Наталья Свидрицкая
Хроники Нордланда: Кровь Лары
Шторм о том, что Барр отступила, не знал. Полагая, что она у ворот, он и трое его парней перебрались на территорию монастыря через забор со стороны пруда, где нежелательных гостей не ожидалось – слишком рискованное это было мероприятие. По крайней мере, местные мальчишки, которые одни и угрожали монашкам, пользующимся в округе доброй славой и заслуженным уважением, и то – не столько самим женщинам, сколько их огороду и саду, – здесь пробираться не рисковали. Но нечеловечески-ловкие эльдар и эльфийские кватронцы преодолели головокружительную стену и парапет без особого труда. Мягко спрыгнув на землю, Шторм выпрямился, обнажая сабли, и двинулся к ближайшим дверям в какое-то монастырское помещение. Он не собирался никого насиловать – это он оставлял своим приятелям; Шторм собирался убивать. Девушка в одежде послушницы, вышедшая прямо ему навстречу с ведром, ахнула, выронила ведро и отшатнулась к стене, глаза её были полны ужаса. Шторм взмахнул саблей, и вскрикнул от неожиданности: стрела с коротким звуком пронзила его руку и пригвоздила к балке. Девушка завизжала, и мгновенно двор наполнился шумом голосов, криками и лаем собак. К Шторму с готовой к выстрелу стрелой шла эльфийка Элодис, темнокожая, рыжеволосая, с кошачьими светло-зелёными глазами, пылающими изумрудным огнём.
– Ил-лим! – Хриплым, каким-то кошачьим голосом воскликнула она. – Мейс флуа диен?! Флуа диен!!!
Оскалившись, Шторм бросил вторую саблю и, сломав стрелу, освободил руку с отчаянным криком – больно было страшно. Но сильнее боли была злость. Злость на ведьму, на злой рок, преследующий его уже второй день, на монастырь, на эльфов!
– Пошла к чёрту… дура!!! – Вызверился на эльфийку, ожидая стрелы в грудь или в лоб, и даже не думая испугаться. Но та не выстрелила. Только сделала луком недвусмысленный жест, сопровождая коротким:
– Ихх!
Шторм обернулся. Его парни отчаянно дрались со стражниками, которых, по уверениям Барр, здесь быть не должно; к нему самому бежали двое. Выругавшись, Шторм прыгнул на крышу невысокого строения, пробежал, сопровождаемый проклятьями и арбалетными болтами.
– Какого чёрта ты его отпустила?! – Воскликнул светлоусый Гейне. – Это же их главный гадёныш, Шторм!
– Эльфы не убивают эльфов! – С сильным акцентом ответила эльфийка, скривилась:
– Мы – не вы!
К Гейне подошёл один из его кнехтов:
– Живым только одного взяли, сэр! Смелые, ублюдки… и драться умеют.
– Шторм опять ушёл. – Не скрывая разочарования, заметил Гейне. Повернулся к спешившей к ним настоятельнице:
– Госпожа.
– Святая Бригитта! – Та была одета наспех, тяжело дышала от волнения и заламывала руки. – А я-то подумала, что герцог преувеличивает… Подумать страшно, что было бы с моими девочками, если бы не вы! И если бы герцог не подумал о нас… Столько лет мира и покоя… столько лет!.. Благослови вас Господь и святая Бригитта… Могу я поговорить с этим несчастным, что напал на нас?
– Не стоит, госпожа. – Вежливо, но твёрдо сказал Гейне. – Не мечите бисер перед свиньями. Этих подонков даже могила не исправит, поверьте старому солдату!
Как ни быстро двигался «Единорог», на борт которого погрузили дракона, но слух мчался куда быстрее, и люди в каждом посёлке и в каждой деревне поджидали прохода корабля на берегу и приветствовали его криками, бросали в воду цветы и охапки хмеля. Дракон был немного виден с берега, и люди, не веря своим глазам, бежали вслед за кораблём, стараясь получше рассмотреть его; подростки и самые резвые из мужчин забирались на деревья вдоль реки. В Блумсберри корабль встречала огромная толпа, во главе с местным священником; пришли даже жители окрестных деревень, а самые расторопные добрались сюда из Гранствилла, чтобы первыми увидеть дракона и его победителя. Гэбриэла встречали с таким ликованием, что ему даже было совестно, хоть и чертовски приятно. А когда голову дракона сгрузили на причал, некоторые женщины попадали в обморок, дети расплакались, и даже мужчины в большинстве подались назад. К этому моменту дракон уже так ощутимо вонял, что усомниться в его реальности было невозможно. Омерзительная огромная голова с чудовищными зубами внушала отвращение и страх. По словам Кину, дракон был не велик, можно сказать, крошка-дракон, но никогда не видавшим истинных драконов людям и этот казался огромным. Зубы в безвольно раскрытой пасти были длиной с предплечье взрослого мужчины, когти на скрюченных передних лапах были, словно серпы, которыми женщины жали хлеб, а на задних лапах и вовсе выглядели гигантскими. Запёкшаяся кровь была чёрной и вязкой, словно смазка для колёсных осей, и мерзостно пахла. Гэбриэл, неожиданно для себя, стал героем. Здесь его славили и поздравляли даже активнее, чем в Бродах, люди лезли на плечи друг другу, чтобы увидеть и поприветствовать его. Дракона с помощью толпы мигом погрузили на баржу, и повезли в Гранствилл, а Гэбриэл со спутниками задержался, чтобы устроить Марию в «Золотом драконе» – граф Валенский безумно боялся, что Алиса увидит Марию и тогда… нет, лучше не думать, что будет тогда. Клятвенно пообещав девушке, что вернётся за нею через пару дней, Гэбриэл поспешил дальше, в сторону Гранствилла. От Марчелло он уже знал, что там творится, и страшно переживал за отца и брата, которых оставил в такой сложный и опасный момент. Боялся он и за Марию, которую оставил в «Золотом драконе», под присмотром Марты. Побаивался реакции Алисы на свою дочку – и в то же время так хотел её увидеть! Вместо пары дней он отсутствовал почти две недели, и соскучился по своим близким страшно. Сейчас он даже Габи готов был расцеловать, что уж говорить об Алисе или отце с братом! Это был новый опыт для него, новое чувство: возвращение домой. Он и дом ощутил именно родным домом только теперь, когда всей душой рвался туда и с наслаждением высматривал с палубы «Единорога» крыши Блумсберри и пятнистые от времени и влаги стены Гнезда Ласточки.
– Честно-то сказать, – признался Нэшу, – я и не думал, что вернёмся без проблем. Как, всё-таки, это здорово: домой возвращаться!
– Да. – Облокотившись о борт и глядя на тёмную воду Фьяллара, согласился Нэш. – У меня тоже, когда корабль из Европы к Нордланду подходил, сердце из груди выпрыгивало. Хорошо, когда есть, куда вернуться. А ещё лучше – когда есть, к кому.
Оставляя Марию на попечение Марты и наказывая ей, что девушку нужно скрывать от любопытных глаз, и лучше, чтобы вообще о ней никто не знал, Нэш закинул пробный шар насчёт усыновления сироток. Как он и ожидал, женщина встретила идею в штыки: ладно бы, сказала она, – ещё нормальных детей, а то полукровок! Но Нэш, ожидавший этого, духом не пал, намекнул Марте, что в таком случае он даже бы и оформил отношения, то бишь, повёл бы приятную вдовушку под венец, во-первых, а во-вторых, четыреста дукатов – они в любом хозяйстве не лишние. Услышав о такой неслыханной сумме, Марта, втайне давно мечтавшая стать госпожой Грэй, но опасавшаяся, что бродячая натура бывшего наёмника возьмёт своё, присмирела и задумалась. И когда, позавтракав, граф Валенский собрался уезжать со своими спутниками, она подошла к Нэшу и, откручивая петельку на его куртке, сказала:
– Ты там, в Разъезжем… посмотри, что за детки, ну… здоровые ли… И я бы тоже посмотрела.
– Вот провожу его высочество до дома, – пообещал Нэш, – и вместе съездим. Посмотрим. Монашки их окрестили, мне сказали тут так, и детки это христианские, не то, чтобы дикари какие… Слушай, а где Гретель?
– Да совсем сбрендила девка. – Дёрнулась Марта. – Работы непочатый край, а её третий день уже нет! Всё говорила, что уедет в Гранствилл к своему «зае». Я ей сто раз говорила: «Не нужна ты ему, не позорься!», а она всё свое. Ну, вернётся, я ей…
– Ладно. – Нэш, обернувшись на своих спутников и убедившись, что никто не смотрит, смачно поцеловал свою вдовушку и игриво хлопнул по заду:
– Я быстро! Доставлю его высочество в целости в Гранствилл, к отцу и невесте, и сюда! Ох, и соскучился же я!
– Да ну тебя… бесстыдник! – Восторженно шлёпнула его свёрнутым полотенцем Марта, розовея от удовольствия. – Ступай уже!..
Ехали быстро – Гэбриэл торопился. Не хотелось отстать от баржи с собственным трофеем, и уж очень хотелось домой! Жители Поймы, встречавшие проплывающую вдоль берега баржу с тушей грозного чудовища, продолжали восторгаться и его победителем, и Гэбриэл, как бы ни торопился, вынужден был то и дело приостанавливаться, принимая всяческие проявления восторга и обожания. В Разъезжем он просто не мог не свернуть к монастырю и не поинтересоваться судьбой своих найдёнышей; там он узнал о попытке нападения на монастырь. Его сопровождали поклонники, мигом образовавшиеся у графа Валенского, музыканты, даже жонглёры, почуявшие, что без городского праздника и навара не обойдётся. Вэнни, которая теперь ехала со своей новой няней, леди Изольдой, страшно важничала: это всё было в честь её папочки! Каждому, кто оказывался в поле её зрения, она кричала:
– Это мой папочка! – И получала в ответ восторженные приветствия.
А Барр, которая хотела уехать, но осталась, услышав про дракона – убедилась, что это чистая правда.
В первые мгновения это не укладывалось у неё в голове. Она так уверена была, что её создание непобедимо и совершенно, что ведьме легче было поверить, что её глаза её обманывают, чем в то, что перед нею мёртвый дракон. ЕЁ дракон! Барр была так потрясена, что у неё ослабли ноги, она присела, не сводя глаз с проплывающей мимо баржи, с головы дракона, с безвольно вывалившегося из приоткрытой пасти узкого чёрного языка… Её пронзила жалость: как, наверное, ему не хотелось умирать! О том, как не хотелось умирать жертвам, Барр если и думала, то с мрачным удовольствием, эту же тварь ей было жаль совершенно искренне, до жгучих слёз, до бешенства, до ослепляющей ненависти к его убийце и к тем, кто сейчас кричит, вопит, улюлюкает и глумится над беднягой. Повернувшись к Гэбриэлу, нагло восседающему верхом на роскошном олджерноне редкой и очень красивой масти, она хотела что-нибудь сделать, не с ним – на гадёныша никогда не действовала её магия, – а с его спутниками, и плевать на цену! Но получила ещё один удар. Рядом с Гэбриэлом Хлорингом ехал его оруженосец, смазливый блондинчик, та ещё тварь, а с ним – маленькая девочка с лицом Лары Ол Таэр. Она что-то кричала про своего папочку, вертелась, то поворачивалась к Иво, то к Гэбриэлу, то к какой-то худой бедно одетой бабе, которая, тем не менее, занимала в свите графа место знатной дамы, и трещала без умолку, её голосок не заглушали даже выкрики толпы. Ведьма мгновенно сообразила, ОТКУДА эта девочка. Подонок забрал её из Сандвикена… Всё это время у неё была внучка Лары, её копия, но почему она не знала об этом, почему об этом не знал Теодор?! Эта девчонка была нужна им обоим, безумно нужна!!! Запоздало сообразив, что и сама могла бы подумать о том, что от Гэбриэла наверняка какая-то чуха могла и родить, и даже не одна, Барр совсем пала духом. Настолько, что забыла даже о своей решимости что-нибудь сделать…
А в Гранствилле начался настоящий ажиотаж уже накануне. Как и надеялись жонглёры и всяческие музыканты, город готовился к основательному празднеству с фейерверками. Сначала многие считали, что дракон – это такой миф, никаких драконов нет, а может, и вовсе не было никогда. Но появились те, кто его видел, а затем и те, кто утверждал, что его везут на барже и вот-вот эта баржа будет в Гранствилле, и уж тогда даже скептики отбросили колебания. Правда, недруги Хлорингов негодовали и утверждали до последнего, что это какой-то трюк, но их уже никто не слушал. Народ повалил на пристань, едва стало известно, что граф и его трофей в Блумсберри; самые одержимые дежурили всю ночь, самые смекалистые догадались занять наблюдательные посты у Старого Места и на городских стенах. Семья принца Элодисского сразу после завтрака выехала навстречу своему герою с пышной свитой.
Гэбриэл и его спутники появились на городских улицах почти одновременно с баржей, причалившей в порту. Порт Гранствилла был ещё одной его достопримечательностью. Он расположился под скалой, и был полностью рукотворным сооружением; все его постройки стояли на сваях, в том числе и крытый док, куда могли войти корабли. Для связи с городом здесь были крутая каменная лестница и большая платформа, которая поднималась и опускалась при помощи механизма, приводимого в движение парой волов и придуманного его высочеством ещё в бытность его герцогом Элодисским. Дракона, под изумлённые и полные ужаса и восторга вопли горожан, погрузили на эту платформу, подняли в город и повезли на главную площадь, где установили помост. Дракон был достаточно огромен и страшен, чтобы вселить страх и восторг в сердца обывателей; и его сопровождали толпы народа. Гэбриэл и не подозревал, что в округе – а люди прибыли и из Брыля, и из Малого Города, и даже из Ригстауна, – живёт столько людей! Впрочем, увидев на площади отца и брата, а потом и Алису, Гэбриэл забыл обо всём на свете. Его солнышко сияло, глядя на него с восторгом и такой гордостью! С не меньшей гордостью ему улыбался отец, и брат сверкал улыбкой, подняв руку в приветствии.
– Рад видеть тебя, Младший. – Подъехав почти вплотную, сказал он, и братья обнялись прямо из сёдел, похлопав друг друга по спине, под восторженные вопли толпы. Потом Гэбриэл почтительно поклонился отцу и поцеловал руку Алисе, тоже подъехавшей к ним, послав ей такой сияющий любовью взгляд!
– Мы гордимся тобою, Гэбриэл. – Торжественно произнёс принц. – И рады, что ты вернулся домой. Ты не ранен?
– Нет. – Ответил Гэбриэл, и толпа внимала ему, затаив дыхание. – Только пара ссадин, вот и всё. – И толпа вновь разразилась восторженными воплями: это надо же! Убил дракона и не ранен! А Гэбриэл, к ещё большему восторгу горожан, протянул руку Алисе, и они поехали дальше, взявшись за руки. И так и ждали, пока Нэш рассказывал, запрыгнув на помост, как всё произошло, как дракон терроризировал округу, и как сэр Гэбриэл, не дожидаясь остальных, один бросился на дракона и убил его.
– Снёс голову гаду, – громко кричал он, – одним ударом, вот так!!! Одним ударом, добрые люди, прикончил вот это мерзостное отродье, и спас всю нашу землю!!! Слава сэру Гэбриэлу, слава отважному сердцу и крепкой руке!!! – И толпа отвечала восторженным рёвом, а Алиса от полноты чувств стиснула руку жениха своими тонкими пальчиками. Она была счастлива.
– Я тебя, если честно, прибить хотел на хрен. Чтобы не мучиться. – Произнёс потихоньку Гарет с другой стороны. – Но ты совершенно неожиданным образом вернулся со славой, а победителей, как говорили римляне, не судят. Твой дракон – это такой нам подарок, я говорю о всех нас и об отце тоже, – что и не выскажешь. Как и моя племяшка. Слушай, она вылитая мама!
– Отец что говорит?
– Отец счастлив.
– Ну, – вздохнул с огромным облегчением Гэбриэл, – а я-то боялся, как её примут, что говорить, как всё обставить…
– Брось. Бастарды есть у всех, даже у кардинала. И хорошо, что не мальчик, с девчонками проще. Тем более, она просто настоящая эльфиечка…
– Кину говорит, что её мать была эльдар…
– КТО говорит?! – Опешил Гарет, и Гэбриэл чертыхнулся: он как-то не подумал, что брат ещё не знает.
– Ну… Терновник – это наш дядя, король эльфов.
– Была у меня такая мысль… – Пробормотал Гарет, беря себя в руки. – Только вот…– Он не договорил: Нэш закончил свою речь и спрыгнул с помоста, на который забрались фогт и каноник Кейр, чтобы выразить свои признательность, восторг и прочие неописуемые чувства. Оставив горожан веселиться и праздновать, пообещав, что туша и голова дракона будут лежать три дня на помосте для всеобщего обозрения, а после из чудовища сделают чучело, чтобы любой посетитель Хефлинуэлла мог увидеть его во всём его мерзостном величии, Хлоринги с домочадцами и большинством свиты удалились. За воротами его высочество сделал знак Гэбриэлу, который подъехал к нему.
– Где моя внучка? – Спросил принц. – Мне уже не терпится взглянуть на неё!
По знаку Гэбриэла леди Изольда, которой передал девочку Иво, чтобы оказаться поближе к Габи, по которой тосковал не меньше, чем Гэбриэл по Алисе, приблизилась к его высочеству, стесняясь своего наряда и своей лошади, и страшно волнуясь. Почему-то при Гэбриэле она совершенно не переживала о своей внешности и своей одежде; у Гэбриэла был дар: люди и не совсем люди чувствовали себя в его обществе комфортно. Они словно чувствовали, что он не замечает ничего лишнего, только их самих, не взирая на одежду и статусные признаки. Но волновалась она зря: его высочество видел только свою внучку.
– Лара! – Произнёс потрясённый принц Элодисский. – Тиберий, взгляни на неё! Лара Ол Таэр, только маленькая и невинная! Не бойся меня, дитя, – он заметил, что девочка готовится заплакать, – я просто рад, просто очень рад тебе…
– А это, – поспешил представить женщину Гэбриэл, – графиня Бродов, леди Изольда, она оказала мне честь и взяла на себя заботу о моей дочке…
– Добро пожаловать в Гранствилл, леди Изольда. – Склонил голову принц. – Вы должны поехать рядом со мной, я хочу поговорить со своей внучкой.
Девочка жалась к няне и искала глазами папочку, поэтому с ними рядом поехал и Гэбриэл. Позади, переговариваясь, ехали Габриэлла и Гарет, который клялся кузине, что понятия ни о чём не имел, да и сам Гэбриэл – тоже. Алиса, которая ехала с ними, молчала, надувшись. Она вновь ревновала. Теперь – своих будущих детей к этой девочке. А что, если теперь Гэбриэлу никто уже не будет нужен?.. У него уже есть дочка! И что останется её детям?!
Девочка очень быстро освоилась и отнеслась к своему дедушке благосклонно. Даже согласилась пересесть к нему, и принц усадил её к себе на седло, дав в руки повод. О степенях родства Вэнни не имела никакого представления, она даже не вполне понимала, что значит папочка и мамочка; для неё новостью было то, что у её папочки был свой папочка, и ещё есть брат, которые, соответственно, являются её дедушкой и дядей, но дедушка ей очень понравился. Она мгновенно, как только дети умеют, влюбилась в него и почувствовала себя принцессой вновь, и даже гораздо в большей степени, чем прежде. Гэбриэл, разрываясь между дочерью, отцом и Алисой, слышал, что Вэнни вновь трещит, не переставая, задавая деду бесчисленное количество вопросов про то, что видела вокруг, чего не понимала и что её интересовало, выклянчивая подарки и напрашиваясь на похвалы. Не успев вернуться в замок, принц был очарован и счастлив, став для Вэнни лучшим другом, лучше родного папочки, который старался избегать её любопытства. Дедушка, напротив, охотно отвечал ей, объяснял, и так серьёзно и подробно!
– У нас и лошадок много, и коровки есть, и курочки, – слышал Гэбриэл, – и ты сможешь с ними играть! Я тебе подарю пони, это такая маленькая лошадка, как раз для маленькой принцессы, и ты будешь на нём ездить!
– А лошадка сильно маленькая? Она похожа на ослика?.. Папочка обещал мне ослика!
– Но принцессы не ездят на осликах!
– А почему?
– Потому, что ослик – это для крестьян и бедных людей, ты же не хочешь, принцесса, чтобы люди смотрели на тебя и ослика, и думали: «Какая бедная девочка, ей, наверное, нечего кушать?», не хочешь?
– А я буду всем говорить, что я хорошо кушаю! – И Гэбриэл переглянулся с Гаретом, усмехаясь. Они въехали в арку барбакана, и копыта коней гулко прогремели в замкнутом пространстве, прерывая все разговоры.
– Ой, как красиво! – закричала Вэнни, очутившись во дворе замка, просторном, вымощенном безупречными каменными плитами, с вазонами из мрамора, в которых пышно цвели алые и белые розы. Слуги забрали лошадей и повели их в боковую арку, за которой скрывались конюшни и псарня; принц же, ведя за руку свою внучку, в сопровождении домочадцев и свиты поднялся по широкой лестнице, объясняя Вэнни, что это – дом его и её папочки, и теперь она тоже будет жить здесь.
– У тебя будет красивая комнатка, – рассказывал принц, – красивые вещи, много игрушек, служанки, собачки, всё, что хочешь.
– А няня Изольда тоже будет со мной?
– А ты этого хочешь?
– Да! – Закричала Вэнни, и леди Изольда улыбнулась от радости: принц кивнул, соглашаясь. Детская для Вэнни была готова: услышав о девочке, принц Гарольд приказал приготовить покои, которые пристроили когда-то к Золотой башне специально для Гарета, оставшегося без матери и брата. Это была круглая башенка с лестницей в Большой Сад, светлая, с солнечной стороны, уютная, отделанная со вкусом и любовью. Девочку и её няню повели туда, чтобы привести себя с дороги в порядок и отдохнуть, а принц тем временем позвал сыновей к себе. По дороге Гарет и Гэбриэл смогли урвать пару минут, чтобы наскоро обсудить, как объяснить отцу наличие у Гэбриэла дочери, и когда отец обратился к нему с вполне ожидаемым вопросом, Гэбриэл ответил:
– Я думаю, отец, это дочь девушки, с которой у меня шесть лет назад была связь. Она служила на кухне, и мы… виделись раза три. Потом об этом узнали… И я её больше не видел. Она была эльдар, очень красивая. Очень красивая. Я думал, Драйвер убил её, но когда увидел Вэнни, то понял, что ей, по крайней мере, дали родить ребёнка.
– Может, она и сейчас жива?
– Нет. Я нашёл Доктора, и спросил и о ней. Он сказал, что её убили. Сразу после родов.
– Боже мой. – Принц на пару мгновений прикрыл глаза рукой, и Тиберий осторожно поставил перед ним бокал с вином. – Сколько же злодеяний на его совести?! Каждая такая новость усугубляет мою вину. Это я позволил ему жить и творить зло. Дважды я сохранил его поганую жизнь, и этим обрёк на смерть многих других… Разве я не больший злодей?!
– Нет. – Возразил Гэбриэл. – Вы были правы. Зло творил он, а не вы. И отвечать за это зло будет тоже он, а не вы. А вы не стали убийцей… Вы же всю жизнь мучились бы виной, если бы убили его!
– Но мучился бы я один! – Воскликнул принц. – Только я, но не все остальные, не твоя мама, не ты, не несчастная девочка, мать моей внучки! Тиберий, необходимо установить плиту в соборе с её именем… Ведь дитя захочет знать про свою маму, не сейчас, так позже. Пусть у неё будет место, куда прийти! Как ее звали, Гэри?
Гэбриэл замер, соображая, какое бы имя придумать, и тут Вэнни заявила:
– Маястина.
– Что? – Удивились все.
– Противный Доктор сказал, что мою мамочку звали Косая Маястина из Лосиного Угла.
– Может быть, Майя Стина? – Тихо подсказал Тиберий. – Так называют девочек датчане из Далвегана.
– Ага. – Согласилась Вэнни. Гэбриэл прикрыл глаза. Он понял, кто была мать Вэнни. Это была его первая девочка, та эльдар с косившими карими глазами.
– Значит, так и напишем: Майя Стина из Лосиного Угла. – Принц Элодисский перекрестился. – И прости меня, Боже, за то, что я возроптал… Ты подарил мне такое чудо: живое воплощение Лары, дитя с её дивным лицом… В Айвэн течёт её кровь, в ней её частичка…
– Такая чудесная девочка! – Подхватил Тиберий. – Такое чудо Божье… Бойкая, милая!
– Ты удочеришь её, – обратился к Гэбриэлу принц, – это решено. Я сам найду ей учителей, сам займусь её воспитанием… Ты ведь позволишь мне это, Гэри? – Обратился он к сыну. – Я просто сам не свой… Это такое счастье! Я не думал, что, обретя тебя, я ещё раз испытаю что-то подобное!
– Конечно, отец. – Гэбриэл в ответ сжал его руки. – Я рад… очень рад. Я, в самом деле, боялся…
– Боялся, что мы не примем её?.. Что кто-то здесь тебя осудит?.. Если кто-то и осудит, сын, не без этого, на каждый роток не накинешь платок, как говорят простые люди, – то только не мы. Не я, не твой брат, и даже не твоя невеста. Девочка очень переживала, но только от того, что ни ты, ни Гарет не предупредили её, и она стала объектом насмешек других женщин.
Гэбриэл побледнел, так заметно вздрогнув, что принц улыбнулся ободряюще:
– Вы помиритесь. Она уже успокоилась, она разумная девочка и очень тебя любит. Мы много обсуждали здесь твою дочь и проблемы, которые могли бы возникнуть с её появлением, и Алиса очень достойно участвовала в этих обсуждениях и отвечала на попытки других дам уязвить её. Но на твоём месте… – Его высочество подмигнул сыну, и тот невесело, но усмехнулся в ответ, про себя ужасаясь и тому, что опять пришлось пережить его бедному Солнышку, и тому, что сейчас его ожидает, – я начал бы с извинений.
И Гэбриэл так и поступил. Алиса ждала его в саду, сидя на качели, прямая, обманчиво-кроткая, бледна, покорна и горда.
– Солнышко! – Гэбриэл опустился перед нею в траву на колени, – бедное моё Солнышко! Что я опять, злодей, тебе устроил, а?! Как ещё у тебя сил хватает меня терпеть? – И Алиса смягчилась, оттаивая: чего-то такого она и ждала.
– Но я не знал, что там у меня дочка есть, это чистая правда. – Гэбриэл взял в руки её ладошки и поцеловал. – Я сам охренел, и до сих пор охреневаю. Так то, у нормальных-то людей, есть полгода там, чтобы прийти в себя, приготовиться, обдумать там всё… А мне как обухом по голове: та-дамм, и готовая дочка, которой уж скоро пять лет! Но оставлять её там нельзя было, ты бы первая меня за это отругала, разве нет?..
– Конечно. – Ответила Алиса с тихим вздохом, услышав который, Гэбриэл сам перевёл дух от облегчения: пронесло!!! – Конечно, ты обязан был забрать её оттуда. Она такая маленькая! И ты же знаешь, как жила я, и подумать только, что бедная девочка была должна пройти через то же самое!
– Хуже. – Помрачнел Гэбриэл. – Доктор её вёз к Сулстаду, извращенцу, чтобы тот…
– Нет!!! – Вскрикнула Алиса, бледнея. – Она же маленькая!!! Она же такая маленькая!!! Гэбриэл?!! – Она была в ужасе, искреннем, настоящем. При всей своей вредности, и ревности, Алиса была доброй девушкой с нежным сердцем, и это сердечко сейчас дрогнуло и заболело при одной мысли о том, что ожидало маленькую девочку… да ещё и дочку Гэбриэла! – Ты чувствовал! – Воскликнула она. – Ты же чувствовал, помнишь, ты говорил мне, что время уходит?! Ах, Гэбриэл, как чудесно, что ты успел и спас её!!! – Она обвила руками его шею. – Я буду очень-очень любить твою девочку, обещаю!!! Она всё-всё забудет, всё плохое, ей никто и никогда не скажет, что её нельзя любить, что она никто!!!
Гэбриэл был так счастлив! Нет, он обожал бы своё Солнышко и в том случае, если бы она не приняла его дочку, и внутренне даже готовился к такому варианту, обдумывая, как жить надвое, ухитряясь уделять внимание и дочке, и невесте. Но лишний раз убедиться, что его Алиса – настоящее сокровище, было так приятно!.. Шепча о том, как скучали, как переживали, и как они друг друга любят, Гэбриэл и Алиса самозабвенно целовались под звуки цикад и музыки из-за стены сада. И были счастливы.
Черногорск, 25 апреля 2018 года
2.
Тот, кто это читает – если я всё-таки дам это кому-то прочитать, – наверное, давно уже догадался, кто я такая и где пишу эти строки. Я не нагоняю туману специально, просто так получилось с самого начала, ведь я писала сама для себя. А я-то знаю, кто я! Я даже не думала, что у меня получится настоящая книга, что я столько вспомню. Мне хотелось высказаться, а главное – мне необходимо убить время равноденственных штормов и невыносимого ожидания. И порассуждать о том-о сём… Я ещё не стара, и даже пожилой меня не назовёшь, но дело, я думаю, не в возрасте, а в опыте, в количестве и качестве пережитого и пропущенного через себя. Я столько видела, столько вынесла, и о стольком узнала! Я знаю цену и злу, и добру. Как и Гэбриэл, я верю, что не стоит искать всё самое важное где-то вовне, за любовью и добротой следует обратиться прежде всего внутрь себя самого. Если его нет там, его нет нигде. Любовь… Она – как музыка. Пока она не звучит, она не существует. Если человек никогда не слышал музыки, ему невозможно ее ни понять, ни представить. Если ты не любишь, любви нет. И пусть вокруг тебя все любят и твердят об этом день и ночь – ты не знаешь любви, её нет в твоём сердце, её нет вообще. Ведь разве не так?.. Некоторые, говоря о любви, утверждают, что это самое прекрасное, что есть на свете, но я не согласна. Это и так, и не так. Любовь и прекрасна, и ужасна; она и создаёт, и разрушает, и возрождает, и убивает. Она под стать сердцу, в котором возникла – дурное сердце и любовь превратит во зло. Есть сердца и души, которые, пылая страстью, разрушают всё на своем пути к вожделенной цели и, в конце концов, губят и то, что любят. Но с чем я согласна, так это с тем, что любовь – это самое сильное, что есть на свете. Сильнее любви, важнее неё нет ничего. Даже те, кто рвётся к власти и богатству, на самом деле, в глубине своей души, вместе с могуществом мечтают обрести главное: счастье. Им кажется, что когда они будут иметь всё, к ним придёт и любовь – не сможет не прийти, ведь они так могущественны и значительны, что их обязательно будут любить, восхищаться, преклоняться и боготворить! Но кто не знает историй о том, как какой-нибудь богач умирает от неизлечимой хвори в окружении лучших врачей, лекарств и зелий, а какой-нибудь безвестный человек выживает после страшнейших ран, потому, что его выхаживала любящая его жена или невеста?! Это истинная правда, я сама была свидетелем таких историй. И врачи потом говорят о чуде и разводят руками, но это не чудо. Мы-то знаем, что это, верно?..