Яна Конозова
Воздушно – Капельно
Ночь старается не шуметь
Ночь старается не шуметь,
Наступая на мягкий снег.
У неё за плечами серп
И из звёзд золотой венец.
Ночь волнуется на снегу,
Не решаясь в него войти.
"Если я загляну ему вглубь,
Вижу выбеленность кости,
Вижу белую пустоту
В бесконечности белых глаз
И в груди замирает стук,
Словно в сердце вошла игла.
Снег туманит мой черный ум,
Я пытаюсь его постичь,
Только слышится белый шум
В глубине этой пропасти,
Будто призрак холодным ртом
Выдыхает бесцветный пар
И становится в горле ком,
Словно скатанный снежный шар."
Так и ходит по снегу ночь,
Не нарушив его границ,
Потому что под белым дном
Ночь, как в омуте, растворится.
Несколько фраз до зимы
Несколько фраз остается теперь до зимы.
Ветер терзает снег, пытаясь его озвучить.
Ему почему-то кажется, что так лучше.
И снег с ним не спорит, он просто рожден немым.
До зимы остаётся один недописанный лист.
Сколько их прилетело на землю лежать и слушать,
Как старается ветер, свою надрывая душу,
Чтобы в снежные губы холодную речь вложить.
До зимы остаётся белый проем окна
И луна, по-кошачьи забравшаяся на крышу.
На последней странице осени ветер пишет:
До зимы остается снежная тишина.
Комедиант
После о нем скажут правду, настоянную на небылицах.
Осведомлённые скажут, что он в сговоре с самим дьяволом,
Менее знающие – что он похищает лица,
Но сойдутся во мнении, что он продал душу в обмен на славу.
Будто кто-то смотрел его постановки в деревенских сараях,
Ещё кто-то видел их в Мансе, Бордо и в Риме.
Ходит слух, он пьесы Корнеля бездарно играет,
А свои сочинения – несравнимо.
Скажут, он любое слово способен убрать за спину,
А потом показать его вывернутым, в театре.
Каждый мира сего – от случайных до самых сильных
Заливается смехом и сыплет в него проклятия.
И проклятия действуют. Скажут, он был серьезно болен,
Скажут даже, что он женился на собственной дочери.
А ещё он вселяет актеров в такие роли,
Что священник просил короля его сжечь на площади.
Это чистая правда, что зрители на премьерах
В его театре дерутся, скандалят и часто падают в обморок,
Потому что в краденых лицах великого де Мольера
Поневоле любой второй узнаёт свой облик.
После скажут – дьявол выгнал его из ада,
И ещё, что ангелы от него отвернули лица.
Кто-то скажет потом, что он умер комедиантом.
А другие – что просто он им родился.
На белом бескрайнем пастбище ноября
На белом бескрайнем пастбище ноября
Вороны лоснятся внутренним атеизмом.
Мороз не заставит поверить воронье братство,
Что снег проберется в сердце их черной жизни,
Что снег навсегда укроет земную твердь,
В которой для птиц питание и спасение.
Глаза продолжают жадно на снег смотреть
Из черных зрачков, сквозь чёрное оперение.
А кому-то из них уже снятся белые сны.
Их тонкие пальцы легко проникают под перья
И чёрное сердце сжимают кошмаром ночным.
И птицы кричат и кричат, но никто им не верит.
Ты вошёл в этот город
Ты вошёл в этот город, как путник приходит в дом,
У дверей оставляя плащ и дорожный посох.
Ты срастался тканью с городом день за днём,
Разрезая кварталы спицей в его колесах.
Ты забыл своё имя, что где-то остался мир,
Где ты был человеком, отдельным от этих зданий.
Но теперь ты следишь за живущими в них зверьми
И все время находишь общее между вами.
Ты идёшь к воротам, и не найдя ворот,
Вспоминаешь то, что раньше служило тенью.
Но дорожный посох деревом в землю врос,
А твой старый плащ среди сотен других потерян.
Что-то странное вокруг начинает происходить.
Ты не видишь смысла уже ни в городе, ни в побеге,
Только утренний цокот тысячи пар копыт
Так похож на бурлящие в скалах реки,
Только ветер вдруг доносит из-за стены
Тонкий звук, выдыхаемый горлом флейты.
Ты берешь его пальцами, как золотую нить,
Пропускаешь насквозь через грудную клетку.
И тогда за тобой исчезают улицы и мосты,
И порывы ветра ты ловишь в себя, как выстрелы.
Ты стираешь свой город,
потому что без внутренней красоты,
Потому что без внутренней красоты
ничего не имеет смысла
Снег в старых гнездах выводит своих птенцов
Снег в старых гнездах выводит своих птенцов,
Кормит крупой, согревает их возле сердца.
Птицы растут, превращаются в белых сов,
И разлетаются во все стороны света.
Стороны света знают полярных птиц.
Слепят глаза траве их седые перья,
Белые сны ложатся ей на ресницы,
Белые сны окутывают деревья.
Неба не видно за птичьим большим крылом,
Чувствуешь, что ему ни конца, ни края.
Даже внутри ощущаешь – белым-бело
Кровь в теплых жилах инеем пробирает.
Звуки на улице прячутся в белый шум,
Снежный туман росой оседает в лёгких.
Белой ладонью сердце в тебе ищу,
А вместо стука слышится белый клёкот.
Белая сова
В каждой птице живёт тоска по своим птенцам.
Небесная Белая сова роняет перья
И мы принимаем их за снег.
Белая сова сидит за облаком
И мы принимаем ее за Луну.
А она видит в нас птенцов, рвет перья и бросает нам.
Никому и в голову не приходит, что это призыв к полету.
Мы всего лишь принимаем их за снег.
Снег укрывает прошлое от настоящего
Снег укрывает прошлое от настоящего.
Снег приходит, закрывает глаза земле.
Он ложится тихо, не потревожив спящие
Тени листьев и тени прошедших дней.
Снег не требует много ни тишины, ни времени,
У него и того и другого полным-полно.
Он ложится и делит на два измерения
То, что нам представляется, как одно.
Снег лежит. Под ним немые, неприкасаемые
Души трав, разбухающие к весне.
Все, что кроме, такими покрыто тайнами,
Что хранить у себя осмелится только снег.
Никогда не узнаешь, как он подменяет истины,
Как стирает память в белое полотно.
Не заметишь, даже если вглядишься пристально,
Потому что под сердцем снега двойное дно.
Ветер ищет
Ветер ищет, а я найду.
Заберу из-под самых пальцев.
Он не сможет за нами гнаться
По деревьям, кустам, по льду.
Я закрою от ветра дверь,
Пусть забудет к тебе дорогу.
Я искала тебя, живого,
И ему не отдам теперь.
Я держу тебя на руках.
– Вырастай, будешь мне опорой.
Ветер смотрит на нас сквозь шторы.
Тает время. Течет река.
Я учу тебя языку
Вечных истин, людских обычаев,
Но ты предпочитаешь птичий
И гуляешь по потолку.
Я пытаюсь тебя сберечь,
Как в ковчеге спасала Ноя.
Но в тебе проросло иное.
Ветер прячется у дверей.
Я тебе говорю – чужих
Не впускай ни за что на свете.
Но в тебе уже бродит ветер.
Он всегда забирает жизнь.
Не совпали
Приглядишься к снегу – не видишь дали.
Снег одним сплошным полотном лежит.
Мы с тобой отчаянно не совпали
На минуту или земную жизнь.
Заглянешь в глаза – ледяные реки,
Прикоснешься к коже – живая стынь.
Как в тебе не холодно человеку,
За которым все сожжены мосты?
Я ищу его, но следы теряю
На пустом заснеженном берегу.
У тебя внутри ни конца, ни края,
Стоит лишь войти в атмосферу губ.
Стоит только здесь заглядеться в небо –
И в тебе заблудишься, пропадёшь.
Навсегда останешься белым снегом
Под резным узором чужих подошв.
Мы с тобой, как две стороны медали,
Врозь не можем. Но чтобы нам быть вдвоем,
Мы с тобой мучительно не совпали.
И уже, наверно, не совпадём.
Мне не быть ни матерью, ни любовницей,
Ни женой, ни младшей твоей сестрой.
Я сегодня просто оставлю солнце
Посреди тебя полыхать костром.
До весны пройдет
Мне привиделось – в сумрачных небесах
Промелькнула туча рыжая, как лиса.
С этой тучи пролился на землю дождь.
Такой рыжий, тряпкой не ототрешь
От листвы на ветках. Можешь не верить мне,
Только медные листья слетают теперь к земле.
Суетятся в спешке, да на ветру кружат.
Не судья им бог, и черт теперь им не сват.
Мне привиделась туча белая, как сова.
Где прошла она, там умерла листва.
Где прошла, там укрылись дороги скрипучей ватой.
Знать заранее – выселиться б куда-то.
Но теперь, говорят, повсюду такой прогноз,
Будто снег на землю подействовал, как наркоз.
Забинтованы швы, на раны наложен лёд.
Доктор утром сказал, что всё до весны пройдет.
Память листьев становится все прозрачнее
Память листьев становится все прозрачнее…
Однажды все научатся отпускать опору,
Даже если из-за этого придется падать.
Но тогда падать так,
Чтобы само падение стало
Полетом.
Осень – только часть жизни листьев.
Сколько душ отрывает и несёт ветер
От каждого из нас.
Листопад происходит внутри.
Это просто выдох, заложенный в нас природой.
Чтобы можно было продолжать жить дальше,
С чистого листа.
Когда так воздух пахнет ноябрём
Когда так воздух пахнет ноябрём,
Когда рассвет наполнен миражами,
Мы ничего из дома не берём,
Мы просто в эту осень уезжаем.
От странных писем в мировой сети,
От книг, от стен, от лиц, от одиночеств…
Ноябрь так возвышенно притих,
Что на него с утра молиться хочется.
Уехать далеко, за тишину,
В прозрачный дом сухих опавших листьев,
Где солнце так похоже на Луну,
Когда сквозь небо бледно серебрится.
Где все слова, как бисер на полу,
Перед огромным смыслами мельчая,
В тумане тают и уходят вглубь
Из всех сокровищ выбирать молчание.
И там, сквозь пальцы веток, виден путь,
Который в небе проложили птицы,
Но так деревья окружают грудь,
Что нам из леса по нему не выбраться.
Когда так воздух пахнет ноябрём,
Когда в ладонях засыпает ветер,
Мы в прежний мир обратно не вернёмся,
Теперь нас осень новым небом встретит.
Она утром ходила по берегу над рекой
Она утром ходила по берегу над рекой
И ткала из тумана сизое полотно,
Из прибрежных трав готовила колдовской отвар –
У кустов рябиновых унимала жар.
И текла вода, и утро впадало в день,
И она отражалась облаком в той воде.
А когда с того берега уходил туман,
То земля и небо вновь обретали грань,
Разделялись надвое черною полосой,
За которой днём было скрыто ее лицо.
И шумел камыш, не в силах сказать о ней
И молчали спины береговых камней.
Но под вечер, в сумеречной тени,
Из заката на этот берег тянулась нить
И свивались той тонкой нитью ее черты
От прозрачных ступней до локонов золотых.
И она брала в руки пряжу и ткала сон,
Укрывала деревья в зиму своим сукном,
Покрывала все травы инеем силой чар,
А с рассветом таяла в первых его лучах.
Подожди, пока допишу стихи
Подожди немного, пока допишу стихи.
Вечер полон тайн и густых теней.
Разведи огонь из ветвей сухих,
Чтобы ночь не стала ещё темней.
Извини, не долго осталось ждать,
Просто чей-то жест заслонил Луну –
Души входят в мир из небесных врат,
А свою я ночью в стихи вдохну.
Подожди, с тобой я пойду сама,
Просто не могу всё оставить так.
Раз сегодня в силу вступил Самайн,
Больше их нельзя хранить на листах.
В этих строках, знаешь, иная жизнь.
Им взлететь, да биться в людских сердцах,
А пока побольше костер сложить,
И под маской спрятать черты лица.
Вот и всё, и мой совершен обряд,
Мы теперь похожи, как две сестры.
Как в костре танцует язык огня,
В эту ночь со мной потанцуешь ты.
Мне не жалко тело тебе отдать,
Когда ночь собой перебьет рассвет.
Я вложила душу в свою тетрадь
И уже тогда победила смерть.
Эта странная девушка танцует на подвесном мосту
Эта странная девушка танцует на подвесном мосту.
Босиком. Серые доски под пальцами выжжены солнцем.
Волосы девушки будто из-под воды растут,
Ветер качает мост и она смеётся.
Эта странная девушка танцует на подвесном мосту.
Её смех вместе с ветром ножом приникает к сердцу.
Говорят, что сжигали мост, и сжигали ту,
Что танцует на нем, но она не боится смерти.
Говорят, она смотрит в небо и видит путь.
Говорят, от ее улыбки желтеют листья.
Она просто танцует на подвесном мосту,
Но вода в реке под её ногой серебрится.
Эта странная девушка сводит людей с ума
Своим танцем и рыжими волосами.
Говорят, здесь бросали люди свои дома,
Только это уже от неё никого не спасает.
Ей грозят, что снова сожгут ее на костре,
Что распнут ее тело на старом стволе ореховом.
А она смеётся и кружится все быстрей.
И темнеет небо, в ответ загремев от смеха.
Снижается звук падающих листьев
Снижается звук
Падающих листьев
От шелеста – до шороха.
Музыкант проводит смычком
По струнам ветвей
И они отдают ему звуки
своего сердца.
Слушай симфонию сада виолончелей,
Умирая вместе с каждым листом.
Рождаясь в каждом новом звуке.
Смычком разделяя осень на живое и мертвое.
Этот город каким-то чужим мне стал
Этот город каким-то чужим мне стал,
Кладь кирпичная стен мою кожу трёт.
Я встаю на карниз и с него взлетаю,
Потому что кто-то меня зовёт.
Говорят, летать здесь теперь опасно –
Забываешь землю свою и речь.
Но когда Луна твою тень отбрасывает,
То без крыльев хочется умереть.
Я не знаю, как это получается.
Я не помню, когда это началось.
Говорят: «Иди в церковь, прими причастие»,
Но вчера я касалась руками звёзд
И они танцевали в моих ладонях
И учили древнему языку.
Говорят: «Постой, потеряешь корни» –
Но зачем нужны они наверху?
Я уже не чувствую этот город.
Там, где был он, небо теперь внутри.
Говорите: «Громче»? Но так мой голос
Переходит тоном на птичий крик.
Сохранить
Сохранить в мимолетном взгляде
Накрахмаленный ворот платья,
На ходу не успев разгладить
Набежавшие в жизни складки.
Сохранить в торопливом вздохе
Запах кожи осенних листьев,
Проходя сквозь кармин и охру
На летящих по парку лицах.
Сохранить в теплоте объятий
На случайном стволе чьё-то имя,
И как память, на белом платье
Незастывшую кровь рябиновую.
Не забыть в тишине сердечной
Шепот ветра в ветвях акаций.
Звёздам в небе назначить встречу,
Но ещё до заката сдаться,
Изменить в телефоне номер
Этой жизни, совсем пропащей…
Отписаться друзьям-знакомым
И блокировать все входящие.
Дождь приходит восполнить жажду
Дождь приходит восполнить жажду
Разоблаченных тел.
Но он падает к нам настолько медленно,
Что мы успеваем тысячи раз умереть
И родиться в иных мирах.
Помнишь, как рождались первые дождевые тучи,
Закрывая глаза неба, полные звёзд.
В этой абсолютной темноте, капли влаги спустились сверху,
Или проступили сквозь кожу
Из отраженной бесконечности.
Все стало неразличимо. Смыкались руки,
Как смыкаются провода, передавая напряжение.
Мы создавали разряд и сгорали, как молнии.
Кто мы теперь, при свете дня утратившие силу?…
Мы говорим
Мы говорим, нам не дано молчать,
Как эти листья, отдавая жизни.
О том, что ты – моя вторая часть,
Я знаю, даже если мы чужие.
Я знаю это, даже если ты
Случайно перепутаешь столетья,
Не ляжешь снегом на моем пути,
Или родишься после моей смерти.
Я знаю это с тех далёких пор,
Когда мы говорили не словами,
Когда на месте самых древних гор
Повсюду были только океаны.
Там были мы. Там были мы с тобой
Неразличимы и неразделимы.
Ты был водой. И я была водой.
А ныне, как же стали мы чужими?
Здесь такое место, где каждый – друг
Здесь такое место, где каждый – друг,
Где пропитан лес солнечным лучом.
Мы сидим под дубом, и этот дуб
Подпирает телом твое плечо.
Я не знаю, кто же из нас древней –
Эти листья павшие, или мы,
Но от их рожденья до наших дней
Не случалось здесь ни одной зимы.
Так откуда этот протяжный вздох,
Когда лист срывается с рук ветвей –
Будто сын отправился или дочь
Навсегда из дома за семь морей,
Будто смерть смотрела во все глаза,
Стоя рядом с дубом, за тем листом.
Он вздохнул, ни слова нам не сказав,
Как светло он будет грустить о нем.
Сезон дождей
Теперь и к нам пришел сезон дождей.
И режут небо лезвия клинков,
И полосуют тело сквозь одежду.
И мы уже не остановим кровь –
Она смешалась с сущностью воды,
Она течет по улицам ручьём.
Земля впитает, вырастут плоды
И каждый будет вечностью учтён.
Ну а пока грызет беседку дождь,
Изголодавшись в небе от тоски.
Ты смотришь в пропасть и все время пьёшь,
А я на время наношу штрихи.
Мы встретились, и это знает гром,
Гуляющий раскатами в груди.
Мы этот дождь уже не переждем,
Он стёр с дорог последние следы.
Нам некуда идти из этих стен,
Построенных потоками дождя.
И я прошу у неба каждый день,
Чтобы сезон дождей не прекращался.
Колодец
Человек рассказал мне, что где-то,
на краю пшеничного поля,
Есть колодец глубокий, как край вселенной,
Что его глубина любого лишает воли,
Навсегда прикрепляясь к нему неразлучной тенью.
И теперь, чем я больше об этом думаю,
Тем, мне кажется, я отчётливее его себе представляю:
По серому камню колодца ящерица бесшумно
Скользит и в трещине исчезает, по краю,
Вокруг черной бездны, давно облупилась краска.
Я закрываю глаза и вижу, как мои ладони
Превращаются в ветер и гладят пшеницу ласково,
Как они проносятся над глубиной бездонной
И меня окликают оттуда, или мне это кажется,
Потому что я чувствую, как пульсирует ее чёрное тело.
Я пытаюсь не думать об этом, но это уже не важно,
Ведь даже если этого мне не делать,
Он найдет меня сам, он узнал меня в этом ветре,
Шум колосьев остался в ритме моего пульса.
Не помогут ни заговоры, ни километры,
У меня внутри теперь, как в колодце, пусто.
Я пишу человеку: «Ваш колодец не даёт мне покоя,
Я в отчаянии». Но он больше не отвечает.
Он молчит тишиной того бесконечного поля
И мне кажется, сам колодец состоит из таких молчаний.
Я ступаю на край колодца и вижу звёзды,
И я вижу время, спресованное руками.
Я держусь за себя, но хватаю один лишь воздух,
И я падаю вниз, на лету превращаясь в камень.
Больше не кружится голова
Больше не кружится голова
В разрежённом воздухе высоты.
Ты научил меня брать слова,
Превращать их в цветы.
Ты научил меня говорить,
Не размыкая губ,
Слышать, как солнце меняет ритм,
Тая зимой в снегу.
Ты научил меня видеть сны,
Не закрывая глаз.
Чувствовать – звук в глубине струны
С сердцем вступает в связь.
Ты научил не смотреть назад
С достигнутой высоты.
Ты научил. И теперь я за
Пределом твоей черты.
Мы здесь теперь, где время пролилось
Мы здесь теперь, где время пролилось за край бокала,
Где ни водой, ни истиной не стало,
Как жаром, обжигаясь тишиной.
Но ветрено тоскуя надо мной,
Танцует лист, стремящийся к истлению,
Не понимая сердцем, как смертельно
Он ранен приближением зимы.
Так незаметно таем вместе мы.
Ничто теперь не согревает крови,
И звёзды, как внимательные совы,
Следят за всеми, кто приговорен –
Будь то рябина, тополь или клён…
Мы с ними вместе небо торжествуем.
Конец пути тернист, но неминуем,
И каждый будет с ними обручен,
Когда октябь превратится в долгий сон.
Мне все кажется, я всё время кого-то ищу
Мне все кажется, я всё время кого-то ищу,
Я как будто смотрю поверх жизни чужими глазами.
Без тебя мне тревожно, но пять моих органов чувств
О тебе ничего не знают.
Я смотрел сквозь туман, и в тумане была луна.
В ней был смысл, я касался его начала,
Но тогда её затемненная сторона
Камнем в сердце моём стучала.
Там, внутри, был обман, там был безнадёжный мрак.
Он укрылся тенью между его ударов.
Он водил меня по тоннелям в чужих мирах,
Становясь переменно проклятием или даром.
Он бросал надежду, сорил золотой пыльцой
Под ногами чувств, и я преклонял колени.
Я всегда боялся увидеть твоё лицо
И поэтому не выходил из тени.
Я держал в руках следы от твоих шагов,
Я искал тебя в голосах, в крыльях птиц взлетевших…
Но давным-давно, древнейшие из богов
Опустили тебя ко мне прямо в сердце.
Небо, расписанное облаками
Небо, расписанное облаками,
Выглядит крупным фарфоровым блюдом.
Кажется, если в него бросить камень,
Небо расколется, как посуда.
Выпадет снег, или пепел солнца,
В долгом пути превратившись в иней.
Люди заметят, как мир качнется,
Прежним не будет никто отныне.
Каждый увидит за гранью неба
Мир отражений забытых судеб.
Если ты колос, ты станешь хлебом,
Это единственный выход отсюда.
Ты поднимаешь с дороги камень,
Но не бросай его в небо лучше,
Чтобы случайно, своими руками
Мир не разрушить.