Tony Lonk
Культ праха
Глава 16. Избранные против безумных – безумные против отверженных
Они были единственными из детей Великого Духа, сумевшими одолеть нелёгкий путь, странствуя по изменчивым просторам Лальдируфф. Люди из поселений Гунгов, Маргалонов, Визгов и Сирлебингов, которые до встречи с посланниками Альель не имели собственного названия и не знали о существовании друг друга, принимали первых странников открыто и радушно.
Ничто не вызывало в любимейших детях Альель тревоги. Ничто не предвещало об опасности. Ничто не грозило потерями. Не замечая происходящего вокруг, они шли к своей цели, с несокрушимой уверенностью полагая, что встреченные ими люди существуют хоть и по специфическим, но вполне нормальным укладам, а жизнь в пределах Лальдируфф протекает так, как должно.
Им посчастливилось с первого раза дойти до конечной точки избранного пути, за которой простиралась короткая дорога к их дому. «Чёрная скала» – так называлось это знаковое место. В дальних глубинах, под Чёрной скалой, их ждала Кёлькулла. Хранительница правды Великого Духа Альель, Кёлькулла стояла на страже его священного чертога. Только она могла открыть его детям дорогу к дому, либо навечно отнять у них даже надежду на то, что это когда-нибудь случится.
Они с лёгкостью прошли путь, который на самом деле был сложным. Торжество их победы было ненастоящим. Миссию, которую им доверил Альель, они не выполнили. Встреча с Кёлькуллой была для них невозможной, но дети Великого Духа добились своего, прибегнув к простой человеческой хитрости. Первые странники осознанно шли на выбор лёгкого пути, не догадываясь, что тем самым они предали доверие Отца.
Ещё в начале избранного странствия, когда им повстречались шальные Гунги, они поняли – скорость и отрешённость дают им преимущество. Так, стремительно и равнодушно, они перемещались из одного поселения к другому, упуская то, что они должны были заметить и исправить. Их основным долгом было передать людям необыкновенные сокровища – дар Великого Духа. Его дети, как носители этого дара, своим появлением могли открыть в людях то, о чём никто не ведал. В их силах было пробудить в замёрзших сердцах жар любви, а неокрепшие сознания наполнить особыми знаниями, благодаря которым тот, кто вчера был никем, завтра мог творить великие чудеса.
Кёлькулла знала обо всех их ошибках, в отличие от них самих. Чувство собственной избранности помутило их взор и притупило разум. Свою избранность дети Альель воспринимали как божественное величие. Суровый вердикт Кёлькуллы они приняли с гневом и упрёками. Их неповиновение было дерзким – они намеревались разрушить Чёрную скалу и убить Кёлькуллу, но хранительница не забывала о том, кто она и её слово было сильнее даже самых яростных угроз.
Им было велено пройти путь заново. Желая выгадать для себя хотя бы небольшое преимущество, дети Альель, в очередной раз прибегнув к простой человеческой хитрости, планировали вернуться к месту начала их странствия уже проложенным путём. Они полагали, что это освободит их от долгих и изнурительных мытарств, а ещё позволит им внимательно присмотреться к Сирлебингам, Визгам, Маргалонам и Гунгам, дабы потом разгадать роковую загадку, ниспосланную им Отцом.
Не один век они блуждали по пустоте Лальдируфф, переживая жестокие потрясения, поддаваясь глубокому, всепроникающему отчаянию и утверждаясь в собственном неверии. Они не могли отыскать ни одного поселения. Находясь в своём избранном сообществе, дети Альель стали проникаться простой человеческой ненавистью друг к другу.
Не один век после пика отчаяния они измывались друг над другом, разделившись на противоборствующие группки, которые вопреки неутихающим распрям неразрывно двигались в едином направлении. Не будь у них бессмертия, они истребили бы друг друга за считанные минуты, но Великий Дух не мог позволить им жить по собственному разумению.
Однажды, не веря собственному счастью, они добрались до побережья. Это значило, что где-то недалеко могли обитать Гунги. В прошлый раз великие добытчики показались им необыкновенно милыми и вечно весёлыми. Дети Альель воодушевились, заранее признавая свою первую победу. По их разумению не было ничего проще, чем иметь дело с простыми людьми.
Найти прибрежных поселенцев оказалось не так просто. Путь к ним пролегал через опасный отрезок из череды скал, отделяющих берег от Большой воды. Первое время дети Альель решительно отказывались идти на очевидный риск. Немногим позже, когда над ними уже довлела безысходность, они принялись осторожно перемещаться к намеченной цели. Ими двигала простая человеческая злость и осознанное, чуть более сложное, желание – победить то, из-за чего они претерпевали унизительное поражение.
Во второй раз Гунги встретили их с любопытством, но более не подпускали незваных гостей к себе, своим жилищам и отгоняли тех от мест их главных действ. Как и прежде, они неистово поклонялись Большой воде, дабы получить в ответ великие дары. Довольствуясь обретённым, они впадали в чистый экстаз. Особое состояние могло владеть Гунгами несколько дней. За это время они яростно сливались друг с другом телами, истинно веруя в то, что их объединяет общий дух. Наблюдая за этим, дети Альель терялись в попытках найти ответы на сложные вопросы. Они не понимали, в чём заключалась их миссия, и что Альель хотел передать Гунгам, которые, очевидно, поклонялись своему божеству.
Неистово взывая к Отцу, они оставались без его ответа. Тогда один из них, который всегда шёл первым и определял всё сделанное и несделанное ими, решил прислушаться к голосу своего разума. Послание голоса его разума безоговорочно приняли остальные.
Они утвердились в верности собственного выбора, когда спустились к Уютной бухте и увидели развернувшуюся там оргию Гунгов. Своим долгом перед Альель они считали, во что бы то ни стало, запретить Гунгам поклоняться признанному ими божеству.
Выслушав их гневное обращение, Гунги усмирились и разошлись по своим жилищам. Несколько следующих дней дети Альель с гордостью отмечали силу собственного убеждения. К их слову прислушались с первого раза, не сопротивляясь и не упрекая. Жизнь в поселении была мирной, а сами Гунги казались тихими и спокойными. Они добросовестно выполняли свой главный долг добытчиков и старательно обрабатывали дары Большой воды. Так, утвердившись в том, что их миссия с Гунгами выполнена, первые странники отправились в путь к Маргалонам.
Дальнейшее странствие оказалось самым сложным в их истории. Пытаясь следовать по намеченному пути, они встречали жестокие бураны и под безжалостным натиском стихии теряли всяческие ориентиры. Детей Великого Духа отбрасывало в неизвестные края, растягивая их путешествие на долгие годы. Бураны следовали за ними, где бы они не оказывались. Лютые условия не позволяли им опомниться и восстановить утраченные силы. Это мучение продолжалось до тех пор, пока они случайно не пришли к уже знакомому им побережью. Измученные неизвестностью, они радостно преодолели опасный отрезок – единственный известный им путь к Гунгам.
Увиденное в поселении великих добытчиков породило в них первое чувство сомнения. Гунги всё так же самозабвенно погружались в экстатические припадки, только на этот раз ими владело дикое остервенение. За прошедшее время они утратили свой милый и задорный нрав. Так же они утратили чувство собственного долга.
Потрясённые и уязвлённые дерзким непослушанием Гунгов, дети Великого Духа во второй раз объявили прежний запрет. Тогда они были преисполнены простым человеческим чувством ненависти и подкрепили своё послание угрозами. Услышав их, Гунги, все как один, поклялись, что не будут поклоняться своему божеству. Желая услышать именно такой ответ, дети Великого Духа не могли не поверить Гунгам. Довольствуясь этим, они снова отправились в путь к Маргалонам.
Но вновь неведомая сила долгие годы путала дороги первых странников, пуская несчастных по ложному направлению. Их мытарства продолжались до тех пор, пока они опять не вышли к побережью. Дойдя до поселения Гунгов, они увидели, что те не сдержали своей клятвы. Их оргии разворачивались ещё яростнее, отнимая у Гунгов большую часть жизни. Некогда добротное поселение выглядело заброшенным, а великие добытчики, казалось, забыли, кем они являлись по своему рождению.
В третий раз дети Альель объявили Гунгам прежний запрет, угрожая от имени Великого Отца. Услышав это, Гунги жестоко избили их и с яростным выражением презрения изгнали посланников Великого Духа из своего поселения.
Понимая, что им придётся снова и снова страдать в мучительных странствиях и раз за разом встречаться с Гунгами, дети Великого духа поддались снедающему чувству непринятия условий собственного существования. Не в силах усмирить в себе простые человеческие чувства, они остановились и стали проклинать Отца. Когда все проклятия были сказаны, они без сожалений объявили о своём отречении от Великого Духа. Тогда-то Альель им ответил:
– Вы свободны.
Отец принял их выбор. На прощание, Альель спросил:
– Как я могу вас называть?
– Гаргонты, – ответил тот из них, кто всегда шёл первым и определял всё сделанное и несделанное ими.
– Отныне так будет называться моё презрение, – приговорил Альель.
Великий Дух оставил их без своего покровительства в месте, где они от него потребовали освобождения. Придя в себя после наваждения нечаянного счастья, Гаргонты поняли, что оказались в непригодных для достойного существования краях, в которых не была предусмотрена жизнь и куда не захаживали даже Лудивы.
Гаргонты приняли свободу, имея только то, что было исконно их – то есть ничто. Их смелости и решимости было отмеряно немного времени. Не справляясь с жизнью простых людей, они были вынуждены вернуться к Гунгам с просьбой о помощи и приюте. Со своей стороны они давали клятвенное обещание, что будут так же неистово и самозабвенно поклоняться их божеству. Гунги отказались принять их в своё поселение, но не оставили беспомощных Гаргонтов без поддержки. Они щедро поделились дарами Большой воды, и в тот первый раз их поддержка была безвозмездной.
Прошло много веков, за которые сменилось не одно поколение Гунгов. Жестоких родителей сменяли более жестокие дети. Бессмертные Гаргонты обращались к великим добытчикам, прося для себя хотя бы немного даров Большой воды. Подвергаясь нападкам и унижениям, они получали немногое из того, чего они просили. Хорошо или плохо, всё развивалось в пределах Лальдируфф, а Гаргонты так и не научились хотя бы как-нибудь помочь самим себе.
Глава 17. Освобождение
Невозможность лежала в основе проклятия Гаргонтов. Их сердца размеренно бились, продолжая жестокую муку. Было что-то ужасающе манящее в их взгляде. Прозрачные глаза, утопающие в темноте глазниц, мгновенно и цепко поглощали неосторожно брошенный, любопытный взгляд. Под завораживающим воздействием таинственного взора одного из Гаргонтов случайно оказался Руди. Заглядывая в чёрную пропасть, он загорелся непонятной его разуму, но принятой его душой, надеждой хоть что-то там отыскать. Всё, что он мог там найти, на самом деле, принадлежало ему самому, ибо Гаргонты обладали одной лишь пустотой.
Между нынешней встречей с Гаргонтами и предыдущей прошло слишком много времени. Гаргонты больше не могли принять дары, которые так старательно добывал Вугго. Длительный голод довёл их тела до необратимых изменений. Пищу, а иногда и питьё, они отторгали, тем самым, мучаясь ещё сильнее. Руди был уверен, что этих бедолаг уже невозможно спасти.
– Мы отдадим Гаргонтам свою смерть, – сказал Гальягуд, обращаясь к братьям.
Принятое им решение означало, что весь яд, добытый из сулуна убитого Гунгами Варлунга, они пожертвуют отверженным братьям, лишая себя, возможно, единственного шанса на освобождение от тягот вечных скитаний.
Вугго искренне жалел Гаргонтов, но не мог согласиться с Гальягудом. Не выдавая свои мысли, Уллиграссор так же противился единолично принятому решению, но в отличие от Вугго принял позицию безмолвного наблюдателя. Силгур и Муниярд знали, что Гальягуд и Вугго были одинаково правы. Мигурнок был готов принять любой исход тревожной ситуации. Вуррн был готов принять исключительно позицию Гальягуда. Рарон, как и Уллиграссор занимал позицию безмолвного наблюдателя, но ни с кем из братьев не был согласен, о чём никто из них так никогда и не узнал.
Первые дети Альель, по своей воле ставшие Гаргонтами, в былые времена, когда их сила и власть сохранялись волей Отца, оказавшись в такой ситуации, ни за что не отдали бы добытый ими яд. Нынешние же его дети, каким бы ценным для них не являлся шанс умереть и освободиться от тягот собственного бремени, смогли принять сложное решение и пожертвовали яд тем, кто на их взгляд сильнее нуждались в спасении.
Час принятия Гаргонтами смерти неумышленно напоминал мистический ритуал. Мигурнок кропотливо и вдохновенно создал то, что от него требовалось, после чего с поклоном подал Гальягуду готовую отраву в чаре, самой красивой и ценной из всех, что ему принадлежали. Все странники первым делом подготовили свои бубны, очевидно, желая проститься с братьями особым образом. Гаргонты мирно лежали в ряд и тихо ждали, сами не понимая чего.
Странники долго не могли решиться на первое действие, но время оказалось беспощадным – каждый миг поступательно укреплял их сомнения. Благие размышления сбивали их с толку, но им удалось сохранить свой истинный настрой. Правда была на их стороне. Вопреки уловкам собственных страхов, они приступили к делу.
Вуррн, Уллиграссор, Мигурнок, Силгур и Муниярд били в бубны на редкость спокойный ритм. Вугго бережно приподнял первого Гаргонта, а Гальягуд поднёс к его устам чару с отравленным питьём. Вспомнив о своей вечной жажде, Гаргонт оживлённо сделал несколько глотков. Страшное иссохшееся лицо стало меняться. Гаргонта озарила безмятежная улыбка, и для Руди это выглядело не менее жутко. Так, с ощущением немыслимого счастья, первый Гаргонт был оставлен в покое. Но как только странники перешли к следующему Гаргонту, с уже принявшим яд стало происходить то, чего никто не мог заранее предугадать.
Странники знали, что детей Альель может убить только яд, добытый из сулуна Варлунга. Однако до того рокового дня никто не решался на волевой поступок. Никому не было ведомо, что смерть от сулуна мучительна и приходит не сразу. Дети Альель были созданы бессмертными, и Великий Дух предусмотрел особое наказание тем, кто не ценил самый великий из его даров. Тот, кто предпочёл вечной жизни смерть, должен был принять едва ли не все из проявлений погибели.
Несчастный Гаргонт кричал от боли – его тело ломали судороги. Он то скручивался в припадках рвоты, то корчился от удушья. Иссохшееся тело его вспухло, а кожа покрылась жёлто-зелёными пятнами. Вокруг него расходился едкий смрад, унюхав который Руди едва ли не пережил то же самое, что невольно наблюдал вместе с остальными.
Увиденное повергло странников в ужас. Вугго старался помочь страдающему брату, но все его действия, только усугубляли положение. На месте прикосновений у Гаргонта начала отходить кожа, отваливаясь большими кусками и открывая внутреннее гниение. Буквально на глазах, Гаргонт сгнивал и распадался заживо. С первых минут, во время озарения счастья, он ослеп, но именно после этого его глаза перестали казаться пустыми. К Гаргонту возвращалось сознание, которое всегда оставалось с ним, но из-за непомерной гордыни и глупого пренебрежения было спрятано им, а вскоре и совсем позабыто.
Единственный из всех, Муниярд отыскал решение, которое, по его мнению, могло исправить чудовищное положение. Взяв урну у Уллиграссора, он подошёл к Гаргонту, достал из урны прах Авроры и аккуратно насыпал маленькую горсть в открытые ладони Гаргонта.
– Это избавит тебя от страданий, – сказал он, обращаясь к мученику, – прими это как знак любви нашего Отца. Альель простил тебя, брат.
Ложь Муниярда привела к чуду. Необъяснимо. Цинично. Абсурдно. Руди не мог поверить в истинность происходящего. То, что разворачивалось на его глазах, он пытался отвергнуть, но каждое следующее событие доказывало ему, что отвергается только его мнение. Гаргонт успокоился. Его страдания начали тихо угасать. Казалось, вот-вот за ним придёт смерть. Но ожидание затягивалось.
– Расскажите, какой он сейчас, – преодолевая слабость, попросил Гаргонт, – мне так хотелось бы его увидеть. Он простил меня, а я даже не помнил, что он был и не могу поверить, что он есть.
Говоря об Отце, он заплакал как дитя, лишённое родительской любви. Странники постарались помочь ему вспомнить каков их Отец, отмерявший своим детям столько достоинств и бед. Они полагали, что Гаргонты имели право хотя бы напоследок почувствовать себя частью Великого.
Каждый из странников по-своему воспринимал Отца:
– Милосердный, – молвил Муниярд.
– Всепрощающий, – молвил Уллиграссор.
– Мудрый, – молвил Гальягуд.
– Великий, – молвил Вуррн.
– Всесильный, – молвил Вугго.
– Всезнающий, – молвил Силгур.
– Любящий, – молвил Мигурнок.
– Справедливый, – молвил Рарон, но Гаргонт его не услышал.
Смерть пришла за ним и освободила первого из детей Альель от всех страданий, которые он заслуживал и не заслуживал.
Остальные Гаргонты пережили то же, что и их брат. Они мучились от невыносимой боли, бились в чудовищных припадках, гнили и распадались. Как только в их ладонях оказывалась горсть праха, как символ любви и прощения Отца, они мгновенно ощущали спасительное облегчение, а затем их принимала и сама смерть.
Руди был возмущён. Подойдя к Силгуру, он поделился своим негодованием.
– То, что тут произошло, видится мне сверх даже самой ужасной жестокости! – сокрушался он, – Почему они позволили Гаргонтам мучиться, если фальшивый ритуал работал?! Ведь можно было сразу дать им этот злосчастный пепел, чтобы они успокоились!
– Это просто злосчастный пепел, не имеющий никакой силы, если его доверить пустоте, – в своей манере, ответил Силгур, – но этот же бесполезный пепел приводит к чуду, если его доверить сознанию. К сожалению, сознание к Гаргонтам вернулось только через страдания.
Странники не могли задержаться и захоронить тела умерших братьев, как того требовала их совесть. Трупы Гаргонтов стремительно разлагались, гнила и сочилась неописуемой мерзостью земля под ними, а от чудовищного смрада темнело в глазах даже у Вугго, видавшего всякое. Для всех осталось вечной загадкой – почему смерть от яда сулуна настолько ужасна и унизительна. Для детей Альель пережитое с Гаргонтами стало уроком, который каждый из них усвоил так, как мог, а для Руди это был просто необъяснимый ужас, о котором он мечтал поскорее забыть.
Глава 18. Презрение
Им удалось найти верное направление. Путь к Маргалонам впервые был для них открыт. Неуверенно продвигаясь вперёд, странники пытались изучить неизведанные ими края, дабы предугадать возможные трудности.
Не теряя бдительности, Руди старался улавливать и не упускать из поля зрения важные моменты. Наблюдая за настроением и реакциями странников, он обнаружил среди них абсолютную неготовность к новым условиям. Знания и опыт не помогли им с доверием принять ситуации, требующие от них терпения, смирения и выносливости. Это казалось невозможным, но Руди с каждым днём утверждался в подлинности своих предположений.
Странники, как и обычные люди, оказались подверженными простейшим страхам. Обнажилось их бессилие и неумение держать удар, когда соперником выступила тревога. Сливаясь с общим состоянием, Руди стал сомневаться в верности его первоначального выбора. Он был почти уверен – в час их встречи, когда дрейфующая льдина оказалась у берегов Лальдируфф, случайно набредшие не него странники воспользовались его беспомощностью и ввели его в заблуждение, дабы вести за собой для непонятной и сомнительной цели. На тот момент безвольный и ослабленный человек, Руди отправился в опасное и бессмысленное путешествие с сумасшедшими дикарями, считающими себя детьми настоящего для них, но неизвестного для него бога со странным именем Альель. Мучимый тяжёлыми размышлениями, Руди так же, как и странники, не смог держать удар и сдался на растерзание чувству ужасающей тревоги. Для самого себя, он был обречён.
Новый путь оказался таким же бесконечно долгим, как и все предыдущие. От горизонта до горизонта, куда бы они не посмотрели, пространство оставалось неизменным. Долгие месяцы они слышали тишину, видели темноту и находили одну лишь пустоту. Им стало невыносимо находиться рядом друг с другом. Все они страдали от одного и того же, но каждый из них полагал, что ядовитое чувство отравляет только лишь его. Один, глядя на другого, мучился от напряжения, которого не мог контролировать. Чужое лицо вызывало затмевающее рассудок раздражение, вслед за которым врывалась ненависть, сначала к брату, на которого невозможно было смотреть, а потом к самому себе за то, что позволил необъяснимому ужасу угнездиться в своём естестве.
Они преданно сохраняли свою общность, но их жизни во время пути к Маргалонам оставались обособленными – каждый занимался тем, что имело для него наибольшее значение и никто не смел нарушать личные границы другого. Мигурнок, как только появлялся удобный случай, уходил в забытьё. Время его бодрствования заметно сокращалось, а для мгновений забытья, он больше не жалел своей жизни. Рядом с ним, но не в его компании, то и дело появлялся Уллиграссор. Было видно, что его терзали тяжкие думы, о которых, впервые с момента их с Руди знакомства, тот не рассказывал. Самый шумный и весёлый из странников, без очевидной причины, превратился в хмурого молчуна. Руди думал, что Уллиграссор мучился от недостатка нормального питания – как только Уллиграссор замечал на себе невольный взгляд Руди, его настигал приступ изнурительной чесотки, о которой он поведал в одной из их первых бесед. Руди делился с ним остатками своих сбережений и это видел Рарон. Добрые поступки Руди Рарон называл глупостью, но никогда не останавливал признанного им глупца от очередного благородного жеста. Силгур и Муниярд отдалились от всех, но ещё раньше отдалились друг от друга. Руди мог несколько дней не видеть ни одного из них. Только в союзе Гальягуда и Вуррна всё осталось по-прежнему. Вуррн ценил Гальягуда за всё, а Гальягуд ценил Вуррна за то, что тот продолжал его ценить несмотря ни на что.
Единственным, для кого ничего не изменилось при новых обстоятельствах, оставался Вугго. С присущим его нутру самозабвением он старался избавить братьев от лишений и неудобств. Все, кроме Руди и Рарона принимали его помощь как должное, нередко отвечая ему, что в его участии не было нужды. Вуррн так и вовсе был зол на брата за то, что Вугго, за всё время их нелёгкого странствия, долгие дни пропадал на охоте, оставляя их без возможности использовать его силу, и что самое обидное – он возвращался без добычи. Кроме них, в тех местах, как бы далеко не уходил Вугго, не было ни одного живого существа.
Миля за милей, Вугго устало блуждал в поисках счастливого случая, ступая по мёртвой земле, покой которой оберегала мёртвая пустота, сохраняя мёртвую тишину. В крае мёртвого покоя Отец не слышал его. Когда надежда отыскать хоть что-нибудь была им окончательно утеряна, Вугго заставил себя пройти последнюю милю. В конце избранного пути он нашёл мёртвого Муниярда. Это казалось чудовищной галлюцинацией. По его непреклонному убеждению, такое могло случиться только с ним. Сила духа Муниярда никогда не подвергалась сомнениям. Брат, как хранитель тайных знаний жизни, для Вугго считался и хранителем самой жизни. Тот из них, кто всегда находил компромисс, Муниярд не нашёл компромисса, необходимого ему самому. Самым неприглядным образом он развенчал миф о своей избранности. Его тело подверглось стремительному разложению. Как и Гаргонты, по смерти Муниярд источал невыносимый смрад.
Он добровольно пошёл на смерть, признав собственное бессилие. Новые знания неконтролируемо и агрессивно поражали его разум. Муниярд больше не мог жить со своим даром. Хоть и невольное, но самое активное участие в призыве смерти для Гаргонтов, довело его до той степени потрясения, когда богатство слов и выражений представлялось ему глупой скудностью. Он умолк и больше не проронил ни слова после того, когда им было сказано последнее слово для последнего Гаргонта, принявшего смерть. Никто из странников не смог бы вспомнить случая или события, когда из уст Муниярда прозвучала ложь. Он хотел, чтобы его последние слова были неправдой, ибо правда, доступная для него в той мере, в которой она навечно закрыта от остальных, была безжалостна и ничем не хороша.
Ужасающее зрелище и горечь внезапной утраты буквально сбили Вугго с ног. Его дар не мог повлиять на положение. Душой он оплакивал брата. Разумом он оплакивал невозможность всё исправить и упущенные шансы, когда по его мнению Муниярда можно было спасти. Вугго не понимал истины происходящего – оплакивая брата, на самом деле, он оплакивал себя.
Рядом с останками, на разрушенном куполе лежал пустой мешочек для питья, а мёртвая рука Муниярда застыла, держа одну из самых любимых чар Мигурнока. В чаре оставалось несколько капель яда сулуна. Вугго вспомнил, как в тот день, когда умерли Гаргонты, он подошёл к Мигурноку с миром, без которого он не мог рассчитывать на то, о чём давно мечтал. Мигурнок принял его жест с открытым сердцем, но Вугго не получил от него то, чего так сильно желал. Он просил для себя немного яда, чтобы иметь возможность закончить жизнь, когда в нём не останется сил идти дальше. Мигурнок обещал отдать ему отраву после того, как последний Гаргонт выпьет свою долю, однако, когда история Гаргонтов была закончена, для Вугго яда не осталось.
Несколько капель в чаре Вугго принял как знак свыше. Для него жизнь, в каждом мгновении, событии и его личном поступке, была невыносимой. Мрачное прошлое смешивалось с туманным будущим, отравляя настоящее. Не в силах забыть прошлое, чтобы думать только о будущем, он захотел остановить настоящее.
Ему было неведомо, что последних капель яда недостаточно для призыва смерти, но даже одна из них могла разрушить его жизнь. Принятие сулуна означало отречение от воли Отца, а Альель был безжалостен к тем, кто шёл против его воли и даже любимейшие из его детей были жестоко наказаны им за проявленное своеволие.
От роковой ошибки его спас лютый зверь, которого он когда-то не смог убить. Огромный волк внезапно появился из пустоты и набросился на Вугго, когда тот поднёс чару к своим губам. Последние капли были утеряны.
Незнание искажало картину происходящего. Вугго хотел и был готов бороться за правду и справедливость, которых не было. Им владела обида и абсолютная уверенность в истинности собственных иллюзий. Его ярости было достаточно для того, чтобы убить зверя, но волк исчез так же внезапно, как и появился.
Одержав очередное поражение, расцененное им как унижение, Вугго поклялся расквитаться с Мигурноком и с тех пор ждал подходящего часа, когда ему представится возможность подвести брата к ловушке Белой пустоши.
