Никтория Мазуровская
Стану Солнцем для Тебя
– Слышишь, Григорьевна, ты давай че пожрать забацай, а то ж проснется барыня, трапезничать изволит, только легкое что-нибудь!
– Уже готовлю, Тема, готовлю! – отозвалась та с кухни.
Артем обратно в спальню Маришки ушел, только захватил глубокую миску с водой и чистое полотенце.
На него вообще внимания не обратил, ясно говоря этим, что Костя в этом доме посторонний. Не то, чтобы его это особо сильно задело, но неприятно, да, стало. Как оголенный нерв кто пощекотал. Но, если еще раз сунуться к больному месту, можно и по мордасам схлопотать. Все сорок минут, что Вася ездил за доктором Викой (это ему рассказал Илья, что мамина подруга, доктор, и скоро этот доктор поедет в Америку по приглашению, читать курс лекций студентам), Илья сидел с потухшим взглядом, весь поникший. И у Кости все в груди обрывалось, в голове начинало шуметь от того, что чувствовал себя бессильным, не способным помочь своему ребенку. Он мог только утешать, и убежденно заверять сына, что с его мамой все будет в порядке.
Потом приехала эта самая Вика. Не в жизнь бы не сказал, что эта фифочка, гламурная блондинка с отсутствием интеллекта на лице, может оказаться каким-то там доктором. Но он не лез со своим мнением, права на это не имел никакого.
Это семья и друзья Маришки, и им лучше знать, как о ней заботиться.
Бесспорно, его вся эта ситуация бесила, раздражала и откровенно злила.
Не привык задавливать свое мнение и свою злость еще в зародыше.
Но, старался сохранить трезвый рассудок, не лез в чужой монастырь со своими правилами, хотя мог. У него тоже связи, знакомые, деньги. По одному звонку, сюда главврача из клиники Склифосовского подогнали бы, Маришку бы осмотрели, как положено, и госпитализировали, если нужно.
Но! Вечно у него теперь появляется это гребанное «но»!
Его сын дрожал от нервного потрясения, от страха за свою маму. Илье запретили подниматься к Марине, и правильно сделали.
Ребенок периодически начинал плакать, раскачиваться из стороны в сторону и говорить, что это он виноват, что маме плохо.
Костя впадал в ярость, когда слышал этот тихий потерянный шёпот.
Хотелось рвать и метать! Убивать все вокруг! И Марину, в первую очередь! Потому, что довела себя до такого состояния! Потому, что теперь он не знает, за что хвататься и кому звонить, чтобы смогли успокоить ребенка, у него самого плохо получалось.
Как назло, мать Марины, Неля, вместе с Русланом улетела в отпуск,– срывать их с отдыха очень не хотелось.
Был еще вариант позвонить Санычу, но тот тоже далеко, только распереживается мужик, зачем ему такие страсти.
И, когда в квартиру, уверенной походкой на высоченной шпильке и в красном платье, влетела блондинка с выражением на лице «не подходи – убью, кобель безрогий», ему стало очень весело.
Илья отреагировал, естественно по-другому, что в очередной раз резануло по нервам.
Сын сорвался с дивана и кинулся в объятия этой блондинистой особи, та в свою очередь обняла его, что-то шепнула на ухо, и отступила к лестнице, ведущей на второй этаж, напоследок окатила Костю таким презрительным взглядом, что хоть бери и вешайся, ага. За ней, наверх, помчался Вася с чемоданчиком в руках и еще с пакетом из аптеки.
И все. Опять тишина накатила.
Илья вроде успокоился и, прижавшись к нему боком, затих, а потом и вовсе уснул.
Костя еще прислушивался к тому, что наверху происходит, но ничего слышно не было.
Так и просидели они вдвоём, пока Костя не вскинулся от какой-то тревоги внутренней. Что-то его толкнуло, зацепило за живое. Вот и проснулся.
А там ему снова указали на его такое совсем незначительное место в этом доме, и в жизни Ильи, в частности.
Ну и пошло оно все к *беням, плевать на мысли и на отношения этих людей! Ему не четырнадцать, и он не барышня нежного возраста, чтобы обращать внимание на такие вещи!
Задевает, да и х*ен с ним, что поделать!
Главное, что он сам никуда исчезать не планирует, и, даже если, метлой поганой погонят, он им всем фигу сложит,– продемонстрирует славную фигуру из трех пальцев,– и пошлет к чертям.
Это его сын! И это мать его сына, и, как бы он к ней не относился, не может оставаться в стороне и просто наблюдать, как эта чокнутая загоняет себя в гроб!
Они поговорят, еще как поговорят! И, если потребуется, он будет тут сутками торчать, но узнает, что происходит, на самом деле!
Из-за простого обморока, такую панику не поднимают. Из-за простого обморока, взрослый мужик не станет прятать трясущиеся руки. Костя заметил, все разглядел, когда Артем вниз спускался.
Они что-то скрывают, и он хочет знать, что именно.
Илья обмолвился, что у мамы такое уже было.
Давно, правда, но было.
И Костю озноб прошил от того страха, что затаился в голосе сына.
Мелькнула мысль, что Марина и в самом деле может умереть. Страшная мысль. От нее все заледенело, зазвенело яростью в груди. Воздуха стало не хватать.
Но от обмороков не умирают, ведь так?!
****
Если сильно болит голова, значит, она еще жива. Уже что-то хорошее.
Открыла глаза, медленно, чтобы яркий свет не резанул резко, чтобы не до слез. Слезы – это последнее, что ей нужно.
Боль была невыносимой, хотелось стонать от нее, но держалась. Не при свидетелях. В груди жгло, горело, дышалось тяжело.
– Очнулась? – ехидно так, противно спросила подруга, склонившись над ней.
– Голова кружится? Тошнит? Что?! – Вика требовательно заговорила, хорошо хоть не орала во всю глотку, эта может так взреветь, что стекла сыпаться начинают, – Ну?!
– Маришка, ты бы ответила, а то наш доктор скоро будет злиться!
Артем вольготно расположился на прикроватной софе. Вика же сидела на кровати, и держала Маришкино запястье, отсчитывая удары сердца, и смотрела на свои наручные часики.
– Пульс учащенный, бледная, как покойник. Пить хочешь?
Во рту, и в самом деле пересохло, пить хотелось дико. Язык свинцом налился, не могла и слова вымолвить.
Артем дал ей стакан воды.
Боже, как же вкусно! Вода, но такая вкусная!
Сделала еще глоток, но под пристальными взглядами этих двоих, вода в горле, комом встала.
– Чего пялитесь, изверги? – прохрипела, – Илья где?
– Илья твой с папашей, не ссы! – пролепетала Вика, – А вот ты, моя хорошая, меня задолбала!
– Начинается! – хмыкнул Артем.
– А ты вообще рот закрой и не вякай! – и ему прилетело, – Марина, дура ты безголовая, сколько раз тебе говорить, что не с твоим здоровьем пахать, как папа Карло, надо. Мера должна быть, мера, понимаешь? Ты себя в гроб загонишь! На себя плевать, так о сыне подумай, с кем он останется, случись с тобой что? С малахольным этим, что ли?
– Так, мать, ты чего разошлась?! – Тёмыч хлопнул в ладоши и потер ладони, – Ты давай без криков,– крестника напугаешь, сама будешь успокаивать. А то, что отец у него …, так и скажи, что понравился, он смазливый!
– Я тебе сейчас по роже дам, вот жена то порадуется, да?!
– Прекращайте этот балаган, и так башка трещит, – тихо заметила.
– Тебе по-хорошему надо бы недельку полежать и проколоться витаминчиками, глюкозой. У тебя нервное истощение, и не мне тебе объяснять, чем это может грозить с твоими-то проблемами.
– А конкретней можно? Что за проблемы такие?
Вкрадчивый голос и тон нового персонажа этого театра абсурда заткнул всех разом. Вика, молча отвернулась от двери и многозначительно смотрела на Маришку, скрывая ехидную улыбочку, Артем просто весь подобрался, недобро глядя на, заглянувшего в спальню Костю.
Маришка же… она сама понять не могла, почему ей вдруг стало спокойно. Просто нахлынуло какое-то абсолютное спокойствие и понимание мира. Бывает такое у людей, как благодать свыше, понимание сокровенного и тому подобного. Вот и с ней, в тот момент, от вкрадчивого голоса, требовательного прокуренного, от тревожных глаз, случилось нечто.
– Что конкретное, Вы, Константин, хотите услышать? И по какому такому праву? – Вика, если злилась, не могла язык прикусить, и так, как сейчас могла позволить себе язвить только в адрес одного конкретного мужчины, то не собиралась упускать подобный шанс, хотя и предупреждающий взгляд Маришки чуть было не сбил ее с пути истинного.
– Я хочу знать, что с ней произошло, а по тому простому праву, что я в ее жизни появился и исчезать никуда не намерен, а значит, мне нужно знать, что происходит, и быть готовым к любой ситуации – мужчина говорил спокойно, но все видели, чего ему это спокойствие стоило. В комнате дышать стало тяжело от сдерживаемого гнева и ярости этого мужчины.
– Хм, говорите исчезать никуда не намерены? Посмотрим-посмотрим! Саву, что ли на него натравить?
– Золотце, ты бы не увлекалась, а то накликаешь, и он возьми, да и появится! – Артем не смог удержаться от насмешки.
– Если вы про Савелия Петровича, – Костя особо сильно выделил имя последнего, – То он уже едет, а Любаша жарит картошечку к приезду высокого гостя.
– Зашибись, блин!
– Я тогда поеду!
Они с Викой сказали это одновременно.
Вика-то понятно,– кому хочется себе душу рвать?! Так что, Маришка возражать не стала, когда подруга со скоростью света вылетела из комнаты, на ходу зовя Васю, чтобы тот ее отвез туда, где взял.
Маришка с улыбкой пронаблюдала за таким поспешным бегством, перевела взгляд на Артема, кивнула тому на дверь с немой просьбой оставить ее и Костю наедине.
Друг молча вышел, но взгляд его обещал ей головомойку, и еще какую. Если еще и Сава приедет, то точно воспитывать начнут, воспитатели хреновы.
– Как ты?
Костя задал самый глупый вопрос, который мог, но ничего другого ему в голову не шло. Зашел в комнату и аккуратно присел на постель, возле Маришки.
– Лучше. Прости, что так получилось, у тебя, наверное, свои планы были.
– Прекрати! – зло рыкнул, – Ты нуждалась в помощи, и, если моя помощь заключалась только в том, чтобы быть рядом с Ильей, пусть, мне только в радость. Я по нему скучал!
– Он по тебе тоже скучал, только о тебе и говорил все это время!
– Ты ревнуешь, да? Его ко мне?
– А сам ты, как думаешь? – внимательно посмотрела ему в глаза, – Какой-то левый мужик, чужой человек, вдруг вламывается в нашу жизнь с грацией танка, никого не спрашивая и не слушая, переключает все внимание моего сына на себя, а теперь задает идиотские вопросы! Конечно, я ревную, кто бы на моем месте не ревновал!?
– Давай без нервов и прописных истин, ладно?! – не сказал, а припечатал, – Я все понимаю, все! Только, Марина, я же знаю, что ты за человек, переживаешь, все в себе держишь, а потом будешь в обмороки падать? Кому это надо?!
– Ты меня не знаешь, и давай без душеспасительных бесед. Я не собираюсь устраивать из своей семьи, и сына в частности, поле боя. Не буду я с тобой воевать за его внимание, если ты на это намекаешь.
– Хорошо.
– Но это не значит, что я взяла и все забыла. Ты самая последняя сволочь, но люди иногда, в очень редких исключениях, меняются. И я надеюсь, что ты и есть то самое редкое исключение. И своего сына ты не бросишь, когда он тебе надоест. Обо мне не переживай, просто напряжённое время на работе, а тут еще и ты. Все просто сказалось.
– Хорошо, если так, и ты не скрываешь от меня более серьезных проблем со своим здоровьем!
Она посмотрела на Костю, как на полоумного, взглядом опуская его ниже некуда. Тоже мне, Мать Тереза, етить твою налево!
– Ты пытаешься влезть в мою жизнь, Костя, а снова этого сделать я тебе не дам! Все, что касается Ильи, пожалуйста! Ты отец, и никто этого права у тебя отнимать не собирается. Но мне ты не муж, так что, не надо этого беспокойства, задушевных разговоров. Мы это уже проходили, повторения я не хочу!
Если бы Маришка только знала, что ее слова делают с ним, если бы только знала, как ему от них стало плохо. Но ей было не до того, чтобы еще и о его самолюбии переживать.
У нее жутко болела голова, снова пересохло во рту и хотелось только одного, чтобы пришел Илья, лег рядом, обнял своими ручками, и она, наконец, смогла расслабленно выдохнуть.
Константин пытался не пропускать ее слова через себя, но отчего-то не вышло. У него сегодня весь день так. Все, кому не лень, бьют по нервам, по одной точке, и с каждым разом его начинает дёргать все больше и больше, все больней и больней. И когда он дойдет до ручки, щепки полетят во все стороны.
Не муж.
И правда, он ей не муж, и никогда не хотел им быть. Отцом он тоже как-то становиться не планировал, однако ж, вот так получилось… Неожиданно, но приятно! Может и с женитьбой…, нет, идиотские мысли. Он устал, вот и лезет всякое в голову.
Костя собирался уже уходить, когда Маришка тронула его за руку, привлекая внимание:
– Ты можешь у нас на ночь остаться, куда тебе сейчас за руль или, подожди, пока Вася вернется, он отвезет, – тихо выговорила, облизывая пересохшие губы. И не заметила, как пристально за ее губами в этот момент наблюдал мужчина.
Костя поднялся, его жаром изнутри всего опалило, как увидел розовый влажный язычок и почувствовал яростное желание смять сухие губы своими, облизать, почувствовать, вспомнить ее сладкий вкус.
Для него она была сладкая, он это точно помнил.
Оглянулся на Маришку, кивнул, что услышал, и стремительно вышел из ее спальни. Не дай Бог, еще заметит, как у него пах затвердел камнем. Ни к чему им отношения, и так не простые, усложнять!
Маришка устало откинулась на подушки, прикрыла тяжелые веки. Сегодня из спальни она точно не выйдет, слабость была дикая, пить хотелось, голова так и болела. Но, оно и понятно. Вика-то права, здоровье после родов у нее, мягко сказать, не было идеальным, иногда случались упадки сил, как сегодня, например. Таблетки пила постоянно, жила в ожидании. В шкафу сумка стояла собранная, одна такая же на работе, и одна в багажнике машины. Она ждала новостей постоянно, все двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю.
В комнату робко постучали, заглянула рыжая макушка сына. Как только мальчик увидел, что мама не спит, бросился бегом к ее кровати, проворно забрался, поднырнул под руку матери и умостился у нее головой на груди, с левой стороны, внимательно вслушиваясь в удары ее сердца.
Марина понимала, что сыну нужна уверенность, что с ней все хорошо, потому и не возражала такой стремительной атаке на ее личное пространство. Ему нужно слышать ее сердце и чувствовать ее крепкие объятия. Они такое уже проходили.
– Со мной все хорошо, малыш, – она поцеловала его в макушку и, сильней притиснула к себе.
– Я испугался, мама, – тихо прошептал, боясь признаться, насколько сильно ему стало страшно, – Так испугался, что ты умрешь. Ты нервничаешь из-за меня, я знаю. Я не хотел, мама, не хотел, честно!
– Малыш, посмотри на меня, посмотри! – когда Илья поднял на нее свои серые, полные слез, глаза, у нее самой глаза тоже стали влажными, – Ты мое золото, самое дорогое, что есть у меня в жизни, и даже, если я заболею, я буду бороться до последнего, потому что ты есть у меня. Хорошо?!
– Хорошо.
Они так крепко обнимали друг друга еще минут пять, а потом уже не заметили, как забылись тревожным сном, и у каждого из них тревоги были одинаковые.
Когда, спустя двадцать минут, в комнату заглянул Костя, то обнаружил мать и сына спящими, крепким сном, и сжимающих друг друга, в не менее крепких объятиях. И желание прилечь на кровать, третьим, стало непреодолимым, Костя не знал, почему ему вдруг так сильно захотелось лечь рядом с ними, и тоже забыться сном, но не стал. Тихо прикрыл за собой дверь, так же тихо спустился по лестнице.
– Уснули.
– Ну и хорошо, ну и славно, пусть спят! – ответил Савелий Петрович, уверенно разливая холодную водку по рюмкам, – А мы по пиисяшке и тоже в люльку.
Они с Артемом взяли свои рюмки, чокнулись.
– За знакомство, что ли?! – Сава влил в себя горькую и не поморщился, красиво выпил.
– Золотулька-то убежала, начальник! От того, ты сейчас нас напоишь, и сам упьешься до зеленых чертей, – Артем хмыкнул, Костя не сразу понял о ком речь, но как сообразил, что Золотцем, тот доктора Вику назвал, успокоился. У него все в голове крутился вопрос, точнее даже не вопрос, а мысль, которая не давала покоя. И даже обрадовался, что Савелий водку разливать начал без всяких предисловий, трухнули все сегодня знатно, так что ему разговор под водку хорошо бы пошел. А тут все мысли и отпали.
Видел, как лицо у Савы перекосилось, после упоминания этого «Золотца», что там и как у них, фиг знает, но главное, что Марина не спит с этим Савой, и с Артемом. Вокруг же одни мужики у нее, а в ее целибат как-то слабо верилось. Красивая же!
Горькая по горлянке горячо побежала, хорошо стало, тепло. Главное не напиться, а то пойдет и сделает то, что ему так сильно хочется.
Мужчины пили, Любаша им картошечки нажарила, бутербродов наделала. Хорошая она баба. Вася только недовольно головой качал, на их компанию глядя.
Не заметили, как приговорили бутылку. Уже были прилично пьяные, разговоры велись личные.
Савелий заливал свою горечь из-за двух женщин сразу. Вика, его Золотце, – тут он даже думать не мог спокойно. Сразу убить всех нах*й хотелось, кто на нее только посмотреть посмел, а потом спрятать ее ото всех, чтобы только его, только ему улыбалась, чтобы его любила! О ней даже думать было больно, и водка тут помочь мало чем могла. А вот Маришка… тут все хуже. Он клялся ей, клялся, что будет молчать, пока не придет время. И он молчит, водку только пьет, и молчит.
Никто не знает, никто.
После родов, когда прямо дома свалилась без сознания, и ему в панике обрывала телефон Неля, Маришке, после тщательного обследования поставили диагноз ХСН,– хроническая сердечная недостаточность. Не приговор, конечно, но радостного мало. Они вдвоем скрывали ото всех, берегли покой близких. Она на таблетках сидит постоянно, и немало денег отвалили, чтобы ей начали искать в Германии донора сердца. Да, нелегально и незаконно, да только плевать она и он хотели на это!
Рано или поздно наступит кризис, и тогда последствия будут плачевными. Так что они ищут, и денег не жалеют.
Теперь вот появился еще один, которому, по-хорошему, надо морду сначала набить, а только потом все рассказывать.
Но он, Сава, вмешиваться права не имел, а вот повлиять на Маришку мог. Может и права она, что молчит, но в глазах Кости он кое-что успел заметить. Мужик, поди, и сам еще не понял, чего ему хочется, и что жизненно необходимо. Просто женщина, Маришка, и чтобы рядом всегда.
Ну, ничего, придет время, поймет. Главное, чтобы у Маришки это самое время вообще было.
ГЛАВА 6
Жизнь никогда не должна стоять на месте. Застой, он губителен, как для организма в целом, так и для жизни, в общем.
Маришка всегда придерживалась данного мнения, даже приняла за правило, чтобы не утонуть в горечи, в боли, в собственных сомнениях и сожалениях.
Нельзя оглядываться назад. Думать и гадать, что было бы, если.… Нельзя жить прошлым. Четко уяснила для себя именно это.
В бизнесе так точно смотреть необходимо только вперед, причем далеко, на многие годы, даже не на пятилетки, а на десятки лет вперед.
Настаивала на таком длительном бизнес-плане в свое время. Убеждала Саву, что нужно поступать и думать не о будущем, а быть будущим, мыслить, как будто уже там. В каком-то смысле их это даже спасло. Смогли вовремя выйти из щекотливой ситуации и остаться при своих, кровно заработанных.
Бешеный адреналин в крови, мозги работают на двести процентов, не спать сутками и жить на кофеине. Ходила с Артемом, как пристегнутая, в руках кипа бумаг на подпись, другие на рассмотрение, третьи вообще лучше разорвать, сжечь и развеять по ветру. Они пахали, как проклятые. Но она неизменно ходила с Артемом, всегда. А сам он еще, тогда, зеленый шкет, после армии, не знавший, как поставить на ноги больную мать и невесту, случайно сцепился с барыгами Савы. Маришка помнила, в каком виде она его в больнице увидела, думала сама рядом ляжет. Но нет, обошлось.
В те годы она не шибко лезла к нему с советами, как лучше жить и как работать. Каждый выживал, как мог, и она исключением не стала, когда родила, а денег нет, работы тоже.
Артем ее привел к Саве практически за руку, поручился. А его слово уже тогда значило немало. Он парень был шустрый, и хитрый. Не торопился никогда что-то решать или говорить. Но за год успел подняться, только они все боялись, что падать будет больно с такой высоты.
Первая встреча, как в тумане у нее отпечаталась. Не помнила, что говорила, как себя вела. Но ее взяли, дали аванс и отпустили с той самой кипой бумаг, с которой все и началось.
Она погрязла в бумажном «дерьме», если можно, так сказать.
На дворе 2008, и уже никто никого не стрелял, чтобы отобрать чужое. А вот рейдерские захваты, подсунутые бумаги на подпись начальству, в нетрезвом состоянии. И, о боже, что это за бумаги были.
При ее участии, многие лишились своих фирм, даже крупных компаний. Про недвижимость лучше вообще умолчать.
Но она неизменно ходила с Артёмом, у которого с собой всегда было огнестрельное оружие.
До какого-то момента она даже толком и не понимала, точнее, отказывалась понимать, во что влезла, на самом деле. На какой арене она играет и, главное, с кем.
Но поняла. Точнее, ее очень хорошо ткнули мордой в ту самую субстанцию, чтобы знала, кто она и с кем вздумала играть.
Тот период времени, когда все покупалось и продавалось, Марина никогда не забудет. Менты, налоговики, да все без исключения, получали от кого-то мзду в свой карман. Вопрос был в том, кто больше даст.
Журналюги охотились за сенсациями. Им подавай, кого мощней, с поличным: на взятке, вымогательстве, мошенничестве. Сошло бы всё, лишь можно было в массы двинуть.
Короче, прижимали со всех сторон, и им нужно было меняться. Они и менялись. Смотрели вперед. Поэтому, переводили капитал в легал, но так, чтобы надежно и не подкопаться было.
Савелий становился законопослушным гражданином, бизнесменом. Удалось уговорить его не лезть в политику, там своих игроков хватало, да таких, что криминал мог обзавидоваться их жесткости и жестокости.
Вот тогда-то их и попытались прижать. Если правильно сказать, то их попытались посадить.
Даже дело завели, не на нее, конечно, но им всем это аукнулось. Тогда-то и повстречалась Виктория Золотарева на их пути.
На них совершили покушение, без шума и пыли. Все тихо, мирно. Все, конечно же, в кавычках. Поналезло шпаны всякой, не могли общий кусок поделить, на себя перетягивали. Идиоты.
Машина на воздух, стрелок на крыше. Выходили из банка все четверо, и еще машина сопровождения с ребятами ожидала у выхода.
Она от ужаса застыла, как кролик перед удавом, ничего не понимая, и только успела увидеть, горевшие обломки авто. Люди в панике разбегаются, а ее сверху прижимает к мокрому асфальту Артем.
Дело, конечно, замяли. Инцидент, в целом, тоже.
Но, Сава оказался в морге.
Им нельзя было показать свою слабость, а его задела пуля. Стрелок был неопытный, шавка чья-то.
Так получилось, что единственный врач, которому Сава доверял, был патологоанатом, и работал он в морге шестьдесят четвертой больницы. По своим каналам его доставили туда, но Артём опасался, что будет повтор неудавшегося покушения, и пришлось Саву прятать, чтобы ни одна живая душа не узнала. Спрятали, ага. И нажил Сава себе геморрой по самые гланды, а Маришка вторую лучшую подругу.
Все это она сейчас к чему вспоминает? К тому, что, несмотря на все свои злоключения, попытки покушений на ее жизнь, в частности, допросы в ментовке, протоколы и всю остальную х*ень, она никогда ни о чем не жалела.
Никогда.
До этого самого момента.
Она смутно помнила, что случилось, и как она оказалась в своей спальне. Но, когда проснулась утром от кошмара и вскочила с постели, замерла, как мертвая, смотря на то, как ее сын и его отец спят рядом на одной постели.
И ее проняло.
Этот вид до того ее пронзил, что стало нечем дышать, и захотелось на воздух или под ледяной душ.
Илья спал, повернувшись к ней лицом, на боку, а позади лежал Костя, одной рукой прижимая сына к постели, будто оберегая его от напастей всего мира. И такое выражение лица у него было… Невероятное, сложно словами передать. Губы в легкой улыбке, но такой довольной, что ей захотелось потрогать его улыбку пальцами, запомнить кожей. Даже кончики пальцев зазудели сразу. У него пробилась щетина темно-рыжая, она тенью легла на его лицо. И морщинки у уголков глаз собрались, потому что он еще сильней улыбнулся. Интересно, что ему такое снилось?
Они вдвоем так хорошо спали на ее постели, что будить их не стала. Пусть спят, она напугала их,вчера…
Сон тихонько отпускал ее, дыхание постепенно стало ровным, только липкий холодный пот напоминал об увиденном кошмаре.
Эти сны для нее были одновременно и кошмаром, и прекрасным видением. Чудом. Тамир, уже подросший, как и Илья. Рядом с ней, рядом с ними. Живой и здоровый. Такой же солнечный и задорный, как и его брат.
Конечно, это хороший сон, но именно сон, а не реальность. Потому, всегда просыпалась с ужасом, заставляла себя очнуться. Иначе она бы тогда спала целую вечность. Кто бы о таком не мечтал? Ее дети рядом с ней, оба живы, счастливы, растут у нее на глазах. Кто бы на ее месте отказался от такого сна? Никто. Но, жить прошлым нельзя, просто нельзя, и точка на этом.
Но сейчас, глядя, как отец и сын сладко спят, она сожалела, что они не прожили вот так все девять лет, что знакомы.
Это было бы невыносимым счастьем просыпаться так каждое утро, но, увы, и ах, это тоже всего лишь прошлое, и грош ему цена.
Накинула на себя халат и тихо вышла из спальни.
Интересно, каким образом Костя оказался в ее постели? Это бы был смешной анекдот, но ей не смешно от слова «совсем».
На первом этаже было тихо, видимо все еще спали. А то, что были эти все, даже не сомневалась.
Артем был при ней, а Сава точно должен был подтянуться, по ходу событий. Смутно помнила приезд Вики, но та так быстро исчезла, что и говорить не о чём.
Прошлась по прохладному полу босыми ступнями. Хорошо. Тревога уходила, уступая место спокойному разуму.
По кухне бесшумно, в мягких вязаных тапочках, сновала Любаша, готовила, судя по запаху, овсяную кашу и бульон.
– Эти олухи пили вчера, что ли?
На резкий звук женщина подскочила, от испуга.
– Ты что меня так пугаешь, а? Чуть сердце не выпрыгнуло! – запричитала Григорьевна, картинно хватаясь за то самое сердце.
– Любаша, сердце немного левее и ниже, а с твоей выдающейся грудью ничего страшного не случится, – хмыкнула, присаживаясь на барный стул, – Ты меня покормишь?
– Вот уж похабница! Напугала меня вчера! Ты смотри, я поседею совсем, страшная стану, Васька от меня уйдет, и что я тогда делать буду?
– Ты какой год мне грозишься, что Васька от тебя уйдет? Третий? Вот, когда уйдет, тогда и обсудим.
– Ну, честное слово, ты, если не кормленная, такая язва. Страшно жить становится от того, какая ты язва.
– Любаша, кончай трепать, и корми меня, быстрей, а то всем достанется. Виноватой ты будешь, точно тебе говорю.
Женщина лишь ласково улыбалась, картинно проявила недовольство, хлопнув цветастым полотенцем ей по рукам, и взяла плошку для каши. Насыпала от души, еще масла сливочного добавила, и меда немного.
– Ты подуй-подуй, горячее же еще!
Маришке, как этим самым медом по душе кто прошелся от материнского взгляда домработницы, этих причитаний, нарочных показушных выступлений в жанре комедии.
– Я дую-дую, не маленькая же, – в самом деле, принялась дуть на аппетитную кашу в плошке, потянула носом аромат, – Мм, Любаша, пахнет то как. Кофе свари, как ты умеешь, а? Пожалуйста.
– Виктория Юрьевна утром звонила, сказала, что кофе с этого дня под строгим контролем. Одна чашка в день, не больше, а то совсем, тебя, напитка лишит. И будешь ты, голубушка наша, пить зеленый чай.
– Упаси боже, эту моч…– быстро исправилась под недобрым взглядом Любаши, – Эту муть пить. Вообще не понимаю прелести зеленого чая.
– Ты, девонька, себя не бережешь, все гонишься, все работаешь. Я понимаю, понимаю, зачем так. Но здоровье то не купишь, красавица, слышишь?! Остановись, передохни.
– У нас намечается очередная проповедь в церкви спасения? – иронично уточнила, смакуя кашу, – Или ты просто, решила мне мозги с утра прополоскать?
– Матери на тебя нет!
– Маму не трогай, пусть отдыхает.
– Да где это видано то? Она мать, или кто? На шее твоей сидит, Илья не малец, ему нянька уже не нужна.
– Люба, ну что ты завелась с утра? Мама молодая, красивая женщина, она влюблена. Ей можно побыть и эгоисткой. Она заслужила.
– А тебе всех на себе тянуть? Ты до ее возраста не доживешь! – тихо гаркнула женщина, скрывая набежавшие слезы. – Это неправильно. Мы все в матерях нуждаемся. А у тебя здоровье не то, чтобы такой образ жизни вести.
– Все, хватит! – отрезала недовольно, – Я тебя услышала, но она живет так, как считает нужным, и пока я могу обеспечивать ее желания, я буду это делать.
Маришка понимала, что хорошо поставленным командирским тоном могла обидеть Любашу, которая поистине, как мать заботится и о ней, и об Илье, но считала правильным сказать именно это. Слишком часто стала Люба ворчать на эту тему. И сегодня ее терпение иссякло.
Завтракала в молчании, не обращала внимания на недовольный взгляд женщины. Она была вправе так поступать и так говорить, но обидеть никого не хотела.
– Ты на меня не злись, Люба, не надо. Вот так мы живем, и ничего не поменяется. Прости за грубость.
– Ай, – она махнула рукой, убирая посуду, – Живи, лишь бы тебе счастье было от всего этого.
Вот и поговорили с утра пораньше. Понедельники никто в их доме не жаловал, это точно.
На работу решила сегодня не ехать, смысла в этом нет, если через два часа все равно придется возвращаться. Илья испугался, и пусть он стал старше, умней и понятливей, бороться со своими страхами он один не должен.
Прекрасно помнила, что творилось с сыном, когда ей стало плохо в первый раз. Он маленький еще был, совсем крошечный, развитый конечно, но беззащитный до дрожи. Не отходил от нее почти два месяца. Пришлось ездить с ним на работу, на встречи с клиентами, даже на предприятия: заводы, склады, стройки, банки, – везде возила его с собой. Сын не отпускал ее руку. Держался за нее своей крохотной ладошкой со всей силы и смотрел напуганными глазами, полными слез. Не разговаривал ни с кем, только с ней перед сном:
– Ты не уйдешь? Мама, ты будешь тут, когда я проснусь?
– Конечно, милый, я буду здесь.
Пела ему колыбельную, рассказывала сказки, обнимала. Стискивала в своих объятиях, уговаривая себя же саму не так сильно сжимать руки, не причинять ему боли, не пугать больше, чем уже есть. Самой было страшно до ужаса, до крови, стывшей в жилах, до паники и истерики. Диагноз не приговор, но любой день мог стать последним для нее, для них. Конечно, ей было страшно, но не за себя, кажется, за себя она давно перестала бояться и переживать. Но вот Илья… Что будет с ним, если ее не станет? Кто позаботится о ее мальчике? Кто спасет и выручит, когда нужно будет? Рассчитывала только на себя, ну и еще на Артема и Таню. Позже, людей, которым она стала всецело доверять, стало больше, но сути это не меняло.
