Виталий Храмов
Сегодня – позавчера
Немножко альтернативной истории
А история будущего была занимательна.
Во-первых, Я-2 долго вспоминал фамилию Жуков. Он даже певца вспомнил (говно всегда всплывает, при любых условиях, а ни Высоцкого, ни Цоя он не знал). Но чувак в детстве всё-таки увлекался историей, как и я. Как и я – поверхностно. Он всё-таки вспомнил генерала армии Жукова. Он оборонял Ленинград, был отозван самолётом в Москву, но не прилетел. Больше о нём никто и ничего не слышал. Даже немцы.
Обороной Москвы руководили Тимошенко, Конев, сам Сталин, но ни у кого из них не было столько опыта, выдержки и жёсткости. Немец вошёл в Москву. Три месяца продолжались жесточайшие уличные бои. Тимошенко застрелился, Конев погиб, Рокоссовский ранен, Катуков – ранен, Ерёменко – ранен, Берия погиб.
– Стоп! Берия погиб? Так, перекур.
– Я тоже хочу.
– Перетопчешься. Твоя хотелка чуть ангельское дитя не угробила. Если бы не Кадет, я тебя лично на ремни бы распустил.
– Тогда я рассказывать не буду.
– Я тебя буду пытать. И с огромным удовольствием.
Я спрыгнул и пошёл рядом. Голова лопалась. Один Жуков пропал – а такой разгром. А в моё время на него столько помоев вылили. Хотя он тоже был не пряник. Бухал, как сапожник, был невыносимого, звериного характера, жесток, вороват, подхалим, амбициозен и самолюбив, чисто – зверь, а глянь-ка! Без него – ещё хуже. Теперь понятно, почему Сталин терпел все его выкрутасы.
Дальше Я-2 поведал вот что. Наши накопили силёнок, ударили южнее и севернее Москвы, отбросили немца от столицы на 200–300 км.
– Не окружили?
– Чем? Пехотой? По голому полю пехоту и конницу гнали на пулемёты, звери. В лоб штурмовали.
– Слышь, давай без эмоций! Вот следующий хутор будет занят врагом – пошлю тебя проявлять тактический гений. Дальше. Факты и обстоятельства. Оценки я сам выставлю.
Подвижных соединений было ничтожно мало, а значит – наши постоянно проигрывали в темпе, упуская инициативу. И чем дальше он рассказывал, тем заметнее это было. По словам Я-2, техническое отставание наших предков было подавляющим до разгрома в 46-м. А по моей памяти – наши части в технике догнали немца уже при отступлении к Волге, а в Сталинграде превзошли и тактически и стратегически. В чём же дело? Где массы ЗИС-3, ИЛ-2, Т-34, «Яков», «Катюш»? Почему не случилось? По его рассказу, армия наша технически застряла в весне 42-го. Берия погиб? Из-за двух товарищей – Жукова и Берии?
Я ухмыльнулся. Стало понятно, почему либерастная общественность столько помоев на них выплеснула.
Но я отвлёкся. А Я-2 вещал об очень интересных вещах. В 45-м произошёл переворот. Сталин сильно «заболел» и оставил пост.
– А вот это место пока пропустим. – Я-2 отшатнулся, видимо, больно зловеще я ухмыльнулся. – Ты этот момент поподробнее вспомни, письменно изложишь. Особенно фамилии, обстоятельства всех активных членов этой ОПэГэ.
– Что за ОПэГэ?
– Не важно. Так, перекур!
Не стало Берии, курирующего и душу вытрясшего из технической элиты страны, не стало техники. Ни качественно, ни количественно. Не стало разведки и контрразведки. Истинный «Серый кардинал» ушёл. Мне жаль будущее мира Я-2. Некому было пресечь поползновения хунтистов.
Да и с гибелью Берии было не всё ясно. Как в тылу, хоть и в Москве осаждённой, но не на передовой же, мог погибнуть высший руководитель от пулевого ранения? Я-2 вовремя вспомнил слух об этом расследовании, проведённом по приказу Сталина. После «отставки» Сталина документы были засекречены. Но несколько лет они не были секретом, многие знали. Конечно, фамилии исполнителей и заказчиков всегда были секретом, но вот причина смерти стала тайной в 45-м.
– Так, давай дальше. Ладно, на покури. Своих же. Они у тебя гадость порядочная, хоть и «американ бленд».
– У нас в Моршанске бленд этот делают.
– Дальше давай!
Война велась плохо. В результате опалились ядерным огнём Берлин, Кёнигсберг и ещё три крупнейших немецких города. Немцы сдались англосаксам, но были тут же обратно мобилизованы, вместе с союзниками повернулись и набросились на Союз. Москва, Киев, Харьков, Ленинград и Челябинск были подвергнуты ядерной бомбардировке. Союз капитулировал. А под раздачу «ядрён батонов» попали, видимо для профилактики, Прага, Вена, Варшава, Токио, Нагасака, Сеул и почему-то Стокгольм, хотя кому мешали шведы? Всё это тоскливо. Оккупационные (миротворческие) силы в городах с населением более 30 тысяч человек. Запрет иметь стратегическую авиацию, танковые соединения и проводить ядерные исследования. Кстати, те же санкции коснулись и остальных участников войны – Германию, Японию, Чехословакию, Францию. Амеры стали хозяевами мира. Китай не объединился, зато рассыпались: Германия, Чехословакия, Югославия, Австрия, Корея, и самое обидное – СССР. Наша страна разломилась по тем же границам, что и в 91-м. Но, кроме этого, появились такие «самостийные» единицы, каких в моей памяти не было: Татарстан, Великая Сибирская Федерация, Дальневосточная Народная Республика. Ну и конечно, лоскутное одеяло Кавказа, уже полвека полыхающее огнём и ставшее антропогенной пустыней. А Россия ужалась до размеров великокняжеской Московии средних веков. С населением едва в сорок миллионов. Бред! Ужас!
Сбылась мечта американских ястребов и «теневых правительств». Единство мира стало реальностью. Глобализация победила! Интересно, что это дало человечеству?
Ему грозил голод и перенаселение. При трех миллиардах человек населения. А у нас семь.
Мир Я-2 не знал Космоса. Совсем. Соответственно ни МКС, ни спутниковой связи, ни навигации, ни орбитальных телескопов, ни снимков далёких звёзд. Это ни к чему. Надо деньги зарабатывать, а не звёзды разглядывать. Рационально. В том мире не было противостояния двух гегемонов, гонки за «носители». Не было необходимости вкладывать безумные деньги в вакуум. Космические программы – нерентабельны. И никогда прибыльными не были и не будут. Да, строительство спутника, его вывод на орбиту и обслуживание – окупятся. А строительство космической инфраструктуры? Космодромы, тысячи заводов и НИИ, не способные произвести ничего на продажу, кроме секретных и бесполезных по отдельности артефактов? А тысячи и тысячи инженеров, конструкторов и топ-менеджеров, которых надо усыпать золотом, чтобы привлечь лучших из лучших. Это никогда не окупится. Даже побочные открытия не окупят. Кстати, в мире Я-2 нет персональных компьютеров, Интернета, мобильников, композитных материалов и титановой промышленности. Нет реактивной авиации и лазеров. Нет флешек. Это всё были военные разработки, кое-как приспособленные для мирного использования. Первичные вложения в НИОКР никогда не окупаются. Нет противостояния полушарий – нет нужды в баллистических ракетах – не нужны мощные вычислители. Нет нужды в самонаводящихся ракетах – не нужны мобильные компактные вычислители, радары и лазеры. Нет угрозы глобального удара – нет децентрализации управления – нет цифровой связи и глобальных сетей, нет Интернета. Нет промышленной конкуренции от разрушенных и не восстановленных ввиду потенциальной конкурентоспособности экономик Германии, России, Японии – нет НТР, нет развития средств производства. Лишь сатанинский «менеджмент». Нет экологии и «зелёных». Но и антиглобалистов нет. Для этого нужно массовое доступное и качественное высшее образование. В мире Я-2 люди с университетскими дипломами – штучный товар. Во всей Европе один университет и тот в Англии. В Азии – ни одного. Институтов нет вообще нигде в мире. Необходимым и достаточным считается начальная четырёхлетняя школа – простейший счёт, умение читать и писать по-английски. Родной язык – только устно. Ага, а я и не обратил внимания, что вся его документация на английском. Сам английский знал в необходимых масштабах.
– А ты по-русски-то умеешь писать?
– Я закончил полную высшую школу. Все одиннадцать лет учился.
Он был горд собой. Тут не гордиться, а плакать надо!
– Вот и пиши. По-русски пиши. Листы там я видел, ручки тоже. Всё, что мне рассказал – пиши.
Я спрыгнул и закурил с горя. Шёл я рядом с повозкой – ходьба пешком мне всегда помогала успокоиться и «дефрагментировать» мысли, навести в голове порядок. Я поравнялся с осунувшимся Антипом.
– Вить, – тихо позвал он меня, – неужели это правда?
– Может быть, Оскальдыч, может быть.
– Но это же ужасно!
– Согласен, брат, ужасно.
Тут я понял, что если на меня, видевшего иную реальность, рассказ Я-2 произвёл такое впечатление, то у местных – вообще разрыв мозга. Так они и руки опустят.
– Понимаешь, брат, будущее оно же не постоянно. Оно вариативно.
– Не понял я тебя, Витя, – честно признался Антип.
– Каждую секунду каждое наше действие, каждый поступок или отсутствие поступка влияет на будущее. Например, этот насильник сказал, что генерал Жуков погиб.
– А кто такой Жуков? Это тот, что японцев побил?
– Тот самый. Жуков этот никогда не терял самообладания. Он чересчур самолюбив, жесток и своеволен для этого. Вот представь – нет Жукова, немец ударил, прорвал оборону, нарушил связь и управление, как обычно. Наше командование растерялось. На сутки, не более, но растерялось. А потом стало спасать войска, отводя дивизии для выравнивания фронта. Вот за Москвой и выровняли. А немец в московских узких кривых улочках застрял. А теперь представь, не исчез Жуков. Немец прорвался. Но он не растерялся – для него это не впервой за эту войну, да и за прошлую, хотя всё засекретили.
– А ты откуда знаешь, если засекретили?
– Я знаю людей. И в драке не раз бит. Если неожиданно ударить в слабом месте большими силами – прорыва не избежать. И это есть и будет всегда. Не отвлекай. Так вот, Жуков не растерялся и приказал окружённым войскам не прорываться к своим, а встать намертво и лечь, где были. Маневрировать, но не бросать тяжёлое вооружение. Он пожертвовал сотнями тысяч бойцов и командиров, целыми армиями. Это жестоко. Бесчеловечно. Но! Прорыв обороны ничего врагу не дал. Пехота их по грязи не успевала подтягиваться за танками, а танки не могли оторваться от наших частей, вцепившихся в них, повисших на них, как собаки виснут на медведе, пока не задавят. А танки без пехотного и воздушного прикрытия – мишень. Ты видел это там, у моста и полустанка.
– Это да! Славно мы их расчекрыжили.
– Темп наступления немцев упал, а там дожди, слякоть, грязь. С дорог не сойдёшь, а дороги можно перекрыть даже небольшими силами. Наш батальон новобранцев на двое суток блокировал переправу танкового корпуса и вывел из строя больше батальона танков. А на хвосте корпуса висели, умирая, наши окруженцы. Поэтому он выходил к мосту потрёпанными кусками. Из боя – прямо на нас, опять в бой. Надолго их хватит? А там, перед Москвой, готовится новая линия обороны, подвозятся свежие части. Москву не сдадим. А в годовщину Октября по Красной площади пройдёт парад. Жертвы не будут напрасными.
– Хорошо бы.
– Так и будет. Я в это верю. И ты верь. И мы победим. А лет через двадцать в космос полетит русский пилот с каким-нибудь обычным русским именем и героической летающей фамилией. Юра Гагарин, например. Или Коля Воробьёв.
Я-2 рассмеялся:
– Циалковского вы начитались, господин офицер!
– Заткнись, пока зубы целые. Жопе слова не давали. Тебе задание было писать, а не трендеть. Ещё слово скажешь – рот зашью, как прохудившийся сапог. Понял?
Тот молча кивнул. Я был в ярости.
– Ну, – прорычал я Антипу, – ты кому веришь, мне или ему?
– Тебе хочу верить. А он оттуда.
– Тьфу, чума на твою старую, бестолковую башку. Будущее не определено.
– Кроме влияния личности на ход истории, – встрял Я-2, – есть объективные неизменные предпосылки и…
Я ударил его по губам сапогом прямо с земли. А что, зря разве я боем ногами владею? Заткнул я его основательно.
– Объективные предпосылки иногда сталкиваются и приходят в неустойчивое равновесие. И в такие моменты и меняются судьбы народов и человечества.
А про себя подумал: «Вот почему судьбоносным переломом в войне Сталин и Жуков считали не Сталинград и Курск, а Москву. Им изнутри чувствовалось это. И эта же “точка бифуркации” парализовала волю других, менее волевых личностей. А после нашего контрудара подобная апатия парализованной воли овладела немецкими генералами. Ага, а такое уже было! Участники Цусимского сражения описывали сходные ощущения. Но не было среди них Судьбоборцев».
– И в такие моменты люди, истинно Великие люди, Судьбоборцы, способны толкнуть чашу весов в нужную им сторону. И «объективные неизменные предпосылки» начинают работать на них. И попробуй сказать ещё слово! У нас тут демократии нет! У нас война!
Мы шли с полчаса молча.
– Антип, а какое сегодня число?
Антип почесал затылок, вспоминая.
– Слышь, ты, недоразумение. Парад Октября в сорок первом году был?
– Нет. Уличные бои уже вовсю шли.
– Ну, вот. Я докажу тебе, брат, что не будет по его. У нас приёмник же есть. Москву поймаем и через пять дней узнаем – будет по-нашему или нет. Свет победит или Тьма. Возьмёт враг кольца Москвы или нет. Кольца Власти.
Я рассмеялся. Сталин, Жуков, Берия, Василевский, Шапошников, Катуков, Рокоссовский – Хранители Кольца Власти. А Гитлер – Саруман, белый маг, маг Голоса. А правда, глянь-ка. А вот кто Саурон? Кто рулит всем этим безобразием? Где его Мордор? В США? В Англии?
– Ты чего ржёшь?
– Так, сказку одну вспомнил.
– Расскажешь?
– Про хобитов и Кольцо? – спросил удивлённо Я-2. – Откуда ты её знаешь, разве её не позже напишут?
Я опять его пнул, в этот раз ещё и со злобой:
– Рот закрой, Голум поганый!
Про троянского коня и полярного пушистого зверька, что подкрался незаметно
Довольно сильно похолодало. Лес аж звенел. Грязь померзла, а мы замерзли. Теплого обмундирования на всех не хватало. Я приказал усилить питание бойцам – сытый не так мёрзнет. Съели двух коз. Осталась одна коза и корова, которая от тягостей пути не доилась. Жаль. Молоко и мёд чудесным образом излечивали. Половина раненых встали в строй, половина оставшихся могли самостоятельно передвигаться.
Выпал снег. И с ним пришла беда, откуда не ждали. Антип и Леший с виноватыми мордами доложили, что утром недосчитались одного бойца. Того конюха, к которому приклеилось Дарёный Конь.
Я схватился за голову, сел прямо на тонкий налёт снега, раскачиваясь, причитал:
– Хреново, ой как хреново. Теперь мы не просто один из мелких отрядов окруженцев, а цель номер один! Они обложат нас, как волков, и будут гонять. Он же, блин, всё знал! Не дарёный он конь, а троянский!
Так, надо что-то делать! Я вскочил, заметался, выкрикивая распоряжения:
– Леший! Догнать! Убить! Общий сбор! Выступаем немедленно! Брать только необходимое! Бросить всё к чертям собачьим! Лошадей навьючить. Всем идти пешком! Освободившиеся телеги бросать! Всем вспоминать, когда последний раз видели этого предателя, что он говорил, что ему говорили, что он делал и где тёрся?
Оказалось, что предатель этот был очень назойливым парнем. Постоянно лез ко всем, «любопытствуя». Бородач повинился, что сказал ему, куда мы идём.
– Откуда ты знаешь, куда мы идём?
– Ну, перед нами железка. А пройти её можно с техникой только в двух местах. Одно, ближайшее, ему я и назвал. А до второго лишних полдня идти.
– Долбоёж! Язык тебе, к чертям, отрезать! Выступаем немедленно! Бегом!
– На второе место?
– Смысла нет. Бежим в ближайшее. Они оба разом перекроют, но до второго – дольше. Один шанс – проскочить раньше, чем они раскачаются. Бегом, мать вашу! Отстающих лично буду расстреливать! Вы все – носители информации государственной важности. Никто не должен живым им достаться. Лично проконтролирую.
На бегу узнавал дальнейшие подробности. О Госте из Будущего с ним никто не разговаривал, раций ему в руки не давали, но он же не слепой и не дебил. Сам два и два сложит. В последнюю ночь он терся около «Шевроле», скрёбся сзади, но багажник открывался только с водительского места или с брелка. На водительском месте спал Кадет, заблокировавшись изнутри, а брелок – у меня. Его вспугнул Кадет, на скрежет постучав пистолетом в стекло, не выходя.
– Молодец, что не вышел. Заколол бы тебя, девчёнок, немца освободил, артефакты бы схватил – ищи его.
– Он мог и через стекло.
– Это шум. Ночью звук хорошо распространяется. Мы из него шашлык бы через минуту сделали, и он это знал.
Пересчитали рации, другие иновременные вещи. Всё на месте. Может, мелочи, мусор?
– Он пакетики с чаем брал. Мы все брали.
Я тоже взял пакетик в руки. «Гринфилд». Чай как чай. Вкусный. А, чёрт! Дата изготовления на каждом пакетике. И каждый запаян в серебристо-цветастый тончайший пластик. Это мне привычно, а здесь нет таких технологий. Ещё парочку бумажек из мусора, дешёвая прозрачная пластиковая шариковая ручка (брал любой желающий), которых в этом времени тоже нет – достаточно. Любой разумный немецкий офицер поймёт, что мы – при оритетная цель. И ловить нас будут так, будто с нами Сталин.
Нашёл Бородача, раскрыл карту.
– Показывай.
– Здесь можно нормально перейти железку. В остальных местах без переправы не удастся.
– И окажемся мы в западне. Железка, две реки.
– Здесь и здесь – броды. Ещё два моста.
– Мосты они перекроют. Броды на карте не отмечены, но тоже легко найти. Нам туда не менее суток – у них уйма времени. А дальше?
– А может, в другую сторону?
Я долго рассматривал карту:
– Тот же конец, но вид сбоку. Только отсрочит. Надо к точке рандеву прорываться, отрываться. Блин, и надо нам оказаться в таком узком месте – никакого манёвра. А ты ему про место встречи не говорил?
– А я знаю, где оно?
Мы с ним долго играли в гляделки. Похоже, не врёт. Не знает. Догадывается, но не знает.
– А отсюда куда мы можем затеряться? Тут довольно обжитое место, жильё, дороги. Они нас там будут блокировать. А справа болото. Реку слева нам незаметно не перейти. Повиснут, пока не порвут на куски.
– Болото. Есть путь через болото. Там гать была лет… давно, в общем. Но очень давно. Пеших я проведу, а вот техника и повозки не пройдут.
– Немец может знать о проходе?
– Ваши-то не знают.
– Какие это наши?
– Советская власть я имею в виду. Браконьерская это тропа.
– Ты, дед, эту херню брось! Советская власть не только наша, но и твоя. Немало хорошего она для народа сделала и ещё сделает.
– А ты меня, пацан, не агитируй Родину любить. Не моя она власть и не будет моей!
Мы схватились за грудки, налетели бойцы, растащили. Ясно, что все на взводе.
– И что мне теперь делать с тобой, контра? Как мне верить тебе? Или ты ещё один конь троянский?
– Делай что хочешь. Я не падла, сказал – выведу, значит выведу. И немца бить буду. И предателей. А вот любить красных ты меня не заставишь! – пыхтел Бородач, скрученный сразу тремя бойцами.
– Не верю. Тля! Что ж за засада-то?!
– На кресте тебе клянусь, командир! Выведу! Не продам! Самое дорогое у меня – здесь. Внучка, единственная моя кровь. Как я предам-то?
– Ладно, отпустите. Другого варианта всё одно нет. Веди. Помирать – так вместе будем. И давайте в темпе! Живей! Неужто не чуете, как петля вокруг наших шей сжимается?
Когда остановились на перекур с перекусом, раскурочили всю машину – оторвали к грёбаной матери капот, крылья, фонари, обвес, достали аккумулятор, радиолу, повыдёргивали провода, антенну. Вырвали двигатель. Топливо слили. Наполнили им две пластиковых полторашки из-под выпитой сладкой воды, остальное перемешали с остатками бензина для БТРа.
– Слышь, Голум, моя прелесть, это какой бензин?
Он назвал. Я долго напрягался, пытаясь перевести инореальный амерский стандарт в нашу марку.
– 92-й люкс, не парься.
– Так бы и сказал, урод! Умничаешь тут.
– А зачем бензин в бутылках? – спросил Кадет.
– Для анализа. Думаю, такого бензина ещё не производят.
– Да? Бесполезная машина. На нашем бензине не работает.
Я рассмеялся. Настоящий патриот.
Оставшиеся части машины замазали грязью. Крышу и двери решили не снимать, пока. В салоне будет хоть немного теплее. И багажник пока нужен. Всё раскуроченное сносили в яму, залитую водой, утопили и буреломом завалили. Зато машину облегчили.
– Найдут в пять секунд, – вынес я вердикт. Зачем поддался минутному импульсу? Надо было в болоте утопить. А! Уже сделали.
Опять побежали. То бегом, то быстрым шагом. Пришлось поменять состав колонны. БТР теперь шёл сзади. Он так раскурочивал подмёрзшую грязь, что повозки вязли. Лошадки совсем выбились из сил. Толкали всем миром.
Раньше мы планировали пересечь железную дорогу ночью, по-тихому. Вышли ещё засветло, было часа три дня. Но нас ждали. Разгружалась пехота из двух тентованных грузовиков, дрезина удалялась, что-то привезла, теперь отчалила.
Снег уже стаял, кругом грязь, а в ней прятались «лешие», с ног до головы вывалявшиеся в грязи. Остановили повозки в подлеске опушки, наскоро спланировали атаку. Девчонок из «Шевроле» высадили, немца привязали покрепче и пониже, опустили боковые стёкла и посадили сзади двух неходячих раненых с автоматами.
Атаку начинали наши «бронетанковые войска» с «тачанкой» на привязи. БТР взревел и попёр, подминая кусты. Немцы рты поразевали. Их что, не оповестили о нашем усилении? Мы открыли огонь из всех стволов, стремясь максимально использовать их замешательство. Нам это частично удалось – несколько немцев рухнули как подкошенные, несколько заметались. БТР быстро сокращал дистанцию, его пулемёт молотил не переставая, а «Шевроле» прыгало сзади, как бешеный козёл. Пожалуй, тачанка не получилась.
Бойцы резво и споро пошли в атаку, стараясь не отстать от БТРа. «Лешие» в поле скупо щёлкали немцев – попрятались. Но не долго длилась их колгота. Застучал один пулемёт, второй. Завыли в воздухе мины, разорвались с большим недолётом – немцы спешили.
Поздно! «Жук» перепрыгнул рельсы, перетащил «тачанку», открылись задние бронедверки и высадился наш десант, прикрываемый огнём в упор пулемётом БТРа и автоматами из «Шевроле». А тут и пехота добежала, зачищая поле боя.
Хорошо, быстро получилось. Командиры групп доложили по рациям:
– Чисто.
– Кузя, всем: закрепиться, перекрыть подходы, зачистить территорию. Обоз пошёл!
Пошли повозки. За жэдэ путём – редкие выстрелы и короткие очереди. Перед нами перебегали «лешие», залегли на откосе пути. Показалась дрезина, но встреченная снайперско-пулемётным огнём, пыталась скрыться, встала.
– Леший. Двое на дрезине обезврежены, один залёг. Отползает в лес.
– Пусть ползёт. Если наверняка не сможете, дайте уйти. А то с перепугу начнёт палить.
– Принял, Батя.
– Кадет, как ты?
– Голову отбил и губу прикусил. Нормально. Танкошлем нужен.
– На тачанке положена буденовка. К своим выйдем – подарю.
– Жук-один. Одна машина исправна, у второй – бензобак пробит.
– Кадет. Грузите трофеи в исправную машину. Документы, все какие есть, тоже.
– Принял, Кузя. Что с пленными делать?
– Никто не выжил.
– Понял тебя. Кончай их, ребята! Их сюда никто не звал!
– Кнопку отпусти, придурок!
– Ой!
– Куст.
– Слышу тебя, Кузя.
– Головной дозор.
– Принял. Выдвигаюсь.
Перевели обоз через линию, половина бойцов направилась с обозом к зарослям. «Лешие» бегали по полю – искали наших, раненых или отставших. Посадили водителя за трофейный грузовик, не сразу, но завели, спешно грузили оружие, боеприпасы, немецкое шматьё. Миномёт и мины.
– А это на хрена? У нас нет умельцев.
– Не оставлять же врагу.
– Тоже верно. Давай! Живее! Цигель-цигель, ай-люлю!
Наконец и автобронетанковые наши войска пошли по следу повозок. Остались сапёры и «лешие». Подожгли бензин, струйкой льющийся из дырки в баке. Рвануло.
– Уходим! – крикнул я. И в рацию: – Гном-один, это Кузя.
– Здесь.
– Растяжки помнишь?
– Понял. У меня ещё и конфеты остались. База, база!
– База.
– Скажи Финну, пусть оставит коробочку орехов и все конфеты.
– Финн тебя услышал и понял. Оставляю тебе указатель.
Уф, проскочили.
В мешок. В дельту реки. Справа – река, слева – река. Надо галопом мчаться к броду. Здесь – едва успели.
Но быстро не получилось. Дороги здесь не было никакой, шли напрямик по зарослям, оставляя чёткий след. В темноте упёрлись в неширокий, но глубокий и длинный овраг, с ручейком на дне.
– Всё. Финита ля комедия. Привал. Обоз – наверху, люди – внизу. Антип – ужин. Леший – разведка и боевое охранение. Гном – придумай, как этот овраг перейти техникой здесь или десяток метров в стороне. А потом разобрать возможность перехода. Кадет: потери, трофеи. Исполнять!
В темноте раздались несколько взрывов. Гном – командир нашей группы сапёров, радовался громко:
– У нас горькие конфеты! – «конфетами» они назвали противопехотные мины. Так творчески подошли к радиошифровке.
– Мы сзади кусаемся! – подхватил кто-то.
– Тихо, не на рынке! – одёрнул я и позвал в рацию: – Бородач, ходи ко мне.
– Ага, – хрипнула рация.
Поужинали последней козлятинкой. Попланировались. Сапёры строили мост через овраг. Наверху, в сторонке, схоронили двоих наших товарищей, погибших сегодня. Очень хотелось как-то отметить место, чтобы нашли. Но следом придут враги. Они найдут раньше. Больно терять товарищей. А здесь даже поисковики не будут искать. Но всё равно вложили им в карманы смертные эбонитовые медальоны, а потом, в виде хулиганства, описание боя с героическим участием погибших с датой и моей росписью на белейшем листе А4 и запаковали в целлофан, запаяв герметично. Если наткнутся поисковики – их ждёт сюрприз.
Мост в виде понтона поставили к первой смене караулов. Надо поспать. Пока всё двигается в нужную сторону, надо отдохнуть. Засыпая, слышал тихий разговор Кадета с немцем на родном языке Вилли. Хорошо, что стажируется. А то плохо без переводчика.
