Виталий Храмов
Сегодня – позавчера

Нежданная находка, или «Рояль в кустах»

Посветлу выступили. Потом нас нагнали разведчики. Оказалось, одна из окружённых частей пробивалась через брод на реке. Когда разведчики дошли до места боя – наши уже переправились и ушли, зато немцев было как грязи, близко не подойти.

– Понятно. Разумно. Зачем нас по лесам гонять? Достаточно перекрыть узкие места – переправы, дороги. Сами на охотников выйдем. М-да… Жаль, зима скоро. Ох, мы бы тут так попартизанили! Немцам бы берёзовых крестов не хватило. Ладно, с ними их бог, он им поможет. А у нас свой путь. Идите, поешьте, отдохните.

Днём наши разведчики выловили одичавших окруженцев в количестве четырёх человек. Все рядовые бойцы. Они тоже услышали бой и пошли на него, рассудив, что страшный конец лучше бесконечного страха. У них на четверых было три винтовки, четыре штыка и девять патронов. Их покормили, приодели и поставили в ряды колонны. Оружие оставили их же, но добавили по двадцать патронов каждому.

– А мене оружие?

– А где твоё?

– А, у мене и не було. Я в части должен был получить, а тут немцы, все бегают, ничего никто не знает.

– И откуда же ты без оружия-то следовал?

– С хоспиталя.

– Воевал?

– Не-а. Не успел. На станции как налетели, как начали долбить! Меня и долбануло. Но и тогда у меня ружа не було. Я, грят, маршерутанная рота, не положено.

– Ладно, бедолага. И у нас не положено. Штык где-то подобрал? Вот с ним и воюй. Оружие в бою и добудешь. А что умеешь?

– Это как?

– Где работал, учился чему?

– Конюх я. В школе три класса отучился, отец не велел больше. Читать умеешь, грит, хватит.

– Антип, тут твоего полку прибыло. Конюх.

– Тут каждый второй – конюх. Лучше бы ещё одного механика на этого немецкого зверя.

– Тут уж, Антип, дарёному коню в зубы, сам знаешь, не смотрят.

– Пойдём, горе-дарёный-конь!

К вечеру вышли к маленькому хутору в лесу. Тут дорога от него разбегалась на три ветки. Хутор – небольшой дом, пара хозяйственных построек, огород за забором. Разведка доложила – в доме было трое, старик, хромой мужик с ногой в колодках и девушка. Оцепили хутор, вышли на него основным отрядом – решили здесь заночевать. Но оказалось, хромого и девушки – нет. Просочившись сквозь редкое оцепление, они скрылись.

– Причём в разные стороны, – закончил доклад разведчик, в оборванной и грязной маскировке в самом деле похожий на лешего.

– Найти, словить, притащить, – приказал я.

Разведчик скрылся, Алёхин тоже дёрнулся, но я его остановил, не удержавшись, схохмил:

– А вас, Алёхин, я попрошу остаться.

Никто, конечно, не оценил юмора. Ладно, прокатит за странность.

– Пойдём с хозяином знакомиться. И вот что, Лёша. Глаза держать широко открытыми. Хуторяне всегда были с чудинкой. А поведение обитателей этого хутора весьма странное, надо понять, почему. Обращай внимание на любое несоответствие.

– Понятно, командир.

Небольшой домик, но из толстенных брёвен. Крепкий порог из толстых досок, низкая дверь из дубовых досок, стянутая железными коваными полосами. У порога – конура порядочных размеров, но собаки нет.

– Там вон кузня, – один из разведчиков указал на самый дальний маленький сарайчик.

– Нехило, – удивился я. – О-очень интересно. Прямо не терпится познакомиться с этим хозяином леса.

Я постучал в дверь.

– Не заперто, – донеслось из-за двери.

Я махнул рукой, перед дверью никого не осталось. Только тогда толкнул дверь. Без скрипа она отворилась. Выработанный уже боевой инстинкт ждал выстрела в проём двери, но вместо этого:

– Проходите, гости дорогие.

– Лучше перебдеть, чем перебздеть, – буркнул я и хотел шагнуть в дверь, но Леший опередил меня, заслонил собой, постоял секунду, двинулся дальше.

Мы зашли толпой в основную комнату. Крутили головами, осматриваясь. Печь, основательный стол под скатертью, две широкие лавки, в углу образа. Я снял кепку, перекрестился. Мои спутники тоже обнажили головы, но креститься воздержались.

– Вечер добрый, хозяин! – кивнул я бородатому мужику медвежьих пропорций, сидящему за пустым столом с руками под столешницей, с прищуром смотрящего на нас.

– И вам не хворать, поздние путники. Куда путь держите? Откуда? Ежели не секрет, конечно. Время сейчас тёмное, неспокойное.

– В это ты прав, отец. Время сейчас роковое. Мы русские воины, защищали землю нашу от супостата могучего. Не совсем удачно всё сложилось, враг пока силён. Но крови ему мы много выпустили, ослабили малёк. От своих мы отстали, нагоняем. Нам переночевать бы.

– И кто для вас, добры молодцы, свои? Одёжа на вас больно странная.

– Нормальная на нас одёжа, отец. Была бы странная – уже спустил бы курки. Что там у тебя под столом? Картечница?

Бородач достал двуствольный обрез, положил поверх стола. Мои спутники занервничали. Я прошёл, с облегчением опустился на лавку. Оба ствола смотрели прямо мне в лицо.

– Не дури, отец. Я – командир отдельного истребительного батальона. На что ты надеешься? Напугать меня хочешь?

– А если так?

– Отец, я не в такие стволы заглядывал и то не боялся.

– Это в какие такие?

– В пятидесятимиллиметровые. В танковые. С чёрно-белыми крестами на броне. А потом жёг их. Сколько там на моём счету, Кадет?

– Три танка, один самолет…

– Достаточно. А этот броневик – наш трофей. Это он тебя смутил, отец?

Бородач убрал обрез. В комнате пронёсся выдох.

– И одежда на многих трофейная. Мы пленных освободили. А они сильно в плену поиздержались, вот и одели вражьи шмотки. Не мёрзнуть же. Понимаешь, с вещевым довольствием как-то сложновато стало.

– Тогда добро пожаловать, гости дорогие!

– Давно бы так. Но я понимаю, время непростое. Только так, как ты поступил – чистое самоубийство.

Бородач опустил голову. Похоже, так и было. Не надеялся старик утро встретить.

– Ты лучше, отец, расскажи, где жильцы твои?

– Какие жильцы? – насторожился дед.

– Хромой парень и девушка. Чего нам ждать? Засады врага? Или ты их просто спрятал?

Бородач молчал, потупившись.

– Ну, не хочешь, как хочешь. Сами споймаем. Кадет, распределяй людей на ночлег. Леший, по сценарию. Архип, позаботься об ужине и помывке. Я тут баньку видел. Думаю, хозяин не сильно осерчает, если мы его баней воспользуемся. Чистота – залог здоровья. А мы неделями рожи не мыли.

– Почему Кадет? – вдруг глухо спросил бородач.

– Молодой, но перспективный. На учёбе он тут у меня. Со временем офицером станет, а может, и генералом.

Глаза бородача засверкали из-под густых бровей. Ого, да похоже, что дядя-то из бывших. И тут он меня несказанно удивил:

– Значит, правду он говорил… – пробормотал бородач.

У меня аж сердце зашлось.

– К-кто? – я даже заикаться стал. – Кто говорил?

Но бородач опять замкнулся.

– Командир, – позвал Леший и протянул ко мне на раскрытой ладони бычок с фильтром и дешёвую одноразовую зажигалку из прозрачного пластика. Ух, ё!

Бородач начал опять поднимать на меня обрез, но от всплеска эмоций из-за увиденной вещицы из моего времени я уже был в боевом трансе. Я одним движением вырвал обрез из его рук, хлопнул бородача раскрытой ладонью в лоб. И всё это поднимаясь с лавки. Я бросил обрез в угол.

– Леший! – заорал я (я уже не мог себя сдерживать), – Отменяется всё! Всех поднимай! Догнать его! Во что бы то ни стало! Он! Это его вещи! Девку не ловить, хер на неё, сама вернётся. Дома чувствуется женская рука, девицей до сих пор пахнет – она ему родственница, А вот он – чужой! Совсем чужой! Он дороже всех наших жизней! Лови его! Умри, но поймай! Только бы он немцам не достался! Ух, ё! Что будет тогда!

Глаза всех присутствующих были, как чайные блюдца, но быстро все ретировались, создав давку в дверях. Я не мог сидеть, мерил шагами комнату, меня трясло от избытка эмоций, миллионы мыслей проносились табуном бешеных мустангов по голове.

И вдруг я услышал плач. Тяжелый плач сильного, но сломленного человека. Это бородач очнулся, ревел, раззявив отверстие в бороде, но не шевелясь. Глаза его были закрыты, дорожка слёз терялась в бороде:

– Я его подобрал, лечил, а он… Он…

– Что он? Что он сделал?

– Он её, кровинушку мою, внученьку единственную…

– Что? Она живая была, мне докладывали!

– Не углядел, старый остолоп! Не пронюхал нутра его гнилого! Он же так ругал Россию, как я не понял?

– Что он сделал?

– Обесчестил…

– С-сука! Придушу!

– Он к немцам хотел идти. Я отговаривал. А он всё одно. Не будет по-нашему, говорит. Наши всё одно войну в сорок шестом проиграют.

– С хера ли?

– С Америкой и Англией немцы договорятся. А по нам какой-то сверхмощной бомбой ядовитой ударят.

– Ядерной?

Бородач аж глаза открыл, а рот захлопнул.

– А ты откуда знаешь?

– Знаю, отец, знаю. И жизнь положу, но не будет по его! Весной сорок пятого война закончится в Берлине. Наши солдаты все уцелевшие стены распишут своими именами. А амеры своим ядрён батоном на пару месяцев опоздают. Да так и не рискнут его по нам применять. А в шестьдесят первом в космос полетит русский парень Юра.

Бородач смотрел на меня радостно, потом опять расплакался:

– Слава богу!

– А ну, отставить! Ты же, твою дивизию, офицер, а растёкся, как кисейная барышня!

– Бывший я, бывший.

– Русский офицер бывшим не бывает. Тебя от присяги никто не освобождал. Встать! Смирно!

Бородач встал, но как-то заколебался.

– Я присягал царю и Отечеству.

– Отечество никуда не делось. А может, и от нас зависит, как будет: как я тебе сказал или как тот предрекал. Понял? Присягу давал перед Богом и во имя народа, во имя Родины. Насколько я знаю, Бог тебя от клятвы не освобождал. Из всех пунктов только царя не хватает. Но это временно.

– Царя вернут? Когда?

– Кто вернёт? До седых волос дожил и не знаешь – царь – он сам приходит. По велению Божьему. Но, это заслужить надо. В двадцатом веке – точно нет.

– Кто ты?

– А ты умеешь хранить тайны?

– Я офицер!

– Слава богу, вспомнил. Вот чем хернёй заниматься, лучше помоги нам долг наш исполнить. Люди мои очень устали.

– Банька! Я затоплю! И снедь соберу. Сколько есть. Где же внучка моя? – он опять всхлипнул. – Не вынесет душа её надругательства, руки на себя наложит. Она же у меня – чисто ангел!

Девчонку нашел Кадет. По плачу и скулежу огромного чёрного пса. Пёс ей не дал удавиться, в петлю не пустил. А Кадет нашел слова, утешил, молодец!

А потом привели Гостя из Будущего. Тут меня ждал ещё один удар.

Передо мной стоял – Я. Тот, каким я был в том времени, в их будущем.

Стены и потолок поплыли передо мной, и я потерял сознание, как гимназистка от переизбытка эмоций.

Вечера на хуторе близ… или Королевство Кривых Зеркал

На следующий день решил дать людям отдых, хотя отдых нужен был прежде всего мне. С Я-2, как я его для себя назвал, решил не контактировать. И остальным запретил. Его связали, завязали рот и глаза и бросили, как полено. Он сильно мучился, что вызывало довольство всех моих бойцов – они услышали, как он поступил с Настей, девочкой красивой, нежной. Дед был прав – чисто ангел. Теперь она сторонилась людей, подпуская только деда, Таню и Кадета. Как одичавший зверёк. Видя такое, люди впадали в ярость, но мой приказ останавливал их от расправы. Но украдкой пинали, проходя мимо, меж делом или специально, полено связанного насильника.

Опасаясь за своё психическое состояние, общение с Я-2 отложил, занявшись насущными проблемами.

Дед привёл из леса, где он от нас их спрятал, корову, уже большого телка, трёх коз и клети с курями. Кур он тут же порубил, а радостные бойцы их мигом ощипали.

– Как же ты будешь дальше? – спросил я его.

– Ни к чему больше. С вами я иду. Призвал ты меня. Как есть мобилизовал.

Смешно. Кстати, Хотя фамилия его была Гусинев, звали его Александр Родионович. Это меня изрядно позабавило. Я ему: «Понять и простить, Бородач?» – он глаза вытаращивает, не понимает. Бороду назло мне сбрил начисто, но «Бородач» уже прилипло, как репей.

Банно-прачечный день прошёл на славу. Ребята отмылись, постирались, починили одежду, почистили оружие основательно, подремонтировали его, насколько смогли. Наши «танкисты» провели ТО своего бронетранспортёра. Возницы ухаживали за лошадьми, которым отдых был нужен не меньше нас. Отъедались и отсыпались. Отъедались медом, кстати. Это чудесное лекарство на ноги ставило не хуже пенициллина.

Татьяна парилась одна, хотя желающих помочь было в излишестве. И только затем наступила очередь комсостава. Натаскали воды, заново растопили баню, стали ждать пара. Тут пристала наша медчасть, раскрасневшаяся, с распущенными мокрыми волосами:

– Виктор Иванович, вам с вашими контузиями и ранами нельзя в пар.

Я искренне удивился и возмутился, да сгоряча таким трёхэтажным матом, что Таня покраснела ещё больше.

– Ты, дочка, иди, – приобнял её за плечи Бородач, – голову покрой, а то простынешь. Там, у меня в хате, сундук открой, подбери себе. Не стесняйся, это жены моей, сердешной. Ей уже не к чему, а тебе в юбочке по лесу студёному нельзя ходить, детей застудишь.

– Каких детей, дед Саша?! У меня нет детей.

– Вот и я о том же. Война-то войной. Мужичье это дело. А твоё дело – дети.

Таня вскинула подбородок:

– Что за патриархат?!

– Таня, ну за что же нам воевать, как не за ваши ясные глаза, теплые… х-м… руки и за детский смех? Зачем тогда? Без этого любая победа – пуста, – вступился я.

– А вы, больной, вообще… – казалось, она сейчас разревётся.

– Дочка, я сам его попарю. Ему в сильный пар нельзя, это ты правильно говоришь, но вот без бани ему тоже нельзя. Очистить раны, прогреть, травками промыть, просушить. Глядишь – оклемается.

Я смотрел на Александра Родионовича во все глаза.

– Так ты, ваше высокоблагородие, ещё и ведун?

– Ещё благородием назовешь – прокляну и сглажу. Я ведун, а ты будешь пердун. Лесник я. Травник.

И «га-га-га» десятка мужицких глоток.

Парил он меня долго. Что-то колдовал своими настойками, шептал какие-то наговоры и пел молитвы на забытом языке. Всё это было очень долго. Так долго, что я совсем потерял связь с реальностью. Последней чёткой мыслью было: «Хорошо ребята все помылись, и мы последние».

На следующее утро я чувствовал себя гораздо лучше. Кадет доложил, что всё готово к выходу. Одного меня и ждали. Я его отругал – что за эгоизм из-за меня задерживать отряд? На что Кадет буркнул, что от моего самочувствия зависит успех всего похода, и я, оказалось, ценнее всего батальона. За что тут же получил подзатыльник и направляющий в дверь пинок под зад.

Собрался я быстро – солдату собраться – только подпоясаться (Кадет уже всё собрал). Отправил разведчиков по указанному Бородачом маршруту (незаменимый проводник – этот лес знал лучше прелестей покойной жены).

Вот и настало время пообщаться с моим Зеркалом. А что? Так и есть. Когда вы смотрите на себя в зеркало, вы чувствуете то же, что почувствовал я. Ему развязали рот, дали воды.

– Я всё про тебя знаю. Почти всё, – сказал я ему (или себе). Чёрт, как так-то? КАК? Я в чужом теле, а в моём – кто-то. Не могу же я быть и там и там?

– Поэтому не советую юлить, хитрить или врать. Советую отвечать. Будешь молчать – отдам тебя ребятам. Они хотят спросить тебя за ангельское создание по имени Настя.

Какой-то шум. Что-то мелькнуло, Кадет сорвался с места. Ага, всё-таки пробралась, подслушивала. Ладно, пусть бежит Кадет. Я вздохнул тяжко.

– Как ты сюда попал?

– Я не знаю.

Меня протрясла дрожь – это МОЙ ГОЛОС! Появилось сильное желание вырвать из этого тела глотку. Я опять глубоко вздохнул:

– Опиши, как ты оказался здесь. Меня интересуют все обстоятельства.

Ага, он был на машине. В командировке. Вёз какую-то хрень. За ним увязались бандиты, обстреляли, он свернул в лес, пытаясь оторваться. Они следом. Несколько часов он носился по лесным дорогам. Потом врезался в дерево, от удара потерял сознание, очнулся, выбрался из ма шины…

– Стоп! Машина тоже здесь?

– Ну да.

– Бородач! Сюда! Леший! Бери людей и этого урода…

– Я не урод!

Я ударил его (себя?) в живот ногой.

– Рот ему закройте! Идём искать машину и любые его вещи. Ни одна его пылинка не должна попасть в руки врага.

– Да кто он такой?

– Шпион. Очень ценный шпион, обладающий чрезвычайно ценными сведениями и сверхсекретным оборудованием. И даже если ничего из этого нам не достанется… Главное, чтобы врагу не досталось.

– А откуда ты знаешь?

Действительно, всё это подозрительно. Я помахал в воздухе рукой и глубоко втянул ноздрями воздух:

– Предчувствие. Чую я. А вы не чувствуете?

– Это Сидорчук. Это он воздух испортил.

– Дураки, – пожал я плечами, но смеялся вместе со всеми. Они мне верят. В любой логичный бред поверят. Хорошо.

Машину Времени нашли. Конечно, это был не «Делориан». Ни дока Эммета Брауна, ни ядерного флюктуатора. Обычная массовая «Шевроле» (шильдик на руле в виде косого креста), причём какая-то неказистая, хоть и большая. Таких моделей я не видел никогда, но по ощущениям – дешёвка.

Машины преследовавших этот «Шевроле» бандитов не нашли. Даже следов не нашли. Был только двадцатиметровый след торможения «Шевроле». Получается, он «летел» с максимальной скоростью по дороге, дорога исчезла – кругом деревья и неминуемый удар, хотя два дерева он смог миновать.

Капот машины смят, двигатель выведен из строя, водительская дверь распахнута. Я сел за руль. Мои бойцы сгрудились вокруг.

– Что это за машина такая? – наконец не выдержал кто-то.

– Шевроле, – ответил я, – американская. В свободную продажу ещё не поступила. Жаль, двигатель уничтожен – сколько бы мы усилий нашим конструкторам и народных денег сэкономили бы. Ладно, раскурочивай капот. Ничего не работает – аккумулятор надо проверить.

Тут нас ждала удача – аккумулятор был цел, из пазов выскочил, клеммы слетели, но он был живой. Даже электролит не вытек.

На заднем сиденье полно мусора (всякие блестящие предметы и фантики бойцы хватали, как сороки, и тянули в карман)

– Алёшин, забыл, чем отличается солдат от мародёра? Немедленно пресечь.

Среди мусора две сумки – одна с дорожным сухпаем, другая с одеждой, портфель с бумагами (бланки, накладные) и деньгами. Доллары-то я узнал, а вот рубли меня сильно озадачили. Это были не наши рубли. Хотя 2003–2008 годов печати.

Что-то всё это не клеилось. Деньги другие, в конце двухтысячных бандиты без ментовской формы по дорогам не преследовали снабженцев (судя по накладным), неизвестная марка известного автопроизводителя, эти байки, что он натравил Бородачу.

Меж тем вскрыли багажник – а там: ура! Несколько коробок с портативными радиостанциями «Моторола». Причём двух видов: побольше размерами – базовые ретрансляторы, поменьше – просто уоки-токи. Ни хрена себе! На весь наш отряд хватит. Эх, наладить бы производство в этом времени!

В багажнике было ещё куча всякого канцтовара – бумага («Гляди какая белая!»), калькуляторы, ручки, карандаши и другая конторская мелочь, вроде скрепок, скотча.

– И чего они за тобой гнались? – спросил я Я-2. – У тебя тут и поживиться особо нечем.

Надо было видеть глаза бойцов – для них это была лавка чудес.

– Так что у тебя приныкано? Золото, деньги, наркотики? Что?

– Колёса, – выдохнул Я-2.

– Где?

Но он уже молчал. Да и хер на него! Куда я бы спрятал? Немного покопавшись, я извлёк немаленький, почти на кило, кулёк, перекрученный скотчем. Я-2 дёрнулся, получил сразу в живот, по почкам и по шее, обмяк.

– Да ты не только курьер, но и клиент? Давно на дурь подсел?

– Давно уже.

– А родные как?

– Как родных не стало – так и подсел.

– Куда же они делись?

Вдруг Я-2 стал плакать в голос. Да что такое! Прямо слёзные дни в «Макдоналдс»! Плачут все и плачут. И вдруг я похолодел, залез в бардачок, достал портмоне, открыл. Они. Откинулся на сиденье.

– Что с ними?

– Они пропали. Оказалось – похитили.

– Зачем?

– На органы. Я не смог их спасти. Начал искать, копать, когда на них вышел, еле ноги унёс. А они отца с матерью…

– Тоже?

– Сожгли. Ночью. Во сне. Весь дом выгорел, но полыхнула их квартира. Уже шесть лет мотаюсь, скрываюсь.

– Да где же такие ужасы происходят? – удивился Леший.

– В России, Лёша, в России. Вот на дату выдачи этой накладной глянь. И вот на чек на бензин. Вот такое будущее ждёт нас, ребята, если немца раньше американцев не задавим.

Мои бойцы расселись кто где и погрузились в тяжкие думы.

– Ладно, не время отчаиваться. В голос орать в самый раз. Шутка. Всё в наших руках, ребята. Немец жжёт людей живьем, в его время жгут, немец шкуру с людей снимает, в его время на органы похищают. Думается мне, выжжем гнездо этой змеи, прервём этот человеконенавистнический процесс. Как предки наши положили конец рабству! Они Европу своей кровью залили, но смогли. А мы? Или мы дешевле их? Грош нам тогда цена! Превратимся в таких вот ублюдков.

Я кивнул на Я-2.

– За работу! Пробуем сдвинуть эту колымагу. Если передняя ось не лопнула, к «Ганомагу» прицепим и потащим.

Передняя ось уцелела, но рулевое управление не работало. Пока приехал БТР, пока «танкисты» разобрались и отремонтировали управление (оказалось – ерунда, что-то откуда-то соскочило), я подключил питание и ловил на радиолу хоть что-нибудь. Но только лай по-немецки. А ребята, ощупывая из любопытства машину, нашли помповик и россыпь охотничьих патронов к нему. С крупной дробью. Они тут же влюбились в это амерское ружьё, но я не разделял их оптимизма:

– Игрушка. Для охоты, самообороны. На войне бесполезна.

Как оказалось, Я-2 никогда не связывал фамилию Калашников и оружие. Весь мир знает АК-47. Это могло быть только в том случае, если Я-2 из другой, параллельной реальности. Никто из моих бойцов тоже не знал «Калаша», но сейчас сорок первый. Я-2 из 2011 года сюда пожаловал.

С помощью Я-2 наладили и настроили «Моторолы». Грех не воспользоваться такой удачей. Теперь любая группа наших бойцов, отлучаясь от основной колонны далее прямой видимости, получала коробку радиостанции с привязанной к ней толовой шашкой. Все понимали, что будет, если прибор из будущего попадёт в руки немцев. А мои командиры получили по радиостанции и носили их постоянно. «Моторолы» были для меня привычные, я считал их даже большими, избалованный миниатюрными сотовыми, но ребята были в восторге.

Кстати, Я-2 о сотовой связи читал только в фантастике. Вот такой технический прогресс.

Закрепили за «абонентами» радиопозывные. Базовая ретрансляционная станция с дежурным радистом – «База», я – «Медведь», «Кузя», «Батя», Кадет и Бородач – они и есть «Кадет» и «Бородач», Алёшин – «Леший», его бойцы – «Леший-раз», «Леший-два» и т. д. Антип – «Финн», БТР – «Жук».

За БТРом теперь на привязи ехал «Шевроле», за рулём Кадет, с ним рядом – привязанный к ручке двери немец, сзади – Ангел – Настя и медчасть – Таня (позывной «Заря»).

Все настаивали, чтобы я в «шикарной» машине ехал, мотивируя множеством причин, начиная от того, что я командир, заканчивая тем, что я ранен. Но я ехал в последнем тарантасе, поверх тюков с сеном с коровой и тремя козами на привязи. Рядом – Я-2, за «рулём» – Антип. Предвидя будущие проблемы, я оградил круг слушателей до тёртого и проверенного Финна и безмолвных животных – ходячего и любезно сохраняющего себя в свежем виде ужина.