Tony Lonk
Культ праха
Глава 6. Бесценный дар лжи
Смерть была отложена на неопределённый срок. Странники вырвали Руди из мёртвых объятий забвения, которому тот доверчиво поддался.
Руди остался жив, но чувствовал себя уничтоженным. Горечь во рту ежеминутно вызывала у него рвотные позывы. Каждый вдох сопровождался болезненным жжением внутри. Тело отказывалось ему подчиняться. Острая головная боль была венцом его телесных страданий. Тяжёлая мысль о том, что лучше смерти в этой жизни не может быть ничего, доминировала в его сознании, подминая под себя все жизнеутверждающие аргументы, за которые Руди когда-то крепко цеплялся.
– Ты неправ, избалованный глупец, – сказал ему Вугго.
Самый злой и жестокий из странников находился ближе всех . Он сидел рядом и старательно изготавливал для Руди новый купол.
– Если ты делаешь это для меня, то сейчас же остановись, – прохрипел Руди, – мне от тебя ничего не нужно.
– Нужно. Всем от меня что-то да нужно.
Вугго не мог долго терпеть близкого присутствия кого бы то ни было рядом с собой. Желая облегчить свою работу и освободиться от нежеланной компании, он ненадолго оставил одно из любимейших занятий и подошёл к Руди. Подняв своего неприятеля, словно тушу только что убитого оленя, Вугго отнёс Руди в сторону от их привала, желая спрятать того как можно дальше Он считал, что действовал во благо избалованного глупца. К удивлению Руди и Уллиграссора, который поспешил вслед за ними, Вугго нашёл небольшую, но уютную пещеру, где Руди мог восполнить свои силы. Там, он бережно уложил Руди на роскошные оленьи шкуры. Никогда и не с кем до этого дня Вугго не делился своим добром.
– Только попробуй взять себе хоть кусочек – сдеру с тебя шкуру! – пригрозил он Уллиграссору.
Где-то вдали слышались истерические вопли Гунгов. Силы потихоньку возвращались к Руди. Осторожно приподнявшись, он осмотрелся по сторонам и понял, что они ещё не покинули Уютную бухту.
На берегу лежал убитый и растерзанный Варлунг. Сын Большой воды был унижен и уничтожен ради удовлетворения бессмысленной блажи, овладевшей безумцами. Руди показалось, что Большая вода хочет забрать останки Варлунга. С каждым разом волны становились выше и доходили дальше, но всё ещё не могли приблизиться и прикоснуться к нему.
Гунгам нравилась новая забава. Растянув шкуру Варлунга, они весело скакали по кругу, подбрасывая каждого, желающего взлететь к небу, по очереди. Их безумие было под контролем. Контроль удерживал Рарон, отбивая на своём бубне ритм, который руководил движениями Гунгов, соблюдая неустойчивый баланс между истерией и порядком. Наслаждаясь трансом и весельем от новой забавы, они выкрикивали что-то малопонятное. Так выражался их дикий восторг.
– Эти чудовища не имеют права называться людьми, – сказал Руди.
– И, тем не менее, они – люди, – ответил Уллиграссор, – среди нас существует много того или тех, чего или кого мы не принимаем. Наше мнение ни на что не влияет. Непринятие влияет только на нас самих, уводя подальше от реализации неплохих возможностей. Нам кажется, что мы невольно подчиняемся тому, что нас безжалостно мучает, а на самом деле мы идём на это добровольно. Легче, хоть и не надолго, тому, кто может искусно обмануть самого себя.
– Вы все говорите мне о разрушительной силе лжи. Гальягуд не меньше Вугго гневался на меня за то, что я хотел использовать безобидный обман ради нашей общей цели. А как же он?! Как он смог пойти на обман Гунгов?! Или на самом деле вы не презираете ложь?! Или вы не дети Альель?!
– Гальягуд сознательно избрал ложь, но не как удачную возможность, а как единственно верное решение, – ответил Уллиграссор, – до того, как мы нашли тебя и твой дар, роковое время бесконечно водило нас по землям Лальдируфф, каждый раз сбивая с правильного направления. Мы достойно приняли уготованный нам путь, несли волю нашего Отца и проходили испытания, которые тебе было бы сложно представить, но нам так и не удавалось приблизиться к нашему дому. В самом начале Альель сказал нам, что путь к дому будет нелёгким, и мы сможем добраться к заветному месту, если нам удастся пройти через поселения Гунгов, Гаргонтов, Маргалонов, Визгов и Сирлебингов. Стоит ли мне говорить, как велико наше отчаяние, если за всё это время мы так ни разу и не дошли до Маргалонов?
– Почему? – удивился Руди.
– Очевидно, мы делали что-то не так. Из раза в раз, сталкиваясь с безумными Гунгами, а после – с несчастными Гаргонтами, нам казалось, что действия по правде и совести помогли нам, но дальше наш путь обрывался, и живительная надежда на долгое время превращалась в глухую боль, которую мы усмиряли в долгих походах без смысла и желаний. В одном из таких походов мы нашли тебя. Не иначе – это был дар нашего Отца! Ты помог нам отважиться на то, чего мы не принимали, и это дало нам две желанные, ранее недоступные для нас, возможности. Теперь мы можем выйти из замкнутого круга.
– Альель даровал вам меня… – смутился Руди.
– А ты открыл для нас бесценный дар лжи, – радостно произнёс Уллиграссор.
– Но позволь узнать, почему прах моей любимой имеет такую силу?
– Среди вечного однообразия в пределах Лальдируфф, великая сила может скрываться в чём угодно. Будь мы более кровожадными, орудием воздействия на Гунгов могла бы послужить твоя отсечённая рука. Гальягуд показал им то, чего они внутренне желали, но были лишены этого из-за собственных заблуждений. Он дал им иллюзию, которую они в начале с радостью приняли за правду, а в последствии превратили в правду. Так условность стала реальностью. Выманить и убить Варлунга им помогла вера.
– Не слишком ли жестоко было жертвовать Варлунгом?
– Большая вода всегда жертвовала своими детьми ради потехи и низменных потребностей Гунгов. Посмотри, чего стоила её любовь к одним и нелюбовь к другим. Она позволила одним убивать других ни за что. Варлунг хоть и любимейший её сын, но такой же, как и эти несчастные. Не слишком ли жестоко было жертвовать ими?
– Я вообще не понимаю, ради чего в принципе нужно приносить жертву. Тем более – настолько чудовищную и бессмысленную.
– Точно так же утверждал наш Отец, обращаясь к Большой воде. Его слова и доводы были услышаны, но не были приняты и с тех давних пор, между Большой водой и Отцом возник непримиримый спор, которому мы положим конец.
Около растерзанного Варлунга стояли Гальягуд и преданный ему Вуррн. С явным напряжением, они ожидали главного момента всей их затеи. Внутри Варлунга затерялся Мигурнок – только он мог добыть заветный сулун. Прошло слишком много ничего не дающего им времени. Гальягуд и Вуррн разуверились в правильности их жестокого поступка. От Мигурнока не было ни одного сигнала или знака.
Уллиграссор внимательно следил за происходящим и не меньше своих братьев ждал возвращения Мигурнока. Самого чувствительного из странников охватывала то надежда, то тревога, но затяжное отсутствие Мигурнока не вызывало в нём разрушительного сомнения, которому поддались Гальягуд и Вуррн.
Вдали, в самом тёмном месте Уютной бухты, над своей работой склонился Вугго, и горечь его разочарования чуть не обнажила перед всеми сломленный дух самого сильного и свирепого сына Альель. Вугго уже не верил в то, что Мигурнок сможет добыть сулун, но он ошибался.
Страшный, весь в мерзкой слизи исследуемых им внутренностей, но такой же весёлый, как и обычно, Мигурнок неуклюже вылез из Варлунга, показывая своим братьям тот самый сулун. Вопреки первоначальным принципам, которыми руководствовались странники с начала своего существования, Гальягуд и Вуррн не стали сдерживать охватывающую их радость и крепко обняли брата. Затем они стали живо подзывать к себе остальных, но к ним поспешили только двое.
– Большой, – произнёс Силгур, разглядывая сулун.
– Бесценный, – добавил Муниярд.
Сильнее всех обрадовался Вугго, но личные убеждения не позволяли ему присоединиться к общему ликованию. Что есть сил, он пытался скрыть собственную, как он считал, слабость от остальных. Отвернувшись от них, он улыбнулся, и, утерев слёзы счастья, продолжил свою работу. Купол для Руди был почти готов.
Сларгарт не стремился разделить радость с братьями, хотя всем своим видом пытался показать, что он присоединился к торжеству. Его неискренность выдавала рассеянная улыбка и абсолютно отсутствующий взгляд. Внимание Сларгарта не принадлежало ни настоящему моменту, ни ему самому.
– Почему ты не с ними? – поинтересовался Руди, обращаясь к Уллиграссору.
– До того момента, как я нашёл твой дар, все они мирились с моим присутствием, но не принимали меня. Я не был достоин их внимания, поощрения и даже малого уважения. Меня вели за собой, но никогда не слушали. Они говорили со мной, но никогда ко мне не обращались. Их внимание ко мне рождалось только тогда, когда меня следовало отругать, обвинить или поучать, а потом это самое внимание умирало, и я опять десятилетиями ходил за ними как тень. Случись это событие раньше, они не позволили бы мне присоединиться к их радости. Сейчас мне и самому не хочется быть там. Я побуду с тобой.
– Почему ты не оставил их?
– Этого не одобрит Отец. Хотя…если говорить честно, то уходить мне некуда. За годы скитаний я увидел цену жизни среди Гунгов и Гаргонтов. Редко, но нам всё же встречались кочующие семьи и странствующие представители иных поселений, но и среди них мне нет места. Это не печалит меня, ибо я не видел Маргалонов, Визгов и Сирлебингов. Братья не рассказывали мне о том, как живут эти поселения, но я надеюсь, что мне захочется остаться где-то там, если меня примут.
– Ты подумал о том, удастся ли тебе полноценно и счастливо жить, если вы навсегда расстанетесь с братьями? Я понимаю твоё желание и согласен с основаниями, которыми ты руководствуешься, но всю свою жизнь ты находишься рядом с ними. Всё это кажется простым только на первый взгляд, – рассуждал Руди, исходя из своего опыта, который когда-то чуть не стоил ему тёплого места под «крылом» влиятельного отца.
– Я не буду говорить о том, чего не знаю, – неохотно ответил Уллиграссор, после чего скривился как капризное дитя, и бросил Руди, уйдя туда, где удивительно красиво танцевали и прыгали, пытаясь взлететь до самого неба, безумные Гунги. Не изменяя своей натуре, он стремился успеть увидеть и запомнить невиданное на землях Лальдируфф действо, и, возможно, присоединиться к безумцам.
Ощущая, что его сил уже вполне достаточно, Руди решил подойти к ликующим странникам. Ему не давало покоя то, чего он не знал и не мог объяснить, поэтому он решил воспользоваться моментом и прибегнуть к вселенским знаниям Силгура, но странники, по непонятным для него причинам, не впускали его в свой круг. Теперь он понимал, каково было Уллиграссору прежде. Кажущиеся добрыми и некогда открытыми к доверительной беседе, Гальягуд, Вуррн, Силгур, Муниярд и Мигурнок были безжалостны, когда отгоняли Руди подальше от себя.
Это казалось сумасшествием, но Руди подумал и поверил в то, что опасный и свирепый Вугго откроет ему секрет их радости. Аккуратно подкрадываясь к злобному великану, он то и дело останавливался. Привычка давала своё – он боялся того, кто всё это время был к нему слишком суров. Страх имел власть над Руди, и он этого никогда не стыдился, но куда более сильная власть и мощная движущая сила оставалась за его природным любопытством. И каково же было удивление, когда его вера и надежда оправдались.
Один в один, как у матёрого зверя, чутьё Вугго сразу же уловило приближение к нему живого существа. Злобный великан, очевидно не ощущая опасности, даже не стал оборачиваться. Опережая вопрос Руди, всё так же, не оборачиваясь, он заговорил первым.
– А так ли важно тебе знать о причине нашей радости? – спросил он.
– Если я здесь, рядом с тобой, – сбивчиво отвечал Руди, – значит, для меня это важно.
– Это всего лишь низменная жажда удовлетворить твой нездоровый интерес. Не путай смыслы, даже если в этом для тебя кроется выгода.
– Значит, ты ничего мне не расскажешь?
– Ошибаешься. Только я и могу тебе об этом рассказать.
Вугго предложил Руди присесть рядом, и, прежде чем начать свой рассказ, показал ему готовый купол, над которым он так усердно трудился. Этот купол был краше, удобнее и гораздо надёжнее прежнего. Предотвратив слова благодарности со стороны Руди, Вугго начал рассказ, которого тот так ждал.
– Варлунга справедливо считали любимым сыном Большой воды. Он был величественен и могуч, но его братья и сёстры, если судить по справедливости, ни в чём ему не уступали. Ты уже стал свидетелем того, какой слепой и неразумной может быть любовь Большой воды. Она позволяла и прощала Варлунгу то, что было под суровым и беспощадным запретом для остальных. Слабых и беззащитных своих детей Большая вода отдавала в жертву Гунгам, безжалостно выбрасывая их на сушу. Такими были её легендарные дары. Те, кого не постигала столь трагическая участь, в любой миг могли стать жертвами Варлунга. Когда вседозволенность и сила отравили его дух, он стал жестоко расправляться с каждым, кто попадался на его пути, загоняя несчастного к ледоходу, где одно неверное движение обрекало ни в чём неповинное живое существо на мучительную смерть. За считанные дни он практически истребил всех своих братьев и сестёр. Мать не заступалась ни за одного из них. Тогда, ради сохранения справедливости, вмешался Альель. Он проклял Варлунга, наслав на того пожизненное бремя – носить около сердца сулун. Маленький в сравнении с громадным сердцем Варлунга мешочек – есть ни что иное, как сосредоточение яда, способного убить всё живое и даже дух, какая бы сила не стояла за тем, кто будет отравлен. Сулун хранился в хрупкой оболочке и находился рядом с сердцем, чтобы в роковой момент, если бы Варлунг поддался соблазну убить кого-то и начал погоню за новой жертвой, сила его сердцебиения неминуемо разорвала бы сию хрупкую оболочку и освободила сулун. На великую мудрость нашего Отца Большая вода ответила великой хитростью – дабы уберечь любимейшего сына и порадовать возлюбленных Гунгов, она стала выбрасывать на берег всех непризнанных ею детей, освобождая пространство для Варлунга и ограждая того от опасного соблазна. Сегодня мы одолели коварство Большой воды, используя против неё её же хитрость.
– Я всё равно не понимаю, зачем вам нужен сулун?
– Мы слишком долго шли запутанными дорогами, которые приводили нас к испытаниям, в коих не было необходимости. Путаница и бессмысленные страдания настигали нас снова и снова. Как только мы оказывались на начальной черте, отчаяние брало над нами верх и мы уходили в добровольное забвение. Сон под чистым снегом у безымянного ледника был спасением от усталости и мучительного неверия, но Отец то и дело будил нас, чтобы мы продолжили свой путь. Разрушительной мощью своего гнева он раскалывал безымянный ледник. Огромные обломки падали рядом с нами. Земля содрогалась на многие мили вокруг. Так Альель изгонял нас из самого прекрасного уголка в пределах Лальдируфф, но потом мы возвращались обратно, чтобы всё повторилось вновь.
Слабые и истощённые, мы выкарабкивались из места, где нам было поистине хорошо. Альель даровал мне больше сил, чем остальным и я уходил на охоту. Моя добыча помогала мне и моим братьям постепенно восстановиться. С каждым разом нам было всё труднее окрепнуть. Силы возвращались дольше обычного. Прежняя мощь не восстанавливалась. Новый путь мы начинали с куда меньшими возможностями, чем было ранее. Что бы мы не делали, куда бы мы не шли, неминуемо повторялось то, от чего мы упорно пытались спрятаться. Обессиленные после изнурительных скитаний, в этот раз мы решили, что положим мёртвым надеждам конец. Если случится так, что злой рок снова собьёт нас с верной дороги к нашему дому, мы с радостью примем яд сулуна, и, наконец, обретём освобождение.
Неожиданно для Руди, произошли внезапные перемены его ощущения окружающего пространства. Сильное давление за считанные секунды болезненно сковало его тело. Увидев это, Вугго одной рукой торопливо схватил купол, а второй – как обычно грубо поднял Руди.
– Хватай свои пожитки и поднимайся на самый дальний холм, – приказал он, – там ты будешь в безопасности! Тебе не придётся нас долго ждать, поэтому не вздумай засыпать! Будь бдителен, пока находишься один! А теперь торопись!
Основываясь на неутешительном опте, Руди понял, что совсем скоро может произойти нечто ужасное. Он не посмел ослушаться приказа Вугго. Новый купол был на порядок тяжелее прежнего, но куда большим грузом для Руди оказался он сам. От напряжения и сильной боли, каждый шаг давался ему через сверхусилие. Из ослабленных рук постоянно падала ноша. Шум океана, веселье Гунгов и бубен Рарона – всё это Руди больше не слышал. Его начал мучить нарастающий шум, который случался с ним при сильной горячке. Давление становилось невыносимым. Дышать было нечем. Тёмные блуждающие пятна, омрачающие зрение, превратились в полную слепоту.
Чудом или с помощью Великого Духа Альель, Руди преодолел тяжелейший путь, но подняться наверх он уже не мог. Бессилие казалось смертельным. Обречённо упав навзничь, он, предвкушая радостное облегчение, собрался умирать. Эти же чувства, мысли и намерения возникли у него, когда он проходил испытание предпоследней капли. Как и тогда, в этот раз, из ниоткуда появился прекрасный олень. Как и тогда, в этот раз Руди оказался на огромных рогах оленя. Как и тогда, в этот раз олень поднял его на вершину холма.
Холм действительно оказался местом спасения. Туда не доставало губительное давление. Руди мог вволю надышаться воздухом. С каждым вдохом к нему возвращалось ощущение жизни. С каждым выдохом уходила боль и предчувствие смерти. Казалось, что к нему вернулось больше силы, чем было им утеряно.
Желая узнать, что происходит между странниками и Гунгами, Руди подполз к обрыву и посмотрел вниз. Из вершины открывался великолепный вид на Уютную бухту. Гунги продолжали отдаваться веселью, забавляясь ещё сильнее и громче. Вдали от них, возле растерзанного Варлунга, ровным рядом сидели странники. Играя на своих бубнах, они обращались к Большой воде. Руди не мог расслышать дивную песню, которую пели преданные сыновья Альёль. Иногда доносилось красивое, но непонятное эхо одного или нескольких сливающихся слов, на неизвестном ему языке.
Большая вода отзывалась на их песню. Её цвет стал зловеще тёмным, а шум волн звучал, как рёв – она кричала о горечи своей утраты. Странники слушали её, склонив головы. Они били в свои бубны не переставая до тех пор, пока Гальягуд не сказал им: «Пора».
Услышав его, братья отложили бубны и поднялись с колен. Отдавая дань уважения Большой воде, они перетащили Варлунга ближе к берегу, чтобы волна могла забрать его останки домой. Их усилиями, Варлунг нашёл свой последний покой в тёмных глубинах, недоступных ни одной живой душе.
Когда шум веселья Гунгов стал заглушать тихую песнь памяти о Варлунге, Большая вода изменила свой цвет и успокоилась. Её ярко голубое сияние сразу же бросилось в глаза юному Гунгу, которого подбрасывали вверх. Уловив новый, более интенсивный по переживанию, соблазн, он потребовал выпустить его из общей забавы, и как только ему позволили ступить на землю – он побежал к воде, самозабвенно подчиняясь её призыву. Но не только его звала Большая вода. Все, как один, Гунги забыли о веселье. Бросив шкуру Варлунга, они побежали на зов, сбивая друг друга с ног. Они знали, что Большая вода может принять в свои объятия всех, но гордыня и тщеславие оставались основной повелевающей силой Гунгов, провоцируя у каждого из них желание принять её ласку первым.
Радость переполняла Гунгов. Волны бережно подхватывали тех, кто был близко к берегу и уносили их к глубине. Всецело доверяя своей благодетельнице, Гунги подчинялись её движениям, не замечая, что потоки стремительно приближали их к огромному водовороту. Даже безумие не уберегло их от понимания, что всеобъемлющая любовь Большой воды у них на глазах превратилась в непримиримую ненависть. Нежные волны стали частью водоворота, от которого им уже не было спасения. Те Гунги, чьё стремление получить ласку Большой воды раньше остальных оказалось самым сильным, были первыми брошены на погибель. Не жалея никого, Большая вода истребила поселение некогда великих добытчиков, которых сама же превратила в безумных нелюдей.
Когда всё было кончено, и странники поднялись на холм, Руди спросил у них:
– Почему Большая вода пощадила вас? Ведь именно вы заставили Гунгов убить Варлунга.
– Это и есть бесценный дар лжи, – неохотно ответил Гальягуд.
– Дар или проклятье, – задавался вопросом Муниярд.
– Сегодня одно, а завтра – второе, – ответил Силгур.
