Tony Lonk
Культ праха
Глава 7. Любовь
Отвернись от меня, и забудь.
Всё, что было вчера,
Вспять нельзя повернуть.
Оглянись на мгновенье,
Взгляни на наш путь.
Отыщи для себя всепрощенье.
И прости свою слабость.
И простись, наконец,
С тем, что было твоим,
Но с тобой не осталось.
«Она писала ужасные стихи», – подумал Руди, предаваясь коротким воспоминаниям о потерянной им жизни. Аврора часто донимала его пафосной декламацией своих сочинений. Иногда это были патетические монологи, но больше всего ей нравилось придумывать коротенькие стихотворения с неоднозначным посылом и примитивным слогом. Многие строки несли в себе откровенную издёвку над теми или иными личностными качествами Руди. Бывало, в резкой и экстравагантной форме она высмеивала очередную ситуацию, которая на первый взгляд казалась критической. Парадоксально, но Руди запомнил многое из её непризнанного и скрытого от остального мира поэтического творчества. Это были отрывки или строфы, всегда некстати всплывающие в памяти, превращая четкий и последовательный ход его мыслей в сумятицу. И только последние стихи, которые пришлись на самый печальный отрезок её жизни, Руди помнил с первого до последнего слова. Но он так и не мог назвать себя почитателем её творчества.
Не пройдя и половины пути к Гаргонтам, странники приняли неожиданное решение сделать длительную остановку и ждать подходящего момента, когда появится ясность: какое время для встречи с Гаргонтами будет удачным, а какие действия с их стороны – уместными. Наблюдая за остальными, Руди недоумевал. Временная остановка могла растянуться на вечность. Край, в котором они находились, не имел даже названия. Мрачное, суровое место, где от холода страдал даже Вугго, совершенно не подходило для сохранения жизни. Во всём: в цвете мёрзлой земли под ногами, в воздухе, в давящей тишине и тёмном небе, проявлялась неумолимая безнадёжность. Зная о тревоге Руди, никто из мудрецов и бывалых путешественников не спешил с объяснением причин и следствий принятого ими решения.
Вспоминая рассказ Вугго о том, как измученные долгими и безутешными скитаниями, странники прятались у безымянного ледника, желая погрузиться в вечный сон, Руди предполагал, что эта история, скорее всего, повторялась вновь. Чуть поодаль и вправду располагался небольшой ледник, вокруг которого лежало множество обломков серого льда. Сама местность, при всей суровости и враждебным к человеку природным условиям, вызывала даже у Руди уверенность в том, что там их никогда не потревожит ни одно живое существо. Странники пребывали в благостном настроении. Очевидно, они находились в радостном предвкушении чего-то особенно важного.
Мигурнок, совершив необходимые процессы с добытым сулуном, отдал Гальягуду созданное им ядовитое питье, после чего, без объяснений, спешно покинул братьев и ушёл от них как можно дальше. Найдя подходящее место, где он мог скрыться от пытливых глаз, Мигурнок удобно улёгся, закутываясь в любимые шкуры, дабы уйти в забытьё. Он любил эти старые рваные шкуры потому, что их ему подарил Вугго, но об этом никто не знал. Позади остались времена, когда Вугго и Мигурнок были настоящими друзьями. Мигурнок об этом никогда не забывал и продолжал ценить то, что было давно утеряно.
Во время первого странствия, Руди не раз наблюдал за тем, как безмятежно, вдали от суеты и разговоров, рядом с Мигурноком лежал Уллиграссор. В этот раз ему и самому захотелось скрыться от всех за безобидным великаном. После событий, произошедших в Уютной бухте, Гальягуд и Вуррн следили за каждым его шагом, и, казалось, оценивали всё из того, что он говорил и делал. Не легче было находиться рядом с Уллиграссором, разговоры которого не умолкали до тех пор, пока непрерывная болтовня не начинала сердить Вугго. Свирепый верзила разгонял Уллиграссора и Руди в разные стороны, каждый раз угрожая забросать обоих большими камнями. Сларгарт никого к себе не подпускал. Силгур и Муниярд своими заумными рассказами омрачали его память, ровно как и надежды на будущее. Об общении с Рароном Руди не мог даже помыслить. На фоне своих братьев, спящий Мигурнок справедливо воспринимался, как самый лучший компаньон хотя бы на пару-тройку часов.
Отыскав тишину и покой, Руди прилёг под тёплый бок Мигурнока. Чувство безопасности расслабило его до той степени, когда дерзкий поступок не воспринимается хоть сколько-нибудь рискованным актом, и он беззастенчиво начал перетягивать на себя шкуру, которой укрывался великан.
– Это даже интересно, – посмеиваясь, произнёс Мигурнок, который, как оказалось, вовсе не спал.
В тот же миг, у Руди сработала верная реакция на обстоятельства – бежать хоть куда-нибудь, лишь бы прочь, но его тело, скованное испугом, не реагировало на сигнал тревоги, оставляя всё на своих местах.
– Не меня нужно бояться, – успокаивал Мигурнок, – я не обижу тебя. Хотя, если ты расскажешь остальным, что я прикидывался спящим, тебе точно не поздоровится.
– Я никому не скажу, – уверял Руди, и в этом он не лгал.
– К сожалению, я ухожу в забытьё не так часто, как они думают. А там мне лучше, чем где бы то ни было. Там я могу быть тем, кем хочу, и совершать поистине хорошие поступки. Там я всегда нахожу подтверждение необходимости моего существования. Здесь этого нет, и я не хочу тут быть.
– Понимаю тебя, – снова не лгал Руди, – я тоже не хочу тут быть.
– Постарайся сохранять в своей памяти те воспоминания, которые исцеляют твоё сердце и успокаивают разум. Держись за то, от чего твоё дыхание становится вольным. Жизнь и устои странников тебе не по силам. Сохрани своё естество. Преодолевая с нами нелёгкий путь, ориентируйся на это, как на вон ту звезду, – он показал пальцем в небо, где не было и к тому времени не могло быть звёзд.
– Я её не вижу.
– А вот я её отчётливо вижу, где бы не находился. Она прекрасна и светит только для меня. Я называю её Тигюнной. Найди и ты свою звезду.
– Если бы это было так просто.
– Это просто. О чём сейчас все твои мысли?
– О любви.
– Расскажи мне о любви, – попросил Мигурнок, – у меня не было этого чувства.
– Рассказать о любви куда сложнее, чем сейчас найти звезду на небосклоне. Это счастье, которое в один миг может превратиться в горе, радость – в скорбь. Без этого чувства жизнь ощущается неполноценно. Когда любишь, переживаешь многое. Любя, готов отдать всё. Любя, жертвуешь многим, часто – самим собой. Любовь прекрасна, когда она взаимна. Любовь коварна, когда ты к ней не готов. Любовь ужасна, когда она безответна. Я был счастлив в любви, но сейчас, появись передо мной какое-нибудь божество, или ваш Отец Альель с предложением убрать любовь из моей жизни и стереть былую историю из моей памяти, возможно, я бы на это согласился.
– Не могу даже представить, как можно те чувства, которые ты описываешь, испытывать к чаше, – удивился Мигурнок.
– Не чаша, а урна! И я любил то, что находится в ней, – нервно ответил Руди.
– Ты любил прах? – ещё сильнее удивился Мигурнок.
– Нет! Я любил живого человека!
Мигурнок характерно ухмыльнулся. Очевидно, ему недоставало знаний и опыта, которые побудили бы его проникнуться словами Руди. К счастью или большому сожалению для него, он был лишён элементарного понимания чуда, называемого обычными людьми любовью.
– И что хорошее спрятано за всем этим? – поинтересовался Мигурнок.
– А что хорошего в том мире, куда ты так отчаянно рвёшься, выпивая свой странный эликсир?
– Я тебе обо всём рассказал, а вот ты, чует моё нутро, уходишь от ответа.
– Ты ошибаешься, – ответил Руди, – просто я не знаю, как можно выразить словами то, о чём ты спрашиваешь. Моего лексикона недостаточно, а говорить о сокровенном как попало я не хочу, и не буду.
– Тогда расскажи мне, друг, как ты понял что полюбил? Вдруг, ты спутал это чувство, подменяя им что-то совершенно иное.
– Это невозможно спутать с чем-либо. Мне было хорошо, пока часть моей жизни была тесно связана с присутствием в ней Авроры. Сквозь меня бурным потоком проходили жизнеутверждающие идеи и замыслы. Меня охватывали радостные ощущения и предчувствия. Нередко дух захватывало при мысли, что рядом со мной находится именно тот человек. Её голос ласкал мой слух. Её красота вызывала во мне неимоверный отклик. Её мудрость сглаживала все острые углы, которые неминуемо возникают в отношениях двух личностей. Будучи с ней я мог оставаться собой и не сдерживать своё подлинное существо. Она открывала мне путь удовольствий, всегда пропуская вперёд. В отличие от тех женщин, с которыми я бывал прежде, она не чинила никаких препятствий и позволяла мне полноценно отдаваться тому, что было для меня важным. Пока она была жива, я получал то, в чём нуждался.
– В этом чарующе красивом рассказе, я услышал только лишь о твоей любви к самому себе, – сказал Мигурнок.
Слова Мигурнока были поистине оскорбительными и больно задели Руди.
– Будь всё именно так, как ты говоришь, я бы не оказался в этом ужасном месте, – парировал Руди, – дома, где для меня доступны любые блага и открыты все двери, мне, очевидно, было бы куда лучше, чем блуждать по суровому краю и наблюдать за событиями, противоречащими здравому смыслу. Я потратил немало усилий и дорого заплатил за то, чтобы привезти прах своей любимой именно сюда – в место, куда не доходят корабли, и где нет места нормальному человеку. Это была её мечта и если бы не вы, я смог бы её воплотить.
– Чует моё нутро, что на столь великий поступок тебя подтолкнула не любовь к ней, а чувство вины.
– Нет! – разозлился Руди.
– Моё нутро никогда меня не подводит.
– Будь оно неладно, это твоё хвалёное нутро!
Не желая оставаться с Мигурноком, Руди стал шустро выкарабкиваться, но то и дело запутывался в зловонных шкурах. Очередное и самое сильное сопротивление на пути к свободе он встретил со стороны Мигурнока. Не такая огромная, как у Вугго, но с равной силой, рука Мигурнока превратилась в непреодолимый для Руди барьер.
– Не убегай, – тихо сказал великан, – побори в самом себе привычку придумывать то, чего не может быть, слепо в это верить и бояться призрака, созданного твоим разумом.
– Не понимаю, о чём ты, – недовольно ответил Руди.
– Если честно, я и сам не понял, – признался Мигурнок, – но ты всё равно останься тут. Я бы не хотел, чтобы по твоей вине в мою сторону было направлено всё внимание братьев. Не забывай – меня тут нет.
Глава 8. Мечты
– Необъяснимым образом, страх, тревога, разочарование и все самые плохие чувства мгновенно исчезают, когда ты оказываешься рядом с Мигурноком, – приближаясь, говорил Уллиграссор.
Прежде, чем ответить Уллиграссору, Руди посмотрел на Мигурнока – тот искусно изображал своё отсутствие. Выражение его лица было благостным и счастливым. Очевидно, он представлял тот необыкновенный и неведомый остальным мир восхитительных грёз.
– Ты быстро учишься хорошему. Может быть, тебе удастся разгадать его секрет. Я до сих пор не могу понять, почему рядом с ним мне так легко и спокойно.
– Возможно, – отвечал Руди, – он просто не мешает тебе чувствовать себя легко и спокойно. Возможно, он ничего от нас не ждёт.
– Возможно, ты прав, но это не точно, – подытожил Уллиграссор, неуклюже свалившись рядом.
Теперь Руди лежал между двумя великанами и не знал, чего он мог ожидать от каждого из них. В его мыслях крутился один вопрос: «Почему ты сюда пришёл?», который был скорее немым упрёком Уллиграссору. За время, проведенное с ним, Руди признал себя жертвой долгих разговоров, от которых путался рассудок.
– Прости, дружище, – виновато произнёс Уллиграссор, – но я не разговаривать пришёл. Если ты не против, я молча полежу тут какое-то время.
– Молча? – вырвалось у Руди.
Уллиграссор утвердительно кивнул. Не в первый раз он устраивался возле Мигурнока, находя рядом с братом пространство покоя, где он мог свободно предаваться мечтаниям. Радость от условного обретения невозможного гасила пламя его неугомонной натуры, и он умолкал под влиянием желания, оживающего на короткий миг. Сила его воображения была поистине велика, и обладай он мощью и знаниями, которыми славился его Отец, ему удалось бы стать созидателем нового мира. Красота его видений была нереальной, но он нередко попадался на уловку обманчивого впечатления, что она есть на самом деле. Уллиграссор всегда говорил, что время, отданное мечтам, он ценит выше, чем время, потраченное на саму жизнь, однако, в отличие от Мигурнока, ему не хотелось уйти в свои чудесные мечты навсегда.
В умении красочно фантазировать, с Уллиграссором в своё время мог посоревноваться Руди. В детстве, подолгу оставаясь наедине с самим собой, он вытеснял удушающее чувство собственной изоляции фантастическими историями, в которых главным героем был он сам. Вымышленные им истории всегда отталкивались от одной точки, но изо дня в день, у них появлялось интересное развитие. В какой-то момент, он потерял контроль над тем, что предлагал ему разум. Линии его фантазий стали тесно переплетаться с линиями жизни, с разницей лишь в том, что фантастический Руди побеждал то, от чего терпел сокрушительное поражение Руди реальный. Это привело к тому, что реальный мир терял реального Руди, а в фантастическом мире было место только фантастическому Руди.
– Какой он, твой мир? – спросил у него Уллиграссор, ожидаемо нарушив молчание.
Едва ли не впервые за всю свою жизнь Руди ответил искренне. Не один раз Аврора задавала ему этот вопрос. Он неизменно отвечал не так, как думал на самом деле, а всего лишь неохотно повторял удобные и правильные фразы за другими. Теперь ему хотелось отвечать за самого себя.
– Фальшивый, – сказал он, – начиная с самого слова «мир». Это одна большая и нескончаемая война, где правила игры, заметь, не жизни, а именно игры, меняются стремительно, в зависимости от доминирующих настроений таких идиотов, как я. Не успевая узнать и хоть немного попробовать на практике навязываемые нам порядки, мы натыкаемся на новые, с которыми нам всё так же не удаётся разобраться. Словно слепцы, мы беззащитно перемещаемся во времени, сталкиваясь друг с другом лбами. Мы не верим, что у нас всё хорошо и не желаем верить, что у нас всё плохо, а на самом деле у нас нет ничего хорошего, ровно, как и ничего плохого. Одним словом – ни-че-го. В нашем распоряжении большие возможности и ещё большие риски. Красота из качества перешла в количество. Позиция – из ценности превратилась в стоимость. В былые времена мы гордились своей совестью, а теперь предпочитаем её скрывать. Компромисс уже давно не добродетель, а порок. Доброта – не сила, а слабость. Всему есть цена, но она завышена настолько, что самое лучшее доступно для самых поганых. Весь мир в руках у поганых людей. Всё потому, что у поганых людей нет достоинств и им не остаётся ничего иного, кроме как брать самые главные рычаги правления в свои руки и создавать пригодную для себя реальность…поганую реальность. А так, в целом, мой мир хороший. Есть много красивых мест. Природа куда богаче, чем здесь. Ты даже представить себе не можешь, сколько красоты за пределами Лальдируфф. И еда вкусная.
– Сразу видно, ты слишком много времени слушал Силгура и Муниярда, – заливаясь от смеха, съязвил Уллиграссор, – неровен час, подсядешь к ним третьим мудрецом. Будешь пугать нас чудовищными истинами о прошлом, которого уже не вернуть, настоящем, в котором ничего не меняется, и будущем, которого может и не быть вовсе. Никакой пользы, зато сколько важности.
– Вот не зря тебя терпеть не могут твои братья! – рассердился Руди.
Услышав это Мигурнок, не смог сдержать смеха. Самым нелепым образом он выдал перед Уллиграссором свою сокровенную тайну, которая со стороны казалась глупой ложью. И пришлось бы ему объясняться перед братом, но за разговорами никто их них не заметил, как к их компании подкрался Вугго.
Глава 9. Распря
«Презираю!», – со звериной яростью в голосе кричал Вугго. Первым под удар его гнева попал Мигурнок. Вугго набросился на ненавистного брата, подобно матёрому хищнику, настигшему свою жертву. Как никогда свиреп и безжалостен, он не реагировал на мольбы остановиться от подоспевших к ним Силгура и Муниярда. Гневные приказы Гальягуда также не имели над ним власти. Руди, который находился рядом с Мигурноком и не отваживался сдвинуться с места, был жестоко отброшен в первые минуты схватки. Обездвиженный после болезненного удара об те большие камни, которыми Вугго грозился забросать их с Уллиграссором, он безучастно наблюдал за происходящим.
Покончив с Мигурноком, Вугго бросился к Уллиграссору, но Уллиграссор был настолько резв и хитёр, что за ним пришлось погоняться. Для бывалого охотника погоня была обычным явлением, а вот убегающему от него Уллиграссору Альель отмерил куда меньше сил, и, в конце концов, тот был настигнут. Но в отличие от Вугго, Уллиграссор имел куда больший дар от Отца – желание и умение не сдаваться. Опережая безжалостный удар брата, он сумел остановить неизбежное, одним лишь вопрошающим словом:
– Почему?!
– Мы все равны перед Отцом и миром, – сквозь зубы процедил Вугго, – и в равной доле получаем благословение. Так почему же столь велика и несправедлива разница в нашей отдаче?! Пока одни созидают, борются и добывают, другие – позволяют себе лишь отдых и запретный уход в забытьё!
– Не тебе судить нас и не тебе нас наказывать! – закричал Уллиграссор, в надежде, что его слова услышат и поддержат мудрецы, и сам Гальягуд.
– Я буду судить и наказывать вас, ибо на моих плечах держится наше существование! Я прокладываю наш путь домой, и я добываю для нас пищу! А что делаешь ты, гнусный хитрец?! В чём твоя польза для нас, если ты бесполезен даже для самого себя?! На твоём месте я стыдился бы своей беспомощности, а не признавал её, освобождая себя от тяжёлой ответственности!
– Тебе хорошо известно, брат мой, что я в достаточной степени обладаю охотничьими навыками и мастерством следопыта, мои мудрость и знания не уступают мудрости и знаниям горячо любимых мною Силгура и Муниярда, я умею говорить правильные слова не хуже Вуррна, а Мигурнок обучил меня созданию некоторых полезных снадобий! Вы все об этом знаете, но не желаете признавать меня таким, каков я есть! Мне не позволено быть нужным и полезным, ведь все важные обязанности разделены между вами, и только мы с Рароном не служим общей пользе, поскольку Отец не указывал нам, в чём наша личная сила и для чего мы живём. Так почему же к ответу ты призываешь именно меня?! Почему Рарон достоин твоего почтения?! Чем он лучше меня?! Чем я хуже его?! За что пострадал Мигурнок, который добросовестно исполняет свой долг перед Отцом и всеми нами?! Ты ставишь в пример то, что заложено в тебе и безжалостно стыдишь меня и Мигурнока за то, что заложено в нас! Кто наделил тебя правами Альель в эту минуту?! Не боишься ли ты его гнева, совершая над нами бесчинство?!
– Я знал, что ты не упустишь возможности прикрыться именем Отца! – закричал Вугго, крепко схватив за горло Уллиграссора.
С неистовой злобой, накопленной им за долгие годы, он начал душить брата.
– Оставь его, Вугго! – разгневался Гальягуд.
– Не могу! – честно ответил Вугго.
– Убивая его, ты убиваешь моё уважение к тебе! Но не это самое страшное! Убивая его, ты убиваешь любовь Альель к тебе, и, возможно, ко всем нам!
Не находя понимания происходящего, Руди оцепенел от ужаса. Чувство собственной беспомощности и никчёмности накликали холодный страх, с которым Руди боролся с раннего детства. Он продрог до той степени, когда жизнь теряет всяческую заинтересованность в человеке, не давая тому ни капельки тепла. Проклятый страх вновь подступил слишком близко к скрытому и неизвестному никому другому – уязвимому существу Руди. Сознание и силы покидали его, но никому до этого, как обычно, не было дела.
Тем временем, Уллиграссор продолжал находиться в опасном положении. Вугго решительно дал понять остальным, что призывы, просьбы и приказы не имеют над ним власти, а сила его ненависти – в разы превосходит силу любого, пусть даже и самого мудрого, довода, призванного его остановить.
– И как ты предлагаешь нам, отчаянный братец, продолжать наш путь, – молвил Муниярд, – преодолевать опасность и коварные уловки, которые встречаются едва ли не на каждом нашем шагу, если мы сами будем нести угрозу друг для друга?
Призывы, просьбы и приказы не имели власти над Вугго, но недооценённая сила обращённого к нему упрёка, мгновенно сломила его решимость. Обидчивость была для него самым страшным и беспощадным врагом, под давлением которого он редко мог выстоять. Муниярду давно было известно об этом, и он ловко воспользовался своими знаниями и мудростью, которая, как оказалось, могла быть весьма коварной. Поверженный, и, как ему казалось, униженный перед недостойными, Вугго отпустил Уллиграссора.
Подойдя к Муниярду, он с горечью произнёс:
– Каждое мгновение нашего нескончаемого пути я стремился и старался быть полезным для каждого из вас. Даже сейчас я готов отдать себя в жертву, если это потребуется для того, чтобы вы дошли до нашего дома. Я не знаю отдыха, который знаете вы. Я не знаю спокойствия, которое даровано вам. Я очень устал, но продолжаю стараться. Твои слова убили меня.
– Ты винишь меня за правду?
– Нет, Муниярд. Я виню тебя в нежелании признавать очевидное.
– В этом мы с тобой равны.
Вугго был разбит окончательно, но ему было что противопоставить Муниярду и всем остальным, дабы хоть как-то поддержать свою гордость.
– Встреча с Гаргонтами совсем близка, – сказал он, – и вы не меньше моего должны к этому готовиться. Не теряя ни минуты здесь, я сейчас же уйду за добычей для наших несчастных братьев. Они умирают от голода. В этот раз мы должны их спасти. Со своей стороны я сделаю для этого всё возможное и положу свои силы, не жалея себя. А чем поможешь им ты? – дерзко спросил он у Мигурнока.
– Обо мне не думай, – нехотя ответил Мигурнок, прощупывая разбитую голову, – Тебе, как и никому другому, не давали права решать, полезен я или нет.
– Не ради моего признания, но ради торжества своей правды будь полезным хотя бы для своего нового друга, – сказал Вугго, показывая на Руди.
Пока странники, считающие себя братьями, были вовлечены в ссору, представляясь друг другу врагами, Руди остался один на один со своей бедой. Холод и страх, как и было всегда, оказались сильнее. Когда Вугго обратил внимание всех в его сторону, Руди уже лежал ни жив, ни мёртв.
