Наталья Свидрицкая
Хроники Нордланда: Кровь Лары
– Спой ту песню, что пел сегодня на площади святой Анны… Только не здесь, а у башни Тополиной Рощи.
Тильда, разумеется, постаралась осторожно предостеречь Марию насчет герцога Элодисского, но девушка ее не услышала. Она была так счастлива и так переполнена впечатлениями и своим удивительным чувством, что слова доброй женщины просто пролетели мимо ее ушей. Она полна была решимости научиться читать, прочесть все книги, что пришлет ей Гарет, стать достойной его, измениться так, чтобы он гордился ею. Научиться быть настоящей дамой, такой, какими были леди в его окружении. Весь остаток дня она не ходила, а парила, а вечером, усевшись у окна, чтобы смотреть на окна Рыцарской Башни, Мария вдруг услышала во дворе прекрасную музыку и голос…
Я пел о богах, и пел о героях,
О звоне мечей и кровавых битвах.
Покуда сокол мой был со мною,
Мне клекот его заменял молитвы… – и радостная улыбка расцвела на ее лице, а на глаза вновь набежали счастливые слезы. Она не знала о не так давно зародившемся в Европе обычае петь серенады под окнами любимых женщин, но какая разница?.. Красоту жеста Гарета она ощутила всем сердцем.
– Я этого так не оставлю. – Пылая гневом и обидой, сообщила своим подружкам Алиса. – Ни за что!!! Он думает, что я его собственность! Вообще не боится, что я куда-нибудь денусь, думает, что никуда!
– Мужчины – они такие. – Мудро покачала головой семнадцатилетняя Юна, грызя пряник. – Безразличные и грубые.
– Я понимаю, у него были причины. – Продолжала накручивать себя Алиса. – Но он мог мне передать хотя бы привет через Гарета, ведь мог бы?! А он вообще обо мне не вспомнил!!! – От возмущения у нее сверкали глаза и горели щеки. – Я знаю, что я сделаю! Я уеду в Июс!!!
– Алиска!!! – Ахнула Юна, Аврора опустила вышивку, а Мина испуганно приложила руку к груди.
– Да! – Тряхнула головкой Алиса. – Вот и посмотрим, как ему понравится, когда он вернется, а меня нет!!!
– Его высочество и герцог тебе не позволят! – Воскликнула робкая Мина, которая никогда в жизни никуда не ходила и не ездила одна, и даже в Гранствилл побоялась бы отправиться. На Алису она смотрела со священным ужасом. И даже бойкая Юна усомнилась:
– Ой, Лиска, ты только грозишься. Ты не посмеешь!
– Не посмею?! – Алиса вскочила на ноги, отряхнула юбку – они с Авророй сидели в траве, две другие девушки – на качелях. – Я прямо сейчас… Роза! Роза!!!
– Госпожа? – Роза прибежала на зов, что-то поспешно пережевывая на ходу и вытирая руки.
– Собирай мои вещи, мы едем в Июс. – Алиса вскинула руки и помахала кистями:
– Собери все нужное, не знаю, что… Мы едем на неделю!!! Нет… На две!!! Девочки, кто-нибудь со мной поедет?
– Ой, Лиска… – Сморщилась Юна. – Я бы с радостью, но… Да не отпустит тебя никто!
– Я поеду. – Невозмутимо ответила Аврора. Тоже встала, отряхиваясь. – Пойду велю Жанне собирать мои вещи.
– Девочки, вы что?! – Испуганно прижала руки к груди Мина, глядя то на одну, то на другую. – Вы это серьезно?!
– Более, чем. – Храбро ответила Алиса. – Я пойду к его высочеству и скажу, что уезжаю. И посмотрим еще, – вновь тряхнула головой, – КАК он меня не отпустит!!!
– Алиса! – Его высочество был так удивлен, что не сразу нашелся, что сказать. – Что случилось? Почему ты не хочешь дождаться Гэбриэла и поехать с ним?
– А почему я не могу поехать, когда сама решила? – Гордо вскинула голову Алиса. – Я пленница здесь?
– Что ты, девочка!
– Тогда что мне мешает?! Я хочу навестить монастырь в Разъезжем, сделать пожертвование, и посмотреть свой дом, что мне мешает?!
– Ничего. – Нахмурился слегка принц Элодисский, поняв, что Алиса и Гэбриэл опять в размолвке. Но понимал он и то, чего, кажется, не понимали его сыновья – Алиса не простая девушка. Она лавви. С ее чувствами и обидами шутить нельзя. Поэтому он мягко попытался уговорить ее подождать Гэбриэла, потом справился, где Гарет, и, узнав, что тот уехал в Гранствилл и неизвестно, когда вернется, с тяжелым сердцем пообещал Алисе достойную свиту. Сборы заняли почти сутки – в те времена любое путешествие, что в другую страну, что в соседнюю деревню, было делом обстоятельным, – и утром Алиса и Аврора, сопровождаемые пятью пажами, тремя служанками помимо Розы, и отрядом кнехтов в количестве двадцати человек, под началом светлоусого великана Гейне, отправились в Июс. Гарет вышел проводить будущую невестку, попытавшись отговорить и обещая, что брат будет в шоке, но Алиса-то именно этого и хотела, потому поцеловала его в щеку, при его помощи уселась в седло своей андалузской лошадки и, страшно гордая своей маленькой победой, и злорадно предвкушающая реакцию Гэбриэла, выехала за ворота. Гарет с Матиасом проводили ее до ворот Блумсберри, и поехали обратно, недоуменно переговариваясь между собой.
Разминулась Алиса с Гэбриэлом совсем немного – чуть больше часа прошло после ее торжественного отъезда, который обсуждал весь Хефлинуэлл, до момента, когда лодья пристала у причала Золотой Горки. Не подозревая об ожидавшем его сюрпризе, Гэбриэл, сопровождаемый Иво, Кину, Марчелло и верным Гором, и руссами, которых пригласил в гости, поднялся в замок, возбужденный и очень довольный собой. Он лучше кого бы то ни было знал, что сделал, от чего они спасли девочек, и – что не маловажно было для него, – знал, как это ударит по Драйверу, который остался без Привоза, без свежего «мяса» и без полновесного золота. Гости, любители девственниц и «особых удовольствий» тоже оставались ни с чем, и Гэбриэла это радовало. Он ненавидел Драйвера и его гостей, давно, бешено, и очень долгое время – бессильно. Забрав Марию и малюток-полукровок, он нанес им ощутимый урон, но несравнимый с тем, что он сделал теперь! И останавливаться на этом Гэбриэл не собирался.
– Гэйб Хлоринг! – Встретил его во дворе Фридрих. – И такой довольный! Как поездка?
– Очень удачно. – Пожимая ему руку, торжествующе усмехнулся Гэбриэл. – Очень! Честно сказать, я здорово нагадил одному своему старому врагу.
– Поздравляю. – Несмотря на недалекость, Фридрих братьям нравился. Он был не особенно умен, мягко говоря. Но при этом был простым и по-немецки честным малым, а так же отличным и отважным бойцом. – Нагадить врагу – это всегда хорошо. – Он говорил с тем же акцентом, что и Тильда. – А куда поехала твоя хорошенькая невеста?
– Поехала? – Слегка, но еще не слишком, удивился Гэбриэл. – В монастырь, к францисканцам, все по поводу своих бродяг и нищих, должно быть.
– А! – Вскинул голову Фридрих. – А мне показалось, что она поехала очень далеко… Тут говорили, что в свой город. Как это называется? Юс?
– Что?! – Рассмеялся Гэбриэл, похлопал Фридриха по плечу:
– Больше слушай сплетниц наших! Чушь какая: Алиса поехала в Июс, а я не знаю! – И, смеясь, пошел к себе.
НО уже через несколько минут ему было не до смеха. Гарет, недавно вернувшийся от ворот Блумсберри, подтвердил: Алиса зла на него за то, что проплыл мимо дома и даже привет ей не передал, и решила таким образом ему отомстить.
– И знаешь, младший, я ее за это не осуждаю. – Заявил Гарет. – Девушка разлетелась ко мне, уверена была, что и ты со мной, а ей такое разочарование! У нее это в голове не могло уложиться: как ты о ней забыл.
– Вот я только советов от тебя не слушал, как мне с невестой своей быть! – Огрызнулся Гэбриэл. – Что ты в этом понимаешь!
– Зато ты отлично разбираешься в этом вопросе! – Не остался в долгу Гарет. – У тебя же целых две…
– Что?! – Повернулся к нему Гэбриэл. Он собирался мчаться вдогонку за Алисой, и нервно развязывал тесемки на сорочке, чтобы переодеться. – Что ты сказал?
– Я сказал, как оно есть, Гэйб. Ты на двух стульях усидеть пытаешься. Даешь Алисе повод ревновать и бояться за свою помолвку, и подаешь надежды Марии…
– Ты был там! – Осенило Гэбриэла. По тому, как Гарет произнес ее имя, по тому, как брат держался, смотрел – Гэбриэл понял достаточно. – Я же просил тебя!!! – Повысил голос, и Гарет вспыхнул. Тоже повысил голос:
– А ты не смей на меня орать!!! – Стукнул кулаком в стену. – В моем герцогстве я еду, куда мне надо! И пошел к черту, если не нравится!!!
– Я просил тебя не трогать ее!!! – Гэбриэл сам не осознавал, что слишком уж близко к сердцу принял поступок брата… Но со стороны было отлично видно, что он вне себя именно от ревности. И это резануло по сердцу Гарета, как нож. – Какого черта, тебе мало твоих шлюх?!! Куда ты лезешь, Мария – не для тебя, ты понял?! Ты понял меня?!
Гарет, вне себя от обиды и гнева, отвесил брату хорошую, качественную затрещину и получил удар в ответ – и такой, что отлетел назад, ударился плечами и затылком о стену и сполз по ней.
– Гарет… – Помертвел Гэбриэл. Так же он убил Локи… – Гарет… – Сделал к нему шаг, все внутри застыло от ужаса. Рухнул на колени, не в силах дотронуться до брата, руки задрожали, предательская дрожь начала сотрясать все тело. – Нет, нет, нет, нет!!! – Вырвалось у него. Если бы Гарет не сморщился, не застонал и не коснулся рукой онемевшей стороны лица, Гэбриэл, наверное, умер бы сам. Брат выругался, сел, прошипел сквозь зубы:
– С-сука… Одуревший от ревности придурок!!! Пошел к черту, пошел к черту, Гэйб!!! Ты достал меня!!! Ясно?! Знать тебя не желаю больше… – С трудом поднялся, придерживаясь за стену – силушка у его братца была оглушительная! В голове шумело, сторона лица, по которой пришелся удар, онемела. Ох, и синяк будет!.. – С бабами своими сам разбирайся… – И вышел, с силой толкнув дверь. Гэбриэл обхватил голову руками.
Когда Иво, встревоженный тем, что Гэбриэл не появляется, чтобы идти к отцу, и не зовет его, зашел к нему сам, он увидал, что тот лежит навзничь на полу, сплетя пальцы сложенных на груди рук, и смотрит в потолок. И лицо его при этом так сильно напомнило его армигеру Домашний Приют и Гора, что стало не по себе.
– Гэйб… – Позвал он тихонько. – Гэйб, что… что случилось?
– Отвали. – Не меняя позы и не отрываясь от чего-то страшно важного на потолке, отрезал Гэбриэл так, что Иво настаивать не посмел. Ушел. А Гэбриэл лежал и просто ждал. Ждал, когда буря в душе утихнет, эмоции улягутся, и он сможет подумать о том, что творится с ним, что он чувствует, что натворил… О себе, об Алисе, о Марии. О брате.
Беатрис и Гага собирали Габриэллу на романтическое свидание с Орри не меньше часа. В белом парике синеглазая чернобровая красавица стала едва ли не красивее, по крайней мере, Беатрис восхищалась многословно и почти искренне, а преданная Гага восторженно кивала, заставив Габи тщеславно покраснеть и возгордиться. Нарядили ее деревенской девицей в праздничном наряде: в белую блузку со шнуровкой на груди, приталенный коричневый жилетик, черную юбку до середины икр, с широкой красной полосой по подолу, в чулки и башмаки, грубоватые для нежной ноги, привыкшей к дорогой удобной обуви, но ни одна из них об этом, естественно, не подумала. Наряд завершил белый чепчик с цветной вышивкой, очень даже кокетливый, из-под которого на грудь свисали две толстые соломенные косы. В этом образе Габи и в самом деле стала хороша едва ли не больше, чем в своих роскошных и безвкусных нарядах принцессы крови. На этот раз девушки не забыли даже такие детали, как драгоценные серьги и кольца, которые могли бы ее выдать или привлечь ненужное внимание. Беатрис все это время снова и снова объясняла Габи, как выйти за Юго-Западные ворота и попасть в сторожку при пасеке, где ее ожидает «влюбленный» менестрель.
– Иди все время по улице, и не сворачивай в переулки! – Поучала Беатрис. – У рынка улица сама повернет налево к воротам, вот пять геллеров, это пошлина… Заплатишь за проход. Выйдешь из города, и продолжай идти по дороге, пока не увидишь квадратную башню с белыми окнами. При башне сторожка… Орвальд встретит тебя там. – Даже она не знала, что это была ловушка. Орри нужен был скандал, с широкой оглаской. Именно с этим его отправил сюда герцог Далвеганский, который часто использовал талантливого и честолюбивого барда в таких целях, особенно там, где дело касалось женщин. Орри не видел в этом ничего недостойного. Для него избалованные богатые сучки все были одинаковы, а о Габи он узнал только плохое, да и сам видел, как эта девушка ведет себя, и как разговаривает. Что же касается Элодиса и Элодисцев, так он родился в Далвегане и любил его. Любил Клойстергем, его улочки и переулки, верфи и набережные, крики чаек, девушек в белых чепчиках и аккуратных передниках, и любил петь в его кабачках и на его площадях. И не задумываясь, служил Титусу Сулстаду, а точнее – Далвегану в его лице. Он восхищался цепким умом, нечеловеческой интуицией и отвагой герцога, который в первый миг произвел на него отвратительное впечатление, но сумел очаровать и приручить. Да, недостатков у Сулстада было не мало, но он хотел главного: процветания Далвегана, а того же хотел и Орри. Интрига с Габи, как понимал ее Орри, была хороша тем, что без войны и крови (для Далвегана) решала множество проблем. Опозоренную Габи, конечно же, Хлоринги поспешат спрятать в каком-нибудь монастыре, и не в Пойме, где к ней не подступишься, а на Севере, поближе к родственникам и друзьям Карлфельдтам. Похитить ее по дороге, под предлогом спасения от монастыря, и уговорить сбежать в Далвеган, Орри считал задачей вполне решаемой. Особенно при помощи агентов и денег Сулстада. Брак Габи и герцога Далвеганского, опять же, по причине скандала и огласки, даже королева будет вынуждена принять и смириться с ним, потому, что в сложившейся ситуации это будет наилучшим исходом. А герцогу на позор девки плевать, ему нужны только ее имя и статус принцессы крови… Которая станет единственной наследницей трона после гибели братьев.
Вот братья Орри нравились – оба. И шикарный Гарет, и мужественный Гэйб. Но такова уж жизнь – на войне, как на войне. И кстати… – Орри, ожидая Габи, наиграл мелодию вчерашней песни. Герцогу не помешает узнать, что у Гарета Хлоринга появилась эльфийская зазноба… Беременная эльфийская зазноба.
А Беатрис придется убить. Сразу же. Пока не проболталась кому-либо, КАК все это было устроено. Но ее Орри было абсолютно не жаль.
Шторм видел в окно, как две девки наряжают Габи, и ревнивое чутье одержимого страстью мгновенно подсказало ему, зачем. Незамеченный ею, он дошёл с девушкой до Кодр, и понял, куда она идёт. Еще раньше он заметил в городе Орри, и на всякий случай проследил за ним до сторожки. Шторм следил за всеми, кто имел какое-то отношение к Хефлинуэллу, и особенно – за теми, кто хоть как-то был связан с Габи. Понял, и дикая ревность захлестнула его. Поколебавшись немного, он уже в воротах обогнал Габи, которая долго шарилась в поисках платы за проход, и скрытно, через небольшой овраг за городским кладбищем, пробрался к сторожке.
И успел услышать, как Орри инструктирует «свидетелей», готовясь к появлению Габи:
– Голую, – говорил он, – обязательно голую нужно застать, и чтобы как можно больше шума было, и свидетелей! Она ряженая, так что нужно грозить ей плетьми и позорным столбом, чтобы себя выдала!
Шторм был далек от сострадания и даже элементарного сочувствия, но Орри с его планами насчет Габи вызвал в нем глубочайшее презрение. Вот же мразь! Такой, каким и представлял Шторм людей: похотливый, грязный, подлый и презренный. Приготовив ловушку для ничего не подозревающей девушки, Орри присел с эльфийской гитарой у открытого окна и, перебирая струны, запел о любви, что в очередной раз покоробило Шторма. Орри же размышлял о награде, которую обещал ему герцог Далвеганский, и мыли эти были до того приятными, что на лице его играла мечтательная улыбка, а пение было, как никогда, прекрасным. Он еще успел уловить краем глаза какое-то движение позади себя, но не успел даже оглянуться – Шторм отточенным молниеносным движением полоснул его ножом по горлу, и пальцы скрючившейся в агонии руки впервые в жизни талантливого, что уж там, барда вырвали из гитары резкий немелодичный звук. Выглянувший из кустов на этот звук нанятый им подельник увидел хлещущее кровью агонизирующее тело, медленно вываливающееся из окна, уловил из тьмы оконного проема блеск красных глаз и, сдавленно крикнув:
– Валим отсюда!!!! – Первым бросился наутек.
Габи подошла к сторожке минут через десять. Так медленно она шла из-за гадской обуви, в которой ее нежным ногам становилось все хуже и хуже, так, что она то и дело останавливалась и ерзала ступнями в грубых башмаках, чтобы хоть как-то уменьшить дискомфорт. Увидев наполовину вывалившееся из окна тело и потеки крови на белой штукатурке, она несколько секунд смотрела на это, не веря своим глазам и даже не зная, что она чувствует и как реагировать. А потом Габи всей кожей ощутила, как кто-то смотрит на нее, и ужас наполнил все ее существо, волной пробежал по телу и заставил рвануться прочь, не глядя и не раздумывая, куда, лишь бы прочь, прочь от крови и смерти, которая смотрела красными глазами из тьмы жуткого окна. Летела, не замечая боли в ступнях, не чуя ног под собою, пока не кончилось дыхание. Прислонившись к какому-то плетню, Габи хватала ртом воздух, пока ее не вырвало.
Наконец, дыхание перестало разрывать грудь и горло, сердце немного успокоилось, и Габи в изнеможении, чувствуя себя разбитой и больной, присела в тени березы. И поняла, что не знает, где она, и где Юго-Западные ворота!
Вообще-то, она была совсем недалеко от них, на околице деревни Омки. Но откуда ей было это знать? Она никогда не была здесь, вообще не знала окрестностей. И не умела ориентироваться на местности совершенно. В ужасе мчась не разбирая дороги, Габи не заметила, как перемахнула мостик через ручей Ом, но теперь почему-то была уверена, что там, откуда она прибежала, никакого мостика не было. А значит, если она хочет вернуться к воротам, ей придется идти в противоположную от моста сторону. Проще всего, наверное, было спросить дорогу у крестьян, которые работали в огородах на другом берегу неширокого ручья, но Габи была слишком спесива для этого. Понимая, что стена слева от нее – это городская стена, она решила идти вдоль нее, и рано или поздно какие-то ворота она найдет – что ворот в Гранствилле несколько, она знала от брата. Поднявшись, отряхнувшись и поправив чепец, она храбро двинулась вперед по дороге, уверенная, что очень скоро доберется до ворот и вернется домой. Скоро дорога раздвоилась – одна ее ветка пошла дальше вдоль стены, другая свернула к главной площади Омок. Поколебавшись у развилки, Габи решила не отдаляться от спасительной стены, и пошла дальше. Справа были старые тополя и ветлы, крыши богатой большой деревни и огромный рукотворный пруд, в котором было бело и пестро от гусей и уток, слева – плетень, огораживающий выпасы вдоль городской стены, на которых паслись коричневые и палевые коровы и телята с глазами ланей и белой полосой по хребту. Утренний ветерок стих, на небе не было ни единого облачка, зной, насыщенный запахами трав и скота, стал таким яростным, что даже воздух сгустился и дрожал над дорогой. Очень скоро Габи ощутила в полной мере все неудобства пешей ходьбы по жаре в неудобной обуви. Это было бы нелегким испытанием и для привычного человека, что уж говорить про изнеженную девушку! Мухи и слепни, которых всегда множество там, где есть скот, так и лезли повсюду, и Габи, чуть не плача от отчаяния и злости, не успевала отмахиваться от них. На стертых в кровь, не смотря на чулки, ногах, она ковыляла кое-как по нескончаемой дороге, несчастная и злая на весь свет. И естественно, виноваты были все, но не она! Виноваты были слуги, у которых госпожа пропала, а ее не ищут, виноваты были Беатрис и Гага, даже кузены были виноваты – не показали ей в свое время окрестности! Крестьяне и редкие путники – враги, про неведомого убийцу и говорить нечего! Жуткая картина то и дело всплывала перед глазами, и Габи начинала быстро креститься и молиться деве Марии и святому Аскольду – все же предок! И в то же время Габи была абсолютно уверена, что с нею обязательно сейчас случится какое-то чудо, и она вернется домой, где помоется, переоденется, отчитает как следует двух дур, толкнувших ее на такой поступок, и забудет этот кошмар, как страшный сон. Иначе просто быть не могло, она ведь не все, она – Габриэлла Хлоринг, принцесса крови, весь мир крутился вокруг нее!
Вариант, в котором Габи сама обращалась к кому-то за помощью, девушка даже не рассматривала. ОНА – и просит о помощи какое-нибудь быдло? Это во-первых. А во-вторых – как она объяснит свой маскарад? И даже если и сможет придумать что-то правдоподобное – ради шутки там, или хотела посмотреть, как живут простые люди, – о свободе можно будет забыть, ее в лучшем случае запрут в Хефлинуэлле и не позволят без охраны и надзора и носа оттуда высунуть, в худшем – отправят в монастырь святой Бригитты, как не раз грозил ей в последнее время Гарет, а совсем в кошмарном – она вернется в Маскарель, к матери. Мама… Мысль о том, как отреагирует графиня Маскарельская на ее приключение, придавала Габи решимости и сил. Она справится сама! Она справится!!! И первая посмеется над собой сегодняшней.
Пока же смеяться как-то не получалось. Когда она наконец-то созрела для того, чтобы обратиться к какому-нибудь прохожему за помощью, дорога вдруг словно вымерла. Наступил полдень, и крестьяне устроились перекусить, женщины отправились на обеденную дойку, а прочие путники, зная, как тяжко путешествовать под полуденным солнцем, когда на дороге с юго-западной стороны даже тени нет, задержались в трактирах или в тени придорожных деревьев, на берегу Ома. Габи изнывала от жары и жажды, и чуть ли не плакала от боли в ногах, а стена все тянулась и тянулась, не подавая никаких признаков близких ворот. Справа тянулся огороженный плетнём овраг, заросший лозняком, в гуще которого журчал Ом, слева – бесконечные выпасы, а сверху, с безоблачного неба, палило безжалостное солнце. Заметив на выпасах группу молодых березок, Габи поняла, что спрячется там от солнца, и плевать на все. Рано или поздно, но ее начнут искать. Может, Беатрис сообразит послать за нею тайно? А не сообразит – все равно. Сейчас Габи была согласна на огласку, на монастырь, на что угодно, только бы все это кончилось, кончилось, кончилось!!!
Когда она подошла ближе, оказалось, что место занято: в теньке расположились с пивом и пирогами двое молоденьких школяров. Как многие мальчишки, они учились на последние родительские деньги, были бедны, как мыши, и веселы, как… как и положено мальчишкам шестнадцати-семнадцати лет. Увидев хорошенькую деревенскую девушку, они толкнули друг друга, вскочили, утирая рты и нагловато скалясь:
– Привет, красивая! Ищешь компанию? Ты по адресу!
Габи замерла. Она уже настроилась на то, что сядет, отдохнет от пекла, остынет, снимет обувь… Но, может, и к лучшему?
– Не скажете ли… – Выдавила она из себя, пытаясь говорить вежливо, – далеко до ворот?
– А тебе какие ворота нужны? – Лениво поинтересовался тот школяр, что был пониже и побойчее, с веснушчатым носом и наглыми серо-зелеными глазами.
– В город. – Поколебавшись, сказала Габи. Откуда ей знать, как называются эти гадские ворота?! Школяр, привстав, потянул ее за юбку, вынуждая присесть:
– да ладно, садись, что ли. Отдохни. Ближайшие ворота там, – он махнул рукой в ту сторону, куда и направлялась Габи. – Пива хочешь? Не нагрелось еще.
Габи никогда не пила пиво. Она и сидр-то, который обожали ее кузены, терпеть не могла. Пиво и сидр, по ее убеждению, были напитками быдла. Но сейчас ей так хотелось пить, что она проглотила противненькое, чего уж там, зато и в самом деле прохладное пойло в пару глотков. Закашлялась:
– Как вы это пьете…
– Эй! – Обиделся второй парень, повыше и посимпатичнее, с правильными чертами лица и светло-карими глазами. – Спасибо бы сказала! – И Габи вновь поперхнулась. Спасибо?.. Она?!..
– Меня зовут Грег, а его – Джо Портянка. – Сообщил конопатый.
– А тебя – Грег-Одно-Яйцо! – Рассердился Джо. – А тебя, красивая?
– Га… – Габи запнулась. И парни тут же принялись хихикать:
– Га? Так и зовут: Га? Привет, ГА! Как дела, Га!!!!
– Придурки!!! – Габи, вспыхнув, попыталась вскочить, но они вновь поймали ее за подол, как-то очень уж настойчиво убеждая присесть обратно. Габи вдруг почувствовала, что их руки начинают больно уж вольничать по ее телу, и вновь рванулась вскочить, и вновь ей не дали, теперь уже недвусмысленно пытаясь ее лапать:
– да ладно ты! – Сопя, пытался навалиться на нее Джо. – Ты нам кое-что должна, за пивко-то…
– Пошел вон!!! – Завопила Габи, ногтями полоснув его по щеке, вырвалась, – парни не посмели так близко к дороге и деревне действовать грубее, – выскочила под палящее солнце, и услышала вслед:
– да и пошла ты! Вали-вали!
– Да, проваливай, шалава!
– Да как вы смеете! – Стиснула кулаки страшно шокированная таким обращением Габи, но в ответ услышала только имитацию ветров и насмешки, от которых лицо ее вспыхнуло, а в груди стало вновь жутко и пусто. Это было чудовищно, этого не должно было быть С НЕЙ! До этого Габи жила в абсолютной уверенности, что является неприкосновенной особой, к которой все обязаны относиться с почтением и поклонением. И вдруг такое хамство… Оно ужаснуло Габи едва ли не больше, чем убийство Орри. Плача и размазывая по вспотевшему лицу остатки грима и слезы, Габи ковыляла по дороге, уже не надеясь ни на что, близкая, как никогда, к настоящей истерике. Выпитое пиво ударило в голову с непривычки и усталости, жара довершала остальное. Габи чуть покачивалась и то и дело оступалась, в голове мутилось. «Нет, это неправда! – Говорил в ней кто-то жалкий и растерянный. – Это не может быть со мною, это неправда!». Почувствовав, что все, она сейчас упадет, Габи наконец-то увидела ворота. И трактир у ворот. Люди у трактира напугали ее, и девушка, приободрившись, постаралась обойти их по широкой дуге, остановилась под презрительным взглядом толстого стражника, обобрала с юбки максимальное количество «собачек», оправилась, и подошла к толстяку.
– Дожили. – Брезгливо разглядывая ее, выпятил губу стражник. – Пьяные шлюхи начали среди бела дня в город через Южные ворота ломиться! Проваливай! Это ворота для чистых людей!
– Что ты сказал?! – Габи вышла из себя. – Да ты знаешь, кто я такая, быдлота?!! Ты знаешь, что с тобой сделают за такие слова?! Да стоит мне брату сказать…
Стражник отвесил ей затрещину, и Габи упала на дорогу у его ног. Все померкло у девушки перед глазами. Ударили ее впервые в жизни; и кто?!.. Медленно, опершись руками о брусчатку, она поднялась под глумливым взглядом стражника, и ринулась на него, как дикая кошка. Неизвестно, чем бы это кончилось и для нее, и для стражника, так как неизбежно прояснилось бы, кто она такая. Но в последний момент кто-то ловко поймал Габи за талию и прижал к себе. Она рычала, шипела, рвалась и тянулась скрюченными пальцами к лицу стражника вне себя от бешенства и отчаяния. Тот отступил, глумливое выражение стерлось с лица:
– Ты совсем охренел, Хант?! Че это за бешеная шлюха у тебя?! Ты того! На поводке ее держи! И проваливайте от ворот!!!
– Леди, леди! – Шептал кто-то в ухо Габи. – Успокойтесь… Ради всего святого, успокойтесь! Вы же не хотите, чтобы весь город сюда сбежался и вас узнали?! – И громко стражнику:
– Девочка лишнего выпила, развезло на жаре… Я заплачу, Смит! Эй! Фью! Носильщики!
Лениво ожидающие пассажиров дюжие парни с портшезом неспешно, лыбясь, подошли к любителю тыквенных семечек Марку Ханту, и тот поспешно усадил задыхающуюся Габи в носилки, задернув шторку.
– Куда? – Спросили лаконично снаружи. Марк выбрался из портшеза, убедившись, что Габи обмякла и просто плачет, и сначала подошел к стражнику. Долго умасливал его, суя в потную ладонь один геллер за другим, потом велел носильщикам следовать на Полевую улицу.
– Не Полевую. – Всхлипнула Габи, когда он уселся в портшез напротив нее. – На Вязов. Я служанка госпожи Беатрис…
– Умоляю, леди, – Марк заботливо отряхивал ее юбку, поправил чепец и дал белый платок. – Я никогда не спутаю леди со служанкой. Но вам не стоит беспокоиться!
Габи наконец заметила, что ее спаситель хорош собой, что у него красивые темные ласковые глаза, прямо-таки излучающие нежность и мужской интерес, и торопливо принялась вытирать лицо, вспотевшее на жаре и раскрасневшееся от слез. А он продолжал:
– Зачем же пускаться в сомнительные авантюры на свой страх и риск, моя леди? Дело житейское, но если захочется чего-то пикантного, вам не нужно будет так утруждать себя и так рисковать, и подвергать себя таким опасностям! Достаточно заказать портшез и сказать: «Для госпожи Эйпл». И вас доставят в безопасное место, где любая ваша прихоть, даже самая безумная, будет исполнена. И все это абсолютно безопасно, никакой огласки, я умею хранить тайны, а кроме меня, никто ничего не узнает. От вас требуется только маска и некоторая сумма… Совсем не обременительная для такой леди! Поверьте, в этом нет ничего противоестественного, знали бы вы, сколько у меня знатных посетителей! И кто!
– И кто? – Недоверчиво спросила Габи. Марк прижал палец к губам:
– Нет-нет! Я – могила! От меня о моих посетителях никто никогда и ничего не узнает!
Не успела Габи очутиться у калитки на мостовой, как к ней ринулись Беатрис и Гага, с ума сходившие из-за ее долгого отсутствия. Особенно напугана была Беатрис, которая понимала, что если придется обратиться за помощью к рыцарям свиты, пока что уверенным, что Габи спит в доме на улице Полевой, то вскроется все – и ее участие в происходящем прежде всего. Габи что, ее пожурят и, может быть, на какое-то время сошлют в какой-нибудь монастырь, а вот она монастырем не отделается!
Едва очутившись за дверью, Габи устроила истерику. Она орала, что они дуры, твари, мерзавки, бесстыжие и бессердечные, заливалась слезами и задыхалась. Помогла только холодная вода, в которую макнула визжавшую принцессу лицом взрослая служанка, нанятая Беатрис следить за домом в их отсутствие. Габи умолкла, и все с ужасом ждали, что она вообще сейчас всех порвет, но девушка сморщилась и тихонько заплакала, после чего Беатрис, служанка и заламывающая от отчаяния и жалости руки Гага повели ее переодеваться и приводить себя в порядок.
Выяснилось, что безжалостное солнце не пощадило нежную белую кожу Габи, и лицо у той сделалось малиновым, и вдобавок, слегка припухло на одну сторону после удара стражника. Самой Габи сделалось совсем дурно. Шок, усталость, солнечный ожог, удар и дрянное пиво – все вместе свалило ее с ног, она через несколько минут уже металась в бреду. Вот тут Беатрис перепугалась по-настоящему.
Школяры, освистав дурную девку, вновь растянулись в траве, жалея, что та оказалась такой неуступчивой. На шлюх денег не было, да, собственно, ни на что денег не было. Допивая пиво и доедая пироги, они рассуждали, задержаться в Гранствилле и подзаработать пару геллеров в порту, или податься на Королевскую дорогу и напроситься к кому-нибудь в попутчики. Из кустов перед ними неожиданно возник совершенно бесшумно высокий светловолосый эльф. Темные глаза его горели настоящим красным огнем, в то время, как лицо казалось почти бесстрастным, словно маска.