Tony Lonk
Культ праха
У странников не было другого выхода – их путь пролегал через прибрежное поселение. Взаимодействие великой цели и мелочной блажи представлялось неизбежным. Прежде странники уже встречались с Гунгами, но даже мудрецы Силгур и Муниярд не смогли договориться с безумцами. Позднее выяснилось, что с ними нужно было договариваться любой ценой. Для следующих общин, встреча с которыми являлась неотъемлемой частью пути странников, были жизненно важны ресурсы, которые водились только у великих добытчиков даров Большой воды. Сохраняя безопасную дистанцию, Вугго следил за Гунгами, дабы разузнать, какими способами или уловками можно воздействовать на тех, кто абсолютно ничего не ценят.
Великие добытчики давно позабыли о своём промысле. В стороне от их селения лежали скелеты и гниющие останки больших и маленьких китов. Как истинный охотник, Вугго заметил, что этот убой был бессмысленным. Убитые дети Большой воды просто сгнивали, не принеся нуждающемуся человеку хотя бы какой-нибудь пользы.
Гунги постоянно задирали друг друга. Каждый истерично требовал к себе внимания. За всё время, пока Вугго наблюдал за ними, почти каждый из них плакал или бился в страшном припадке. Молодые и старые, сильные и слабые, главные и ничтожные – все одинаково мучились и одинаково мучили друг друга. Вугго больше не мог на это смотреть.
Три мили обратной дороги требовали от него моральных усилий. Вугго был опустошён и готов остановиться, желая упасть навзничь и заплакать, проиграв свой главный бой с отчаянием. Самого грозного и сильного сына Альель окончательно обессилило истощение его подлинного духа.
Пока в остальном мире взращивались и погибали сотни поколений, странники шли и искали своё место. С самого начала их существования, они понимали, что у них есть дом, но они в нём ни разу не были. Бесконечные поиски для Вугго начали терять свой сакральный смысл. Каждые встреченные племена вызывали в нём чувство ненависти к ним, к Великому Духу и к самому себе. Даже безумные Гунги нашли своё место. Самые ужасные народы имели пристанище. Воодушевляющая вера Вугго в то, что однажды их путь счастливо завершится, была им проклята.
Приближаясь к временному пристанищу, он увидел первую за десятки лет реальную угрозу. Вокруг свежих оленьих туш ходил невиданный ранее зверь. Огромный и лохматый волк тащил самую большую тушу. Вугго полагал, что ему было известно обо всех живых существах, населяющих Лальдируфф, но такое страшилище он никогда не видел и ничего не знал ни об этом волке, ни о его силе.
Основываясь на своём опыте, он предполагал, что до следующего привала Великий Отец не даст ему оленьих туш. Пытаясь предотвратить беду, Вугго бросился в схватку с противником, сила которого была равной или превосходила его собственную. Высвободив свой гнев, Вугго сражался свирепо и беспощадно. На его удивление, реакция волка отличалась от той, к которой он привык, имея дело с дикими животными.
Волк уворачивался от нападений не инстинктивно, а разумно. Обладая явным превосходством по силе и в умении убивать, зверь не причинял Вугго увечий. В странной схватке не было победителя. Необъяснимым для Вугго образом, волк вырвался и убежал к южным сопкам. И только после того, когда стало понятно, что зверь не вернётся, истинный охотник увидел на своих руках кровь.
– Сейчас там много крови, и она везде, – молвил Силгур, – но это крошечная капля в сравнении с морем, которое захлестнёт всех беспечных и себялюбивых в будущем.
– Раньше они платили своей и чужой кровью за ложь во благо, которая на самом деле была ложью подлинного зла, – молвил Муниярд, – сейчас они могут платить тем же, но уже за реальные возможности и блага. Мы можем осуждать то, какими рождаются их стремления, но есть ли в этом смысл?
– Я осуждаю человечество, но не человечность, – молвил Силгур, – и так будет всегда. Человечности становится всё меньше и меньше. Этот великий дар всегда был неудобен для людей. Человечество оскверняет человечность. Мой суд не самый страшный. Мой суд – ничто. Суд будущего всем воздаст по сути. И только в этом есть смысл. Будущее позволит им наказывать самих себя. Мудрость времени – мудрость бытия.
Силгур и Муниярд не замечали, что позади них тихонько следовал Руди, и, словно заворожённый, слушал их необыкновенную беседу.
– Скоро настанет время, когда они позволят грабить и убивать себя на справедливых основаниях, – молвил Силгур, – забывая о том, что из поколения в поколение не справедливость решает вместо человека, а человек решает вместо справедливости. Многие предпочтут отдать себя в жертву тем, для кого справедливость приравнивается к жажде уничтожать всё вокруг.
– И появится человек, которому вздумается вершить чужие судьбы, выкорчёвывая ненужные корни древа истории, – молвил Муниярд, – подрезая живые, но ненужные ему побеги, поливая его – сначала слезами радости, затем слезами горя и удобряя почву кровью тех, кто ему доверяет.
– У него будет достойная компания из таких же вершителей, – молвил Силгур, – их появится больше, чем должно. Баланс будет нарушен.
– И когда возросшая сила помутит этому человеку и без того загрязнённый рассудок, он внезапно создаст для себя мечту, в которую вложит нищету собственной души. Не успев осознать своё искажённое творение, он поспешит воплотить его в жизнь, минуя общий строй, незыблемые правила и принципы справедливости, – заключил Муниярд.
– Игнорируя настоящее, он задастся целью искусственно разделить мир, где сильные народы любой ценой подминают под своё безграничное влияние более слабые народы, насаждая на некогда спокойные регионы идеи варварства и торжества несправедливости, – заключил Силгур.
Этот разговор ещё сильнее растревожил Руди. Он не понимал, как всё то, о чём говорили Силгур и Муниярд может воплотиться в реальности, но безоговорочно в это поверил. В несовершенном мире остались его родные. Руди и сам ещё надеялся туда вернуться. Предупреждение о надвигающейся опасности не помогло ему, а только усугубило его положение. Зная обо всём, он ничего не мог изменить.
Не в силах слушать пророчества странствующих мудрецов, он ушёл в сторону от всех, чтобы спокойно предаться ужасным фантазиям о собственном будущем.
– Мир изменится, но человек, который будет повинен в разрушениях, не получит того, о чём мечтал, ибо его мечта была ненастоящей, – предрекал Муниярд, – и в процессе чудовищного завоевания выбранной им цели он запутается в собственных заблуждениях.
– Как только он угодит в ловушку, которую так старательно готовил для других, сила его покинет, – предрекал Силгур, – но этот урок не усвоят те, кто пойдут по его следам.
Путь по новому направлению оказался таким же долгим, каким было ожидание Сларгарта, но движение к цели придавало странникам бодрости и сил. Только Мигурнок испытывал серьезные трудности, несовместимые с полноценным передвижением. Последствия пережитого им состояния, разрушительно сказывались на его самочувствии. Тогда Рарон сумел его вытащить из западни глубокого забытья, но никто, даже сам Мигурнок, не знал о возможных последствиях такого опыта. Но даже болезненная слабость не влияла на его настроение – как всегда, он пребывал в странной, присущей исключительно ему весёлости.
До определённого момента Руди полагал, что только ему очень грустно и невыносимо тяжко на душе. Случайно бросая растерянный взгляд по сторонам, он уловил печальную картину, противоречащую его представлениям. По тому, как склонил голову Сларгарт, были видны его внутренние терзания, от которых он явно искал, но не находил спасения. Всегда уверенный и грозный Сларгарт, в этот раз шёл осторожно – он непрерывно что-то искал, внимательно исследуя пространство вокруг их группы. Неведомые мысли увлекли его. Загадка, поглотившая несокрушимого великана, воспринималась, как что-то необыкновенное. По разумению Руди, такие люди как Сларгарт и Вугго не могли чувствовать тревогу, беспокойство и всё то, что руководит слабыми или усталыми людьми.
– Не такой уж он и смелый, – сказал Уллиграссор, как всегда, подкравшись к Руди непонятно откуда.
– Как и все мы, – ответил Руди.
Купол Уллиграссора постоянно врезался в купол Руди, доставляя неудобство им обоим, но Уллиграссора это не останавливало. Он стремился завладеть вниманием Руди, но на первых порах неуёмному Уллиграссору удавалось посягать только на его скромное личное пространство. При всём желании, Руди не мог избежать разговора, который был так необходим его другу.
– Он всегда недолюбливал меня, а сейчас – особенно, – говоря это, Уллиграссор перешёл на шёпот, который слышался ничуть не тише, если бы он проговорил это не утруждаясь, – даже Вугго перестал меня задевать, а Сларгарт не упускает возможности при всех сказать мне, что я труслив, слаб и безнадёжен.
– Докажи ему, что он неправ. Если о тебе несправедливо говорят и это омрачает твою жизнь, нужно показать всем, кто для тебя важен, что в тебе ошибались. Иначе всю жизнь ты будешь страдать, и доказывать свою правду только лишь самому себе. Важно сохранить правду о себе. Неправда никуда не денется. Всегда найдутся те, кто осознанно или бессознательно, но с радостью вооружатся неправдой, и будут агрессивно нападать на тебя. Это не прекратится, пока ты жив, и не прекратится, когда ты умрёшь. Некоторое время, а возможно долгие годы о тебе будет свидетельствовать только неправда.
– Я никогда не умру.
Руди не знал, что можно ответить на подобную глупость.
– Ты прав, друг мой, – оживился Уллиграссор, – когда будут обусловленные обстоятельства, я докажу всем, что я не трус и на меня можно положиться. Сейчас в этом нет необходимости и я не чувствую потребности менять условия настоящего момента.
– Но ты сам сказал мне, что тебе плохо, – возмутился Руди, – что тебя это беспокоит.
– Всё происходит так, как должно происходить, – наспех ответил Уллиграссор, после чего спрятался в своём куполе.
Руди остановился, полагая, что ему следует выразить дружескую поддержку и подождать Уллиграссора, но увидев, что остальные игнорируют выходку своего брата и продолжают движение, инстинктивно решил присоединиться к ним. Внутреннее чутье подсказывало Руди, что Уллиграссор не потеряется, а ему самому опасно отбиваться от остальных и доверять свою судьбу такому другу.
Вугго постарался как никогда. Место обустроенного им временного пристанища было уютным, безопасным и появись у странников желание обосноваться здесь навсегда – это стало бы самым верным из их решений. Рядом находился небольшой ледник Кёигинг, вокруг которого журчала талая вода – самая чистая и вкусная в тех краях. Острые западные холмы останавливали колючие ветра. Восточные низины не выпускали из себя вечные бури. На юге и севере открывались великолепные просторы. Это место понравилось Руди, и после первого утомительного пути, он был не прочь там задержаться.
Ровным рядом лежали десять искусно разделанных оленьих туш, скованных льдом. Вугго не ел мяса до тех пор, пока не пришли его братья. Сначала его пищей были оленьи внутренности, глаза и уши. Остаток дней он питался рыбной строганиной, которая во все времена, даже когда его изводил голод, казалась ему мерзкой. Своему любимому брату Сларгарту он оставлял молодые оленьи рога, зная, как тот будет рад такому лакомству.
У большого костра странники устроили настоящий пир. Им было весело и хорошо в компании друг друга. Уллиграссор просил больше мяса и ему не отказывали. Восполнив силы, Мигурнок снова погрузился в излюбленное им забытьё и ему никто не мешал. Силгур и Муниярд рассказывали весёлые истории. Вугго и Сларгарт внимательно слушали весёлые истории и смеялись громче всех. Рарон безмятежно сидел с закрытыми глазами и казался счастливым. Вуррн и Гальягуд сидели по обе стороны от Руди и ухаживали за ним весь вечер.
– Скоро нам придётся оставить это прекрасное место, – сказал Гальягуд.
– Тут так хорошо, – ответил Уллиграссор, – я хотел бы здесь задержаться.
– Нам нельзя задерживаться, – сказал Муниярд.
– Нам нельзя довольствоваться удобным, забывая о необходимом, – добавил Силгур.
– Мы не остановимся и пройдём наш путь до конца, – продолжил Гальягуд, – поддаваясь соблазнам, страхам и отчаянию, мы ещё сильнее отдалимся от дома.
– Но мы не знаем, что ждёт нас впереди, – спорил Уллиграссор, – хватит ли у нас сил на преодоление неизвестности?
Силгур и Муниярд загадочно переглянулись.
– Впереди нас ждёт встреча с Гунгами, – ответил Вугго, – я видел их в трёх милях к северу от нас. И мне неведомо, как с ними можно договариваться – они все безумны. Даже у малого ребёнка Гунга мёртвый рассудок. Увиденное там меня ужаснуло.
– Нужно узнать, в чём они нуждаются, – предположил Уллиграссор.
– Скука сводит их с ума.
– Предложим им какое-нибудь развлечение.
– Они избалованы вседозволенностью и вседоступностью. Едва ли мы сможем чем-либо заинтересовать отъявленных безумцев. Они поистине ужасны и безобразны. Вокруг места их обитания лежат десятки убитых китов. Гунги убивали их бесцельно и не поделились мясом с бедолагами из других поселений. Гаргонты невыносимо страдают, переживая вековой голод, и они не раз просили у них помощи. Одного Гаргонта недавно жестоко избили молодые Гунги, когда тот пытался украсть немного китового мяса. Это позабавило и молодых, и старых Гунгов. Сейчас они воют от чудовищной скуки и донимают друг друга.
Послушав разговор о Гунгах, Руди вспомнил, как они с Авророй смотрели фильм о северных народах, и их потрясла одна необычная забава.
– А что, если мы предложим им заготовить большой лоскут китовой шкуры, затем заставим их встать в круг, взять лоскут в руки, растянуть его, и пускай они по очереди на нём прыгают, развлекаясь до упаду? – предложил он.
Странники удивились смелости и смекалке Руди. Даже Рарон открыл глаза и улыбнулся.
– Они хотят того, чего больше нигде нет, – ответил Вугго, – а такая забава давно в почёте у тех, кого ты знаешь.
– Мы можем сказать им, что этого больше нигде нет.
– Дети Альель презирают ложь, – разгневался Вугго, – прибегая к неправде, мы превратим самих себя в ничтожества!
– Ложь подобна разложению, – молвил Силгур.
– Стоит только возникнуть причине для её появления, – молвил Муниярд, – она ворвётся в твою жизнь и уже никуда не денется.
– И будет поглощать тебя всё сильнее и сильнее, – добавил Силгур.
– Пока ты не сгинешь, мерзкий и недостойный, – добавил Муниярд.
Руди пошёл на принцип, не желая сдаваться. Навязанное ему положение среди странников он считал унизительным, а свою персону – недооценённой.
– Я не боюсь этого! – заявил он.
– То, что ты не боишься, – ответил Рарон, – не означает, что ты прав.
– Но если тебе это необходимо, исполняй свою волю, – сказал Гальягуд, – мы не будем тебе мешать. Обмани лукавых безумцев.
Дозволение Гальягуда натолкнуло Руди на внутренние противоречия. Внезапно, он засомневался в истинности своего намерения, но побоялся в этом признаться. Он ожидал услышать суровый запрет на любые действия с его стороны. Это освободило бы его от ответственности за ход дальнейших событий. Свою идею он хотел увидеть в действиях бесстрашных странников. Уллиграссор мгновенно почувствовал его настроение. Подойдя к Руди, он произнёс фразу, которая могла прозвучать только из его уст:
– С ними никогда не получится схитрить, дружище. Не рискуй, если можешь спрятаться и спокойно переждать неудобства в уютном неведении.
Глава 5. Гунги
Встреченные несмолкаемым шумом и чудовищной сумятицей, странники вошли в селение Гунгов, не привлекая к себе внимания коренных поселенцев. Всё вокруг слилось в холодном синем сиянии: начиная от облика тамошних жилищ, заканчивая цветом кожи самих Гунгов. Странники смогли стать незримой частью этой картины, и только Руди то и дело привлекал к себе случайный взор. Он не мог контролировать доводящие его до ужасной трясучки ощущения пронизывающего холода и такого же страха. Торжество безумия Гунгов выглядело поистине пугающе. Изощрённый кошмар, детально воплощённый в реальности, превосходил все извращения, которые могла допустить богатая фантазия Руди. Помимо этого, куда бы он не посмотрел, увиденное вызывало в нём отвращение. Но чем больше бредовых картин возникало перед его глазами, тем сильнее он проникался околобредовым состоянием.
Вокруг царила давняя разруха. В самом богатом и изобильном поселении не было ни одного добротного жилища – хаос уничтожил всё, что годилось для достойной жизни в этом месте. Гунги портили всё сами и учили этому своих детей. Их устраивала разруха, и печалила только лишь скука. Опустошающему чувству была отдана в жертву жизнь каждого Гунга. Не ведая, что творят, они превратили своего злейшего врага в идола, которому слепо и неистово поклонялись.
Ещё в самом начале Руди заметил группу поразительно красивых детей. Один из них начал до крови царапать своё лицо. Другие дети наблюдали за этим действом с открытыми ртами. Завладев вниманием, мальчик сбросил с себя роскошные по их меркам одежды, обнажив неестественно синюшную кожу, после чего стал царапать свои руки, а затем ноги. Внимание детей рассеялось, когда он буквально раздирал кожу на своём животе. Самоистязание не давало ему ничего, кроме ужасной боли и смертельного холода, но мальчик громко смеялся, а его глаза бегали по сторонам, оценивая реакцию тех, чьё внимание было на его стороне. В этих глазах читалось противоестественное, почти экстатическое удовольствие и вполне узнаваемый страх. Он боялся, что может не увидеть со стороны кого-то из них бесценного взгляда, обращённого к нему.
Другие дети тоже хотели царапать его своими крошечными ручонками, но мальчик им этого не позволил. Не придумав ничего другого, ещё один мальчик, без долгих раздумий, мигом освободился от своей скромной одежды и стал точно так же царапать себя. Внимание детей сразу и полностью перешло к нему. Он позволял царапать себя остальным. Вой первого мальчика, который исцарапал себя везде, где только смог, слился с воем таких же, как и он – несчастных Гунгов, которым больше не доставалось внимания.
Пройдя вглубь поселения, странники наткнулись на большое скопление молодых и зрелых Гунгов. Все они наблюдали за зрелой женщиной, предлагающей своё тело любому мужчине. Внешность её была неприятной и отталкивающей. Завлекательные уловки, которые так манили мужчин Гунгов, Руди наблюдал с отвращением. Животные вскрикивания, сумасшедшие кувырки и телодвижения, напоминающие конвульсии, до накала возбуждали ревущую толпу. В её руках было нечто, известное только самим Гунгам, чем она то и дело демонстративно натирала свою промежность, вскрикивая ещё громче.
На её дикий призыв откликнулся один молодой мужчина. Подойдя к ней, он стал её внимательно рассматривать и проверять то, чем она натирала промежность. Явно одобрив увиденное, он живо натёр свою промежность и тем самым изъявил собственную готовность воспользоваться предлагаемым телом. Не прибегая к прелюдиям, они начали бесстыдно сношаться на глазах у ликующей толпы. Внимания к зрелой женщине и молодому мужчине было предостаточно, но в один миг взгляды и лица толпы повернулись в другую сторону. Там о своём намерении предложить собственное тело заявила молодая женщина, с которой жил тот самый молодой мужчина. Она проделывала ровно то же, что и её предшественница, но на её призыв отклик последовал гораздо быстрее. Сразу несколько мужчин изъявили готовность воспользоваться её предложением. Особое настроение овладело всеми, кто собрался в том месте.
Будучи всецело поглощенным диким зрелищем, Руди не заметил, как остался один в эпицентре грязного разврата. Странники давно покинули место импровизированных оргий. В панике, он пытался выбраться оттуда, осторожно пробираясь через толпу, и пару раз чудом избежал насилия.
Ему не пришлось долго искать своих. Первым он увидел своего друга Уллиграссора, который о чём-то говорил с теми детьми, которых они встретили в самом начале. Заметив Руди, явно приободрившийся Уллиграссор показал в его сторону пальцем. Красивые ребятишки сразу же подбежали к Руди. Обступив его со всех сторон, они наперебой показывали ему, свои умения царапаться, а некоторые из них – пускать самим себе кровь. Столкнувшись с очередным препятствием, Руди рассчитывал на дружескую участь Уллиграссора, но вместо этого он увидел, как его друг спешно уходил в неизвестном направлении.
Дети кружились вокруг него, словно рой злобных пчёл. Один из них подумал, что было бы забавно лично ему пустить кровь Руди, что он и попробовал. У каждого Гунга при себе имелось маленькое остро наточенное копьё. Руди узнал об этом, когда копья детишек одновременно вонзились в его купол. Новая забава увлекла маленьких Гунгов – они не могли оторваться, и, что есть сил, пытались раскромсать его надёжное укрытие. Всё свидетельствовало о том, что у него не было шансов на спасение, но истошные женские крики изменили ход событий. Матери звали своих детишек посмотреть на очередное зрелищное действо.
Странники нашли место, где скопление Гунгов на то время было самым большим. Молодой Гунг предлагал вниманию толпы свой талант, который заключался в умении глотать камни. С гордым видом он демонстрировал отборные камни маленького и среднего размеров, старательно собранные им на побережье. Некоторые из камней были с острыми краями, но это обстоятельство его не останавливало. Жажда вызвать крики восторга толпы вдохновляла молодого Гунга на небывалые свершения и первые камни давались ему легко.
Руди прибыл к месту действа слишком поздно – когда молодой Гунг давился и не мог проглотить оставшиеся камни. Странники стояли ближе всех к юнцу и равнодушно наблюдали за всем, что тот пытался натворить. Даже Уллиграссора не впечатлило изощрённое зрелище – ему было куда интереснее наблюдать за реакцией Гунгов-зрителей. Одному из них Уллиграссор что-то игриво прошептал на ухо, после чего явно повеселевший Гунг взял небольшой камешек, который лежал у них под ногами и живо понёс Гунгу-глотателю, чтобы тот полакомился его «угощением». Настроение тотального безумия набирало стремительные обороты. Каждый Гунг-зритель нёс юнцу по камню, а некоторые из них снова и снова возвращались с очередными «угощениями». Молодой Гунг испытывал долгожданное счастье, но его возможности не были безграничными. Замертво упав перед благодарными зрителями, он освободил пространство для нового действа.
На это пространство посягнули странники. Внимания толпы требовал Гальягуд. Его добродушное приветствие не было искренним. Заискивая перед Гунгами, он растрачивал то, чем всегда дорожил – свои принципы и достоинство. Эту пустую трату поддерживали остальные странники. Даже мудрейшие из них, Силгур и Муниярд принимали досадную необходимость как должное.
– Мы пришли к вам, располагая знанием о той забаве, которая неведома миру и может стать вашей, – торжественно произнёс Гальягуд.
Гунги с восторгом приняли эту весть. Вопли радости сотрясали пространство. От топота их ног содрогнулась земля. Один за другим, они зарыдали от счастья.
– Для этого вы должны поймать Варлунга и в качестве вашей благодарности за нашу помощь мы заберём сулун.
Радость Гунгов покинула их в ту же минуту.
– Большая вода не простит нас, если мы убьём её сына, – сказал старый Гунг, – нам и самим когда-то был нужен сулун, но мы понимали, что для нас важнее. Доверие Большой воды – великий дар, благодаря которому мы живём. Нам не нужна забава, цена которой настолько велика.
– Нужна! – крикнул маленький Гунг.
– Нужна! – крикнула его мать.
Все Гунги стали кричать о своём желании попробовать таинственную забаву. За это они были готовы заплатить любую цену. Не прикладывая сверхусилий, Гальягуд добился своего.
Странники повели за собой Гунгов к Уютной бухте. Толпа ликовала. Манок новой потребности придал им нечеловеческую живость. Радостными плясками безумцы создавали вихри, в один из которых случайно попал Руди. Беззащитный и по-детски растерянный, он едва ли мог вырваться из безумного круга самостоятельно. В моменте, когда от несносного напряжения он начал терять рассудок, рука Уллиграссора нащупала его шею. По-отцовски дерзко, он вытащил Руди из опасной западни, вдогонку дав ему отрезвляющего пинка под зад.
Подойдя к Большой воде, Гунги угомонились. Придерживаясь созданной их предками традиции призыва Великого дара, они пали на колени и с каждым разом, когда волна доходила до берега, били поклоны, рассекая свои лбы об острые камни. Прежде, чем поклониться, они выкрикивали сакральное слово «Унг». Эхо их призывного возгласа разносилось на многие мили. Первыми их услыхали Гаргонты. Бывали времена, когда эхо звучало несколько дней, а клич «Унг» запомнился ими как «Гунг». Для Гаргонтов слово «Гунг» считалось ругательством, ибо великих добытчиков они не любили за жадность, вседозволенность и к тому времени овладевающее ими безумие.
Вопреки стараниям Гунгов, Варлунг не появлялся. Лбы великих добытчиков были разбиты и выглядели одной огромной раной, камни под ними утопали в их горячей крови, а эхо их призыва, ушедшее в даль, не находило отклика. Большая вода не дала им даже те дары, которыми щедро делилась с ними прежде. Неудача быстро погасила их запал. Одна часть Гунгов впала в истерическое отчаяние, вторая – в свирепый гнев. Все до единого, они были готовы жестоко расправиться с теми, кто ввёл их в заблуждение, от которого они ничего не получили.
Странникам был неведом страх. Их не смутила вероятность агрессивной расправы над ними. Своих, чаще всего мнимых, врагов Гунги убивали долго и жестоко. Они любили это дело, но убивать было некого, а друг друга Гунги убивать не смели. В последний раз свою мучительную смерть на радость безумцам приняли мирные Лудивы – старые мудрецы, которые всю свою жизнь искали потерянные поселения на просторах Лальдируфф, чтобы нести знания всем, кому следовало их обрести, и были убиты ради утешения придури тех, кого им не следовало находить. С тех пор к их селению были стёрты все дороги, а самих Гунгов перестали считать людьми.
Гунги желали крови. Спасая положение, Гальягуд забрал у Уллиграссора урну с прахом Авроры и торжественно продемонстрировал её разъярённой толпе.
Когда внимание безумцев было ловко поймано, Гальягуд открыл урну и погрузил в неё сначала левую руку, а затем – правую. Подняв запорошённые прахом длани к небу, он молвил:
– Подойдите ко мне, и я дарую вам силу, коей нет ни у кого во всех пределах Лальдируфф! Обладателю этой силы подчинится даже Большая вода и по его велению покорно отдаст в жертву любимейшего сына своего – древнейшего и сильнейшего Варлунга.
Увещевания Гальягуда подействовали. Подобно змеям, Гунги сползались к нему – чарующему заклинателю, повинуясь его нескромному желанию, дабы воплотить в жизнь свои, еще более нескромные, намерения. Их безумные лица излучали горячую одержимость. Со сладостным предвкушением, они ожидали будущее с новыми возможностями.
От действий Гальягуда Руди брала оторопь. Когда первый Гунг подошёл за своей долей обещанной силы, главнейший из странников протянул ему свою длань и велел тому лизнуть кончик его указательного пальца. Не скрывая восторга, Гунг сделал то, что было велено наилучшим, но не наикрасивейшим образом.
Все Гунги, странники и Руди, как заворожённые следили за дланью Гальягуда. Он вновь опустил руку в урну и сразу же достал её, демонстрируя всем прах на кончике указательного пальца. Приказав Гунгу встать на колени и поднять голову к небу, Гальягуд ткнул этим пальцем ему меж бровей и после громогласного объявления: «Теперь ты – сила!» отпустил обновлённого Гунга творить новую историю.
Откровенное кощунство над прахом Авроры пробудило в Руди звериный гнев, который был сразу же подавлен мощным толчком Вугго. Не успев сделать и пяти шагов к Гальягуду, он был жёстко сбит с ног. Его защитный и некогда надёжный купол разлетелся, словно непрочная бумажная конструкция. Вугго сразу же распознал намерения Руди и блокировал любые его попытки их реализовать. Чтобы он не смог подняться, своей громадной ногой Вугго придавил к земле его несчастную голову, тем самым, заставляя Руди безучастно наблюдать за происходящим злом.
Гунги ревели от восторга. Несмотря на помехи, устраиваемые ими друг другу, каждый из них получил предназначенную ему долю великой силы. Красуясь своими межбровными метками, безумцы кружились в торжественном танце, который сложился сам по себе и смотрелся весьма впечатляюще. Мелкие камни разлетались под их ногами, из-за чего в буквальном смысле страдал Руди – один камень чуть не выбил ему глаз. Вугго не знал жалости и сострадания. Он не выпускал голову Руди из-под своей ноги даже тогда, когда ужасное действо было завершено, а пляски переросли в новую попытку вызвать Варлунга.
Их призыв к Большой воде звучал громче, поклоны бились яростнее, кровавые брызги из разбитых лбов разлетались по сторонам, смешиваясь друг с другом. Единый экстаз завладел просящими. Вера в то, что они и есть та самая – великая сила, творила чудо.
Смертельный холод настиг беззащитного Руди, предлагая несчастному свой противоречивый дар – уход в забвение. Ему давался условный выбор. Прежде, чем сделать условный выбор, он попытался оценить сложившуюся ситуацию. Анализ давался ему трудно. С какой бы стороны он не подступился, сложившаяся ситуция была чудовищной. Странники не пытались сохранить его жизнь, кощунство над прахом Авроры он не мог предотвратить, смысл в дальнейшем путешествии так и не был им найден.
Оставив последние надежды, Руди принял условия смертельного холода и покинул злобного Вугго, равнодушных странников, безумных Гунгов как раз в тот момент, когда огромный кит – тот самый Варлунг выбросился на берег и был беспощадно убит теми, кому его Мать, из века в век, давала свои щедрые дары.
