Никтория Мазуровская
Стану Солнцем для Тебя
– Он уже едет ко мне, так что, выдвигайся!
– Поняла. Скоро буду! – перевела взгляд на папу, – Извини, но мне придется уехать прямо сейчас.
– Что-то срочное?
– Да обычные проблемы на работе, как всегда.
– Точно?
– Пап, я давно так живу и работаю, не волнуйся, и может, ты вечером приедешь с Ритой, и мы вместе все поужинаем? Я хочу лучше познакомиться с ней.
– А мать твоя как же?
– Если ты не хочешь ее видеть…
– Мариша, дело не во мне, а в ней, если она будет держать себя в руках, то я не против.
– Познакомишься с Русланом, думаю, вы найдете общий язык.
– С Русланом?
– Ой, вот только не надо делать вид, будто ты не знаешь кто он и что между ними, ладно?!
Папа понимающе кивнул и хитро улыбнулся. Танька права, называя отца хитрым лисом, он же лис и есть!
– Тогда, до вечера?
– Да, пап, до вечера! И купи хорошее вино, Тане понадобится расслабиться!
Он кивнул и вышел, оставляя ее наедине с отвратительным предчувствием очередной ж*пы, в которую они вляпались, всей веселой компанией.
ГЛАВА 11
– Никак не могу понять, в голове не укладывается, как это вылезло?!
Таня, до этого, нервно расхаживающая по кабинету Савы в его же собственном ресторане, сбилась с шага, замерла на миг, откинула мешающий ей волос с лица и посмотрела прямо Саве в глаза. Она уже привыкла к его манере изредка порыкивать во время разговора, и, глубоко вдохнув, сказала:
– Мне нужно выпить!
– Вино? – учтиво предложил тот, ехидно так улыбаясь, но от колкостей воздержался.
– Лучше что-то покрепче!
Не прошло и минуты, как к ним заглянул администратор зала и, услышав пожелания очень важных гостей босса, буквально улетел исполнять заказ на напитки. А выпить тут хотели все, однозначно, не только одна Таня, Марина тоже вот. Но нельзя, она еще после прошлого раза до конца не отошла.
Сава воздержался, попросил кофе крепкий, и туда коньяка плеснуть. Но вот их общая проблема, в лице дорогой Аллы Евгеньевны Глушко, предпочла выпить шампанского.
Шампанского, твою мать, ей захотелось! Втравить их всех в такое дерьмо, а запивать шампанским?! Серьезно?!
Марина была зла, очень-очень зла! Не осталось никакого хорошего настроения от прекрасного утра. Пришлось переносить встречу с потенциальным клиентом на другой день, потому что, вряд ли они все решат за пару часов.
Битых два часа уже сидят и никак не могут раскачаться, хотя дорога каждая секунда.
– Мальчик мой, нельзя полностью доверять кому-то, ты же знаешь. А я, видишь ли, потеряла хватку, не уследила. Старею, видимо…
Эту моложавую женщину неопределенного возраста нельзя назвать старой, тут она, конечно, преувеличила. Крашеные длинные волосы были идеально уложены, макияж подчеркивал ее природную красоту, которую женщина отнюдь не утратила, а приобрела даже. Она, как вино,– с возрастом все прекраснее! Глубокие синие глаза подчеркнуты ровными стрелками, выразительные скулы выделяются румянами. Жемчужные серьги в ушах, идеальный маникюр и костюм от Chanel, в стиле печально известной Жаклин Кеннеди. Приличная женщина, образцовая мать и бабушка, вдова. Про Аллу можно много и долго говорить, рассказывать о ее достижениях, как общественного деятеля и мецената, обсуждать ее семью, отношения с внуками и дочерью. Ее можно поставить в пример, как настоящую мудрую женщину.
Да.
Это если хорошо ее не знать.
Марина, к сожалению, знала, не так хорошо, как Сава, но все же… Познакомься они, при других обстоятельствах, в жизни бы не заподозрила в этой стильной мадам сутенёра. Самого настоящего сутенёра!
Правда, она уже лет десять, как не работает, а пребывает на заслуженном отдыхе, и дальше бы пребывала, если бы не произошло кое-что.
Алла, еще при СССР, подкладывала роскошных женщин (не дешевых шл*х, – такого товара у нее никогда не было), по просьбе КГБ, в постели значимых людей: послов, политиков и просто личностей, представлявших угрозу безопасности Союза. А когда все развалилось, к чертям, ушла работать на вольные хлеба, но, правда, не честным трудом на заводе, а все тем же.
У нее, в штате, были роскошные женщины, и их основная задача состояла в том, чтобы не только удовлетворять нужды клиента, но и выполнять «некие» поручения своей хозяйки, за которые та получала бешеные бабки.
Больше тридцати лет работы. Огромная база клиентов и их секретов!
Через нее столько женщин смогло заработать себе на безбедную жизнь, и укатить жить за бугор из, разваливающейся страны, что представить страшно их число!
Клиенты по всему миру расползлись. И там есть такие личности, что ни Сава, ни, тем более, Марина с ними даже сталкиваться в одном здании не хотели бы. Есть люди, с которыми знакомство лучше не водить!
Сава не какой-то там крутой авторитет. Да, есть связи, деньги, статус, опыт. К нему обращались за помощью, советом, с просьбой урегулировать какой-то вопрос или выступить судьёй в споре. Это сейчас. Про то, что было раньше, Марина предпочитала не знать. Никогда. Она начала на него работать, когда у него было два выхода: либо двигать в политику по настоянию своих «деловых» партнеров и всю жизнь лоббировать чужими интересами, или занять свою нишу в бизнесе, который тогда, вроде бы закрыли. Только те, кому надо, давно купили и оплатили своих карманных политиков, чтобы они готовили нужные законопроекты и собирали голоса, Сава тоже. Правда, через пару лет они нашли выход и стали жить легально. Для него выбор был очевиден, теперешняя ситуация тому доказательство.
Когда ты политик, ты зависишь от чужого мнения, расположения, влияния. Это не высшая ступень власти, нет. Там, по сравнению с обычным криминалом, такие водятся «звери», что мама не горюй. И что может статься с такой «зверюшкой», когда ее должны вот-вот утвердить на весьма высокий пост председателя законодательного собрания? Человек, который не просто решает чему быть, а чему нет, а вхож в круг доверия президента. Он обладает возможностью повлиять на тот момент, который выгоден ему, людям, чьи интересы он представлял раньше и представляет сейчас. И вдруг, появится статья в какой-то мелкой газетенке, что этот человек долгие годы пользовался услугами проституток, причем не дешевых, а значит, на народные деньги купленных, был связан с нехорошими людьми, любит подпольные бои и не гнушается делать ставки на того бойца, который не выиграет, а умрет. Мелкая газетенка прогремит на всю страну, автор статьи прославится посмертно,– это понятно,– а вот что будет со «зверюшкой»?!
Это будет не просто скандал с вмешательством добрых дядек из прокуратуры, это будет полный пиз*ец им всем, потому, что утечку информации такого уровня вычислят быстро и накажут всех, не разбираясь, кто виноват, на самом деле.
Не нужно долго гадать, кто именно эту утечку обеспечил, тут все было очевидно. Вопрос в том, как он это сделал? Разецкий никогда не работал с Аллой, все ее счета и переводы/выводы средств в банки Швейцарии проводила Марина лично, там было много подставных счетов, – вычислить сложно. Никаких документов она не сохраняла, все сжигала сразу. Именно сжигала! Шредер не дает стопроцентной гарантии уничтожения бумажного носителя информации.
– Что значит, не уследила, Алла? Что, твою мать, значит «не уследила»? – заорал Сава.
– Не ори, голова болит! – резко осадила его Маришка и наткнулась на такой взгляд, что лучше бы ей вообще исчезнуть на недельку, другую. – Что ты волком на меня смотришь? Сейчас не виновных искать надо, а думать, как эту ситуацию разрулить!
– Вот и думай!
– Сава, у меня и так проблем вагон и маленькая тележка, я не антикризисный менеджер!
– Ну, так стань им! В чем проблема, дорогая?! С Разецким разберемся потом, ты права! Но выяснить, как он узнал, через кого, придётся быстро!
– Пусть Артем займется, мне некогда будет! У него будут самые широкие полномочия, может хоть допросы устраивать, хоть слежку устанавливать! Но эту гниду пусть мне найдет!
– Я не пойму, вы чего хотите избежать, огласки или уголовного дела?! – Таня все так же ходила из угла в угол, нервно покусывала губу.
Марина давно устроилась на подлокотнике хозяйского кресла, схематично изображала свой план на листе бумаги. Сава стоял ко всем к ним, спиной, и тупо пялился в окно, но вряд ли видел панорамный вид на центр города. Алла спокойно расположилась на диване, пила свое шампанское и казалась невозмутимой, как скала. Но только казалась. Ей есть что терять, и очко у нее заиграло конкретно! Мариша чуяла, что эта старая карга, где-то серьёзно прокололась, вот и примчалась в спешке к Саве. Как же, у них было общее прошлое, о котором лучше не знать. Но Сава был ей должен и, если честно, должок отдал давным-давно, когда Марина провернула фокус с ее капиталом и счетами. Так нет же, мы же жадные до всего! Если был список с именами, и она кому-то растрепала по пьяни, а видя, как эта баба пьет…, ответ ясен. Только расхлебывать всё им, потому что зацепит всех так, что…
– Таня, по возможности, всего!
– Савелий Петрович, даже если мы выкрутимся, то сделаем это точно неправомочным путем.
– Ты думаешь, я этого не понимаю?! – Сава на Таню смотрел зверем, но Марина встревать не стала, Таня и сама может его на место поставить.
– Ты на меня не кричи, я тебе просто перспективы объясняю!
– Ты без перспектив можешь начать, давай идеи какие-то?!
– Идей немного, – хрупкая блондинка обвела всех взглядом и, в упор посмотрела на Аллу. – У Вас сохранилась какая-то картотека данных? База?
– Кого именно, милочка?
– Эмм… Ваших работниц, Вы знаете, где они сейчас, и чем занимаются?
– Конечно, – старая карга надменно вздернула бровь, выпила еще шампанского. – Я следила за своими красавицами. Сава, кстати, давно не видно Сашеньку, у нее все в порядке?
Марина заметила, как тот весь закаменел, подобрался, будто перед прыжком, но сам лишь повернулся к женщине лицом, любезно растянул губы в улыбке и спокойно проговорил:
– Если кто-то узнает, я тебя убью и не посмотрю ни на что. Дружба дружбой, дорогая, деньги врозь.
– Эта поговорка не совсем подходит к ситуации, но суть я уловила, мой мальчик, не кипятись!
Марине хотелось этой выдре надеть ведерко со льдом на голову. Просто передергивало всю, когда слышала такое обращение к своему другу. Какой он тебе, нах*ен, «мальчик»?! Руки чесались прямо! И противно было это слышать, а Сава вот терпел. Театр абсурда какой-то.
– Не хотелось бы прерывать вашу беседу, но может, все же вернемся к нашему Армагеддону федерального масштаба? – язвительно протянула Таня и, мило улыбнувшись, продолжила, когда заметила, что смотрят на нее. – У вас были какие-то договора с вашими девушками? Любые. О неразглашении или что-то подобное?
– Да Бог с тобой, дорогуша! Они все были далеко не идиотками, знали, если начнут болтать, долго не проживут.
– И что, прямо все молчали? – Таня усомнилась в услышанном, оно и не удивительно: бабы любят языками чесать.
Женщина мотнула головой. Конечно, были те, что болтали, а как без этого. Работали на двух хозяев, но и жили, наверняка, недолго.
– Значит никаких юридических документов? Так?
– Никаких.
– Это даже хорошо, а база есть? Нам нужны все!
– Что собираешься сделать? – Сава, наконец, отбросил в сторону свое бешенство и заговорил нормально.
– Наша дама – персона публичная, ее жизнью активно интересуются журналисты, а значит, она имеет право на защиту себя.
– Ты хочешь найти всех этих женщин и подписать договор о неразглашении? – Марина была в шоке от такого решения, она искала какой-то более глобальный способ решения проблемы, а тут…
– Нет, это будет не совсем традиционный договор.
– Ничего не поняла! Мне ваша юриспруденция, что мертвому припарка! – но сердце у Маришки застучало в предвкушении, появился хоть какой-то просвет.
– Мы купим их молчание!
– И что нам это даст?
– Ну, во-первых, подпишем договор о неразглашении любой информации, касающейся нашей прекрасной дамы, а значит, не будем в формулировке упоминать какую-либо работу на нее и клиентов. Это широкая формулировка, и, в данном случае, она нас спасает на какое-то время, и только от прессы. А вот скомпрометированный свидетель, которому заплатили за молчание или, наоборот, за раскрытие информации, прокуратуре и суду, покажется ненадежным.
– Это сгодится, но на первое время.
– Савелий Петрович, я не могу ничего больше предложить со своей профессиональной точки зрения. Если у вас, случайно, нет других идей, помолчите! – Таня не сдержалась, рявкнула так, что Маришка чуть не свалилась со своего места.
Ох, не зря Марина подругу всячески подбивала перейти под свое крылышко, ох не зря!
– У нас не больше недели на все! Мои люди займутся поисками и проследят за подписанием. За вами договор! И Алла, дорогая, деньги за молчание платишь ты!
– Сука ты, Сава! – сплюнула эта, приличная с виду, женщина, поднялась на шатающихся ногах. – Подавись ими!
– Я твою задницу из дерьма вытаскиваю, но себя подставлять не буду! Это твой косяк, значит, и платить тебе, а не нравится, где выход – знаешь, я со своими выкручусь, а вот ты…
Она вылетела из кабинета, хлопнув дверью на прощанье.
– Дрянная баба! – прокомментировала очередное театральное представление Таня. – Я могу ехать? Как только составлю договор, вышлю тебе.
Сава кивнул, а Марина чуть не забыла про ужин сказать:
– У нас семейный ужин, бери своих, и приезжайте вечером часикам к восьми.
– Хорошо! – Таня спокойно забрала свой портфель со столика и пошла к выходу, у двери остановилась. – Савелий Петрович, Вы же понимаете, что нам нельзя давать лишних зацепок, так что без рукоприкладства и принуждения!
– Я тебя понял Таня, понял!
– Тогда до скорой встречи! У меня, кажется, скоро будет, что Вам рассказать по поводу Вашего брака, – сказала и ушла, дверью правда не хлопнула.
С минуту они оба наблюдали закрытую дверь, и только немного успокоившись, посмотрели друг на друга.
– Артем будет очень недоволен, что его отрывают от новорожденной, – грустно заметила Маришка, в мыслях вспоминая, как сама домой летела после работы, лишь бы Илью поскорей на руки взять, прижать к себе, вдохнуть этот незабываемый запах маленького ребенка.
– Будет, но он поймет, Валя думаю тоже.
– Его ждет маленький скандал, а так, живым останется!
Марину отпускало напряжение, буря улеглась внутри, и мыслить уже могла здраво, тем более, что внешнего раздражителя в кабинете уже не было.
– Ну, и как тебе ситуация? – Сава криво ухмылялся, смотря на нее, но она-то прекрасно видела, что одно неправильное слово или интонация, все: спасайся, кто может, бомбанет по полной.
– Дерьмо ситуация, дерьмо! Разецким уже занялись, больше таких сюрпризов не будет.
– Что-то я сомневаюсь, что ты холоднокровно убьешь дорого тебе человека.
– Я имела в виду другое, за ним присмотрят, проследят все его контакты.
– Устроила спектакль для Аллочки?
– Терпеть ее не могу, никогда не упустит выгоды для себя! А трясти перед ней, своей уязвимостью, нет желания.
– Думаешь, сама подставилась?
– Ты думаешь точно так же, зачем спрашиваешь?
– Твое мнение имеет для меня значение, такой ответ сойдет?
– Сгодится, – она хмыкнула, сделала кружок по кабинету, размяла ноги. – Что-то мне кажется, у этой ситуации не из того места ноги растут. Не верится мне, хоть ты убей, что это Разецкий.
– Марина…
– Нет, ты послушай, как-то вовремя все слишком, понимаешь? О его слабости только ленивый не знает, да и не прячется он. На нас стервятники должны были накинуться, а не акулы. Белыми нитками эта подстава сшита, не на того думаем!
– В любом случае, наблюдение с него не снимай, работай, как обычно, с остальным разберусь сам. Только Таню у тебя приватизирую на время.
– Хорошо, – она уже собралась уходить, когда ее остановил вопрос.
– Если придется его убрать, ты это сделаешь?
– Он угрожает моей семье, конечно, я это сделаю!
– Я могу прийти на ужин?
– Что, одному тоскливо живется? – Маришка оглянулась на него, заметила тоскливый взгляд и улыбнулась. – Конечно, приходи, только никаких разговоров о работе при моем ребенке.
– Понял, не дурак!
Вот вроде они опять вляпались в такое гадкое дерьмо, а на душе почему-то спокойно, как никогда раньше.
Самую очевидную причину сразу отмела, не хотела самой себе признаваться, что все дело в Косте, в его словах, в его действиях.
Конечно, во всем виноваты гормоны и хороший «практически» секс.
А что же тогда с ней будет, когда они займутся настоящим сексом, обычным, в миссионерской позе?
Крыша совсем поедет?
Это все огромная ошибка! Какой смысл сейчас завязывать отношения, еще и Костю втягивать в это сидение на пороховой бочке?
Хочется? Да, конечно. Устала бороться одна, барахтаться в этом болоте, хватаясь за соломенные ниточки, что каждый раз рвутся, стоит только крепко сжать, и снова тонуть-тонуть…
Разве она не имеет права на… на что? Вот именно, на что? На хороший секс? Или может, тогда сразу поверить в великую любовь до гроба? Тем более, до гроба тут осталось-то всего ничего, так что можно и поверить. Умереть со «счастливой» улыбкой на лице.
Идиотизм, чистой воды.
Не о том она думает, не о том!
Таня предложила вариант, но слишком хлипкий, призрачный шанс. Если кого-то упустят, хоть одного человека,– а вероятность такая существует, – им всем крышка. Такие скандалы запоминаются надолго, и полоскать, на чем свет стоит, будут всех участников.
Нужен другой вариант, план "Б", а может и "В", так, на всякий случай.
– Марь Сана, в офис?
Вася удивленно смотрел на нее в зеркало заднего вида, но терпеливо ждал указаний.
– Давай кружок дадим, мне подумать надо.
– Кружок, так кружок!
Водитель завел машину, аккуратно вырулил со стоянки…
Последнее, что она успела увидеть, это летящую на невероятной скорости в их машину темную газель.
Резкий удар и звук разбиваемого стекла, скрежет сминаемого метала. Мерзкий звук.
Отвратительный хруст ломаемых костей. Чьих? Ее или Васи?
Чей-то крик, скорей ее собственный.
Боль, яркая вспышка боли, такая сильная и адская во всем теле сразу, а потом спасительная темнота…
ГЛАВА 12
– Мне нужно, чтобы ты сейчас держал себя в руках! Ради Ильи, возьми себя в руки!
Сава припечатал Костю к стене, приложил об нее не слабо, так, что в ушах зашумело и, тупой болью в затылке загудело.
Но Костя физически не мог успокоиться. Его трясло. Колотило. В голове туман и никаких связных мыслей. Тупая ноющая боль за грудиной не давала дышать, думать, говорить. Она жгла огнем, яростным и ненавистным огнем выжигала все чувства.
Эмоции калейдоскопом кувыркались внутри. И не было никакого постоянства или системы повторения.
Его бросало из холодного страха в жгучее отчаянье. Потом накатывало безразличие ко всему, опускались руки. Затем, по-новому, вставала ярость перед глазами, начинало трясти, лихорадить, и он срывался на крики, бросался на друзей, на людей, бил кулаками стену, пусть костяшки уже давно в кровь сбиты, и боли он не чувствовал совсем, она не могла его отрезвить.
Даже на рык Савы не реагировал.
Он был, как бешеный раненый зверь, метался по клетке, искал выход, чтобы добраться до самого главного и родного, но не находил, затихал на пару минут, переводил дыхание и начинал по-новому.
«Только не умирай! Только не умирай, черт возьми! Ты не можешь вот так умереть, когда я только тебя нашел! Не можешь!!!»
Сава снова схватил его за грудки, встряхнул, опять приложил головой об стену.
– Мне нужно пару часов, слышишь! Пару часов! И врачи смогут ей помочь!
Туман в голове был таким вязким, гул мягким, но он смог вычленить из непонятных Савиных слов самое главное, и потому, наверное, замер на секунду, а Саве больше и не надо было.
Мужчины смотрели друг другу в глаза и видели понимание одним другого.
Ради Марины оба пойдут на все!
Костя – на обман, предательство, даже расставание с ней самой, с сыном. Только бы Марина смогла выжить, остальное, значения больше не имело. Весь мир мог идти лесом, по известному адресу, для него во всем этом чертовом здании значение имели только два человека!
Сава был способен на большее, они оба это прекрасно понимали. Но, делиться своими планами не намеревался по одной простой причине: Костя не сможет потом, после… Марине соврать, просто не сможет. А значит, не должен знать никаких подробностей: кто это будет, добровольно или нет,– ничего абсолютно!
У них каждая минута, каждая секунда была на счету, так какого хрена Сава здесь?!
– Иди, я в норме! – Костя резко оттолкнул руки того от себя, мотнул головой, прогоняя наваждение и боль.
Но Сава с места даже не сдвинулся, стоял, засунув руки в карманы брюк, и смотрел на него настороженно.
– В норме я! – рыкнул зло. – Вали и делай, что обещал! У нас времени нет на эти, бл*дь, сантименты!
Мужчина молча кивнул и хлопнул дверью, ведущей в приемный покой. Костя же остался стоять на лестничном пролете.
Смотрел в одну точку, думал, отказывался верить в то, что произошло. Но вот он обводит взглядом чертову лестницу, стены, выкрашенные в отвратительный мятно зелёный цвет, дышит запахом больницы, и его снова начинает накрывать ярость и такое бешенство, что темнеет перед глазами, руки сжимаются в кулаки и из горла рвется наружу даже не крик, а вой!
Утро было невероятным! Потрясающим! Фантастичным! Он не помнил, когда чувствовал себя таким счастливым и свободным от всего. Просто потому, что доставил своей женщине удовольствие. Своими пальцами ловил ее оргазм. Глазами видел, как меняется ее лицо от желания. Слышал, как стонет и изнемогает, просит стонами и движениями не останавливаться.
И глаза.
В ее глазах он увидел то, что даже и не надеялся увидеть.
В них были не только ответная страсть и желание, но и отголоски его собственных эмоций. Какое-то недоверчивое и робкое чувство влюбленности пока что, потребности быть рядом, говорить, доверять, касаться, чувствовать друг друга ночью в одной постели.
Первый большой семейный ужин, запланированный на вечер.
Илья, который не стал задавать вопросы по поводу, что же папа делал в кровати мамы утром, но при этом, моська такая довольная у него была, и улыбка с лица не сходила, что и без слов было понятно,– сын рад. Просто рад!
И Костя был рад не меньше!
Марина стала для него главной! Осью, вокруг которой начинает вращаться его мир, его мысли, его чувства. Он ловил себя на том, что где-то в подкорке, фоном, когда занимался делами, вел переговоры или разбирал бумаги, в мыслях была она. Чаще хотелось видеть ее, слышать, касаться. Ему было мало всего этого. Мало ее мыслей, ее слов, ее чувств. Хотелось намного большего! Чтобы знать все! Быть для нее всем! Стать ее центром вселенной! Чтобы так же сходила сума от жажды, от мыслей. Чтобы выла по ночам от невозможности удовлетворить желание в его теле, чтобы было мало всего.
Когда он успел стать таким жадным?
Не важно, уже ничего из этого не важно!
Когда погибли родители, Косте казалось, что его жизнь раскололась на «до» и «после».
Костя был не прав.
Жизнь раскололась на «до» и «после», когда ему позвонил Сава, точнее дозвонился до его секретаря, вытащил с совещания и сообщил сухим голосом:
– Марина в больнице, ситуация серьезная, приезжай.
Вот это и был его переломный момент, когда все сомнения в собственных действиях еще были. После, – ничего. Пустая голова, дрожащие руки, и «грудная жаба» сдавливала за грудиной. Кровь стыла в жилах. И страх. В жизни никогда и ничего так не боялся! Но полчаса, пока ехал к клинике, были хуже смерти. Он не мог отвлекаться ни на что. Простые действия и простые мысли.
Повернуть налево.
Повернуть направо.
Прибавить скорости.
Еще прибавить скорости.
Резко на тормоз, мимо сознания промчаться мысли, что чуть не сбил пешехода на переходе, но плевать, мысли о другом.
Точнее, мысль всего одна.
«Не умирай!»
Потом начался настоящий ад!
Марину оперировали наверху. Васю тоже.
Оказалось, в них въехала на полной скорости газель, водитель скрылся с места преступления, хоть не ясно, как, на хр*н, ему это удалось? Он совсем не пострадал? Это что, бл*дь, за машина у него такая волшебная?
Как Марина оказалась на той дороге? Она ведь собиралась только после обеда ехать в офис?
Бледный, как смерть, Сава ему объясняет, что у них была встреча, что возникли проблемы с общим заказчиком, и им пришлось срочно решать ситуацию.
И Костя срывается, начинает кричать, а потом просто бьет Саву. По печени, по корпусу, в челюсть, чтоб до крови, чтобы кто-то или что-то сумело унять его ярость и его страх.
Подлетает Артем, тоже что-то начинает орать, пытается его оттащить от Савы, а тот даже защищаться не стал, дал возможность Косте выпустить пар немного. Сплёвывает кровь на пол и смотрит на него спокойно и без претензий:
– Всё? Или ты еще мне в жилетку поплакать хочешь?
А у того слов нет!
Какие, к чертовой матери, могу быть слова, когда нутро узлом свернулось? Кислота в желудке вот-вот все брюхо проест, и он сам будет на кровавое месиво похож? Какие тут могут, твою мать, быть слова?! Он мыслить связно не мог!
Он не помнил, как успокоился, как звонил Диме и что говорил, но через полчаса в приемном покое клиники стало слишком тесно.
Таня зареванная, нервно теребящая ремешок сумки, сидела и смотрела в пустоту, Дима пытался что-то ему втолковать, но, если честно, он слышал только далекий гул его голоса, а понимания слов не было.
Потом приехал Саныч, бледный и нервный, но с такой каменной рожей, что кулаки вмиг зачесались, и стало невыносимо сидеть и слушать их причитания, всхлипы и переживания.
Что, бл*ть, они переживают?! Будто Марина для них значит то же, что и для него? Какое право они имеют вот тут стонать и реветь, когда это у него снова пытаются забрать самое дорогое и ценное, что было в жизни? Какое право?!
Он их всех ненавидел в эту минуту, люто, до дрожи в руках.
Они ничего не знают о ней. Не знают!
Не знают, что она жила все эти годы каждый новый день, как последний, что эта ситуация не самое страшное, что могло произойти. Что она могла умереть просто на улице, и никакая скорая не успела бы приехать, у нее просто могло остановиться сердце.
И, наверное, им всем надо как-то порадоваться, и ему тоже.
Но не мог.
Не чувствовал ни радости, ни горя.
Только страх, липким холодным потом прокатывающийся по позвоночнику. Такой, что вызывал дрожь по телу, и кажется, у него каждая клетка заполнилась им, каждый нерв был напряжён. Сердце в груди бухало бешено, надрывно, вот возьмет и остановится сейчас, перестанет биться, если Марина…
Нет! Она никогда не сдастся! Никогда!
Она сильная. Храбрая. Невероятно стойкая. Закаленная, этой дерьмовой жизнью. Будет цепляться за жизнь зубами, ногтями, но не сможет сдаться. Если не ради себя и его, то ради Ильи.
И тут его бабахнуло.
Илья!
Где он?! Что он?! Ему сказали? Что ему сказали? Где его сын?!
Но он даже не успел эти вопросы задать окружающим, как к ним вышел молодой врач в белом халате, с булыжником, вместо лица:
– Ситуация очень серьезная. У Марины Александровны серьезные повреждения печени, большая кровопотеря, но все отягощается ее болезнью. Во время операции сердце останавливалось, но мы сумели его запустить. Боюсь, что дальнейшие наши действия только навредят. Мы уже позвонили в донорскую службу, Марину Александровну продвинут в листе ожидания, и мы займемся пересадкой сердца, как только найдется подходящий донор. Пока будем наблюдать. Но ситуация опасная, вам всем нужно быть готовыми к худшему.
Врач ушел, а ошарашенные новостями люди остались. Первым в себя пришел Саныч, и почему-то посмотрел на Костю, требуя ответа от него.
– Я… Я не понял, какая пересадка сердца? – хрипло вымолвил Сан Саныч.
Он надвигался на Костю угрожающе, но тому только этого и надо было, чтобы крышу сорвало, все предохранители к чертям полетели… Он был похож на бак, полный бензина через край, нужна только спичка и смертник, тот, который эту подожжённую спичку в него бросит.
– Саша, успокойся! – Таня резко вскочила и встала между ними. – Здесь не место!
– Мне кто-нибудь объяснит, что происходит?! Где была охрана?! Куда ваши гребаные умельцы смотрели, когда мою дочь какой-то мудак в асфальт закатывал?! – взревел мужчина.
Костя просто вышел на лестницу. Сбежал от вопросов, от взглядов. Не мог вынести. Не знал, как отвечать, что говорить. Должен ли он вообще это делать?
У него не было никакого права что-то решать. Он никто для нее. Просто мужик, который заделал ей ребенка.
Это ее отец может принимать решения, требовать, указывать.
Не Костя. Это бесило, выводило из себя, и он бросался с кулаками и криками на стены.
Бил. Орал. Снова бил. Снова орал.
Два часа.
Перетерпеть два часа, и он будет решать.
Врачи сделали все возможное. Спасли ей жизнь. Отстрочили на время смерть. Но дать разрешение на пересадку может только Марина или ее муж, даже не отец и не мать. По всем документам, а она подготовилась и распорядилась, принимать за нее решения может либо ее законный супруг, либо Савелий Петрович Шахов.
Она его женщина! Только его! И ему решать!
Марина сделала ставку на благоразумие Савы, а тот сделал ставку на чувства Кости. Угадал.
У Кости не было выбора, он его себе не дал.
Его женщина будет жить! Все! Точка!
Она может ненавидеть его после. Она вообще может ненавидеть его, жизнь, мир, чертову вселенную,– без разницы. Главное, что она просто сможет жить и чувствовать. А то, что все это будет, сомнений не было. Просто, ему нужно перетерпеть и не слететь с катушек от страха и пустоты все пару часов.
И не дать этого сделать Илье.
Огляделся вокруг.
Все те же стены. Мятные. С грязными разводами его кровавых отпечатков.
Вышел к родным, тихо прикрыл за собой дверь.
Обвел их взглядом. Может и неправильно, что он сбросил все объяснения на других. Артём сидел возле Саныча, ничего не говорил, просто сидел. Таня растерянно смотрела по сторонам, дрожала и жалась ближе к Диме, тот что-то шептал ей на ухо.
И от этого трогательного семейного счастья друзей, его такой темной злобой накрыло, так переклинило! От злости, разноцветные пятна перед глазами появились, дыхание сбилось, и он чуть было не начал орать, что они не имеют права радоваться и быть счастливыми, пока Марина там борется за свою жизнь, но вовремя прикусил язык.
Это не только Маринина семья, но и его.
И они любят Марину. Дорожат ею, не меньше его самого.
Хотел спросить, где Илья, но развернулся и пошел на улицу. А там дождь вдруг начал лить.
И он стоял под холодными злыми каплями дождя, дышал полной грудью, смотрел на хмурое серое небо.
Пытался задавить свой страх и свой гнев. Пытался думать оптимистично. Уговаривал себя, что их история только начинается. Что ему еще придется бороться с Мариной за ее любовь, за ее доверие, за ее верность. За нее, с ней же самой.
Он не будет просить прощения, но будет рядом. Не собирается отступать больше. Ни за что!
