саймона, идти было. Питрин был слишком пуглив и болтлив, а прочим она не доверяла. Преподаватели могли быть в курсе убийств и просто закрывали на них глаза, а прочие студенты… Аристократия, благодаря влиянию Антуана Грумберга, изо дня в день находила повод за поводом подтрунивать над Милой Свон и конфликт зашёл уже так далеко, что от неё нынче старались держаться поодаль даже её одногруппники-простолюдины.
«Нет, Саймон был единственным, на кого я могла рассчитывать», – угрюмо подумала Мила, прежде чем едва не уткнулась носом в мужскую грудь.
Идя по дороге на кафедру некромантии, Мила так углубилась в свои мысли, так внимательно смотрела себе под ноги, что вот-вот столкнулась бы не с кем-то, а именно с тем, о ком столь много думала в последнее время. Спасло положение только то, что Найтэ Аллиэр вытянул руку и таким образом остановил свою студентку от последнего рокового шага.
– Вы думаете, я намерен уступать вам дорогу? – едко сказал он при этом.
Мила часто заморгала, а затем уставилась на лежащую на её плече ладонь. Ладонь была изящной, даже женственной. Вот только серо-голубой оттенок кожи вмиг напомнил Миле о трупах, и потому она побелела до белизны первого снега, прежде чем через силу прошептала:
– Нет, не думаю.
– Значит, толика здравомыслия в вас есть, – скривил губы в усмешке Найтэ Аллиэр. – Его, правда, так мало, что очень хочется увидеть в вас хоть что-то ещё достойное.
Взгляд алых глаз приковывал к месту. Казалось, слова тёмного эльфа не разошлись с делом. Он смотрел на Милу так, словно хотел прочитать все её мысли, хотел вызнать все её тайны. Из-за этого она вздрогнула и, будучи растерянной, с остроумным ответом не нашлась – как стояла, так и продолжила стоять. Правда, мгновением позже Мила охнула. Она нисколько не ожидала, что профессор Аллиэр вдруг сделает шаг вперёд. Чтобы он не смог оказаться вплотную к ней, Мила вынужденно отстранилась и шагнула, буквально отпрыгнула, в сторону. На её лице был написан страх, и это (а, может, и всё её поведение в целом) вызвало на лице Найтэ Аллиэра самодовольную улыбку.
… и вот эта улыбка вмиг разговорила молодую женщину. Злость в Миле на некоторое время перевесила страх, и поэтому она смело заявила:
– Знаете, профессор Аллиэр, во мне, вообще-то, много чего достойного есть. Того, что вам даже не снилось.
– Да вы что? – с напускным удивлением произнёс Найтэ Аллиэр. Он был готов идти по своим делам дальше, а потому ради этих слов остановился и повернулся к студентке лицом. – Тогда просветите меня, что же такого мне никогда не снилось?
– Уж хотя бы то, что не один вы такой умный!
С этими гневными словами Мила вытащила из своей сумки с конспектами флакон и решительно вылила его содержимое на землю. После чего из-за бурлящих в ней эмоций даже бутылочку отшвырнула в сторону так, чтобы она разбилась.
– Какая яркая демонстрация, что сваренный для вас состав вы так и не выпили, – с язвительностью прокомментировал Найтэ Аллиэр.
– Разумеется я его не стала пить! И лер Пипа, замечу, тоже.
Мила смотрела на профессора во все глаза. Ей было интересно как он отреагирует на своё разоблачение. В девушке горела уверенность, что ничего хорошего в бутылочку налито не было.
– Тогда беру свои слова обратно, в вас даже толики здравомыслия нет.
– Что? – искренне удивилась Мила.
– А вы считаете своё показное недоверие ко мне чем-то разумным? И это тогда, когда вы элементарно не провели идентификацию зелья? Чтоб вы знали, там был общеукрепляющий состав.
Мила покраснела, наверное, до корней волос. Она была зла, смятена, в ней царила целая буря самых разнообразных эмоций. А Найтэ Аллиэр, глядя на неё, лишь тихо хмыкнул и, ни слова больше не сказав, ушёл по своим делам. Его вид создавал впечатление, что он полон презрения по отношению к своей студентке, однако Мила была готова поклясться – сказанное ею отчего-то заставило профессора Аллиэра насторожиться. Во всяком случае, именно из‑за этого нехорошего чувства всю следующую неделю Мила Свон спала крайне плохо: урывками и часто просыпалась в холодном поту. Дважды ей даже чудилось, что в углу её комнаты кто-то стоит и внимательно на неё смотрит. Ощущение было настолько ярким, что на второй раз Мила проявила смелость. Она схватила свечу и, когда зажгла её от углей, осветила комнату. Внутри никого не оказалось. Даже дверь не скрипнула, чтобы начать думать о том, что кто-то был здесь и скрылся.
– Бред, – прошептала Мила вслух, чтобы успокоить саму себя, но, увы, спокойнее ей так и не стало.
***
Некоторые запреты, даже такие, которые на первый взгляд выглядели идиотскими, касались абсолютно всех слушателей. Например, студентам академии строго-настрого запрещалось вести переписку с родными и близкими. Многие из-за этого ворчали, а то и открыто возмущались, но… если подумать, запрет был верным. Таким образом мирское не позволяло терять сосредоточенность на обучении и заодно пресекались многие необдуманные поступки. Участие в политических интригах, разжигание распрей, исполнение капризов недальновидной красотки и много чего другого, из-за чего дар студента мог быть запечатан раз и навсегда, просто не имело возможности произойти. А если некая действительно важная информация всё же имела место быть, она завсегда могла быть передана через ректора. Он сам решал стоит ли доносить то или иное до студента.
Другие запреты были не такими строгими. Ведь вспомним написанное ранее, для руководства академии было сверхважно собрать энное количество денег. Это была первостепенная задача, ведь радовать преподавателей регулярными премиями к мизерной зарплате надо, столь огромную территорию в порядке содержать необходимо, кое-что на старость себе отложить так и вовсе святое дело. А как администрации академии эти средства собирать, если не ставить студентов в не очень‑то комфортные условия, чтобы они если не сразу, то в какой-то момент всё же купили для себя некое послабление? Вот, например, запрет на пронос каких-либо продуктов питания из Вирграда в академию. Подобное строжайше запрещалось, дабы доход от столовой тёк золотой рекой. Тем же, кто был недоволен, предлагалось решить проблему путём покупки специального разрешения. Да, суровое ограничение могло было быть снято за определённую плату. И несмотря на то, что меню столовой радовало разнообразием, а подобная привилегия стоила дорого, приобретали её студенты часто. Студенты из коттеджного городка, разумеется. В академии имелось крайне мало возможностей задрать нос перед другими, и приглашение на обед, приготовленный твоим личным поваром, было той самой возможностью похвастать своим высоким положением в обществе.
Однако, бедным студентам подобная радость была не по карману. На кухнях при общежитиях они большей частью утыкались в конспекты и по ним готовили эликсиры, немногим реже кипятили воду с кореньями или ягодами, порой подогревали купленное в столовой, благо приходить туда со своим глиняным горшочком не возбранялось. Мила и её друзья поступали точно также. Они не могли позволить себе выбора. И до сего дня, последнего дня августа, ничего в этом отношении не менялось.
– Ха, вы только гляньте, други!
Мила и Саймон сперва не поняли, что это там Питрин углядел возле озера, а тот вдруг бросился к берегу со всех ног и ловко ухватил нечто рыжее, так и норовящее вырваться из его рук. Округу сразу наполнило громкое возмущённое кудахтанье.
Не иначе курица, что Питрин поймал, сбежала от какого-то растяпы‑кулинара, но возвращать её владельцу голодные первокурсники не намеревались. Они посчитали птицу за подарок судьбы. А там, посовещавшись по дороге на кафедру, они решили отказаться от идеи рискнуть содержанием животного ради яиц. Они просто‑напросто свернули курице шею, а после по-шустрому ощипали.
***
– Знаете, в последнее время профессор Аллиэр как-то странно на меня смотрит, – сообщила Мила друзьям, ненадолго прерываясь в помешивании пустого бульона. Помимо курицы в нём плавала только зелень и пара корешков, но аромат всё равно стоял такой, что у всех присутствующих слюнки текли.
– Это всё глазюки его страшные.
– Да чем они страшные, Питрин? Тем, что красные, что ли? Так ты в любой трактир ближе к ночи зайди и не на такие налюбуешься, – презрительно фыркнула Мила по причине, что у неё имелось своё собственное предположение, отчего профессор так на неё так пялится. Увы, обсудить эту мысль наедине с Саймоном у неё всё как-то не получалось, а уже невтерпёж было держать всё в себе.
