Наталья Свидрицкая
Хроники Нордланда: Кровь Лары
– А как-как же! Длинная, ага…
– Она жива? Отвечай, скотина: жива?!
– Да-да-да! – Угодливо поторопился признать Доктор. Ему было страшно, он недоумевал и при том кошмарно трусил. Скажи этому странному, незнакомому и страшному Гору, что он продал Марию Аяксу, и тот, чего доброго, со злости его убьёт…
– Помнишь, что ты с нею делал?.. Сейчас я тебе память освежу…
– Не надо, Гор… – Доктор всхлипнул, с ужасом глядя в его лицо, которое ему так нравилось! – Я же не-не виноват! Это Хозяин… ты же его зна-наешь… Он приказывал… Но я его не-не-не слушал! Я же всегда тебе по-помогал… Я те-тебя спас ведь, Гор…
– А когда он решил меня Аяксу отдать, ты что делал, скотина?
– Я-я против был! – Искренне воскликнул Доктор. – Я уговаривал… уговаривал его… клянусь!!!
– Что мне твои клятвы, тварь? Ты что, платы с меня ждёшь?!
– Не-нет! Что ты! – Жалко захихикал Доктор. – Ты же понимаешь… Гор… пожалуйста… Ты же знаешь, как я тебя…
– Как ты меня что, мразь?! – Заорал Гэбриэл, глаза полыхнули красным. – Как ты меня домогался, урод вонючий?! Как шантажировал и лапал?! Ты себя в зеркало видел, поганая тварь?! Ты меня спросил, нужен ты мне, а?! – Он в ярости бил Доктора о стену и тот повизгивал и плакал и от страха, и от боли, и от жестокости слов Гэбриэла, так как он по-своему, но любил его и всё это время мечтал о встрече. Мария была бы сейчас довольна – он страдал так же сильно, как страдала она, когда её робкую радость от ощущения своего материнства так безжалостно топтали и так издевались над нею.
– Го-гор… – Пролепетал он, когда Гэбриэл сделал небольшую паузу, озираясь в поисках поверхности, на которую мог бы бросить свою жертву, – а у Длинной брат е-есть… Не бей, я скажу…
– Ты мне условия ставишь?! – Прошипел Гэбриэл, вновь тряхнул и прижал к стене:
– Кто её брат? – Рявкнул он. – Говори, ты! Кто он?! Он жив?
– Жив… – плача, признался Доктор. – В Садах он был Фрейр… А сейчас – Шторм… Предан Хозяину, как собака… Я ему трижды сестру подсовывал, так он не стал ни разу…
– Мразь!!! – Заорал Гэбриэл и ударил его так, что Доктор обмяк, потеряв сознание.
– Ты его убил? – Испугался Иво. Он презирал Доктора, ненавидел, но ему было его жалко, и от этой жалости его всего коробило.
– Нет. – Сплюнул Гэбриэл. – Ну-ка, помоги! – И они, скинув со стола всё, что там стояло, бросили на него Доктора, с которого Гэбриэл сорвал одежду.
– Ты что хочешь сделать? – Иво побелел от ужаса, глядя на Гэбриэла. Глаза того стали страшными, он глянул так, что Иво попятился:
– Не хочешь помогать – пошёл вон!!!
– Я… – Иво сглотнул. – Я останусь.
– Тогда заткнись!!! – Прошипел Гэбриэл. – Я хочу, чтобы эта мразь за всё ответила! За всё и за всех! А убить – это просто с ним покончить! Понял?!
– Но ты же… ты же – не как он…
– Я хуже! Понял?! Я в сто раз хуже! – Гэбриэл крепко, не жалея, связал руки и ноги Доктору. – Пока не поздно – вали отсюда! Вали наверх, за девчонкой!
– Я не уйду. – Вновь упрямо произнёс Иво побелевшими губами.
Через час Доктор, с сорванными ногтями, избитый, с в кровь разбитым лицом, стоял коленями на битом стекле, со связанными руками, привязанный за волосы, трясясь, мыча и заливаясь слезами: помимо прочего Гэбриэл отрезал ему мошонку и сунул в рот вместе кляпа. Иво был бледен, как смерть, его уже несколько раз вырвало, но он упорно не уходил и помогал Гэбриэлу во всём.
– Сходи за девочкой. – Приказал ему Гэбриэл, когда закончил с Доктором. – Только смотри, чтобы она не увидела вот это. – И когда Иво поспешно исчез, нагнулся к Доктору.
– Теперь ты знаешь, что чувствовала Мария. – Сказал тихо и отчётливо. – Каково это – на её месте быть, а? Ты хоть понимаешь, тварь, за что тебе всё это? Ты хоть понимаешь?! Я хочу, чтобы ты вспомнил всех девчонок, которых мучил, всех пацанов, которых унижал. Стой здесь, мразь, и вспоминай их всех!
– Гэйб! – Позвал его Иво, появившись на верхней ступени лесенки, ведущей на чердак. – Ты должен подняться сюда.
– Позже! – Огрызнулся Гэбриэл.
– Ты ДОЛЖЕН взглянуть. – Настойчиво повторил Иво таким странным голосом, что Гэбриэл пошёл к нему.
В постели спала девочка, маленькая, лет четырёх-пяти, не больше, чумазая, в сером уродливом платьишке и грубых ботиночках, которые Доктор и не подумал с неё снять, когда она уснула после дозы снотворного. Она и сама по себе сразила бы сердце Гэбриэла, неравнодушное ко всем маленьким и нежным, но дело было даже не в этом: он мгновенно понял, что эта девочка – одно лицо с ним самим. Детское, нежное, но уже несущее в себе все их общие с братом черты. У неё тоже были чёрные волосы, даже так же, как когда-то у самого Гэбриэла, разделённые на пробор и убранные за остренькие ушки. В девочке было даже больше эльфийского, чем в братьях, и если бы не черные волосы, какие не бывают у эльфов, она была бы настоящей эльфиечкой. Гэбриэл словно очнулся от какого-то дурного сна, настолько несовместима была эта девочка и то, что творил он только что там, внизу.
– Ты помнишь, кто её мать? – Спросил Иво шёпотом.
– Ей лет пять. – Так же шёпотом ответил Гэбриэл. – Я тогда только с Конюшни в Приют попал… Голодный был, на всех девчонок бросался, как ненормальный… Кто угодно мог быть её матерью. Доктор знает – он всех знает.
Это была правда: странно, но Доктор в самом деле знал историю и имя каждой девочки и каждого мальчика в Садах Мечты. Большинству из них сам он имена и давал. Но Гэбриэл чувствовал, что не в состоянии сейчас не то, что спросить о чём-то Доктора, но даже посмотреть на него. Поэтому поднял девочку на руки, бережно укутал в свой камзол, и понёс вниз, стараясь не смотреть в сторону своей жертвы. Он не жалел – и в то же время ему было тяжко и противно. Продолжая считать, что поступил правильно, Гэбриэл в то же время мучился своей правотой страшно. Поймёт ли этот подонок то, что произошло?..
Кину и Нэш встретили его внизу, не задавая вопросов, проводили до гостиницы в центре – на корабль Гэбриэл девочку не понёс. В гостинице Терновник, только глянув на личико спящей девочки, прошептал, потрясённый:
– Лара а-ну ванаи-то! Лара на – и мэльда! А-ну Айвэн Ол Донна! Это дитя Ол Таэр, это кровь Лары! – Провёл ладонью по лицу, затем над лицом девочки:
– Это твоё дитя, Сетанта!
– Я догадался. – Гэбриэл чувствовал себя так, словно пришёл пешком с самого Севера, у него ныло всё тело, подташнивало. – Что с ней? Почему она не просыпается?
– Её чем-то опоили. – Терновник принюхался к приоткрытому ротику девочки. – Ничего опасного. Она проснётся через несколько часов. Её нужно уложить в постель.
Раздевая ребёнка, Гэбриэл увидел и стертые до кровавых мозолей ножки, и синяки на теле, и старые, и свежие, и даже рубцы от розог. Нэш, стоявший подле, процедил сквозь зубы:
– Поймать бы тех, кто так с ребёнком обращается, да всыпать бы самому, не жалеючи,… а потом солью ещё присыпать, чтобы не скоро забыли!
– Ему и так мало не показалось. – Бесцветным голосом ответил Гэбриэл. – А главное, он мне сдал дом, где малышей держат прежде, чем на фермы увезти. – Бережно укрыл девочку пледом. – Что делать теперь, ума не приложу. Нужно скорее забирать их оттуда, пока его не освободили, и он не предупредил никого. Но и за Марией надо торопиться, по той же самой причине.
– Забрать-то детишек можно прямо сейчас. – Ответил Нэш. – Только куда мы их денем?.. Им няньки нужны будут, дом, где разместить. А там, я так понимаю, полукровки?
– В основном. – Кивнул Гэбриэл.
– Ну, утро вечера мудренее, как руссы говорят. Тут подумать нужно. Я на корабль сгоняю, потолкую там с капитаном, пораскину мозгами. Вы отдыхайте пока.
Это легче было сказать, чем сделать – за ночь Гэбриэл не сомкнул глаз. Явление собственной дочери застало его врасплох; он понятия не имел, что чувствует и ощущает ли себя отцом? Скорее, нет, чем да, но малышка тронула его сердце и сразу же заняла там лидирующие позиции, это было несомненно. Такая… маленькая, такая несчастная! Синяки, рубцы эти… сам Гэбриэл никогда не ударил бы ребёнка. Даже тогда, в Садах Мечты, когда бил девочек, такого маленького ребёнка не тронул бы, лучше бы умер – это он знал абсолютно точно. Слушал дождь – он вновь полил, превращая и без того унылый Сандвикен просто в какое-то олицетворение уныния, – думал, переживал. И всё-таки задремал…
Проснулся Гэбриэл от отчаянного детского крика, и, не успев стряхнуть остатки сна, очутился у постели, где оставил девочку. За окном по-прежнему лил дождь.
– Что случилось? – Воскликнул испуганно, и девочка, увидев ещё одного чужого, незнакомого и такого огромного дядьку, заорала в голос, закрыв лицо ладошками. – Что ты с ней сделал?!
– Ничего. – Испуганно ответил растерянный Иво. – По-моему, она просто испугалась чужих!
– И что?! – Гэбриэл был близок к панике.
– Я не знаю!
– Малютка… – Гэбриэл вспомнил детей Твидлов, – Всё хорошо, не плачь! Если ты перестанешь плакать, я тебе … я… я тебе что-то дам! – Сделал Иво страшное лицо, и тот развёл руками. – Что-то… вкусное! – Гэбриэл вновь состроил страшную рожу Иво, и тот помчался куда-то. Девочка, не прекращая плакать, осторожно выглянула из-под ладошек. Гэбриэл, пошарив по себе руками, торопливо снял цепь с медальоном. – Смотри, какая красивая! Это золото и…
Девочка разоралась ещё громче – цепь её не привлекла ничуть. В этот миг вошёл Терновник, присел возле девочки, погладил по голове и что-то нежно произнёс по-эльфийски. Девочка волшебным образом притихла и, опустив ладошки и всхлипывая, подняла на него огромные глаза. Сходство с Гэбриэлом стало ещё более разительным: глаза были тёмно-серые, как карандашный грифель. Эльф стёр слёзы с её щёк платком, помог ей высморкаться – Гэбриэл от эльфа, древнего, почти как сам Остров, величественного и спесивого, этого ну никак не ожидал! – и спросил на нордском:
– как тебя зовут, дитя?
– Дора!
– Нет. Тебя зовут Айвэн – надежда. – Возразил эльф. – Ты – Айвэн Ол Таэр, надежда эльфов Белой Башни, наше утешение.
– А вы кто? – Спросила девочка.
– Я – брат твоей бабушки, Лары Ол Таэр, Терновник.
– А где моя бабушка?
– Её нет. НО есть ты, её кровь.
Вернулся Иво с куском пирога. Пирог был вчерашний, но вишнёвый, купленный в Овражках, и ещё довольно мягкий. Девочка аж подалась вся к нему, и жадно вцепилась в пирог. Засопела, торопливо откусывая слишком большие куски и давясь ими.
– Вот тварь! – Скривился Гэбриэл. – Он даже ребёнка голодом морил… Тварь, тварь!!! – вскочил, и девочка, с ужасом уставившись на него, снова вся скривилась, готовясь заплакать. Гэбриэл опомнился, склонился к ней:
– Прости, моя малютка, я злюсь не на тебя! Я злюсь на Доктора… На того дядьку, у которого мы тебя забрали! А тебя я никогда не обижу, ты не бойся меня! Кушай… Иво сейчас сходит и принесёт тебе что-нибудь более… более детское. Ты что любишь больше всего?
– Молоко. – Ответила новоиспечённая Айвэн.
– Он тебе принесёт молоко и сладкие кексы. Ты любишь кексы?
– А что это?
– Увидишь. – Улыбнулся Гэбриэл. Айвэн, решив, что дядя не страшный, тоже улыбнулась. Спросила:
– Вы тоже брат моей бабушки?
– Нет, – слегка смутился Гэбриэл. – Я сын твоей бабушки, в смысле я – ну, я… твой отец.
– Что такое отец?
– Ну… отец… папа…
– Вы мой папочка? – Воскликнула девочка, округлив глазки. – Вы – Гор?!
– Почему Гор?
– Доктор сказал, что мой папочка – Гор, а мамочка – затраханная чушка. И что когда я подрасту, он что-то сделает с моей жопкой в память о папочке. И показывал мне у себя такую волосатую штуку, – девочка мило жестикулировала, живо напомнив Гэбриэлу маленькую Алису, – и велел потрогать, но я не стала, и он меня ударил. – Она доверчиво показала Гэбриэлу плечо с синяком:
– Вот сюда. И я упала!
Гэбриэл стиснул зубы так, что они заскрипели. Лицо эльфа стало каменным.
– Он врал, малютка. – Совладав с собой, сказал Гэбриэл. – Он очень плохой человек… Очень плохой! Твой отец никакой не Гор, а я, – если бы Доктор сейчас был в пределах досягаемости, всё вчерашнее показалось бы ему простой забавой! – Меня зовут Гэбриэл Персиваль Хлоринг, по-эльфийски – Сетанта Ол Таэр. Ты моя дочка, Айвэн Ол Таэр. А твоя мамочка – была очень красивой и нежной, очень… красивой.
– Не отдавай меня Доктору, папочка, пожалуйста! – Айвэн аж вся задрожала, всё свое детское чувство вкладывая в эту мольбу. – Я буду хорошей, я буду очень-очень хорошей, я буду сидеть в уголочке и совсем не буду тарахтеть, ты только меня возьми к себе! Я буду тебе помогать, и убираться, и мыть всё-всё, и всё-всё буду делать!
– Ни за что, – выдохнул Гэбриэл, прижимая её к себе, – ни за что я никому тебя не отдам! Ты моё сокровище, ты моя маленькая принцесса, ты мой ангел!
– А где ты был? Почему ты меня отдал?
– Я не отдавал… Я не знал про тебя. Я был в очень плохом месте, в тюрьме. Я сбежал оттуда и теперь всё будет хорошо. Всё будет хорошо! – У него ком стоял в горле, хотелось заплакать.
– А можно мне попить? – Спросила Айвэн. – Меня тошнит. Я в туалет хочу.
Ребёнок есть ребёнок: её пришлось умывать, кормить, причёсывать, а самое главное – отвечать на её вопросы. Девочка заполнила собою всё пространство, мгновенно забыв своё обещание тихо сидеть в уголке и не тарахтеть. Она рассказала, как её пару месяцев назад забрали с фермы, где она играла с другими девочками, с овечками, собачками и курочками, и пила вкусное молоко, и привезли в большой и скучный дом, где ей страшно не понравилось: играть было не с кем, не было даже собачек, а Матушка была очень плохая.
– Она только велела говорить, что Матушка, а на самом деле она никакая не мамочка! – Обличающе говорила она. Иво принёс ей коровьего молока, пару кексов и клубнику, и девочка, покушав кекса и бросив больше половины, ела ягоду и болтала, радуясь такой обширной аудитории и тому, что на неё никто не кричит, не велит заткнуться и не бьёт её. Гэбриэл, Иво и Терновник смотрели на неё с нежностью, какую всегда вызывает в сильных мужчинах маленькая девочка, тем более, такая хорошенькая и бойкая. Девочка перебирала перстни и красивые застёжки, снятые с папочки и его оруженосца, и лепетала без умолку, благо, говорила она уже довольно чисто, слегка по-детски картавя и шепелявя, но вполне понятно и бойко.
– Она тоже говорила мне, что моя мамочка была вся затасканная и опросталась в грязном углу, – не понимая смысла этих слов, Айвэн произносила их совершенно безмятежно, – и что папочки у меня никакого нет, и она тоже врала, да, папочка? Ты же есть!
– Точно. И мамочка твоя была молодая и очень красивая, и она очень-очень тебя любила.
– А когда мне к ней будет можно? Где она теперь?
Гэбриэл беспомощно посмотрел на эльфа.
– Она в тебе, малютка. – Пришёл тот на помощь. – Она живёт в тебе, её часть, часть её души… И будет жить в твоих детках, когда ты вырастешь и сама станешь мамочкой.
– А как ты, папочка, меня нашёл? – Девочке скучно стало слушать то, чего она не понимала.
– Мы следили за Доктором. И как только узнали, что он везёт маленькую девочку, как погнались за ним, поймали, как следует наказали и отобрали у него мою дочку.
– Так они меня у Матушки прятали! – Сообразила девочка. – Чтобы ты не нашёл!
– Точно. Они очень не хотели, чтобы я тебя нашёл.
И посыпались ещё вопросы: «А это твой дом? А где твой дом? А когда мы туда поедем? А у тебя есть уточки и собачки? А коровки? А мне можно будет с ними играть? А там есть другие девочки? А они будут играть со мной? А я умею делать секретики! А можно сделать секретик из твоего колечка? А мы скоро поедем к тебе домой? Я хочу в туалет! А мы сейчас поедем? А когда?».
– Это просто какая-то катастрофа! – Признался Гэбриэл эльфу, когда его временно заменил Иво. – Я надеялся, что она устанет, но, кажется, она никогда не устанет! У неё миллионы вопросов…
– Папочка, муравей! – Подлетела к нему Айвэн, демонстрируя пойманного на полу муравья. Тот тщетно корячился в цепких грязных пальчиках, щёлкая челюстями.
– Отпусти его, – Гэбриэл выбросил страдальца в окно, – и давай, помоем ручки!
Постучав в дверь, вошли Нэш и Марчелло, который с укоризной глянул на Гэбриэла:
– Мой патрон очень рассержен на вас, сеньор Габриэле!
– Ты чего здесь?! – Насторожился Гэбриэл.
– Сеньор отправил меня на помощь к вам. – Марчелло поклонился. – И со мной Гейне и два десятка кнехтов.
– Это уже какой-то крёстный ход получается! – Психанул Гэбриэл. – А я… вот. – Он кивнул на девочку, и Марчелло сначала изумлённо нахмурился, а потом просветлел лицом и поклонился девочке:
– Маленькая сеньорита?
– Меня зовут Дора. – Обняв ногу Иво и выглядывая из-за неё, сообщила девочка. – А дядя брат моей бабушки говорит, что меня не так зовут. Мне вот столько лет: – она показала ему четыре пальчика. – А это мой папочка, я теперь у него буду жить!
– Я думаю, – заметил Нэш, – маленькой принцессе нужно купить одежду, а, принцесса?.. – Иво опять всучили деньги и отправили за покупками в сопровождении двух кнехтов румяного светлоусого Гейне. Нэш уселся у окна и принялся мастерить что-то из куска белой ткани, ремешков и пакли, попутно рассказывая, что успел узнать.
– Дом на окраине, там две бабы и охранник. Сколько там детишек, неведомо, но не думаю, что много. Дом небольшой, и взрослых всего трое. Чем они там грудничков кормят, ума не приложу! Разве что козы там есть, вроде, козьим молоком, видать. Я думаю так: раз людей у нас прибыло, нужно просто взять этот дом и поставить там охрану, пока вы промеж собой и их высочествами не решите, как с ними поступить. – Он закончил свою работу, и взорам присутствующих предстала мастерски сделанная кукла с косичками из пакли. – Вот тебе, Вэнни, Лялька!
Сокращённое таким образом от эльфийского Айвэн – надежда, – имя мгновенно пристало к девочке так, что её прежнее имя, Дора, было почти сразу забыто. Понравилась Вэнни и кукла. Кукол у неё никогда в её короткой жизни не было, но каким-то глубинным инстинктом она сразу же определилась, как с нею играть, и залепетала, заворковала, дав Гэбриэлу возможность перевести дух. Он не долго думая приказал Гейне окружить дом, в котором держали младенцев-полукровок с целью продажи их в рабство, и охранять его, пока он не приедет сам туда и не разберется. К дому они решили поехать вместе; но сначала нужно было одеть и обуть Вэнни. Иво вернулся с самой дорогой и добротной детской одеждой, какую нашёл, туфельками, лентами, гребешками и целой корзинкой сладостей и фруктов – девушка, у которой он попросил совета, расстаралась и снабдила красивого и денежного сквайра всем необходимым. Гэбриэл безжалостно заставил его и туалетом маленькой принцессы заняться, а сам начал выспрашивать Марчелло о реакции Гарета и его высочества.
– Папочка, смотри! – Подлетела к ним счастливая Вэнни и покрутилась перед всеми, демонстрируя обновки: батистовую рубашку, розовый сарафанчик, расшитый золотыми листочками, розовые же туфельки с золотыми пряжками и золотые ленты. Женщина от её наряда пришла бы в ужас, но мужчины остались в восторге, и девочка запрыгала со счастливым визгом:
– Я принцесса, принцесса!!!
– Ты самая красивая принцесса на свете! – Гэбриэл с трудом утихомирил её. – Иди, посмотри, что там лежит в корзинке!
– Она безумно похожа на Лару. – Заметил Терновник, и Гэбриэла поразили нежность и свет в его глазах. Он и не думал, что этот эльф способен на такие чувства! – Она тоже была тараторкой.
– Ты сказал, что брат её бабушки. – Гэбриэл запомнил его оброненные будто бы вскользь слова. – То есть, мой дядя? Который из них? Тис или Гикори?
– Ни тот и ни другой. – Вздохнул эльф.
– Но тогда… – Гэбриэл отступил на шаг. – Тогда ты…
– Да. Я Кину Ол Таэр, опальный король. – Безмятежно ответствовал эльф. – Как я и сказал твоему брату когда-то, я изгнанник, и искал крышу над головой. А за тебя меня просил Страж.
– Он что, существует? – Удивился Гэбриэл, и вдруг вспомнил их странную встречу в Белой Горке… и своё странное чувство после падения с обрыва. Иво и Алиса не один раз рассказывали ему, как добрались до Копьёво, и как им помог большой белый волк с синими глазами. Получается, Страж исполнил его просьбу – одну-единственную просьбу, на которую имеет право раз в жизни каждый Хлоринг.
– Папочка, смотри, грибочек! Только он сладкий! На! – Вэнни подлетела и спасла ситуацию. Щедро сунула Гэбриэлу на липкой ладошке обсосанный леденец в виде мухомора. – Это тебе!
Обсудив, как действовать, они решили ехать к дому, указанному Доктором, все вместе, прихватив девочку – оставлять кого-то с нею в гостинице значило и ослабить отряд, и рисковать девочкой. Гэбриэл попытался внушить Вэнни, что та должна быть очень тихой и послушной, и та согласилась сразу же, сделав очень-очень честные глаза. Её взял к себе на седло Иво, уже начинающий привыкать к роли няньки, и они выехали под утихающий дождь. Вэнни хватило ровно на пять минут. Всё это время она ерзала на руках Иво, вертелась, пытаясь выглянуть из-под плаща, которым он прикрывал её от дождя, и наконец заявила с претензией:
– Я хочу какать.
Всем пришлось остановиться на мостике через канаву, в которую, в заросли лопухов, Иво и повёл девочку. Из канавы они вылезли минут через десять, после чего требовалось срочно помыться, и вторая остановка была возле фонтана, в который Вэнни уронила цветной камушек. Камушек этот девочка увезла ещё с фермы, и он был в её глазах куда драгоценнее, чем уже потерянное кольцо с гранатом. Вэнни разревелась, и Иво пришлось лезть в мутную воду.
– Лошадки! – То и дело раздавалось потом со стороны Иво. – Папочка, собачка!.. Папочка, папочка, смотри!!!
Гэбриэл только зубами скрежетал, начиная понимать, что отцовство – это тебе не синекура.
Одновременно он рассматривал дома и лавки города, по которому они ехали, удивляясь, во-первых, тому, что вообще ничего не запомнил в первый раз, кроме Королевского Моста, который в его памяти почему-то располагался с другой стороны, а во-вторых, тому, насколько Сандвикен казался беднее и уродливее, чем Гранствилл и даже Блумсберри. В Гранствилле на центральных улицах хозяева каждого богатого дома убирали мостовую вдоль своего фасада, и город казался ухоженным и чистым. К тому же, в Гранствилле почти не было бедняков – практически у каждого жителя этого города были родственники в близлежащих деревнях и монастырях, которые делились с ним снедью, а даже если нет – овощи и мясо в Гранствилле были очень дешевы. Войны и бунты не касались Поймы уже более ста лет, и за время мира и благоденствия деревни и города расстраивались, население росло, земля была ухоженной, сады, покосы, пастбища и рыбные пруды – богатыми и плодородными. Здесь всё было не так. Земля Пустошей была именно такой, какая в пустошах и должна быть: бедной, каменистой, скудной. Её можно было бы обиходить и превратить в более плодородную и ухоженную, но кто бы это сделал?.. Дворяне Пустошей не хотели ждать и вкладывать в свою землю средства, силы и время. Они стремились выдрать из неё и своих крестьян всё и сейчас. Итог был на лицо: Гэбриэл ехал по унылым, мокрым, некрасивым улицам, замечая то здесь, то там заколоченные окна и двери, прохудившиеся крыши брошенных домов… Нищих на улицах, бедняков, калек, просивших подаяние даже под проливным дождём. Помня наставления брата, он бросал им мелочь, проезжая мимо и старался не смотреть на них, не ловить их взгляды – чтобы они не стали для него чем-то большим, чем просто деталь улицы. По канавам вдоль мостовой, которая кончилась, как только кончилась главная улица – она же Королевская Дорога, – бежали зловонные ручьи, подмывая кучи бытового мусора, гниющих отходов и нечистот, ароматизируя воздух так, что о свежести дождя можно было и не вспоминать. Ну, а там, где мостовая кончилась, кони с трудом месили грязь, недовольно фыркая и оскальзываясь.
Но всё, что поразило и опечалило Гэбриэла на улицах Сандвикена, мгновенно забылось им, как только он подъехал к дому, в котором содержались малыши-полукровки. Дом скрытно охраняли люди Гейне, чтобы очнувшийся Доктор не смог предупредить его обитателей. И как только на улице показался граф Валенский со своими людьми, как кнехты мгновенно снесли ворота и окружили дом уже открыто и показательно. Несмотря на проливной дождь, все местное население высыпало на улицу, изумлённо взирая на происходящее. Такие персоны, как принц крови и его свита, отродясь не появлялись в этом околотке, да и ничего подобного здесь никогда не происходило, как было не посмотреть на всё своими глазами?.. Мальчишки, под дождём мигом вскарабкавшиеся на окрестные крыши и деревья, пожирали глазами коней и оружие, особенно – роскошного олджернона, на котором восседал граф Валенский, не менее роскошный, чем его конь. Пепел грыз удила, храпя и выплясывая в грязи перед воротами, пока Гейне и Нэш колотили в дверь дома пудовыми кулачищами с криком:
– Именем его высочества, открыть немедленно!
– Этот дом – собственность барона Драйвера! – Ответили им из-за двери. – Он запретил нам пускать сюда кого-либо…
– Ломайте дверь. – Приказал Гэбриэл, трогая коня и въезжая во двор. Зеваки аж дышать забыли от изумления и жутковатого восторга. Вот и допрыгались тамошние бабы, а соседи ведь всегда думали, что там нечисто что-то! «Воровки!» – шелестело по толпе, – «Нет, ведьмы!». Нэш картинно поплевал на руки, поудобнее перехватил топор и первым же ударом почти проломил насквозь крепкую дверь. Кнехты одновременно выламывали ставни на окнах.
– Скорее! – Торопил Гэбриэл. Сам спешился и, отстранив Нэша, пинком вынес дверь, тут же рванувшись внутрь.
И спас этим не одну жизнь: магическая защита, поставленная на дом Барр, оказалась бессильна перед ним, надёжно защищённым магией Мириэль и собственным даром. Гэбриэл этого даже не заметил, тем более, ничего не ощутили и другие, а защита была, и страшная.
– Где дети, сука?! – Заорал на толстую неопрятную бабу, и та вызверилась на него:
– Поди, найди-ка!!!
Человеческое ухо ничего бы не услышало, но слух полукровок и эльфов был на порядок лучше. И Гэбриэл, и Кину одновременно услышали какую-то возню наверху, и вместе рванули туда. Наверху старый охранник и тощая девка душили детей – девка прижимала к голове ребёнка в колыбели грязную подушку, а охранник накинул удавку на шейку маленькой, не старше Вэнни, девочки. Увидев это, Гэбриэл одним ударом вышиб из охранника дух – тот отлетел к стене и сполз по ней уже мёртвый, а Гэбриэл схватил слабо трепыхающегося ребёнка, торопливо освобождая от удавки и рыча от ярости и отчаяния. Марчелло, оттолкнув его, уложил девочку на пол и принялся шлёпать её по щекам и вдувать ей в рот воздух. И полукровочка не подвела: закашлялась и разразилась отчаянным плачем, дуэтом с малышом из колыбельки, которого освободил Кину. Тяжело дыша, Гэбриэл огляделся вокруг. И выругался. Большая комната, в которой содержались дети, была грязная и пустая – совсем. Чтобы малыши не падали и не подвергались ненужному риску, окна забили досками, а из комнаты убрали всю мебель и усыпали пол соломой, которую, судя по всему, меняли от силы раз в день. Только для двух грудничков были устроены колыбельки – стоявшие прямо на полу корзины с грязным тряпьём. Дети были грязные, лохматые и запуганные, похожие больше на каких-то зверёнышей, жавшихся в углу, нежели на детей.
– Господи! – Вырвалось у Нэша, который озвучил общую эмоцию. – Спаси и сохрани!
Кину, без тени брезгливости вынув из колыбельки рыдающего младенца, который, весь грязный, лежал там на каких-то грязных вонючих тряпках, и покачивал и успокаивал его, что-то наговаривая ему по-эльфийски. Ребёнку было не больше месяца от роду!
– Я знаю, чей это сын. – Прошептал Гэбриэл, подходя к ним. – Я о нём… позабочусь. Я о них всех позабочусь. – Присмотрелся к одной из трёх девочек, двух с небольшим лет, беленькой, с черными глазками, присел перед ней.
– Я и твою маму знаю, малышка. – Произнёс ласково. – А это – твой родной братик. Вашу маму зовут Кира, и вы её скоро увидите, клянусь. – Выпрямился. – Детей нужно отсюда забирать, но сначала – вымыть и покормить. И одеть во что-то… Нэш, надо женщин в толпе поспрашивать, кто из них возьмётся присмотреть за детишками, за плату, разумеется.
– Уже, ваше высочество. – Гигант бросил последний жалостливый взгляд на ребятишек, напуганных происходящим и появлением такого количества взрослых и больших людей, и вышел, пригнувшись в дверном проёме. Марчелло осматривал детей, как и Кину, не выказывая никаких признаков брезгливости.
– Удивительно, – заметил после осмотра, – они все здоровы, сеньор.
– Что удивительного? – Скривился Гэбриэл. – Потому полукровки и в цене, что с ними можно вот так, но товар не попортится. – Поймал на себе взгляды трёх старшеньких девочек, четырёх-пяти лет, внутренне содрогнулся: любая из них могла быть его собственной дочерью, как и Вэнни! А потом решил для себя: «Они и так мои. Все. Я сделаю для них всё, что только в моих силах, и даже больше того».
Три женщины, одна молодая и две пожилые, вошли в комнату, робко, стесняясь и побаиваясь графа и его свиты, кланяясь и крестясь попеременно. Увидели ребятишек и заахали, призывая в свидетели своих святых и пресвятую деву Марию.
– Я щедро заплачу, – Отрывисто бросил Гэбриэл, – если позаботитесь об этих детях. Марчелло, их нужно доставить в Разъезжее, на попечение монашек, хотя бы на первое время, или куда прикажет герцог, ему виднее. Их нельзя оставлять здесь, ни в коем случае, и вообще без охраны оставлять нельзя, это ценный товар для Драйвера и таких, как он, они всё сделают, чтобы их отбить. Ты на «Единороге»?.. Забирайте деток и женщин, которые согласятся ухаживать за ними, и плывите в Пойму, как можно скорее. И Барр берегитесь, как огня, эта тварь на всё способна.
– Я дам знать Элодис и Мириэль, они присмотрят за «Единорогом». – Подал голос эльф.
– Но у меня приказ моего патрона…
– Я уже закончил здесь. – Гэбриэл сознательно покривил душой. – И я не один и не беззащитный, не надо меня опекать!!!
– Но что я скажу патрону, сеньор?
– Всё, что здесь произошло, расскажешь, как есть. И скажи, что Доктор мне ещё один адресок слил, насчёт Евгении Тодд, он поймёт. Заберу девчонку, и вернусь домой.
Спросить, где находится Евгения и как Гэбриэл надумал её забирать, Марчелло не успел: прибежал снизу один из кнехтов Гейне и сообщил, что приехал местный граф. Глянув, как женщины управляются с ребятишками, Гэбриэл поспешил во двор.
Народу там за это время собралось – не протолкнёшься. Люди лезли друг другу на плечи, чтобы посмотреть хоть одним глазком, что здесь происходит, и по толпе уже циркулировали самые невероятные версии произошедшего. Ясно было, что кого-то там убили, и убил именно граф, но кого – варианты были самые экзотические. Больше всего «лайков» набирала версия о гнезде некромантов, или чёрных ведьм, которые (слух о младенцах наружу уже просочился) питались мясом младенцев и приносили их в жертву страшному идолу Бафомету. Гнедой жеребец Ферриса, графа Сандвикенского, на котором тот въехал во двор, распугивая зевак, сразу же не понравился Пеплу, который зафыркал, захрапел на него, прижимая уши и роя копытом грязь. Гэбриэл вышел на крыльцо, и толпа притихла, зашелестела множеством шепотков, жадно наблюдая, как их граф спешивается и кланяется графу-полукровке: