Tony Lonk
Культ праха
– И какое направление, по-твоему, мы должны избрать? – с насмешкой интересовался Вуррн, заведомо не желая прислушиваться к мнению брата.
Прежде чем ответить, Силгур вспомнил заветные слова: «Идите туда, куда желаете и там найдёте то, что вам нужно».
– Нужно двигаться на северо-восток, – уверенно ответил он.
– Почему? – наигранно изумился Вуррн.
– Я так желаю.
– А я не желаю идти твоим путём, – едва сдерживая давно накопившийся гнев, заявил Гальягуд.
– А я и вовсе не желаю тебя слушать, – добавил Вуррн.
– Если я отправлюсь в том направлении, которое предлагаете вы, и этот путь, так уж сложилось, мне не кажется верным, значит, я пойду туда, куда не желаю идти и не найду то, что мне нужно. Мне нужно то же, что и вам. Из этого следует, что из-за меня мы будем блуждать вечно и сможем отыскать Сирлебингов только лишь благодаря чуду, на которое лично я больше не могу полагаться. Я готов вести нас всех туда, куда желаю, и только так мы дойдём туда, куда нам нужно. Вы же предлагаете идти в том направлении, с которым мы попросту свыклись.
– Как можешь ты, братец, так твёрдо стоять на своём, вступая в глупый спор со мной? – спросил его Гальягуд, – Во все времена, мы находили верные дороги, направляясь к северо-западу. В конце концов, мы с Вуррном желаем двигаться к северо-западу, ведь так, Вуррн?!
– Истинно! – ответил верный и покорный Вуррн, – Не хочу идти твоей дорогой, Силгур! Не хочу идти за тобой! Не хочу идти вместе с тобой!
Дерзкие высказывания Вуррна в очередной раз доказали Силгуру, что он никогда не ошибался в брате. Руди, который оказался свидетелем их конфликта, был убеждён – сказанное Вуррном больно ранило Силгура, однако он снова ошибался. Силгур испытал облегчение, ведь он и сам не хотел идти вместе с Вуррном, и уж тем более идти за ним – вечным рабом Гальягуда, забывшим о том, что он не раб, а брат и такое же дитя Великого Духа Альель.
– Каждый из нас пойдёт в избранном направлении. Я отправлюсь на северо-восток, а вы идите, куда призовёт вас ваше желание. Поглядим, кто из нас окажется прав.
Тогда, в мелочном споре погибло самое ценное, что было у странников – их нерушимое братство. За Гальягудом пошёл только Вуррн. Руди избрал путь Силгура, ведь только для Силгура его существование хоть что-нибудь значило. Рарон так же примкнул к ним, между уверенностью Силгура и гордыней Гальягуда избрав первое. Уллиграссор не хотел следовать ни за кем, но и у него самого не было желания вообще куда-то двигаться. Присоединиться к Гальягуду и Вуррну – значило вклиниться в их прочный союз, тем самым нажить себе неприятеля в лице Вуррна без возможности заручиться поддержкой беспомощного лидера, которым оказался Гальягуд. Не думая слишком долго, Уллиграссор пошёл за Силгуром, и был уверен, что не ошибся в выборе.
Ставшие чужими друг для друга, они сухо простились и расстались, оставив на месте массовой гибели Маргалонов и Визгов уничтоженную ими же добрую память о братстве. Они шли к одному горизонту, но избрали противоположные направления, их объединяло общее стремление найти Сирлебингов, но они не могли больше оставаться вместе. Без доли сомнений и малейшего сожаления, они отреклись от общности, когда-то сформированной Великим Духом.
– Мне кажется, избранный мною путь короток, – призналась Аврора за год до своей гибели, – Я ничего не успею.
Руди не хотел ей отвечать. Все его мысли пребывали в моменте их конфликта с отцом. Впервые тот упрекал Руди в беспечности и угрожал оставить сына без своей поддержки. Отец дал ему богатый дом, материальную поддержку, способную удовлетворить любой его запрос, защиту его личного пространства, прав и интересов, но самое главное – он освободил сына от тягостной обязанности быть добытчиком. Воображая себя мудрым наставником, он создавал идеального в его понимании сына, прикладывая все усилия для того, чтобы Руди мог изучать, интересоваться, оценивать, выбирать, отказываться, просить, требовать, манипулировать, обманывать, хитрить, изворачиваться, провоцировать, стравливать посторонних людей друг с другом, избегать неприятностей, и держать защиту, прибегая к сложному слогу, пронизанному редкой на то время манерой искусно оскорблять. Взамен он ожидал, что все навыки сына будут направлены в сферу его интересов, чего ему отчасти удалось достичь. Увлекаясь процессом чеканки достойного преемника, отец забыл или беспечно не счёл важным объяснить сыну, что все личные качества сами по себе ничтожны, если человек не способен действовать. Руди не мог действовать и был серьёзно ограничен в понимании того, что он из себя представлял на самом деле.
Как бы далеко они не заходили и как высоко не взбирались – отрезвляющие времена настигли их. Отец был разочарован в Руди, который больше не был достоин его гордости, как только у него родился и подрос новый сын от новой супруги, а Руди, переняв у отца циничную эстафету, разочаровался в Авроре потому, что так ему было удобно. Он продолжал с ней отношения только лишь потому, что не хотел идти в новое. С другой стороны, его не устраивало то, что он имел. Аврора требовала многого, а Руди не привык ради кого-то стараться. Аврора нуждалась в основательной поддержке, а он давал ей ровно столько, сколько требовалось для того, чтобы она от него отстала. Обычно, это ограничивалось парой-тройкой заумных, ничего для него не стоивших, предложений.
– Сейчас я могу остановиться, изменить решение, взять другой курс, – говорила она, ожидая его мнения, к которому хотела прислушаться, – пусть даже новое направление для меня совершенно неизвестно.
– Оставайся на своём месте, – сухо ответил Руди.
– Это невозможно.
– Тогда иди туда, куда желаешь и там ты найдёшь то, что тебе нужно, – выкрутился он, поражаясь собственной находчивости.
Через год, уничтоженный и глубоко несчастный, находящийся в болезненной зависимости от образа той, которая уже мертва, балансируя между жизнью и смертью на проклятых им землях Лальдируфф, Руди ненавидел себя за эти слова, но его раскаяние ничего не решало.
Глава 22. Поруганная преданность
Вуррн дождался лучших времён. Двигаясь в верном направлении, плечом к плечу с Гальягудом, без опостылевших ему братьев, он испытывал чистую радость, наполняющую его утомлённое нутро. С трепетом и лёгким придыханием, боясь спугнуть грядущее, Вуррн внимательно отслеживал поступательные перемены настоящего, и в полной мере ощущал, как воплощается желание всей его жизни. Позади остались братья с их вечными хлопотами и перманентной борьбой друг против друга. Вечное бремя было разрешено. К конечной цели, как он и мечтал, его вёл Гальягуд, рядом с которым даже бедственное положение принималось как великая честь.
Верное направление оказалось не таким лёгким и коротким, как они ожидали, однако Вуррн принял с искренней благодарностью даже самый сложный отрезок пути, где до них добрался ранее отрицаемый ими голод. Каждый раз, бросая взгляд на любимого брата, Вуррн видел одно и то же. Гальягуду больше не было до него дела. Обнажая части своего тела, он с ужасом рассматривал прогрессирующие изменения. Его кожа напоминала лоскуты истлевшей одежды Гаргонтов. Привычно отрицая ужасное в себе, Гальягуд тщательно рассматривал каждый дюйм своего увядающего тела, принципиально не признавая, что и он сам стал похож на Гаргонта.
– Что я могу сделать для того, чтобы нам, братец, стало легче? – спросил Вуррн.
Гальягуд его не слышал. Внезапно его настигло страшное озарение. Делая очередной безнадёжный шаг, с каждым приступом чудовищного голода, он утверждался в собственном ужасе – они не найдут Сирлебингов, и дорога к дому окончательно ими утеряна по вине Вуррна. Тот не желал двигаться к северо-западу, а просто пошёл за братом, в своём решающем выборе обманывая Гальягуда и самого себя. Превратившись в безвольного прислужника любимейшего брата, Вуррн разучился слушать самого себя, принимая чужие желания за свои. В самый неподходящий момент, дух Вуррна восстал и спутал их дороги, но сам Вуррн, как бесчувственный истукан, не ощущал мятежа, происходящего у него внутри, слепо веруя, что для них настали лучшие времена.
– Какое направление соответствует твоему истинному желанию? – пытаясь как можно скорее отыскать шанс исправить положение, спросил Гальягуд.
– То, по которому ты нас ведёшь, – без доли сомнения ответил Вуррн.
– Лжёшь.
– Я бы не посмел лгать тебе, брат.
– И в этом ты тоже лжёшь.
Нерушимый авторитет одного оказался бессилен против блаженного раболепия другого. Для разрешения фатальной трудности мудрость оказалась неуместной. Подумав чуть меньше, чем требовалось обычно, Гальягуд предположил, что правду Вуррна он сможет добыть, причинив тому боль. Только в состоянии острого переживания разум теряет свою силу и становится беззащитным к любому натиску. В состоянии, когда страдания достигают своего пика, не находится места для лжи и хитрости. «Только тогда истина очистится от мерзкой грязи обмана», – полагал он.
Осторожно достав кинжал, который принадлежал одному из убитых Визгов, он подкрался к Вуррну сзади, и, не сумев собраться с силами в решающий момент, упал на брата, держа кинжал перед собой. Случайный удар оказался смертельным. Дети Альель не знали одно из основополагающих правил Отца – их бессмертие заканчивается в тот момент, когда один брат идёт с оружием на другого.
Осознав свою причастность к смерти Вуррна, и невольно обнаружив то, что скрывал от них Отец, Гальягуд сошёл с ума. Так бесславно закончилась эпоха лидера странников. Эпоха самого безобидного самообмана.
Для Вуррна союз с Гальягудом считался священным. По смерти, он имел полное право быть оплакиваемым братом и достойно похороненным на месте собственной гибели. Это право было реализовано лишь частично.
Гальягуд не мог сохранять контроль над самим собой. Голод сожрал, а затем изглодал его сущность. Мудрость и благородство сына Великого Духа уничтожила единственная потребность. Не понимая ужаса собственного поступка и не испытывая ни малейшего чувства сожаления, он надругался над телом Вуррна, снова и снова поднимая над ним кинжал, дабы вырезать для себя куски ещё тёплой плоти. На удивление оказалось, что ему не потребовалось многого.
Утолив свой голод, Гальягуд почтил память Вуррна, искренне оплакивая собственную утрату. Он ощущал, что ему очень плохо без брата, но в то же время очень хорошо с самим собой. С обретёнными силами и в новом качестве, Гальягуд пошёл дальше.
В то же время, когда страшные изменения случились у Гальягуда и Вуррна, голод настиг их братьев, избравших для себя другой путь. Оба направления не имели между собой ни малейшего отличия. Сложнее всего вынужденное положение давалось Руди. Он ощущал боль в себе целиком. Его тело взнывало, оплакивая предстоящую утрату жизни. Его душа с нетерпением ждала конца мучительного странствия к смерти. Бессилие медленно растягивало муку.
Стойкость странников вызывала в нём чувство собственной ничтожности и зависти к ним за их силу, ловкость, уникальную способность к выживанию.
– Чем я могу тебе помочь? – участливо поинтересовался у него необычайно бодрый Уллиграссор.
– Поделись со мной тем, что у тебя осталось. Я умираю от голода, – дрожащим голосом ответил Руди.
До этого он не раз замечал, как Уллиграссор быстро и незаметно для братьев подкреплялся личными запасами. У Силгура и Рарона ничего не было. Голод мучил их в равной степени с Руди, но Уллиграссор чаще и громче остальных заявлял о своих страданиях.
– Прости меня, брат, но я не могу, – ответил он Руди, который вопреки прошлым урокам взаимодействия с Уллиграссором продолжал чего-то ждать от прирождённого хитреца.
Проглотив горькое чувство обиды – единственное, что он мог ощутить, помимо боли, Руди смиренно закрыл глаза. Ему хотелось, чтобы его оставили в покое и мирном одиночестве, возможно, навсегда. Его ожидание, во благо для него же, разрушил Рарон.
Схватив одной рукой Уллиграссора за грудки, второй рукой Рарон искал у брата остатки солонины. Отрезав половину из найденного им кусочка, скромную добычу он насильно, очень напоминая в этом злобного Вугго, запихнул Руди в рот. Затем, возвращаясь к Уллиграссору, он произнёс:
– Не давай надежду, если не собираешься следовать своему же слову.
Уллиграссор не торопился ему отвечать. Немного подумав, он всё же осмелился отстоять свои убеждения:
– Я не обязан быть полезным кому бы то ни было. Нельзя быть полезными в принципе. Это вопиющее заблуждение, которое я не воспринимаю.
– Не желая быть полезным для других, – возмутился Силгур, – сам ты существуешь благодаря времени, стараниям и жертвам полезных для тебя людей, пользу которых ты охотно принимаешь и часто выпрашиваешь. Глупец, ты даже не понял – за что отец наказал тебя этой хворью. Так он пометил для всех твою жадность, не имеющую границ!
Руди не знал, о чём странники спорили дальше и какие взаимные доводы позволили им договориться. Проглотив кусочек солонины, от переполнения чувств и эмоций, он на время потерял сознание и очнулся свисающим на плече Силгура. Позади, рядом друг с другом, шли Уллиграссор и Рарон. Глядя на них, невозможно было поверить, что они вообще могли ссориться. «Значит, мне показалось», – подумал Руди про себя и смирился с тем, что надумал.
Им нужно было двигаться вперёд. Поселение Сирлебингов оказалось ближе, чем они думали. Вдали, но в обозримых пределах, виднелось то, что не могло возникнуть и остаться в пределах Лальдируфф, и это было прекрасно.
– В первый и последний раз я прошу, нет – я заставляю тебя быть для меня полезным!
Это был тот самый день, когда Руди обрёл ясность в единственном для него жизненно важном вопросе. Он окончательно разочаровал отца.
– Я должен знать, – едва сдерживая гнев, говорил Рудольф-старший, – что она успела собрать за то время, пока ты пребывал в праздности, позволяя «троянскому коню» вторгаться в наше семейное дело! Живо дай мне ключи от её квартиры, а завтра вечером отвези её куда угодно, хоть в ад, лишь бы она не совалась в свой чёртов дом!
Руди был окончательно раздавлен. Взывая к некогда всепрощающей и всепозволяющей любви отца, он повторял одно и то же:
– Там ничего нет!
– Для тебя вообще ничего нигде нет! – кричал отец, демонстративно протягивая к сыну открытую ладонь.
Руди послушно отдал ключи. Как и было ему велено, следующим вечером он отправился с Авророй в лесной домик, построенный по указанию Рудольфа-старшего сразу же после смерти его супруги, специально для своего единственного на тот момент сына, чтобы маленький Руди научился принципу – «теряя одно, получаешь другое».
Оставив на время все имеющиеся у них разочарования, беспокойство и ожидания, Руди и Аврора лежали в объятиях друг друга, безмолвно, не думая лишнего. Они застыли в покое, прислушиваясь к строгому переходу секундной стрелки настенных часов. Так же строго их жизнь переходила из одного сценария к другому. Им обоим нравился звук бесконечного времени. Тогда, вдали от разочарования, беспокойства и ожиданий отца, Руди почувствовал – он любит Аврору. Тогда, для желанного счастья ему не нужно было большего.
Возвращаясь обратно, он мучался тревогой, что Аврора почувствует неладное и не успокоится до тех пор, пока не нащупает правду либо что-то указывающее на правду. Он представлял ужас разрушения и бардак – последствия обыска, ведь ему было хорошо известно отношение Рудольфа-старшего к чужим вещам. То, что он увидел, осторожно переступая порог квартиры, поразило его куда сильнее, чем страшные ожидания и красочные фантазии предполагаемого бедствия.
Не было ни единого видимого признака, что в квартире кто-то был. Всё находилось на своих местах. Даже мелкие вещи, наспех разбросанные в неположенных для этого местах, лежали нетронутыми. Абсолютно ничто в пространстве вокруг не сместилось ни на дюйм. Аврора чувствовала себя в безопасности и мирно суетилась, вспомнив о массе незавершённых дел. Поездка в лесной домик вернула её в прежнее состояние беззаботной радости. Впервые за долгое время, был понятен смысл её слов. Опасность миновала их пару. Руди ощутил облегчение и с надеждой подумал: «Он ничего не нашёл».
Безжалостную правду о том, что отец нашёл искомое, Руди понял на похоронах Авроры. Глядя на реакцию её верных друзей и коллег, когда Рудольф-старший вошёл в церемониальный зал, невозможно было не заметить – его отца боялись, не решаясь даже смотреть в его сторону.
Рудольф-старший организовал для Авроры пышные похороны, вложив в пафосную церемонию прощания собственные деньги и душу. Сказочно красивая, словно живая, она лежала, под прелестным покровом благоухающих белых орхидей. За это было хорошо заплачено. Лучший в своём деле танатопрактик скрыл уродливые следы её смерти от любопытных глаз.
Подходя к гробу, люди шептались об одном и том же:
«Великолепная работа! Не подумал бы, что её разорвало».
«Интересно, голову пришили или как вообще это делается?..».
«Вот это да-а…».
«В это невозможно поверить, но она прекрасна».
«А что, если голову просто положили с надеждой, что и так обойдётся? Одно неловкое движение – и все мы станем свидетелями скандальчика с элементами шока. Обожаю чёрный юмор».
Заняв место родных, которых у Авроры не осталось, Рудольф-старший в окружении своей новой семьи, принимал слова соболезнования. Руди испытывал благодарность к отцу за неожиданно широкий, не присущий его натуре, жест. Тогда, в горе, смятении и тяжком осмыслении одномоментно навалившихся на него противоречивых чувств, он не догадался, что Рудольф-старший так же организовал смерть Авроры, а немного позднее – изощрённое глумление над её памятью при активном участии и личном вкладе в грязное дело её же друзей. Но какими бы ужасными не были люди, погубившие Аврору и осквернившие её память, главную и решающую роль в этой истории сыграл Руди.
Глава 23. Сирлебинги
Руди не мог поверить в реальность красоты, открывшейся перед его глазами. Глубоко в душе он ликовал. Давно позабытое ощущение тепла вернулось к нему и уже никуда не пропадало, спустя немалое количество времени с момента, когда он заставил себя смириться с тем, что этого обыкновенного дара нормальной жизни он никогда не получит. Тёплый, вечнозелёный край в центре суровых владений первородного холода, оказался даром необыкновенной реальности. Они отыскали место, где жили Сирлебинги. Торжество тепла жизни над холодом смерти поразило Силгура и Уллиграссора куда сильнее, ведь они никогда не видели ничего подобного. Взор Рарона был устремлён за пределы дивного поселения – с надеждой он смотрел на Чёрную скалу, которая напоминала маленькую горку и была совсем не чёрной.
– Чёрная скала перед нами, – сказал он, – это конец нашего пути.
– Даже не верится, – признался Силгур.
– Тогда не будем терять времени, – предложил Уллиграссор, – нам давно пора наведаться к Кёлькулле.
Силгур и Рарон одновременно ответили: «Нет!».
– Прежде, чем мы предстанем перед взором Хранительницы, нам необходимо почтить своим вниманием Сирлебингов, – добавил Силгур.
Визит в своё тихое поселение ужасно выглядевших незнакомцев, Сирлебинги приняли совершенно равнодушно. Каждый из них лишь вскользь одаривал странников сиюминутным вниманием, не отрываясь от собственного дела. На первый взгляд Сирлебинги существовали сознательно. В их взгляде и поступках не прослеживалось ни намёка на то, что этих простых людей поразила общая мания. Скромный повседневный уклад имел вполне понятный смысл – они не выживали, а просто жили. Не пытаясь найти большего, Сирлебинги без труда добывали необходимое. Не желая несбыточного, они получали всё, что требовалось для безмятежной жизни.
Руди не мог отделаться от впечатления, что Сирлебинги поразительно напоминали ему бедных людей, встреченных им во время прежней, нормальной, жизни. Тогда он называл их «плевками цивилизации». Сын своего отца, Руди был убеждён, что бедность налипает заскорузлой грязью на человека, допустившего с собой такое, и эту грязь уже невозможно будет смыть. Сирлебинги, как и те бедные люди, были чище его помыслов, а уж тем более помыслов и поступков почитаемого им отца.
Делом всей жизни Сирлебингов стало масштабное созидание, которое не несло ни малейшей пользы, однако тихие простаки создавали нечто прекрасное, хотя не это было главным – они занимали себя, тем самым, каждый из них сохранял свой хрупкий рассудок. В дни отдыха они не выходили за вечнозелёные пределы собственного поселения, отдавая имеющееся у них время и остаток сил на укрепление, облагораживание и в редких случаях восстановление скромных жилищ. Их маленькие домики терпели урон от окружающей среды чаще, чем жилища Гунгов, Маргалонов и Визгов. В иные дни и часы, они уходили за пропитанием, сырьём и всем необходимым для повседневной жизни, а иногда отправлялись за чем-то редким, не нужным им, но очень желанным. Всё необходимое и желанное ждало Сирлебингов там, где они хотели это найти. Они знали, что получают дары от того, кто существует над ними, в благодарность за их бесконечный созидательный труд. Сей труд заключался в искусном ваянии фигур и узоров на Чёрной скале. Поколения за поколением, Сирлебинги высекали летопись нелёгкой жизни на просторах Лальдируфф, и благодаря их усилиям, глядя на Чёрную скалу, каждый мог найти ответ на свой вопрос.
Впервые попробовав тёплую пищу, разогретую в горячем источнике, странники почувствовали недомогание. Сначала это сильно напугало их, но затем они поняли каково это – ощущать расслабление тела и успокоение разума. Каждый из Сирлебингов выразил своё желание приютить их. Дети Альель были безоговорочно ими приняты и почитаемы, как уважаемые гости. Странники, наконец, обрели долгожданный покой.
– Страшно подумать, что вы им устроите, – признался Руди, тихо обращаясь к Силгуру.
– Ничего, – ещё тише ответил Силгур, – мы не будем злоупотреблять гостеприимством этих прекрасных людей.
– Разве так можно?
– Мы должны оставить всё как есть. Это тот случай, когда мудрость и верное решение кроются в позиции невмешательства. Сирлебинги сами обрели то, чего не дали им наши старшие братья-Гаргонты. Они действительно такие, какими мы их видим, и они лучше нас.
Последнее удивительное событие произошло в час, когда странники прощались с Сирлебингами. В поселении появился Гальягуд. На его одеждах, руках, лице была засохшая кровь Вуррна. Безумные глаза его устремлялись в сторону Чёрной скалы. Не глядя под ноги, он падал и агрессивно отбивался от Сирлебингов, желающих ему помочь. Упорно двигаясь к цели, Гальягуд прошёл мимо братьев, даже не заметив их. Его целью была встреча с Кёлькуллой. Он хотел сказать ей свою правду и вынести Отцу справедливый, по его убеждению, приговор.
Рарон пошёл за ним, но держался от Гальягуда на расстоянии. Силгур не рвался за братьями. Немного подождав, чтобы Гальягуд и Рарон ушли совсем далеко, и сказав Сирлебингам последние слова благодарности, он похлопал Руди по плечу и радостно произнёс: «Пора». Затем он посмотрел на Уллиграссора и понял, что тот не пойдёт с ними дальше.
– Я остаюсь, – сказал Уллиграссор, – так велит мне моё существо. Не знаю, какой он – наш дом, да и не хочу больше представлять, предполагать, надеяться и ожидать. Мне хорошо здесь, и это место может стать моим домом, если я того захочу. И я хочу этого!
Не тая друг на друга обиды, братья навсегда расстались для того, чтобы каждый из них обрёл своё счастливое завершение многовекового испытания. Они были слишком разными – им не требовалось одно и тоже. Силгур и Уллиграссор получили то, чего желали. Руди получил то, от чего он не мог отказаться.
