Рина Оре
Гибель Лодэтского Дьявола. Третий том
– Пофему фы фак долго не объяфлялфя? – жестко спросил король Ивар. – Эфо ффранно! Раф она фебе фак торога.
– Непросто решиться, Ваше Величество, на предательство города, какому я посвятил всю свою жизнь, – гордо ответил Совиннак. – Я думал, что смогу пережить потерю супруги, как пережил до этого множество иных потерь… Где сильнее ты потеряешь достоинство? Честь этой юной и чистой девушки уже растоптана, а с ней и моя честь. Усугубить позор предательством? Это непросто. Но я люблю свою супругу и не смог смириться, как ни старался.
– Любофь, – усмехнулся Ивар Шепелявый. – Одни бетфффия от нее… Альдриан ф фамке?
– Я не знаю, Ваше Величество. Скорее всего – нет, но он вернется. И попадет в засаду.
– Тругой ход?
– Да, Ваше Величество, по другому ходу. Сейчас он наверняка под охраной. Конечно, я укажу на него. Но лучше не появляться у его выхода: герцог Лиисемский не должен ничего заподозрить. Когда подойдет войско, он вернется, чтобы смотреть на битву с высоты холма. Могу представить, – улыбнулся Совиннак, – как будет удивлен Альдриан, когда обнаружит, что все преторианцы в Южной крепости – это воины из Ладикэ.
Король Ивар тоже улыбнулся.
– Второй ход начинается из Южной крепости, – продолжал Совиннак. – Я вам дам и его план, но он в другом месте. Больше ничего сообщать не буду, Ваше Величество, пока моя супруга не будет в убежище.
Король Ивар решил, что в любом случае градоначальник это намного более полезный пленник, и величаво взмахнул рукой, давая ему согласие, а Маргарите свободу. Также король Ивар предвкушал, что скажет Рагнеру Раннору, мыслил о сладком возмездии за всё то неуважение и своеволие, что он терпел больше года от Лодэтского Дьявола. Выплачивать тунну золота скупой король тоже не желал, и опять же радовался возможности выйти из сделки.
Ортлиб Совиннак поднял на руки забывшуюся сном Маргариту и понес ее вниз. На первом этаже их ждал Жоль Ботно, одетый в просторную тунику с воротником-капюшоном. Черная тока бывшего градоначальника теперь покрывала его голову. Не было больше и бороды у дядюшки Жоля, из-за чего он сразу помолодел лет на десять, стал еще толще лицом и добродушнее. Передавая ему на руки Маргариту, Совиннак сказал:
– Очнется через четыре часа, но начинай будить уже на месте – убедись, что она будет в порядке. Теперь уходите быстрее – время дорого.
Глядя в окно, Ортлиб Совиннак видел, как Жоль Ботно укладывает Маргариту на повозку с полукруглым навесом, прячет тело девушки под тюками, под них же засовывает току и как натягивает на лысину капюшон. Дядя Жоль изображал горожанина, покидающего Элладанн, и направлялся к открытым до заката воротам у Западной крепости. Лодэтского Дьявола, избегавшего общения с королем Иваром, в тот день там не должно было быть. Когда повозка миновала городские стены, Толстая Тори оповестила о наступлении третьего часа.
________________
Маргариту стали искать лишь на исходе четвертого часа, и то только благодаря брату Амадею, который попросил Лорко ее позвать. Умный парень быстро сообразил что к чему и уже через девять минут гнал галопом лошадь к Северной крепости, крича на всю широкую дорогу, чтобы горожане расступились. Перепрыгивая через ступени, он вбежал по лестнице на смотровую площадку донжона и упал спиной на пол перед Рагнером. Пытаясь отдышаться, Лорко выдавил:
– Ее… больша нету… Аразак… вывяз ее… в бочке авось-либо… Не знаю точная… Но ее боля в ратуше нета…
– Госпожа Совиннак? – уточнил Рагнер и, когда Лорко кивнул, крикнул тем, кто был с ним наверху:
– Живо закрыть все городские ворота! Немедля! Всех осмотреть и обыскать повозки! Все отсюда идите, кроме Аргуса. Чтоб через три минуты неслись к другим крепостям! И чтоб мой конь, и охранители были готовы.
Отвернувшись от Лорко, Рагнер посмотрел, как бочонок, запущенный снизу, с площади, преодолев высокие стены, загорелся пламенем в воздухе и с ревом, оставляя белый, дымный хвост, улетел к горизонту: направление громовых бочонков задавал выстрел из катапульты, и никак нельзя было допустить попадание такого снаряда в городские стены.
– Где Айада? – не оборачиваясь, спросил Рагнер. – И монах где?
– Монах в ратуше. Он ни при делах… Собака с Соолмой. Ничё не сказала – маалчала. Соолма малчала, не собака… ну, собака тож малчала… Я решил времяней не тратить.
– Да, правильно. Аргус, оставайся здесь, следи за всем, – сказал Рагнер другу и подошел к Лорко. – Надо гнать в ратушу. Выдержишь?
Лорко поднялся, держась за левый бок, кивнул и бросился вслед за Рагнером по узкой винтовой лестнице. Он успел услышать, как герцог сказал:
– Лишь бы была жива…
Через несколько минут конный отряд летел назад к ратуше. Горожане жались к стенам, а два всадника, впереди отряда, расчищали дорогу. Лорко, припадая на шею коня, мчался последним.
Заехав во внутренний двор ратуши, Рагнер крикнул страже на воротах:
– Сменитесь и идите внутрь, ждите на первом этаже.
С порога парадной залы Рагнер проорал имя Соолмы. Оно разнеслось эхом в опустевшем помещении, и буквально сразу же с лестницы сбежала счастливая Айада. Собака бросилась хозяину на грудь – тот, пройдясь один раз ладонью по ее голове, отдал команду, и Айада покорно села. Рагнер смотрел на лестницу. По шелесту платья он знал, что Соолма уже спускается. Скоро показалась ее темно-багряная юбка. Черная Царица не спешила: она величаво меняла ступень на ступень. Рагнер сам бросился вверх – и грубо схватил ее за плечо. Гордо поднимая голову, Соолма смело встретилась своими бездонными, черными глазами с ледяным стеклом в бурой крови.
– Рассказывай, что натворила, – процедил Рагнер.
– Ей не причинили вреда. Помнишь, я сказала, чтобы ты не тревожился о ней? Больше не будешь: я вернула ее законному мужу, – спокойно говорила молодая женщина. – Мужу, которому она перед своим Богом поклялась в верности, поэтому должна быть с ним до конца. Он должен тревожиться о ней, а не ты.
Глядя друг на друга, они молчали. Лицо Рагнера исказилось от ярости, но Соолма его нисколько не боялась.
– Продолжай, – процедил сквозь зубы он.
– Ее уже нет в городе. Поезжай к королю Ивару и возьми серебро, что он тебе должен. Нам пора возвращаться домой – ты это прекрасно знаешь сам: саламандры на исходе. Дальше пусть король воюет без тебя.
– Отдала, значит, ее Ивару, – покачал головой Рагнер и отпустил руку Соолмы. Он перевел взгляд на дозорных, подошедших к лестнице и испуганно смотревших на него. Рагнер перешел на меридианский, чтобы они не понимали его слов:
– Соолма, – тихо сказал Рагнер. – Чего ты добилась? С тобой я уже не буду. Всё, что ты получила, – это причинила мне боль.
– Рагнер! – другим голосом вскрикнула Соолма. – Дальше тебе было бы еще больнее!
Он с такой злобой посмотрел на свою подругу, что она изменилась в лице и стала походить на ту испуганную девчонку со страдающими глазами, какую он помнил.
– Больше никогда не влезай, – сказал Рагнер. – Не можешь принять – уходи. Я тебя не держу. И ее я верну – ты меня знаешь. Так что думай, Соолма. Решай дальше свою жизнь.
Рагнер направился вниз и спросил у дозорных только одно:
– Когда Аразак уехал?
– Где-т чрез две триады опослю полудню, – ответил молоденький парень. Он был так расстроен, что чуть не рыдал. – Прощите, Ваша Светлость. Не былось ничего, что б меня насторо́жило. Я спросил: «Чаго в бочке?». Он сказал: «Отходы с кухони». Что сменяет их на свиновые обрезки. Крышка былась забитая гвоздьями. Я не требовал, чтоб он вскрыл бочку. Он с телегой тута ездит день ото дню и чё токо не возит… Мы привыкли к ему… Прощите, – опустил парень голову.
Рагнер махнул рукой.
– Гюс – пронырливый подлец и гнус… – тихо произнес он. – Моей вины здесь больше, чем вашей, но наказание для вас последует строгое: чтобы запомнили получше. Вам это пойдет во благо… Сделайте вывод, – думая о своем, сказал герцог Раннор. – И больше никому не доверяйте, когда в дозоре, когда охраняете всех нас, даже друзьям. Даже они порой предают, – оглянулся Рагнер на Соолму и направился к выходу.
Во внутреннем дворе, на мраморных ступенях, согнувшись и опустив руки на колени, тяжело дышал Лорко.
– Мог бы ехать тише, – похлопал его по плечу Рагнер. – Спасибо. Ты молодец… Будь здесь, поговори с монахом. Навряд ли, но вдруг чем-то поможет – он вроде вовсе не дурак. Я в Западную крепость. Что-то важное узнаешь – пошли туда кого-нибудь. С тебя довольно: не усердствуй, иначе сердце надорвешь и сляжешь, а завтра ходить надо будет. И, кажется, много…
________________
Всего через восемнадцать минут отряд Лодэтского Дьявола въезжал на забитую людьми площадь перед Западными воротами. Рагнер со злостью посмотрел на закатное, кроваво-красное небо, догадываясь, что уже поздно искать Маргариту в городе. Он направил шумно дышащего коня к надвратной башне, минуя тех горожан, которые решили бежать в последний момент и оказались перед запертым выходом. Здесь скопилось пять повозок, полных скарба, и рядом толпились люди всех возрастов. Женщина в сильванской одежде, отвернулась к стене и пыталась кормить грудью орущего младенца. Когда она оборотилась к Рагнеру, то он увидел ее заплаканное лицо и сразу вспомнил такое же мокрое лицо Маргариты – Рагнер скривил губы, женщина испуганно отвернулась, а ее муж, прикрывавший своей спиной наготу супруги, заметно побледнел. Рагнер проследовал дальше – к своим людям, что теперь вместе с ладикэйцами охраняли ворота.
– Была ли пустая от людей повозка, но с кучей барахла? – спросил он у стражи. – Один, максимум два человека? Старик вонючий с длинной бородой? Толстяк? Впрочем, вовсе не обязательно…
– Часа два назад былся толстяк на телеге и с ним нико́го. И старик с бородищей и топором тож былся – еще утром, на двухколеске с пегой клячей. Большо нико́го такового не было́. Другие в раз по десять выходют – бедняки одни осталися…
Рагнер сильнее нахмурился.
– Всё равно проверяйте, пока ворота не запрут. Старик тот или толстяк появятся снова – схватить и ко мне, в ратушу. Всех толстых мужиков заставлять обнажить голову, неважно, в какую сторону идут. Увидите на темени клеймо – брать такого живым. И даже если король Ивар прикажет его не трогать – послать короля на хер, отбить и выкрасть этого мужика. И меня – сразу в известность. Пошлите те же распоряжения в другие крепости. Что до этих, – показал он на телеги и людей рядом с ними, – поглядите башку у мужиков, обыщите телеги и выпускайте людей. Не стоит им мешаться у нас под ногами. Пусть миряне уходят. Не до них.
От городских ворот его отряд поехал к Западной крепости. На площади, за ее оградой, тоже была суета. Лодэтчане начали шумно приветствовать своего герцога, но он поднял кулак полусогнутой руки вверх, приказывая молчать, и, пока шум стихал, огляделся. Всё было готово к громовой атаке: камнеметные катапульты встали на возвышениях, возле них теснились ряды бочонков со штырями спереди и с запечатанными воском отверстиями на дне и по бокам. Секции бочонков уже заполнили мелкими камнями и горючей смесью с опилками, но пока не добавили главной детали: наконечников для штырей. Прочие тяжелые орудия расставили по башням и у слабых мест крепости. Еще час назад Рагнер был бы всем доволен, но ныне с досадой смотрел по сторонам – бесполезный труд: печальная слава о жадности правителя Ладикэ не оставляла поводов для надежд.
Рагнера провели в «тронную залу», где под сине-золотыми драпировками прям таки сиял облаченный в сплошные доспехи, кольчужный капюшон и рыцарский нарамник Ивар Шепелявый. Не забыл он и про парадные драгоценности. Его широкое лицо, напоминающее морду бычьей собаки, выражало торжествующее ликование. Рагнер хмуро обвел глазами залу: у стен замерли двадцать готовых к бою латных рыцарей.
– Пришел за своим серебром, – не здороваясь и не кланяясь, сказал Рагнер по-меридиански. – Я тебе более не союзник.
– Эфо фы мне более не фоюфник, Рагнер Раннор! – надменно ответил пожилой король.
Он встал с трона, подошел к окну и ткнул коротким пальцем в озаренный алым закатом белокаменный замок под голубыми крышами.
– Я фебе гофорил – фофми фамок! Фы фам офкафалфя!
– Ни хрена не понял, что ты профырчал, – от души высказался герцог. – Восьми самок? Фыфам? Срамную хворь, что ли, подхватил и офкафался?
Короля бросило в краску – он моментально разъярился, но Рагнера это не сдержало.
– Убью, – тихо сказал он, положив руку на меч. – Здесь и сейчас.
Они молчали, меряя друг друга обозленными глазами. Двадцать рыцарей выхватили мечи, но герцог Раннор не обратил на них внимания. Он пугающе спокойно стоял на месте, с рукой на бальтинском мече. Пожилой король, гневно пыхтевший и порой хрюкавший, будто котелок с дребезжащей от пара крышкой, уж хотел дать команду к началу боя, когда почувствовал ледяную тяжесть на своем плече, словно нечто ужасное опустило туда свою длань. И для этого невидимого существа не существовало брони доспеха или прочей защиты: перед ним Ивар IX оказывался абсолютно нагим, абсолютно немощным. По спине короля пробежал холодок, а ужасное зловоние, смесь пота и крови, забило его морщившийся от негодования нос. Он сразу отрезвел, моргнул и жестом приказал рыцарям опустить клинки.
– Отошли их отсюда, – сказал Рагнер. – Не трусь. Отдавай серебро – и я ничего тебе не сделаю.
Король Ивар сглотнул: он ощутил, как ледяной палец провел по его обвислой щеке и черкнул когтем по горлу. Мерзкий запах, от какого мутило нутро, проник в его голову – и король, начиная задыхаться, поспешно замахал рыцарям, чтобы оставили его наедине с дерзким герцогом. Только они вышли, Рагнер убрал руку с меча, и Ивар сразу почувствовал свежий, цветочный аромат весны.
– Как фы эфо делаешь? – изумленно спросил король Ладикэ, косясь на бальтинский меч.
– Как ты это делаешь, Ивар?! – вскричал в ответ Рагнер. – Как можешь пинать меня сейчас, когда конец уже близок?! Жадный, старый козел!
– Не фабыфайфя, Рагнер Раннор! – вскричал тот в ответ – он всё еще был напуган, но как король не мог допустить оскорблений в свою сторону.
Рагнер устало махнул рукой.
– Довольно с меня, Ивар. Не хочу больше с тобой препираться. Знаю: градоначальник у тебя. Завтра, к утру, мое серебро должно быть у ратуши, не то я снова подорву ворота города. Не приведешь мне градоначальника – я ухожу, а по дороге буду смеяться, ведь из-за жадности и нетерпеливости ты упускаешь из рук близкую победу. Давай, продолжай воевать – наемников и пушек у тебя много, но они есть и у твоих врагов. Я же до завтра оставлю здесь катапульты и людей, чтобы их охраняли, – остальное всё свое забираю. Бочонки всё равно пока бесполезны, ты знаешь: из них выйдет неплохие хлопушки, но через пару часов твои враги перестанут их бояться. Приведешь мне градоначальника раньше – будет лучше! – развернулся Рагнер и пошел к выходу.
Оставшись один, Ивар IX сначала перекрестился, а затем долго ходил по зале, звеня парадным мечом, что бился о доспехи. Минут через двенадцать ему донесли, что Рагнер Раннор уехал, а лодэтчане начинают возвращаться в центр города. Вздохнув, король Ивар приказал срочно снарядить охранителей и подать ему коня.
Через триаду часа король Ладикэ заходил в темно-красный дом на улице Благочестия, где должен был содержаться под стражей Ортлиб Совиннак. Будущее бывшего градоначальника прорисовалось по пути короля Ладикэ от крепости до особняка: Ивар Шепелявый намеревался пытать Совиннака, всё у него выведать и после уже решить – мириться с Рагнером или нет. Но в том доме короля ждала пренеприятнейшая неожиданность: охрана из тридцати человек была вырезана не более часа назад, Гюс Аразак и Ортлиб Совиннак исчезли. В парадной зале, на орензской звезде, алела нарисованная кровью большая буква «А» с мечом на последнем вертикальном штрихе, а рядом лежал свиток. Король Ивар взял его, стал изучать карту с подземным ходом и вскоре начал улыбаться, убедившись, что бумаги неподдельные. Было там и письмо.
«Прошу извинить, Ваше Величество, за беспорядок. Умирать я никогда не намеревался и позаботился о своем спасении. Однако у меня есть веские причины желать кары для герцога Лиисемского. За мое разорение, за лишение меня должности после двадцати двух лет честной службы, да и за многую другую неблагодарность, я выполню данное вам обещание. Начало второго подземного хода в оружейной, у камина. Не пытайтесь открыть ту дверь, не то герцог Альдриан поймет по поврежденным меткам, что в замке засада. Если ничто не насторожит его, то он обязательно вернется в замок перед битвой войск за Элладанн, как и должно вождю. Прошу еще раз простить, что ваши люди погибли, но я не могу допустить каких-либо причин, мешающих моему воссоединению с освобожденной и несчастной супругой, которая сейчас как никогда нуждается во мне.
Нижайше кланяюсь Вашему Величеству. Ортлиб Совиннак».
________________
За пару часов до этого Маргарита очнулась на руках у дядюшки Жоля и не сразу узнала его без бородки. Розовой дымки более не было, но девушка чувствовала себя столь слабой и аморфной, словно в ее теле не осталось костей. Ее глаза слепил яркий солнечный свет, по лицу текло что-то жаркое, щеки будто легонечко трогали бабочки.
– Это я, дочка, – тормошил племянницу Жоль Ботно, звонко шлепая ее по щекам и поливая ее лицо холодной водой из фляги. – Не признала без бороды? Не боися, я это, я, родная… Всё окончалося…
– Рааагнер, – в отчаянии прошептала Маргарита. – Где Рагнер Раннор?
– Этот мерзавец больше́е и пальцум тебя не коснется, не боися. Твой супруг обо всем позаботился. Сожгут на костру Лодэтского Дьявула всем нам на потеху. И тебе точна, поди, истинна правда враз полегчает…
Маргарита начала беззвучно плакать, с ужасом понимая, что ее всё-таки спасли. Иначе понимая ее слезы, дядя Жоль утер собственный глаз и поцеловал племянницу в лоб.
– Окончалося, дочка! – с чувством произнес он. – Чего бы он тама с тобою не делывал, всё окончалось! Ты с нами… Скоро в новом дому уж будём: часику через трое, а то и меньше́е. Тама, кудова мы езжаем, там никто нас не сыщет. Тама мы все: и братья твои, и сестрицы, – все уж тама. Даже дед наш Звездочку тудова уж поди свез. Все мы в неопасности. И ты с нами тож будёшь…
– Отпусти меня, – еле слышно выговорила Маргарита. – Я хочу к нему… Отвези меня назад…
– Да, кажись, ты и не понимашь вовсе, чего я тебе молвлю, – снова поцеловал ее дядя Жоль в лоб. – Не пришлась еще в себя, дочка… Ничего, – погладил он ее щеку. – Многого говорить всё равно нету времяней: после наговоримся. Ты всё ж таки поспи еще.
Он усадил Маргариту, как в кресло, на тюфяк и набросил на нее бежевый дорожный плащ Ортлиба Совиннака. Голова несчастной, освобожденной пленницы сама повернулась в сторону, и сперва ей показалось, что она увидела божество, созданное из снега, солнечных лучей и сияния звезд: на красивейшем белом коне с золотистой гривой (этому сказочному коню не хватало только крыльев) сидел рыцарь в блестящих доспехах и нарамнике лилейного цвета, на каком четыре золотых льва с копьями в лапах ограждали синий меридианский крест. И сбрую коня, и облачение воителя усыпали сапфиры, хризолиты и топазы; парчовая нить искусной вышивки текла меж ними извитой золотой рекой, а светлые доспехи то переливались перистыми разводами, то мерцали позолотой, то темнели чеканными узорами. Несколько всадников в белых одеяниях с синими меридианскими звездами на плечах окружали знатного рыцаря – это были воины-монахи Святой Земли Мери́диан, воины веры, давшие обет целомудрия, и увидеть их тоже было большой редкостью, но Маргарита продолжала рассматривать «божество». Из-за обветренной и загорелой, как у землероба, кожи мужчина выглядел старше своих тридцати семи лет, в остальном он имел исключительно благородные черты лица: тонкий, удлиненный нос с легкой горбинкой, узкий и твердый подбородок, изгиб губ в форме лука Амура и выразительные черные глаза, оттененные естественной краской; в его густых, вьющихся мелкими волнами, черных волосах блестели серебристо-седые змейки. Он носил шпоры с колесиком в виде меридианской звезды, – и это означало, что его имя внесли в «Книгу Гордости», а сам он является героем Меридеи.
«Неужели принц Баро́? – догадалась Маргарита. – Баро́йский Лев? Венценосный правитель княжества, что вокруг Святой Земли Мери́диан? Один из самых богатых людей Меридеи и один самых лучших рыцарей, уже четыре раза побывавший в Сольтеле…»
Этот статный, овеянный самой светлой славой воин приблизился к повозке, где полулежала закутанная в плащ девушка, и галантно поклонился ей с прижатой к сердцу рукой, что гласило о его готовности быть ее защитником. Имей Маргарита силы, чтобы протянуть руку для поцелуя, то она стала бы прекрасной дамой самого принца и героя.
– Адальбе́рти Баро́, – представился рыцарь на меридианском. – Я даю вам слово, госпожа Совиннак, что за вашу честь лично поквитаюсь с Лодэтским Дьяволом. А сейчас имею удовольствие сопроводить вас в безопасное место, где вы будете под защитой княжества Баро́.
Маргарита в отчаянии закрыла глаза. Она слышала, как принц Баро дает какие-то распоряжения, но не слушала его. Ее разум отказывался верить в случившееся – она твердила себе, что это всё просто ужасный сон, а вскоре девушка и впрямь вновь уснула. Принц Адальберти порой поглядывал на красавицу и на ее умиротворенное лицо. Он слегка улыбался при виде ее сладкого, детского сна и тут же сжимал губы от злости, думая о сотворенном над ней насилии в более чем в двадцатидневном плену. Высоконравственный рыцарь не собирался спускать с рук это преступление герцогу Рагнеру Раннору.
________________
В третий раз Маргарита проснулась сама и увидела большие, яркие звезды на ночном небе. Дядя Жоль нес ее на руках к незнакомому дому, на порог какого выходили Синоли, Беати и Филипп. Еще появились Марлена и дед Гибих. Все они обступили Жоля Ботно и ослабевшую, несчастную девушку на его руках. Они гладили Маргариту, радовались ее возвращению, улыбались. В доме замелькала вереница других лиц: тараторившая Ульви с двумя хныкавшими младенцами на руках, безмолвный Нинно с пронзительным взглядом, тетка Клементина и Оливи с одинаковыми торжествующими улыбками на одинаковых ртах, без слов говорившими ей, что она дуреха. Были там и Залия со своим малышом, и Деора Себесро. Четыре борзые собаки крутились здесь же. В углу, закинув нога на ногу, сидел с прямой спиной манерный Огю Шотно. Без конца кто-то из них что-то болтал и трогал Маргариту, а она хотела им всем кричать, чтобы они оставили ее в покое и в ее одиноком горе от этого несвоевременного спасения.
– Я спать хочу, – выдавила из себя Маргарита – и дядя к ее облегчению понес ее наверх. Марлена пошла следом.
Вскоре Маргарита оказалась в небольшой спальне, обставленной весьма скромно: ближе к стене развалилась грубо сбитая, широкая кровать без полога, у ее изножья выгибал крышку дорожный ларь, подле оконных ставен встал трехногий стул. На подоконнике, рядом с глиняным кувшином, виднелись умывальные принадлежности, полотенца, гребень и выпуклое круглое зеркальце. Таз и ночной вазон прятались под кроватью. Когда дядя Жоль удалился, Марлена помогла Маргарите переодеться в ночную сорочк и, лечь в постель, а потом заботливо укрыла ее покрывалом.
– Хочешь, я побуду с тобой, пока ты не уснешь? – спросила Марлена, расправляя золотистые волосы Маргариты.
А Маргарита, теперь страдавшая от нежданно-негаданно свалившейся на нее свободы, свернулась в комок под покрывалом и роняла слезы.
– Нет, – ответила она. – Я хочу побыть одна.
– Милая, – гладила ее по голове Марлена. – Нельзя таить в себе такое. Давай поговорим – и ты увидишь, что тебе станет легче.
Маргарита с болью взглянула на нее.
– Спаси меня, – прошептала она. – Мне нужно назад, в Элладанн. Спаси до того, как Ортлиб будет здесь.
– Он ничего тебе не сделает, дорогая, – улыбнулась Марлена и, как дядюшка Жоль, поцеловала ее в лоб. – Твой супруг тебя так любит. Твой дядя говорил, что господин Совиннак даже рыдал, словно дитя, когда узнал, что с тобой случилось. И потом он был сам не свой. Он будет рад, что ты воссоединилась с ним, – и всё. Всё будет хорошо, если и ты позабудешь…
– Что это за город?
– Это Ми́ттеданн, – назвала Марлена городок в пяти-шести часах езды к западу от Элладанна.
Маргарита скривила лицо – дорога до Элладанна представлялась дальней. Марлена, словно намереваясь расстроить ее еще сильнее, продолжала:
– Здесь безопасно: город закрыт и под охраной княжества Баро. Никого не впускают и не выпускают. Мы, как покинули замок, здесь уже четыре дня – как только подошли баро́йцы. Господин Совиннак говорит, что Лодэтский Дьявол будет в Элладанне, будто в ловушке: он что-то придумал, но что не говорит. Как только принц Баро подоспел, то он и твой дядя Жоль сразу отправились в Элладанн. Мы тебя еще тогда ждали… – утерла Марлена слезу со щеки Маргариты. – Сколько ты, должно быть, пережила… Нам тоже так было страшно! Мы из башен замка смотрели, как они деревья у холма вырубают, что-то строят и даже бочонки с чем-то бросают – и молились, чтобы не было поздно. Слава Богу, что они так и не напали!
Марлена замолчала, вспоминая пережитые в тревоге дни, а Маргарита перестала плакать. Она лежала с обиженным лицом, обнимая подушку и думая, что же ей теперь делать. Марлена превратно поняла ее.
– Дорогая, – прошептала Марлена. – Этот ужасный, мерзкий и жестокий лодэтчанин скоро будет мертв – вот о чем ты должна думать. Принц Баро отомстит ему и за тебя, и за Иама, и за меня. Это чудовище…
– Хватит! – вскрикнула Маргарита, приподнимаясь на кровати. – Я люблю его, Марлена. Люблю Рагнера, понимаешь. Я это пыталась сказать дяде, пока он вез меня сюда, но он не понял. Умоляю тебя, – взяла она потрясенную ее признанием Марлену за руку. – Помоги мне. А если не можешь, – снова заревела она, глотая слова, – то отя бы… не овори о нем так, прошууу… Он не чуооовище…
Марлена вырвала руку и резко встала.
– Ты любишь Лодэтского Дьявола?
– Да, – тихо сказала Маргарита. – И никакой он не дьявол…
– Он околдовал тебя! – перекрестилась Марлена и в ужасе приложила пальцы ко рту. – Боже мой… – прошептала она.
Маргарита упала на подушки, вытерла щеку и, похлопав в раздумье глазами, повернулась от Марлены на другой бок.
– Оставь меня одну. И прошу, унеси эту бежевую тряпку… Хоть это ты можешь для меня сделать? – донесся до Марлены слабый голос с кровати.
Марлена взяла плащ и медленно пошла к двери, до конца не веря в то, что услышала. Лицо Меридианской Праматери строго взирало на заблудшую грешницу, что когда-то была ей сестрой.
А Маргарита, закрыв глаза, твердила про себя: «Найди меня, Рагнер, прошу тебя. Я так хочу в твою снежную страну, где столь красивый розовый закат и белые берега. Ты уже ищешь меня, я знаю. Пожалуйста, найди, найди!»
