Олег Евгеньевич Ильин
Один билет до Савангули
Запомнилось
…Что-нибудь ещё про армию? Ну хорошо. Не из приятных, но запомнилось. Был такой случай в учебке. Илья был на каком-то уроке (были там и уроки в классе – учебка-то сержантская! а сержант это… ну, не сливки, конечно… это где-нибудь там… простокваша, может быть? или сыворотка?). Ну в смысле – это игра такая, в кавычках – сержанты, которые прослужили уже год, изображают из себя специалистов и рассказывают командирским голосом только что призванным баранам, где у машины руль и где колёса. Но поскольку, где руль, Илья и сам знал, поэтому он писал письмо домой, чтобы не было мучительно жаль – ну помнишь, в общем (хотя, откуда тебе помнить-то!). И куда-то его вдруг, со всем взводом вызвали. А письмо! А письмо-то он в парте оставил! Вот тут уж точно, баран так баран! Или с голодухи не соображал? Или не вырос ещё? А как они вернулись в класс, так сержант решил, видно, помочь молодому товарищу подрасти. Ну, мол, пора уже – это армия, а не садик. Ты думаешь, он отвёл в сторонку и по-дружески отдал письмо, предупредив, что писать на уроке письма домой нехорошо? Не-ет! Ну, во-первых, он прочёл его сначала сам! Делать-то ему нечего, пока салаг там куда-то с урока выдернули! Да и до деревень и весей бескрайней Расеюшки правила приличия, ну и тому подобная высокая муть не всегда и доходит… если доходит. Так что он решил, видимо, в педагогических целях (наверное, про такое он где-то всё же слышал?), прочитать перед всем взводом! Может, и не прочитал бы, но! Но Илья в письме домой решил рассказать (не пожаловаться, а просто как факт обычных армейских будней), рассказать о предыдущем шмоне, который устроили в роте. Ну это, когда вытряхивают тумбочки в поисках хлеба, который голодные ребятишки старались незаконно и преступно прихватить со столовой с собой на чёрный… даже не день, а, может быть, час? Ну и тому подобное идиотское перетряхивание матрасов и портянок в поиске всего неуставного. Ну как тебе такое! Да кто ж такое домой-то пишет? И поделом ему, супостату! Вот уж Мойдорыр так Мойдодыр! Конечно, потом Илья (спасибо, сержантик!) и сам понял, что не стоило бы маму с папой такими-то… пикантными особенностями армейской службы расстраивать! Но сержант… Илья даже не сразу осознал, что это читают вслух его забытое в парте письмо… да он даже и не вспомнил, что письмо-то забыл в парте! (Явно протеинов и углеводов в башке не хватало!)
Нельзя сказать, что Илья как-то впоследствии со злостью вспоминал того сержанта. Нет. Но и забыть такое, ставшее в некотором роде жизненной вехой событие, перевернувшее его внутренний мир, он не мог. Вряд ли тот сержант даже догадывался, что совершил столь значительный поступок в своей жизни. Да и вообще, все эти сержанты были такими же, как и новобранцы из призыва Ильи, только чуть постарше.
А был ещё сержант. Того Илья подвёл! Из-за Ильи того посадили на «губу». И опять всё случилось из-за этой детской наивности и неготовности Ильи к такой школе жизни (хотя, на то эта школа, наверное, и была нужна? ну не для защиты же родины такой детский сад, в самом-то деле!). Такой рыжий был добрый паренёк. Видно, внутри такой же, как и Илья. Илья очень надеялся, что тот не сильно на него обиделся. Илья вспоминал его часто. Хотелось извиниться… Прости, сержант!
А дело было так. Родители, которые, в отличие от Ильи, пытались, но не могли сообразить, что их ребёнок вообще может делать в армии и, естественно, были в тревоге (сам Илья просто не был способен оценивать происходящее) и приехали его проведать в учебку. С пирогами??!! Пожалуй, они, совсем не понимали, что такое Советская Армия (Отец Ильи не служил по причине больного желудка. Его детство пришлось на военные годы – есть было нечего – какое там здоровье?). Так вот, родители Ильи появились в Добеле (теперь там наши заокеанские «партнёры» окопались), сняли комнату без удобств и со вшами на ночь у какого-то прапорщика и попросили отпустить сына с ночёвкой (пироги же!). Капитан роты обещал подумать. Илья ждал до вечера, а капитан – существо, занятое всецело доведением вверенных ему подростков до хотя бы какой-нибудь приемлемой кондиции – забыл и ушёл домой! А может, и не забыл вовсе, а это было глубоко продуманным решением и одной из форм педагогического процесса, при помощи которого доводят «до нужной кондиции». Илья, испытывая дикий стресс, превозмогая природную робость и температуру под сорок – он был очень, и очень невовремя болен – подошёл к дежурному по роте – как раз к тому рыженькому сержантику. Тот выслушал, понял и попросту провёл Илью через КПП за пределы учебки, где Илью весь день ждали родители! То ли по причине высокой температуры, то ли незаконченного процесса армейского образования, но Илья не понял!!! Не понял, что сержант делает что-то неправильное!!! Что-то незаконное, что-то, что заслуживает наказания, ареста, посадки на «губу», ссылки на Сахалин или в Австралию! (Кстати, «губа» – это гауптвахта, если кто не служил в армии. Ну надо же! И тут немецкий дух и Неметчиной пахнет!) Сержанты-то в учебной части только что призванным в армию юнцам казались чуть ли ни высшей инстанцией! Утром Илья в каком-то автоматическом полуобморочном состоянии вернулся в роту. Сержанта посадили на «губу», а Илья отправился в госпиталь. Военврач припугнул, что ещё бы чуть-чуть и Илья бы задохнулся (какое-то воспаление в горле – Илья очень любил в детстве болеть всякими ангинами и гриппами), и даже нашёл в себе какие-то эмоции, чтобы в очередной раз удивиться безмозглости призывников: «Чего же ты раньше-то не пришёл!»
А они не были безмозглыми! Они не были плохими! Ни новобранцы, ни сержанты! Ни даже капитан, который пошёл спать!.. Почему в Советской Армии всё должно было быть так? Почему где-то солдатики съедали всех голубей в округе? Почему присланное из дому сало нужно было прятать от сержантов и офицеров и есть с друзьями по ночам под одеялом без хлеба, разрезая его лезвием бритвы? Почему где-то солдат кормили протухшей капустой с водой на первое, без воды на второе и водой на третье? Почему?.. Почему об этом думал повзрослевший Илья? И почему об этом не думали те, на ком была ответственность за этих детей?.. За армию?.. За страну?.. Почему?.. Почему?.. Почему?.. Почему?..
Две сестры
– …Вы знаете, от насморка сок столетника хорошо закапывать две-три капли. У нас, помню, – я в детстве часто простужался – так весь подоконник был в столетнике. И рос так хорошо! Мама его как-то хитро так поливала: воду на яичной скорлупе настаивала и поливала. А как разрастётся, так она его обрезала и сок выдавливала – мясорубкой, что ли? уж и не помню – и в бутылки заливала напополам с водкой. Так я этим таким вот ещё и горло, помню, полоскал. Не знаю, правда, то ли спирт в горле микробы убивал, то ли сок столетника…
– А я, Вы знаете, воспалением лёгких в детстве переболела. Очень серьёзно. Ну я плохо это помню, я маленькая была. Мама рассказывала, что еле-еле вылечили. После этого мама нас с сестрой отдала в бассейн – закаляться.
– У Вас сестра есть?
– Вообще две сестры. Но про которую я говорю – та младше меня… на три часа…
Те которые прожили эту фронтовую жизнь
«…ну мне в другой рас прихадила такая мысль. ну как-бы. што-та если я фспаминаю. такое на ум. што. как в раду тваево атца у ротствиникаф палучалась с мущщинами. значит дет Гиоргий. он умер па нищщаснаму случаю давольна йищё маладой! иныргичный!.. патом. сын. бабы Пани. Александр. пагип на фронте. маладой.. теперь. Машины сынавья.. Вова. там на Сахалине ево кто-та убил! при каких-та случиях..
…ево там. аткалатили! стукнули. и он ни мок фстать! и он астался на начь. там на улице. замёрс-ли он или ат удара? там трудна была сабразить. и-и патом сматри! Толя средний. маладой. пагип! и Санька тоже. он-же давольна маладой! у фсех. жизнь. у мущщин кароткая.. ну Маша тоже долга ни пратинула. ну у ниё была эта. сахарная балезнь. диабет. ана-же паследнее время была.. ну как эта называетса? дом престарелых или дом инвалидаф?
…а Гриша йиё канешна он был там не чиновникам ваенным не ниским. рангам…
…я.. я раньше канешна не панимала но патом с возрастам я панила. то што. те каторые пражили эту франтавую жизнь ваенную. нармальнава чилавека аттуда ни адин не-был…
…он тоже на фронте был. и вот с фронта сразу ево направили вот как вайна кончилась сразу…
…он был на сколька-та старше.. Маши.. он был на фронте… и именна уже вайна как кончилась и. сначала. он где-та после вайны служил как-бы в Истонии. но тоже видна фсякае. ну ахрана фсякая. а патОм ево! а ваенных направляют туда-сюда! ани-же не сами-же эта! напрАвили на этат. в Магадан… там он в лагере был в ахране. но и не прастым ахранникам а у нево афицерский-же чин уже был. так-што вот так.. а патом он уже уволился из армии и в Нарве ахранникам што-ли? на платине работал. тоже умир рана. как гаваритса мущщин никаво.. долга ни пратинули… и я как раньше Адам Андреича ни панимала. тоже. фсё што. какой идиот! а веть он сначала фсю Финскую!. на фронте. и патом. сразу на этат фронт. эта-же!..»
Как же так?
…Тогда Илья ехал домой в автобусе из Нарвы. Видимо, ездил по делу в российское консульство, которое там открыли через какое-то время после отделения Эстонии от Союза. Сначала мимо Синимяэ, потом – Силламяэ76. Это примерно на полпути от Нарвы до Йыхви. В советское время Йыхви был одной из частей шахтёрского города Кохтла-Ярве. Теперь всё иначе, теперь это отдельный город… как до войны. Теперь всё наносное и чужое выдирается с корнем… Да. Так вот, а в Синимяэ у них проходила когда-то школьная «Зарница». Это в Советском Союзе школьников знакомили со всякими военными штучкам. Так – детский лепет – но товарищам в Москве было приятно, а господам за границей, наверное, даже страшно. У Ильи был деревянный «Калашников» – сам выстрогал – дрожи, Америка! В школе, ну и в техникуме потом, были и ещё какие-то глупости, где учащимся показывали азы строевой подготовки. Это когда всем нужно идти одинаково и по определённым правилам, как роботы. Показывали и настоящие автоматы и как-то даже давали из них стрельнуть в Йыхви на стрельбище за парком. Ну это там, где теперь американцы эстонцев защищают. Почему в войнушку им нужно было играть в Синимяэ? Ну, во-первых, место хорошее – горы, заросшие лесом. Горы – это, конечно, весьма относительно, и звучит громче, чем есть на самом деле. Эстония вообще плоская, как тарелка, а если чуть какая кочка, так уже и гора – Синимяэ и переводится как «Синяя гора». Синяя – это из-за леса, который на расстоянии, как известно, «синеет». Ну, а во-вторых, кочка не кочка, а вполне серьёзное естественное препятствие, которое в случае войны можно использовать, как укрепление. Во время последней войны так и было. Немцы укрепили эти горки, и нашим пришлось приложить немало упорства и положить там немало солдатиков. Там вся земля напичкана до сих пор железом да порохом. Мальчишки с Илюхинова двора, ну те, которые побезбашеннее, ездили туда копать порох, и ещё в какое-то место недалеко от Кохтла-Ярве в сторону Таллина, где поле была пополам с порохом. Так что для школьной войнушки в самый раз. Это проезжая мимо, Илья мог вспомнить всё это, как войнушку. На самом деле это было не так. В войнушку они играли во дворе с друзьями, и это было интересно. На «Зарнице» нужно было по каким-то идиотским командам бежать «куда-то» и искать «кого-то». Никто ничего не понимал, и все бегали беспорядочно, как бараны, туда-сюда – всё для «галочки», как обычно. Удивительно, что за пределами Советского Союза эти «галочки» действительно боялись. Переехав в Финляндию в девяностые, Илья с изумлением увидел в Хельсинки массу бомбоубежищ, которые до сих пор поддерживаются в состоянии боевой готовности. Это ему напомнило строевую подготовку – не в школе, а настоящую, когда нужно, как автоматы, без устали и какой бы то ни было мозговой активности делать то, что кто-то когда-то приказал. Даже во всех новых районах Хельсинки строят эти бомбоубежища до сих пор, чему Илья не перестаёт удивляться, хотя проработал там на стройке уже лет двадцать!
А в Силламяэ Илья учился в Горном техникуме. Если кому-то незнаком шахтёрский жаргон, то «горный» – это не там, где альпинисты, а там, где шахтёры. В Эстонии добывают сланец. Это такой камень, вроде угля, но уголь – это лес, который чем-то засыпало, и он за миллионы лет превратился в горючий камень чёрного цвета, а эстонский сланец – по тому-же принципу образовавшийся коричневый горючий камень, но не из леса, а из остатков морской или речной живности: слой сланца, слой известняка, слой сланца… ну и так далее. Слой сланца – значит жизнь в тот далёкий период процветала, известняк – минимум жизни. Илья, когда работал на шахте, не уставал разглядывать в сланце и известняке всякие ракушки да водоросли. Илья надеялся разглядеть, что-нибудь посущественнее, вроде динозавра, но, видно, динозавры туда не часто заплывали, а может период образования этого сланца был и вовсе нединозавровый.
Что интересно, сланец в Эстонии имеет повышенную радиоактивность, а в районе Силламяэ даже очень повышенную. Так вот в Силламяэ был секретный завод. Въезд в город по пропуска-ам! все дела! – правда, никто эти пропуска никогда не проверял. Болтали, что на этом заводе после войны из этого самого сланца делали уран, который использовали для первых советских атомных бомб. Правда или нет – неизвестно, но завод действительно был секретным, а радиоактивный фон в местах добычи сланца – повышенный. В самом конце советской власти там отгрохали на базе этого секретного производства завод редкоземельных металлов. Илюхин брат двоюродный из Нарвы там даже вентиляцию устанавливал. Это тёти Машин сын. Его потом убили. То ли спьяну, то ли… А брат его старший на Сахалине. Тоже то ли сам спьяну замёрз на улице, то ли ударили. Ну это давно – это ещё в советское время. А младший последним – тот просто от водки помер… Так вот.
Ну и вот, ехал Илья в автобусе, и сел в Силламяэ лейтенант из того самого Горного техникума, где Илья раньше учился. Лейтенант этот там вёл как раз ту самую строевую подготовку! И Илья его узнал, и тот Илью. Поздоровался. Сел рядом. А это было как раз тогда, когда Эстония от Союза только отделилась. Ну и вот, сел – то да сё, где, откуда, что делаешь. Обычный разговор. А лейтенант совсем молоденький, он, наверное, пришёл в техникум к ним сразу с какого-нибудь там училища офицерского. Очень приятный. В подростковом возрасте ведь учитель редко какой нравится, а этот… Может, потому что всего-то чуть постарше их был? А был ещё один – так тот фронтовик. Он им читал лекции о машинах, работающих в шахте. Студенты были хитрые, о машинах было не очень интересно, и они просили учителя рассказать о войне, что тот и делал, плюнув на скучную горную технику – в конце концов, его рассказы о войне были, действительно, важнее всех этих железок. Ну так вот, лейтенант – тары-бары, слово за слово, и начинает Илья понимать, что лейтенантик-то! его вербует в осведомители! Думаешь, он для России старался? Ха-ха! Не угадал! Лейтенантик-то решил, видать, строить карьеру в Эстонии! Понятно, что все старались выживать. Но как-то это было слишком уж скоро! Слишком уж прытко! Как-то это у Ильи в голове даже не укладывалось! Сидеть стало как-то очень неудобно, а ехать ещё минут двадцать! Представляешь?! Ну что такое двадцать минут?! Ну едешь! Ну газетку читаешь! Да глазом ещё не моргнул, статейку не дочитал, а ты уже приехал и даже чертыхаешься – ну что бы ещё минуток несколько-то проехал! статейка интересная – дочитать хочется! А тут! Как будто под тобой обогрев включили посреди лета. И вроде оборвать его неудобно – человек-то хороший. По крайней мере ты так думал раньше! И ведь правда хороший был человек! Как же так? Вот такая вот неожиданная встреча получилась…
Вы что, тоже на поезд?
– …Оля, привет!
– Ой привет! Вот это да! Вот так встреча! Вы что, тоже на поезд?
– Нет, мы как раз приехали. Все вышли только что.
– И Марина, и мальчишки?
– Ну да, все, а вы тут откуда?
– А мы от Гены из Смоленска домой в Кохтла-Ярве на перекладных добираемся.
– Вы тоже все? И Кирилл?
– Да, в этот раз ещё с нами. Теперь занятой такой, мы его чуть ли ни раз в год видим. Всё время на работе у вас где-то там, никак название города не запомню. Вроде как, между Хельсинки и Выборгом. В Таллине бывает, у него девушка там. А до нас ему не доехать теперь. Ой! Кажется, наш поезд отправляется. Передавай привет своим! И тёте Люсе обязательно!
– Спасибо, и твоим всем привет! И тёте Юле! Ну беги, беги, опоздаешь!..
Тогда был ещё «дом»
…Как-то вскоре после переезда в Финляндию Илья приехал погостить домой в Кохтла-Ярве. Тогда домой ещё тянуло – тогда был ещё «дом», там жили отец с мамой, брат с семьёй, тётя с дядей. Да. Тогда ещё тянуло. Ну встречи, разговоры, отдых от чужого, возврат ненадолго в своё. Конечно, уже далеко не всё было так как раньше, но всё же, пока ещё «своё». Ну и встретил он в подъезде Юрку. Юрка был на год примерно постарше и учился в старшем классе. Дружили по двору, общие игры. У них дом был угловой – буквой «гэ» – Юрка в среднем подъезде, Илья в крайнем правом. Так они наладили канатную дорогу между окнами со двора – весточки друг другу важные переправлять. В крайнем левом подъезде Лёха жил. Но тот ещё старше был. С тем-то Илья уже никак почти не пересекался. Тот из Афгана потом в гробу цинковом вернулся… Да… Так вот встретился Илья с Юркой. А выше Ильи раньше жил Юркин друг Толик. Они, вроде как, в одном классе учились. Хороший парень, спортом занимался, боксом. Илья не помнил, что бы тот много с ними во дворе играл – спортсмен, занят был. Да и игрушек у того почти не было никаких – не до этого. Но отношения были нормальные. Хороший парень рос… Ну и встретились с Юркой – давно не виделись – в подъезде на подоконник присели. Больше Юрка рассказывал. А Илья всегда умел слушать. Рассказывал Юрка о том, как они с ребятами со двора после развала Союза покатились вниз по наклонной, да и не только они. Но бог миловал, тюрьмы избежал – Юрка-то. Работы нет, денег нет. Ерунда всякая, вроде как, медь потихонечку тырили. Это ладно – по мелочи. А Толик! Ну тогда же, как власть одна кончилась, а другая ещё не поняла, что делать-то нужно, начались всякие бандитские переделы. Так вот Толик – боксёр же! и парень правильный! – так вот он решил власть в свои руки взять – ну, вроде как, в хорошем смысле! Он, дескать, «хороший», против «плохих». Группу какую-то сколотил, какие-то магазины под свою защиту взял, ну за деньги, наверное, – жить всем надо, хоть ты «правильный», хоть бандюга. Юрка нет, с ними не был, он у Толика только в гостях тогда разок побывал – удивлялся, как тот «окабанел». Вот. А кончилось тем, – для Толика – что нашли его без рук, без ног в шурфе шахтном… В те годы убивали запросто. Одного одноклассника Илюхиного. Одноклассника Илюхиного брата. Двух товарищей Ильи по работе на шахте. Да ещё те, которые сами померли. А сколько в Россию, да за границу уехало! У-у-у!
Так вот поговорили… Юрка тогда удивлялся в подъезде, а куда это Илья-то пропал, как с армии вернулся! Раньше детьми всей толпой играли. В какие только игры не играли! Удивительно! Когда Илья на нынешних детей смотрит, то ему становится их жалко. Может быть, это не совсем подходящее слово. По крайней мере непонятно и как-то… обидно, что ли? Ведь так было интересно во дворе! Не все игры были безопасными, но интересно было, фантазия работала! Господи, чего они только ни придумывали! Из пластилина лепили армии военные всех эпох и народов! машинки всякие, корабли, динозавров, зверей! – и у каждого своего сорта! А потом встречались и играли, устраивали битвы. С Ромкой у Ильи была телефонная связь. Илья получил в подарок игрушечный телефон – два телефона на батарейках и провода между ними – ну а с кем дома-то разговаривать? Ромка жил в соседнем доме – в кирпичной хрущёвке, которая была в сторону больницы. Провода протянули и была телефонная связь! С Юркой канатная дорога, а с Ромкой телефонная связь! Ромка лепил классно, с фантазией! В войнушки всякие играли во дворе или в зарослях кустарника, «кустиках», как мы их называли, за «Победой» – за кинотеатром то есть. По деревьям лазили, какие-то гнёзда там себе строили. Ходули себе строгали, а потом на этих ходулях по всему городу расхаживали. Город – это конечно звучит слишком гордо! Так – большая двух-трёхэтажная деревня. А какие самолёты строили! Из фанеры лобзиком выпиливали, клеили. Колёса были, винты – все дела! К концу крыла нитку или леску привязывали длинную – метров семь-восемь. И крутили. Самолёты летали, как настоящие, и приземлялись на колёса, винты крутились, гудели. А когда два самолёта встречались, воздушные бои происходили такие, что только щепки летели в разные стороны – и ведь до полного уничтожения! на таран шли! И ничего! На следующий день был уже новый самолёт! У Ильи был как-то биплан, типа «Кукурузника». А если не было желания сильно утруждаться, так тетрадки были всегда под рукой! У кого самолётик летит дальше! И с окна подъездного третьего этажа запускали – на радость дворникам весь двор был иногда в этих самолётиках! Или на великах гоняли. Иногда так просто, без дела, иногда на аэродром парашютистов смотреть, иногда без рук – кто дальше уедет. А иногда играли в полицейских и контрабандистов. Нужно было что-нибудь в свой велосипед спрятать – что-то жутко запрещённое к провозу через границу, а полицейские должны были найти. Тот, кто через границу сумел провезти, тот и выигрывал. Я уж не говорю про всякие «прятки», «пятнашки» да «казаки-разбойники» – ну это больше с мальчишками. И с девчонками играли: в магазины какие-то, какую-то кашу приготовляли в песочнице из одуванчиков и крупы подорожника, в «съедобное-несъедобное», в «испорченный телефон». Во что дети ещё играют?.. Вернее, играли. Теперь, собственно, ни во что не играют. Или игры у них другие?
Так вот Илья с армии вернулся и пропал. Пошёл на работу на шахту, учился заочно в Горном институте, а как исчезла надобность в сланце, в электроэнергии, в химии, в людях… начались сокращения, и он уехал…