Владимир Алексеевич Колганов
Антология плагиата: от искусства до политики
Глава 18. Эти гадкие спичрайтеры
В далёком 1909 году Василий Розанов написал критическую статью «Мережковский против "Вех"», в которой проанализировал выступление Дмитрия Мережковского на некоем религиозно-философском собрании. В статье были такие слова:
«В душе человека большой образованности, большой начитанности, наконец, многих переменившихся собственных переживаний всегда существует как бы склад идей, образов, точек зрения, сравнений, из которых в данную минуту он может выбрать любое, ему понадобившееся или ему в данный вечер или утро нравящееся, и, немного погрев на сальной свечке, показать его перед людьми как пыл сердца, сегодняшний пыл».
Эти качества необходимы не только философу или писателю, выступающему перед публикой – гораздо большую ценность они представляют для политика, который хочет управлять людьми.
Но вот читаем дальше:
«Читатели или слушающая публика всегда будут обмануты, не различая горячего от подогретого. <…> Из начитанных сравнений он выдергивает одно, особенно яркое, патетичное, и по узору этого сравнения лепит собственные слова, выходящие из вялой полуумершей души. И вялая, полуумершая душа кажется горящею необыкновенно ярким и благородным пламенем. Кто же в душном зале разберёт, что это горит чужое сравнение, что около него стоит бледный и бессильный человек, который совершает собственно художественный плагиат, софистический плагиат.
А плагиат состоял в том, что Мережковский для критики авторов «Вех», популярного сборника философских статей, использовал образы и сравнения, созданные Достоевским – всё это позаимствовано Мережковским из романа «Бесы». Причём использовано, как считал Розанов, не по делу. Конечно, этот случай достоин сожаления – весьма образованный и начитанный человек не смог придумать ничего оригинального и вынужден был прибегнуть к вульгарному заимствованию. Чего же тогда ожидать от политиков, у которых интеллектуальный багаж ничуть не лучше, а день расписан по минутам – чтение докладных записок, встречи с парламентариями, помощниками и советниками, не говоря уже о многочисленных совещаниях в узком и в расширенном составе?
В этих обстоятельствах вполне естественно, что политики вынуждены заимствовать слова из лексикона профессиональных литераторов. К примеру, Сталину иногда приписывают изобретение слова «мастер», которое он употреблял по отношению к писателям. Однако это слово впервые весомо и уважительно прозвучало в статье Максима Горького «С кем вы, мастера культуры? Ответ американским корреспондентам» – статья была напечатана в газетах «Правда» и «Известия ЦИК СССР и ВЦИК». Понравилось Сталину и образное выражение «инженеры человеческих душ», придуманное Юрием Олешей. Иной раз, говоря о литераторах, вождь использовал эту метафору, при этом вполне корректно ссылаясь на подлинного автора.
В нынешние времена на смену литераторам пришли спичрайтеры – им по должности положено придумывать содержательные образы, выискивать в трудах древних философов подходящие цитаты и извлекать из хранилищ интернета шутки-прибаутки, подходящие для того или иного случая. Именно так теперь создаётся текст речи, который политик озвучивает с высокой трибуны, выступая перед публикой. Проблема в том, что спичрайтер может отнестись к своей работе, что называется «спустя рукава», ну а расплачиваться предстоит политику.
Первого мая 2017 года кандидат в президенты Марин Ле Пен выступала в парижском пригороде Вильпент перед своими сторонниками. Публика была в восторге, однако противники Ле Пен тоже не дремали – канал RidiculeTV, оказавший поддержку другому кандидату, в тот же день предъявил доказательства того, что в речи Ле Пен есть фразы, заимствованные из речи Фийона, произнесённой двумя неделями ранее. И там, и там упоминаются «три морских побережья», Ла-Манш, Северное море, «англосаксонский мир», Альпы, «наша сестра Италия». Над таким плагиатам можно было бы посмеяться, но становится вовсе не смешно, когда убеждаешься, что заимствована фраза, описывающая образ Франции в представлении кандидата в президенты: «это определенная идея мира и отношения к миру, это способ людей наблюдать и узнавать, это, наконец, особый голос, обращенный ко всем народам мира». Видно, что спичрайтеры Фийона на славу потрудились, сравнив страну и с голосом, и со способом, и даже с какой-то идеей. Жаль, что помощники Ле Пен не отнеслись критически к этой фразе, передрав её один к одному – видимо, среди них не оказалось ни поэтов, ни писателей, способных создавать оригинальные метафоры.
Разумнее поступили спичрайтеры Обамы во время его первой президентской компании – они не стали заимствовать фразы из речей других кандидатов, а взяли за основу речь Девала Патрика, чернокожего губернатора штата Массачусетс – эта речь прозвучала перед публикой на два года раньше. Но оказалось, что Обама дружен с Патриком, а коли так, невозможно обвинить Обаму в краже. Девал договорился до того, что чуть ли не навязывал другу Бараку отрывки из своей речи.
Гораздо больше претензий можно предъявить к текстам, которые писал или озвучивал борец за гражданские права американских негров Мартин Лютер Кинг, К примеру, около двух третей его докторской диссертации по теологии имеют признаки плагиата, речь на вручении ему Нобелевской премии основана на проповеди отца Гамильтона из Флориды, а в знаменитой речи 1963 года «У меня есть мечта» использован текст речи Арчибальда Кэри из Чикаго, произнесённый несколькими годами ранее на съезде Республиканской партии. К чести Кинга, надо признать, что он довольно часто отходил от написанного текста, что особенно нравилось его поклонникам.
Впервые об этом написал Теодор Паппас в статье для журнала Chronicles. В ней рассказывается и о том, как средства массовой информации, в том числе издатели книг, замалчивали историю о плагиате Кинга, а самого Паппаса трижды угрожали убить. Он получил удар в челюсть и «сорок отказов от сорока издателей за сорок месяцев». Когда он, наконец, нашел издателя, тираж книг «The Martin Luther King, Jr. Plagiarism Story» (Мартиан Лютер Кинг младший, рассказ о плагиате) был распродан в первые же дни. Более полный вариант этого исследования был опубликован в 1998 году под названием «Plagiarism and the Culture War» (Плагиат и культурная война).
Позже стало известно, что журналисты газет Washington Post, New York Times и журнала New Republic знали о плагиате Кинга, но отказались обнародовать факты. Их аргументы сводились к тому, что любая критика Кинга «дурно пахнет», к тому же он уже не в состоянии защитить себя от обвинений. Однако никому не пришла в голову мысль, что можно во всех этих прегрешениях обвинить помощников Кинга и его спичрайтеров, а самого Кинга тем самым спасти от публичного позора.
Но всех «политплагиаторов» перещеголял Джо Байден – в 1988 году, баллотируясь на пост президента США, он использовал в своих выступлениях отрывки из речей Роберта Кеннеди, Хьюберта Хамфри и даже лидера британской Лейбористской партии Нила Киннока. Дошло до того, что Байден в агитационном запале присвоил себе биографию Киннока.
Вот отрывок из речи Нила Киннока, произнесённой за четыре месяца до упомянутого выступления Байдена:
«Почему я первый Киннок в тысячах поколений, который сумел поступить в университет? Почему Гленис [его жена] стала первой женщиной в своей семье за много тысяч поколений, которая сумела поступить в университет? Это потому, что все наши предшественники были тупыми?»
А вот отрывок из речи Байдена:
«Когда я приехал сюда, я задумался, почему Джо Байден первый в своей семье, кто смог поступить в университет? Почему моя жена, которая сидит там в аудитории, первая в своей семье, которая училась в колледже? Это потому, что наши отцы и матери не были смышлёными? Не потому ли я первый из Байденов в тысячах поколений получил высшее образование, что умнее всех остальных?»
В списке политиков, уличённых в плагиате, значатся также бывший премьер-министр Канады Стивен Харпер и бывший кандидат в президенты от Республиканской партии Бен Карсон. В 2016 году список пополнился Меланьей Трамп, которая обратилась к участникам съезда Республиканской партии с речью, имевшей явное сходство с речью Мишель Обамы в 2008 году. Но вряд ли стоит предъявлять претензии к этим женщинам, которые имели или имеют кое-какое отношение к политике лишь благодаря семейным связям.
Бывает так, что плагиатом занимаются и российские спичрайтеры, если им поручают подготовить материалы для статьи. Поскольку оригинальных мыслей у спичрайтера с гулькин нос, а для изобретения метафор требуется особый дар, поневоле приходится заимствовать. В январе 2012 года в «Независимой газете» была опубликована статья, посвящённая национальному вопросу – провалу европейского мультикультурализма и особому пути России. Это было одна из целой серии публикаций Владимира Путина накануне президентских выборов. Однако дотошные журналисты тут же нашли повод для обвинений в плагиате.
Дело в том, что за месяц до выхода в свет статьи Путина была опубликована статья Дмитрия Бадовского в газете «Ведомости», где были такие слова:
«Плавильный котёл ассимиляции барахлит и чадит, когда миграционный поток слишком велик. Мигранты с низким социальным, профессиональным и образовательным капиталом ассимилируются хуже. Полностью интегрируется только второе-третье поколение мигрантов. <…> Мультикультурализм, отрицающий интеграцию через ассимиляцию, перебарщивает с признанием "права на отличие" и недостаточно уравновешивает эти права меньшинств их гражданскими, поведенческими и культурными обязательствами.
В статье же Путина, материалы к которой готовили спичрайтеры, находим аналогичный текст:
«"Плавильный котел" ассимиляции барахлит и чадит – и не способен "переварить" все возрастающий масштабный миграционный поток. Отражением этого в политике стал "мультикультурализм", отрицающий интеграцию через ассимиляцию. Он возводит в абсолют "право меньшинства на отличие" и при этом недостаточно уравновешивает это право – гражданскими, поведенческими и культурными обязанностями по отношению к коренному населению и обществу в целом».
Понятно, что по большому счёту сравнивать два этих текста нельзя – Бадовский пишет о засилье мигрантов в Москве, а Путин исследует гораздо более важную проблему. Ну а «чадящий котёл ассимиляции» – это всего лишь образ, который может кочевать из статьи в статью без ущерба для его «изобретателя». В конце концов, Бадовский это не Олеша, чтобы на него ссылаться. И всё же спичрайтерам надо быть поосторожнее, а то ведь можно остаться без работы.
Глава 19. Чёрный плагиатор
В июне 2015 года случилось странное событие – Рэйчел Долежал, лидер NAACP (Национальная ассоциация содействия прогрессу цветного населения), неожиданно ушла в отставку. Выяснилось, что чернокожая активистка только гримировалась под чернокожую, хотя ещё совсем недавно была светлокожей блондинкой. Но всё по порядку.
Рейчел Долежал родилась 12 ноября 1977 года в графстве Линкольн, северном регионе штата Монтана. Её родители Рутанн и Ларри Долезал имеют чешские, немецкие и шведские корни. Когда Рейчел была подростком, родители приняли в семью четырёх чернокожих детей, и Рейчел почувствовала себя «ближе к чему-то, что странно знакомо». В то же время это стало причиной возникновения неприязни к родителям – Рейчел утверждает, что усыновление было исключительно выгодным делом благодаря налоговым льготам. В своей книге «In Full Color: Finding My Place in a Black and White World» (В полном цвете: поиск моего места в черно-белом мире) она жалуется на то, что родители били её за малейший проступок и даже заставили как-то съесть её собственную рвоту.
Позже она училась в Университете Бельхавена в Джексоне, штат Миссисипи, получила степень бакалавра, а затем продолжила учиться в университете Говарда в Вашингтоне, чтобы получить степень магистра изобразительных искусств. В 2005 году Долежал создала скульптуру для фонтана, установленную в местечке Спокан. Позднее скульптура была продана с аукциона, чтобы пополнить казну Института образования в области прав человека. В 2007 году, работая учителем искусств в школе Индиго в Кер-д'Алене, Долежал сделала пять работ для выставки «Права ребенка», организованной Институтом образования в области прав человека. В октябре 2007 года по её инициативе была открыта выставка на тему бытового насилия. По словам Долежал, она использовала искусство для воспитания в детях уважения к гражданским правам.
Идея стать чернокожей возникла после того, как Рейчел закончила колледж, в котором преобладали учащиеся и преподаватели негритянского происхождения. Она пришла к выводу, что руководители университета отказались взять её на работу по расовому признаку. Рейчел также утверждала, что сотрудник университета удалил некоторые из её работ с выставки студентов, чтобы «поддержать афроамериканских студентов». Долежал подала судебный иск, где сообщила, что университет «пронизан дискриминационным запугиванием, насмешками и оскорблениями» и требовала компенсации за ущерб, нанесённый её здоровью. Дело закончилось тем, что Рейчел пришлось возместить университету судебные расходы.
А несколько лет спустя Долежал превратилась из светловолосой, голубоглазой женщины в кудрявого, светло-коричневого активиста борьбы за гражданские права. Причиной этой трансформации была не только обида – судя по всему, Рейчел решила превратиться в чернокожую, чтобы сделать себе карьеру в качестве менеджера NAACP. Для белой женщины это было нереально. Вот что Долежал писала в своей книге:
«Я сознательно поддерживала смуглый цвет своей кожи <…> с помощью солнечных ванн и спреев».
Как ни странно, эта идея сработала – Рейчел сделала себе имя как активный участник борьбы за гражданские права и специалист по афроамериканским исследованиям. Она была избрана президентом Национальной ассоциации по продвижению цветных людей в Спокане.
Однако в июне 2015 года родители Рэйчел объявили, что на самом деле она не чёрная. Видимо, решили отомстить дочери – Рейчел сообщила в полицию и местные СМИ о том, что стала жертвой девяти преступлений на почве ненависти в семье своих родителей.
Тут-то всё и началось. Рейчел потеряла работу в Университете Восточного Вашингтона. Она также лишилась должности внештатного сотрудника в местной газете The Inlander. С тех пор ей предлагали работу только в реалити-шоу или в порно-индустрии. А в интернете она и сейчас является объектом оскорблений и угроз: «Меня преподносят как мошенницу и лгунью».
Рейчел опасалась, что может стать бездомной, однако друзья купили некоторые из её картин, чтобы она смогла платить за аренду квартиры в течение нескольких месяцев.
Итак, Рэйчел Долежал стала национальной сенсацией в США, заявив, что она транс-негритянка. Она считает, что раса «не закодирована в вашей ДНК» и должна рассматриваться как пол или религия. Но можно ли это допустить? Ведь если американцы обретут право самим выбирать себе расу, рухнет система расовых квот при приёме на государственную службу, при получении госконтрактов, при поступлении в университет. Парадокс в том, что в этом случае исчезнет «неравенство, необходимое в борьбе за равенство».
Пока не ясно, как американские власти будут действовать, если появятся новые желающие изменить свою расу. Очевидно лишь то, что возник новый вид плагиата – расовый.
Глава 20. Кое-что о психологии
После знакомства с удивительным случаем «расового плагиата» самое время обсудить проблемы психологии. Попытку исследовать причины распространения плагиата в различных сферах деятельности человека предпринял Томас Мэллон (Thomas Mallon) в книге «Stolen Words: Forays into the Origins and Ravages of Plagiarism» (Украденные слова: Происхождение и опустошительные набеги плагиаторства), вышедшей в свет в 1989 году. Из 238 страниц текста книги около двадцати страниц занимают ссылки – их более тысячи! Скорее всего, автором руководило желание защитить себя от обвинений в клевете – это прегрешение карается гораздо строже, чем плагиат.
Какие же выводы сделал Мэллон, проанализировав сотни случаев плагиата в книгах, прежде всего на примере тех, что изданы в США? Он утверждает, что писатель крадёт «чужие слова», следуя некой навязчивой идее, которая неминуемо приведёт его к литературному самоубийству. Довольно странное умозаключение – ведь для того, чтобы себя убить, надо жить. Однако писатель-плагиатор не живёт, поскольку в интеллектуальном смысле он всего лишь фантом – такого писателя нет и не было, как нет и научного работника, который крадёт чужие научные идеи. Но Мэллон настаивает на своём – якобы истинный плагиатор действует импульсивно, из безудержного желания, подчиняясь неодолимому порыву. Иными словами, он просто психопат. Всё было бы просто, если бы Мэллон был прав, однако материалы, приведённые в предыдущих главах, доказывают, что типичный плагиатор – это расчётливый человек, выбравший наиболее короткий путь к славе. Понятно, что везёт не всем, однако можно утверждать, что большинство благополучно достигает желанной цели.
Видимо, забота о тех, кому не повезло, подвигла американского писателя Дэвида Шилдса на создание литературного манифеста в защиту бездарей, которые не в состоянии придумать ничего оригинального. В книге «Reality Hunger: A Manifesto» (Жажда реальности: манифест), опубликованной в 2010 году, Шилдс утверждает, что заимствование лежит в основе нашей культуры, что присвоение чужого труда вдохновляло литераторов, музыкантов и художников на создание новых произведений ради удовлетворения потребностей людей. По мнению Шилдса, присвоение – это необходимый элемент творчества, поэтому и возникает у него такая мысль: а почему бы не разрешить заимствовать открыто? Если уж говорить о психических отклонениях в форме навязчивых идей, то Дэвид Шилдс гораздо больше походит на роль литературного маньяка, чем те несчастные, что крадут сюжеты и идеи.
На самом деле, проблема в том, есть ли в произведении что-то более ценное, чем то, что автор у кого-то украл. Если позаимствована одна из сюжетных линий или характер одного из героев, а в результате создано оригинальное произведение, такую «кражу» следует простить, хотя бы ради того, чтобы не лишать удовольствия читателей, слушателей или кинозрителей. Примерно то же можно сказать о диссертациях – если в работе есть научная новизна, то можно не обращать внимания на заимствование общих фраз и малозначимых отрывков текста. Если же в работе нет никакой новизны, тогда с такими плагиаторами нужно расправляться беспощадно, поскольку они способны дискредитировать звание учёного, да и самою науку.
Кого можно пожалеть, так это тех, кто выполняет для своих нанимателей грязную работу – «литературные негры» заимствуют отрывки из чужих произведений, добавляют что-то своё и передают заказчику в виде готовых романов, будущих «бестселлеров». Была бы у них возможность издать приличным тиражом свои произведения, не получило бы литературное рабство такого широкого распространения.
Есть ещё один вид плагиата, связанный с психологией автора. Нередко писатель «списывает» персонажей романа с членов своей семьи или знакомых. Так было в московских повестях Юрия Трифонова и в «Белой гвардии» Михаила Булгакова. К примеру, Леонид Карум, муж сестры писателя, был обижен на Булгакова за то, что представлен в образе отвратительного Тальберга, и в мемуарах пытался доказать, что он гораздо лучше и не лишен понятия о чести. Ричард Коэн в книге «A brief history of plagiarizing, From Leo Tolstoy to Salman Rushdie» (Краткая история плагиата личности – от Льва Толстого до Салмана Рушди), опубликованной в 2016 году, приводит рассказ британского писателя Майкла Холройда о том, к чему привёл подобный «плагиат»:
«Предстояло длительное ожидание [рукопись была направлена в издательство], и я дал своему отцу рукописный вариант – он был шокирован. Для него это был не роман вовсе, а злобная карикатура на нашу семью. "Ты из кожи вон лезешь, чтобы у твоих героев не было ни одного достоинства, – написал он. – Схема совершенно очевидна. Взять главную слабость каждого персонажа – скелет в шкафу – и раздуть её без всякого внимания к пропорциям, чтобы она казалась целым, а не его частью. Пожалуйста, пойми, что все в нашей семье недовольны тем, как искаженно ты их изобразил"».
В предисловии к роману, переизданному в 2014 году, Холройд рассказал о своих переживаниях:
«Этот кошмарный отзыв ошеломил меня. Я позаимствовал отдельные черты, жесты, речевые обороты и прочие особенности членов моей семьи, но все их приписал совсем не похожим на реальных людей персонажам».
Узнав об этом, издатели усомнились в возможности публикации романа – в Великобритании строго наказывают за клевету. Да и сам писатель испугался – забрал рукопись и вернул аванс. В итоге роман решили издать лишь за океаном.
Аналогичная история произошла с Салманом Рушди после того, как была издана его книга «Midnight’s Children» (Дети полуночи), где образ главы семейства Рушди «списал» со своего отца. Но вот беда – в книге он представлен, как весьма неприятный тип, к тому же алкоголик. Отец, конечно, обиделся на сына, но дело было уже сделано.
В принципе, нет ничего странного, что писатель нередко берёт за основу реальные события, но препарирует факты и характеры участников событий в соответствии с поставленной целью. Так было и с Анной Пироговой, которая стала прототипом Анны Карениной в романе Льва Толстого. То же случилось и с Дельфиной Деламер, ставшей прототипом Эммы Бовари из романа Гюстава Флобера. Довольно опрометчиво поступил Томас Манн, который в качестве прототипа Пеперкорна в «Волшебной горе» позаимствовал некоторые черты немецкого драматурга Герхарта Гауптмана. Не мудрено, что Гауптман был крайне возмущён и потребовал сатисфакции. Дело удалось замять после того, как Манн счёл возможным извиниться:
«Я согрешил против вас. Меня одолевала нужда, искушение, и я поддался. Это была нужда художника».
Напротив, Джон Апдайк не видел в «семейном плагиате» ничего зазорного, полагая, что это наилучший способ избавиться от неприятных воспоминаний, выложив их на бумагу. В одном из интервью он заявил:
«Мой долг как писателя состоит в том, чтобы наилучшим образом зафиксировать жизнь, как я её понимаю, и этот долг стоит превыше всех прочих соображений».
Так почему же писатели рискуют своей репутацией или добрыми отношениями с семьёй, используя в своих романах разнообразные способы заимствования сюжетов, фрагментов текста и характеров? На этот вопрос попытался ответить Лев Толстой в статье «Что такое искусство?», изданной в 1897 году:
«Люди богатых классов требуют от искусства передачи чувств, приятных им, и художники стараются удовлетворять этим требованиям. Но удовлетворять этим требованиям очень трудно, так как люди богатых классов, проводя свою жизнь в праздности и роскоши, требуют неперестающих развлечений искусством; производить же искусство, хотя бы и самого низшего разбора, нельзя по произволу, – надо, чтобы оно само родилось в художнике. И потому художники, для того чтоб удовлетворить требованиям людей высших классов, должны были выработать такие приемы, посредством которых они могли бы производить предметы, подобные искусству».
Что же это за приёмы?
«1) Заимствование, 2) подражательность, 3) поразительность и 4) занимательность. Первый прием состоит в том, чтобы заимствовать из прежних произведений искусства или целые сюжеты, или только отдельные черты прежних, всем известных поэтических произведений, и так переделывать их, чтобы они с некоторыми добавлениями представляли нечто новое. Такие произведения, вызывая в людях известного круга воспоминания о художественных чувствах, испытанных прежде, производят впечатление, подобное искусству, и сходят между людьми, ищущими наслаждения от искусства, за таковое, если при этом соблюдены ещё и другие нужные условия».
Иными словами, ради читателя можно пойти на всё – даже на кражу. Только бы читатель был доволен, только бы покупал книги и приносил доход не только издателю, но и страждущему автору! Примерно то же лежит в основе плагиата в живописи, в музыке, в кинематографе, в науке и в промышленности.
