Яна Конозова
Воздушно – Капельно
Когда время уходит
Когда время уходит, не стоит его держать –
Можно смешивать краски, слушать английский джаз,
Открывать нараспашку двери в свои дома,
Из цветочных чашек тянуть охлаждённый май.
Когда время уходит, значит уже пора
Попрощаться со старым и новое выбирать,
Перепахивать поле, раскладывать по зерну.
Время – подожжённый бикфордов шнур.
Когда время сгорает, не стоит его тушить
Ни водой, ни песком, ни молитвой в ночной тиши,
Ни предсмертным криком, ни магией-ворожбой.
Говорят, что не властен над временем даже Бог.
Время не держит зла, никого не ждёт.
Время бывает сном, проливным дождем,
Мягкой травой расстилается по земле.
Время нельзя измерить отрезком лет.
Когда время уходит – нечего с ним делить,
Времени не нужно ни рук, ни лиц.
Время было у каждого, как вороватый гость.
Все давало. Ушло – не оставило ничего.
К дождю
Садись поближе, к самому дождю,
И рассмотри в нём ранние стихи.
Как средний брат в языческом роду,
Апрель рождён от четырех стихий.
Рифмует дождь слова своих молитв.
Смотри, как расстилается туман –
Так души трав выходят из земли,
Из тёмного нутра своих семян.
Смотри на небо, серое до дна,
Но дна его теперь ты не найдешь.
На дне небесном плавает луна
И посылает нам весенний дождь.
Подставь ладонь и линия дождя
Соприкоснется с линией судьбы.
Простая, как небесная вода,
Такая жизнь в тебе умеет быть.
Научись меня понимать
Научись меня понимать,
А не сможешь – тогда прости.
Ляжет в землю горячий май,
Как в меня этот новый стих,
Прорастет и поднимет лист
Над бескрайним моим жнивьём.
Если мы ещё не сбылись,
Вряд ли вместе переживём
Это поле в моей груди,
На котором алеет мак.
От беды меня огради,
Научись меня понимать.
Научись обнимать меня,
А не сможешь – не ровен час,
Желтоглазая дочь-луна
Приревнует меня к ночам.
Научись быть со мной на «ты»,
Не заглядывать в календарь.
А не сможешь – меня прости
За неправильный, грешный дар.
Из мятного утра в мятный апрельский полдень
Из мятого утра в мятный апрельский полдень
Идти поминутно, Поэзией душу полнить –
Сонетом сирени, свирельным распевом ветра
В пробелах деревьев, их ломанной геометрией,
Античным узором, начертанным диким хмелем,
В небесных озёрах такими кувшинками белыми,
Что видно дорогу к хозяину поднебесья.
И кажется, к Богу можно пройти по лестнице,
И кажутся снегом цветущие почки вишен.
И кажется, к небу сегодня мы стали выше.
Что привело меня сюда
Что привело меня сюда, что привело –
Попутный ветер в парусах, чутьё, крыло,
Дорога млечная, ущербная луна,
Душа, стихи – что привело меня?
Я здесь пытаюсь как-нибудь прожить.
Я крашу поле в цвет созревшей ржи,
Я крашу сад в зелёные тона.
В бесцветный мир – что привело меня?
Я здесь пою, слагаю тишину
По ноте, как по малому зерну,
Выращиваю слово, как росток.
Кому оно достанется потом?
Что привело меня сюда – гроза, туман?
Твоя молитва? Долгая зима?
И рожь моя, и яблоневый сад
Молчат о том, что нет пути назад,
Да и к чему об этом говорить.
Когда весна затеплется внутри,
Я нарисую на ветвях птенцов,
У каждого из них моё лицо.
Я выкормлю стихами своих птиц.
Перед полетом их перекрестив,
Раскрою крылья за моей спиной.
Мой сад и поле, полетим со мной!
Как будто я иначе не жила
Пиши меня течением реки,
Степной травой, соцветием сирени.
Пиши меня в своем стихотворении,
И как захочешь – так и нареки.
Я слишком долго верила словам,
Так долго, что привыкла жить поэзией.
Пиши меня пером, колёным лезвием,
Прядильной нитью вдоль по рукавам.
Пиши меня дождливой, ледяной,
Наполненной штормами и покоем.
Пиши, не поспевая за строкою,
По первым дням, отравленным весной.
Пиши, где не осталось ничего –
Ночной звездой, нечаянной надеждой,
Святой иконой, скрытой под одеждой,
Где пеплу преклоняется огонь.
В твоих руках невиданная власть.
Пиши меня на музыку, на счастье,
Пиши меня безумными ночами,
Как будто я иначе не жила.
Утро вечера мудренее
Утро вечера мудренее,
Ночь окутана ворожбой.
На разлитом над лесом небе
Тучи ходят поверх дубов.
Ей одной в эту ночь не спится.
Свечка, пряжа, луна, окно.
Укололась вязальной спицей –
Капля крови черней, чем ночь.
В капле крови лесная чаща,
За деревьями волчий вой.
А на сердце тоска нечаянная
Выйти из дому в темный двор.
У порога скулит дворняга,
У калитки скрипит петля.
Тянет в лес, по кривым корягам
До утра, как во сне, петлять.
Песня прячется меж деревьев,
Над озёрной водой луна.
Темной птицей ли, хищным зверем
Из воды выползает навь.
Тронет за руку, глянет в душу –
Словно в озеро заведёт.
Ей до времени жить на суше,
Только сердце полно водой.
Утро вечера мудренее,
То ли явь была, то ли сон.
А на пальчике зеленеет
Донных водорослей кольцо.
Останься послесловием ко мне
Я снова напишу тебе письмо
Из комнат марта, пахнущих цветами,
О том что кроме писем и имён
Нам ничего друг другу не оставить,
Что дождь прошел и небо расцвело
Большим цветком, похожим на подснежник…
Любое слово, как всегда, мало,
Чтобы вместить одну земную нежность,
Одну любовь, оставленную нам,
Как свежий воздух мартовского сада.
Сквозная, ранняя – что первая весна –
Я напишу, как раньше не писала.
Я напишу, как птицы мне поют,
Как ветер ветви за окном качет –
И словно напускает в жизнь мою
Весенние губительные чары.
И если я погибну в той весне
Заворожённой мартовской невестой –
Останься послесловием ко мне,
Как если бы в душе мы были вместе.
Распахнуто
В глазах у меня распахано широко
Огромное небо, распахнутое до боли.
А я так хочу прижаться к тебе щекой,
Как к этому небу всегда прижималось поле.
Как ангел рукой поднимает моё крыло,
Случайному взгляду опять показавшись ветром –
Я так же легко тебя поцелую в лоб
И ты улыбнёшься, меня узнавая в этом.
Я выдержу небо, прошедшее сквозь меня,
Я выдержу солнце в моих обожженных крыльях,
И ты станешь бережным, чтобы меня принять
И ты станешь берегом – вечной природной силой.
Мы будем случайными – я из породы птиц,
А ты из земных, обитающих в древних рунах,
Но мы узнаём друг друга не во плоти,
А северным ветром, блуждающим в наших струнах.
Мы будем повенчаны звоном колоколов,
А время придет – и ими же будем отпеты.
Но если нас спросят – было ли нам светло,
То небо – распахнуто – станет для них ответом.
Поэзия
Смотри на мир, как на том поэзии.
Белые строки цветущих вишен,
Хайку луны за обрывком тучи –
Словно недописанное стихотворение.
Бог отвлекся или просто не стал его заканчивать?
Он никогда не дописывает своих стихов.
Продолжение их ищите в сердце.
Продолжение – чувства.
Одинокое чувство луны,
Щемяще-легкое чувство тающего облака.
Ещё мгновение – и ясность. Перевернута страница.
Звёзды. Элегия неба, пронизанная вечностью.
Шорох крыльев – или ветвей.
Ночной экспромт, рождённый ветром –
Словно Поэт вспомнил отпустить строки.
Пойте, многоликие птицы тьмы – тишиной полуночи.
Да будет сказано о жизни – самой жизнью.
В изгибах сердца прятались мотыльки,
Теперь они поднимаются к Свету.
Чувство расширенного пространства.
Кто придет наполнить его Смыслом,
Пыльцой незримого?
Каждый – творец… каждый – начало стиха…
Продолжение его ищите в сердце.
В русалочьих местах
Кривые рёбра старого моста,
Скелет прогнившей лодки у причала –
Такая жизнь. В русалочьих местах
Никто ни за кого не отвечает.
Вчера он реку вброд переходил,
Бросал в ее стекло цветные камни,
Теперь его здесь нет уже. Он – ил.
Ко дну веков ушедшее придание.
Он вечером выходит из воды
И старый чёлн от берега отводит,
И говорят, что свежие следы
Его в песке темнеют на восходе.
Его шершавый голос над волной
Выводит песню, тихую, как омут.
И в этой песне – силе неземной –
Все звуки тонут.
А я недавно слышала её.
Как будто он к душе моей причалил
И так поёт, и так во мне поёт!
И словно в лодке жизнь мою качает.
Перед глазами ленты камыша
И белый пар нависшего тумана.
А может то была моя душа –
Такая непроснувшаяся, ранняя,
И эта песня колыхалась в ней,
Как лодка у старинного причала?..
А тот старик молчал. Он ил на дне.
И я лежала рядом. И молчала.
За моё цветение помолись
Твоя хрупкая девочка, раненая весной.
Под прозрачной кожей венкой дрожит висок,
Как подснежник прячется у земли.
За моё цветение помолись.
Излечи меня, излечи от моей весны –
Растолкуй её знаками, цифрами объясни.
Эту сладкую боль пробивающейся травы
Отвори и выпусти из крови.
Удержи меня, не дай перейти за край –
Сон тревожат северные ветра.
Дай мне выпить зелье, заговори,
Чтобы сердце выдержало надрыв –
Сердце рвут крапивные семена.
Ты меня, как прежнюю, вспоминай.
Обними и небо со лба сотри –
Слишком ярко солнце горит внутри.
Твоя хрупкая девочка – это весенний сад.
На губах от солнца блестит пыльца,
Под ладонью прячется первый лист.
За моё цветение помолись.
Апрельское
Ты мне пишешь, что небо теперь апрельское
И такое лёгкое, первозданное.
Ты мне пишешь – небо лежит на рельсах,
Как лоскут, истерзанный поездами,
А в округе люди глядят по-птичьи,
Словно каждый прячет под кожей перья.
Ты мне пишешь, чиркнув о небо спичкой –
И меня окуриваешь апрелем.
Я вдыхаю, впитываю построчно
Твоих писем свежий весенний воздух.
Ты мне пишешь – небо сегодня ночью
Притащилось насквозь больное звёздами
И бездомным псом улеглось под дверью,
А на утро – будто его и не было.
Ты мне пишешь, сонно хлебнув апреля –
И в тебе проглядывается небо.
Ты мне пишешь, словно бы пишешь мантры,
Словно в каждом слове иные дали.
Ты мне пишешь – и в этом живая магия.
Боль апреля, сбитого поездами.
В перекрестках весны
В перекрестках весны
Заблудившимся медленным звуком,
От небесного дна отражением птичьих молитв,
Прикасается к сердцу, как день прикасается к утру,
Белый шум. Голоса расцветающей в марте Земли.
Расцветающей матери девичьи белые речи –
Реки, полные нежности долгого снежного сна
Укрывают деревья от неба по самые плечи
Поднебесным холстом, как однажды любого из нас.
Мы проснёмся и выйдем наутро цветами из сада,
Мы проснемся травой, пробивающей тело земли.
В этот март, в это небо мы снова вернемся однажды,
Как весной возвращается сброшенный осенью лист.
Альтернативная форма творчества
Мы лежим с тобой вместе сегодня ночью,
Слившись с тьмой, расстеленной на ковре.
Это альтернативная форма творчества,
Это в наших венах кипит апрель,
Это я пишу на твоих изгибах
Свои новые тексты – стихи без слов.
Это быть разверстыми, быть другими,
Кончиками пальцев ломать стекло
И писать поэзией нашей крови
Маковые росчерки на бедре.
Это край дыхания стал неровным,
Это расцветает в груди апрель
Вырываясь всхлипами, арифмией,
Сломанными строчками на полу.
Это твои губы, шепча «аминь» мне,
Превращают в литеры поцелуй.
Мы летим с тобой вместе сегодня ночью
Слившись в тьму, расстеленную для нас,
Через боль расставленных многоточий,
У которых адская глубина.
Мы летим отчаяннее и выше,
В рифму, в строчку, в белый прощальный стих.
Если при падении нам не выжить,
Пусть Поэзия всё нам с тобой простит.
Камелии
В ней не видели то, что было её острее,
Потому что форма не всегда обнажает суть.
И когда она прятала в сердце чужие стрелы,
Говорят, улыбка плыла по ее лицу.
И улыбка касалась неба, касалась каждого,
К ней тянулись, чтобы тронуть ее рукой.
Люди верили в то, что она была им предсказана
На одном из церковных умерших языков.
А она выходила к фонтану и пела песни
И от этих песен кровь превращалась в мёд.
И она говорила – люди подобны лестницам,
И она говорила – не верьте тому, кто мёртв.
Даже день приходил по взмаху ее ладони
И ложился в саду на мягкую хвою пихт.
И она говорила, и речи её бездонные
Покрывали цветами бутоны сердец людских.
В ней не видели то, что было её острее,
А она раскрывала сердце в своём саду
И сажала стрелы – и прорастали стрелы,
И плыла у фонтана камелия – вся в цвету.
Нас разделят
Нас разделят без скальпеля, без ножа,
Без отчета, проекта и чертежа
На восток и запад, степного орла и льва,
На вчера и завтра, музыку и слова.
Нас разделят на поворот ключа,
Тайный знак, магическую печать,
Бросят в реку, словно слепых волчат.
Нас не станут гладить и приручать.
Не оставят ни запахов, ни следов,
Ни совместных фото, ни запасных ходов.
Каждый сам за себя. Не целое и не часть.
Есть вопросы – некому отвечать.
Есть ответы – некому объяснить,
Словно наяву попадаешь в сны.
Древний эпос, античная тень Афин,
В душу смотрит зеленоглазый Сфинкс.
Он смеётся, от смеха дрожит земля –
Кто-то вечно будет вас разделять.
Нас разделят без скальпеля, без ножа,
Не дадут ни вырваться, ни сбежать,
Потому что люди боятся таких химер.
Мы срослись подкожно, как жизнь и смерть.
В чернокнижии тела
Когда чёрные мотыльки слов
разлетаются с горящей рукописи,
Ты приходишь ко мне в образе падшего ангела.
Это магия строк, усиленная огнём.
Пальцами, испачканными пеплом,
Ты проводишь линии бесконечности
от плеч вниз по моей спине,
Останавливая так мое дыхание.
Теперь мы вместе переходим грань бессмертия.
Белые стихи
В чернокнижии тела.
Медленно
Нас обретает безумие вечности.
И мы всё ещё пишем друг друга. Строка в строку.
Не замечая, что горим –
Страница за страницей, слово за словом,
искореняя речь.
Здесь говорят на ином языке.
Послезвучием сердца – у самой груди,
Послевкусием гласных – у самых губ.
Пока горит рукопись наших тел,
Ты приходишь в образе падшего ангела,
Поменяв местами следующий день и ночь,
чтобы продлить нас.
Веди меня сквозь агонию не-дыхания,
Обнажая античность наших душ.
Я считаю удары сердца,
чтобы по ним идти за тобой.
Один…два…вечность.
Творец Апрель
А знаешь, всё ещё весна
Изменит новыми стихами
И нежно-розовым дыханьем
Разбавит серые тона.
И ты, и я, и этот сад,
И расцветающие вишни
Сегодня обвенчаться вышли
Под небеса.
Так пусть же нас благословят
Скворцы, поющие на ветках,
Моя апрельская невеста,
Зимы вдова!
Как вновь пришедший Назарей,
Как дух святой, представ пред очи,
По всей земле с утра до ночи
Венчает первых дочерей
Творец Апрель.
Утро. Мальчик лепит из глины день
Утро. Мальчик лепит из глины день.
Он лепит город и городских людей,
Лепит пустыню, верблюдов и караван.
Мальчик играет, фигурам велит оживать.
Ворота открылись, в город вошли пески,
Пустынные люди развязывают тюки.
Корица, имбирь, оружие, зеркала,
Янтарь, черепаховый гребень, морской коралл,
Чаши, зонты, самоцветы, слоновая кость.
Мальчик играет – глина течёт рекой.
Мальчик лепит кварталы, дворцы, дома.
Выросли люди – мальчик остался мал,
Он продолжает строить свою игру
В самое пекло, в полуденную жару.
Новые улицы, новые города,
Лодки, причалы, скорые поезда,
След самолётный стелется от хвоста.
Вечер подходит. Мальчик уже устал.
Мальчик играл машинками и людьми,
Мальчик слепил из глины огромный мир.
Дождь начинается, мама зовёт домой.
– Сын, заходи, под ливнем бы не промок.
– Мама, ведь дождь размоет мою игру.
Солнце зайдет – что люди, они умрут?
Мальчик не плачет – дождь по щеке течет.
– Утро настанет – построишь себе ещё.
Чистота…
Чистота… хочется произносить это слово шепотом. Оно олицетворяет нечто непорочное, изначальное, истинное. Что-то, похожее на личные отношения с Богом. Родниковая вода души. Словно входишь в Крещенскую прорубь. Умерли звуки. Тишина.
Чистота. Кто-то вымыл пол внутри сердца, открыл дверь проветрить, и тем самым расширил его пространство на бесконечность. А где-то вдалеке идёт снег, ложится в следы, стирает твой запах. Здесь больше нет тебя. Чистота.
Чистота. Пространство между двумя ударами сердца, линия жизни, закрученная в спираль панциря на спине улитки, эхо тишины от не-звука ее движения в пустоте. Падение капли – взрыв в маленьком мире, не нарушающий чистоты, он часть её, как и волна в океане на другом конце земли, как гул внутри планеты за миллионы световых лет отсюда, как удары твоего сердца, вдруг вспомнившего биться в пустой клетке.
Чистота – частота весеннего воздуха, на которой пробуждается кровь под корой деревьев, на которой звучат первые нежные мысли завернутого в почку листа под хрупкой коричневой кожицей – мысли о высоте неба, мысли о тепле солнечного луча, мысли о бескрайней неизвестности, ожидающей его, спящего, снаружи.
Первые цветы рождаются в этой непорочной чистоте, обнимают пчёл, обмениваются с ними вечностью.
Всё уже было. Много раз – листья, цветы, плоды, пчёлы, обнаженность ветвей.
Чистота – от первого до последнего листа Сада.
Чистота… бесконечное непостоянство природы. Это закрытые снегом глаза земли, её сон о лезвиях трав, идущих насквозь к солнцу. Предвестники рождения.
Это переменчивое настроение неба, чернеющего тучами или разглаженного огромными руками ветра до прозрачной голубизны, до звёзд, до абсолютного ничего.
Чистота… голос виолончели в сюите первой грозы. А после – тишина…
Стоишь перед этим небом, предчувствуешь его внутри. Закрой глаза. Ты – дерево, ты первый стебель, вырвавшийся из семени, ты песня утренней птицы, ещё не прозвучавшая, но уже рожденная на частоте твоего сердца.
Чистота… и ты – прозрачная прорубь в реке вечности.
Мой лучший враг
Я поднимаю белый флаг,
Долой орудия и латы.
Сдаюсь на волю вашей власти,
Мой лучший враг!
Мой лучший враг непобедим.
Его холодным обаянием
На той войне смертельно ранена –
Осколок лезвия в груди.
Легко ли мне с таким врагом?
Он не средневековый рыцарь,
Но без него не вижу смысла –
Ни в чём, ни в ком.
А что проиграна война,
Ни сожаления, ни паники.
Борьба была достойна памяти,
Потомки, вспомните меня!
Но на войне как на войне.
К ней привыкаешь словно к дому.
Враги не могут по-другому,
А значит проигравших нет,
И закончена игра. –
Лишь только пожелаю сдаться,
Он тут же отступает дальше.
Мой лучший враг.
Шепчи меня
Шепчи меня, учи, запоминай –
Перед тобой обнажена до смысла,
Как непорочно-ранняя весна –
До первых листьев.
Лети меня на млечной высоте
К протяжным гласным и глухим гортанным
В космическом пространстве наших тел –
Легко и плавно.
Переводи в язычество огня
Моих стихов истлевшие одежды
И каждым словом так живи меня,
Как никого не проживали прежде.
Дыши меня в обветренной ночи
И полной грудью выдыхая снова,
Молчи меня. В душе меня молчи,
Как таинство божественного слова.
Я смотрю на свое лицо
Я смотрю на свое лицо –
Мне пошел бы раскосый взгляд –
Чародейство и колдовство
Есть в крови моей, говорят.
Говорят, у таких, как я,
Жизнь – что огненная искра.
От того ли день ото дня
Всё горю на чужих кострах?
От того ли с моих дорог
Разбегаются, не простясь?
В сердце вырос чертополох
Вместо розового куста.
Старый камень теперь мой храм,
Черный ворон теперь мне друг.
Тот, кто сердце моё не брал,
Мне не сможет его вернуть.
От того ли мои глаза
Обнимают небесный свод,
Что хотела ему сказать,
Только слово уже мертво?
Говорят, все мои слова
Среди звёзд обрели приют.
Говорят, я была жива…
Но, наверное, снова врут.
Я уже слышу, как ты поёшь
«Да, – серьезно ответила она, – я буду петь, скоро, но не сейчас.
Но ты приготовься". – "Я уже слышу, как ты поешь, хотя ты и говоришь, что еще не начинала"…
Ф. Кафка «Исследования одной собаки».
И было бы можно нам быть вдвоём,
Но мы не нашли причин.
А я уже слышу, как ты поешь,
Хотя ты ещё молчишь.
И я уже вижу твой четкий след
(Он есть под моим ребром).
Тебя не пугают ни тьма, ни лес,
Ни люди других пород.
Ты долго испытывала инстинкт,
Но кровь превратилась в зов –
Ты сможешь одна за собой вести
Волков и дворовых псов.
Я сам говорил тебе – уходи,
Я чувствовал эту власть.
Она затаилась в моей груди,
Как огненная игла.
Она будоражила мой покой,
Сжигала мои мосты,
А глубже, за каждой моей строкой,
Бессмертно стояла ты.
И было бы лучше уйти с тобой –
И нечего выбирать.
Но больше, чем преданность и любовь –
Лишь собственная игра.