Народное творчество Древние российские стихотворения, собранные Киршею Даниловым
Агафонушка
А и на Дону, Дону, в избе на дому На крутых берегах, на печи на дровах, Высока ли высота потолоч[н]ая, Глубока глубота подпольная, А и широко раздолье – перед печью шесток, Чистое поле – по подлавечью, А и синее море – в лохани вода. А у белова города, у жорнова, А была стрельба веретенная, 10 А и пушки-мушкеты горшечныя, Знамена поставлены || помельныя, Востры сабли – кокошники, А и тяжкия палицы – шемшуры, А и те шешумры были тюменских баб. А и билася-дралася свекры со снохой, Приступаючи ко городу ко жорному, О том пироге, о яшном мушнике, А и билися-дралися день до вечера, Убили оне курицу пропашшую. 20 А и на ту-та на драку-великой бой Выбежал сильной-могуч богатырь, Молодой Агафонушка Никитин сын. А и шуба-та на нем была свиных хвостов, Бо́лестью опушена, комухой подложена, Чирьи да вереды – то пуговки, Сливныя коросты – то петельки. А втапоры старик на полатех лежал, Силу-ту смечал, во штаны насрал; А старая баба, умом молода, 30 Села срать, сама песни поет. А слепыя бегут, спинаючи гледят; Безголовыя бегут, оне песни поют, Бездырыя бегут-попёрдовают, Безносыя бегут-понюхивают, Безрукой втапоры клеть покрал, А нагому безрукай за пазуху наклал, Безъязыкова, тово на пытку ведут; А повешены – слушают, А и резаной – тот в лес убежал. 40 На ту же на драку-великой бой Выбегали тут три могучие богатыри: А у первова могучева богатыря Блинами голова испроломана, А другова могучева богатыря Соломой ноги изломаны, У третьева могучева богатыря Кишкою брюхо пропо́роно. В то же время и в тот же час На море, братцы, овин горит 50 С репою, со печенкою. А и середи синя моря Хвалынскова Выростал ли тут крековист дуб, А на том на сыром || дубу крековостом А и сивая свинья на дубу гнездо свила, На дубу гнездо свила, И детей она свела – сивиньких поросяточок, Поросяточок полосатиньких. По дубу оне все разбегалися, А в воду оне гледят – притонути хотят, 60 В поле гледят – убежати хотят. А и по чистому полю карабли бегут, А и серой волк на корме стоит, А красна лисица потакивает: «Хоть вправо держи, хоть влево, затем куда хошь». Оне на небо гледят, улетети хотят. Высоко ли там кобыла в шебуре летит. А и чорт ли видал, что медведь летал, Бурою корову в когтях носил. В ступе-де курица объегнилася, 70 Под шес(т)ком-та карова еицо́ снесла, В осеку овца отелилася. А и то старина, то и деянье.
Садко-богатой гость
По славной матушке Волге-реке А гулял Садко молодец тут двенадцать лет, Никакой над собой притки и скорби Садко не видовал, А все молодец во здоровье пребывал, Захотелось молодцу побывать во Нове-городе, Отрезал хлеба великой сукрой, А и солью насолил, Ево || в Волгу опустил: 10 «А спасиба тебе, матушка Волга-река! А гулял я по тебе двенадцать лет, Никакой я прытки-скорби не видавал над собой И в добром здоровье от тебе отошел, А иду я, молодец, во Нов-город побывать». Проговорит ему матка Волга-река: «А и гой еси, удалой доброй молодец! Когда придешь ты во Нов-город, А стань ты под башню проезжую, Поклонися от меня брату моему, 20 А славному озеру Ильменю». Втапоры Садко-молодец, отошед, поклонился. Подошел ко Нову-городу И будет у тоя башни проезжия, Подле славнова озера Ильменя, Правит челобитья великое От тоя-та матки Волги-реки, Говорит таково слово: «А и гой еси, славной Ильмень-озеро! Сестра тебе, Волга, челобитья посылает». 30 Двою говорил сам и кланелся. Малое время замешкавши, Приходил тут от Ильмень-озера Удалой доброй молодец, Поклонился ему добру молодцу: «Гой еси, с Волги удал молодец! Как ты-де Волгу, сестру, знаешь мою?». А и тот молодец Садко ответ держит: «Что-де я гулял по Волге двенадцать лет, Со вершины знаю и до ус(т)ья ее, 40 А и нижнея царства Астраханскова». А стал тот молодец наказовати, Которой послан от Ильмень-озера: «Гой еси ты, с Волги удал молодец! Проси бошлыков во Нове-городе Их со тремя неводами И с теми людьми со работными, И заметовай ты неводы во Ильмень-озера, Что будет тебе божья милость». Походил он, молодец, 50 К тем бошлыкам новогородскием, И пришел он, сам кланеится, Сам говорит таково слово: «Гой вы еси, башлыки, добры молодцы! А и дайте мне те три невода Со теми людьми со работными Рыбы половити во Ильмени-озере, Я вам, молодцам, за труды заплачу». А и втапоры ему бошлыки не отказовалися, Сами пошли, бошлыки, со работными людьми 60 И закинули три невода во Ильмень-озеро. Первой невод к берегу пришел — И тут в нем рыба белая, Белая ведь рыба мелкая; И другой-та ведь невод к берегу пришел — В том-та рыба красная; А и третей невод к берегу пришел — А в том-та ведь рыба белая, Белая рыба в три четверти. Перевозился Садко-молодец на гостиной двор 70 Со тою рыбою ловленою, А и первую рыбу перевозили, Всю клали оне рыбу в погребы; Из другова же невода он в погреб же возил, Та была рыба вся красная; Из третьева невода возили оне В те же погребы глубокия, Запирали оне погребы накрепко, Ставили караулы на гостином на дворе, А и отдал тут молодец тем бошлыкам 80 За их за труды сто рублев. А не ходит Садко на тот на гостиной двор по три дни, На четвертой день погулять захотелось, А и первой в погреб заглянет он, А насилу Садко тута двери отворил: Котора была рыба мелкая, Те-та ведь стали деньги дробныя, И скора Садко опять запирает; А в другом погребу заглянул он: Где была рыба красная, 90 Очутилась у Садка червонцы лежат; В третьем погребу загленул Садко: Где была рыба белая, А и тут у Садка всё монеты лежат. Втапоры Садко-купец, || богатой гость, Сходил Садко на Ильмень-озеро, А бьет челом-поклоняется: «Батюшко мой, Ильмень-озеро! Поучи мене жить во Нове-граде!». А и тут ему говорил Ильмень-озеро: 100 «А и гой еси, удалой доброй молодец! Поводись ты со людьми со таможенными, А и только про их ты обед доспей, Позови молодцов, посадских людей, А станут те знать и ведати». Тут молодец догадается, Сделал обед про томожных людей, А стал он водиться со посадскими людьми. И будет во Нове-граде У тово ли Николы Можайскова, 110 Те мужики новогородские Соходилися на братшину Никольшину, Начинают пить канун, пива яшныя, И пришел тут к нам удалой доброй молодец, Удалой молодец был вол(ж)ской сур, Бьет челом-поклоняется: «А и гой вы еси, мужики новогородские! Примите меня во братшину Никольшину, А и я вам сыпь плачу немалую». А и те мужики новогородские 120 Примали ево во братшину Никольшину, Дал молодец им пятьдесят рублев, А и за́чили пить пива яшныя. Напивались молодцы уже допьяна, А и с хмелю тут Садко захвастался: «А и гой еси вы, молодцы славны купцы! Припасите вы мне товаров во Нове-городе По три дня и по три у́повода, Я выкуплю те товары По три дни по три уповода, 130 Не оставлю товаров не на денежку, Ни на малу разну полушечку, А то коли я тавары не выкуплю, Заплачу казны вам сто тысячей». А и тут мужики || новогородские Те-та-де речи ево записавали, А и выпили канун, пива яшные, И заставили Садко ходить по Нову-городу, Закупати товары во Нове-городе Тою ли ценою повольною. 140 А и ходит Садко по Нову-городу, Закупает он товары повольной ценою, Выкупил товары во Нове-городе, Не оставил товару не на денежку, Ни на малу разну полушечку. Влажи́л бог желанье в ретиво сер(д)це: А и шод Садко, божей храм сорудил А и во имя Стефана-архидьякона, Кресты, маковицы золотом золотил, Он местны иконы изукрашевал, 150 Изукрашевал иконы, чистым земчугом усадил, Царские двери вызолочевал. А и ходит Садко по второй день по Нову-городу, - Во Нове-граде товару больше старова. Он выкупил товары и по второй день, Не оставил товару не на денежку, Ни на малу разну полушечку. И влаживал ему бог желанье в ретиво сер(д)це: Шед Садко, божей храм сорудил А и во имя Сафе́и Премудрыя, 160 Кресты, маковицы золотом золотил, Местны иконы изукрашевал, Изукрашевал иконы, чистым земчугом усадил, Царские двери вызолачевал. А и ходит Садко по третей день, По третей день по Нову-городу, - Во Нове-городе товару больше старова, Всяких товаров заморскиех. Он выкупил товары в половина дня, Не оставил товару не на денежку, 170 Ни на малу разну полушечку. Много у Садка казны осталося, Вложил бог желанье в ретиво сер(д)це: Шед Садко, божей храм сорудил Во имя Николая Можайскова, Кресты, маковицы золотом || золотил, Местны иконы вызукрашевал, Изукрашевал иконы, чистым земчугом усадил, Царские двери вызолочевал. А и ходит Садко по четвертой день, 180 Ходил Садко по Нову-городу А и целой день он до вечера, Не нашел он товаров во Нове-городе Ни на денежку, ни на малу разну полушечку, Зайдет Садко он во темной ряд — И стоят тут черепаны-гнилые горшки, А все горшки уже битыя, Он сам Садко усмехается, Дает деньги за те горшки, Сам говорит таково слово: 190 «Пригодятся ребятам черепками играть, Поминать Садко-гостя богатова, Что не я Садко богат, Богат Нов-город всякими товарами заморскими И теми черепанами-гнилыми горшки».
Михайла Скопин
Как бы во сто двадцать седьмом году, В седьмом году восьмой тысячи А и деялось-учинилося, Кругом сильна царства московского Литва облегла со все четыре стороны, А и с нею сила сорочина долгополая И те черкасы петигорские, Еще ли калмыки с татарами, Со татарами, со башкирцами, 10 Еще чукши с олюторами; Как || были припасы многие: А и царские и княженецкие, Боярские и дворянские — А нельзя ни протти, ни проехати Ни конному, ни пешему И ни соколом вон вылетити А из сильна царства Московскова И великова государства Росси(й)скова. А Скопин-князь Михайла Васильевич, 20 Он правитель царству Московскому, Обережатель миру крещеному И всей нашей земли светорусския, Что есён сокол вон вылетывал, Как бы белой кречет вон выпархивал, Выезжал воевода московской князь, Скопин-князь Михайла Васильевич, Он поход чинил ко Нову-городу. Как и будет Скопин во Нове-граде, Приезжал он, Скопин, на съезжей двор, 30 Походил во избу во съезжую, Садился Скопин на ременчет стул, А и берет чернилицу золотую, Как бы в не(й) перо лебединое, И берет он бумагу белую, Писал ерлыки скоропищеты Во Свицкую землю, Саксонскую Ко любимому брату названому, Ко с[в]ицкому королю Карлосу. А от мудрости слово поставлено: 40 «А и гой еси, мой названой брат. А ты свицкий король Карлус! А и смилуйся-смилосердися, Смилосердися, покажи милость: А и дай мне силы на подмочь, Наше сильно царство Московское Литва облегла со все четыре стороны, Приступила сорочина долгополая, А и те черкасы петигорския, А и те калмыки со башкирцами, 50 А и те чукши с олюторами, И не можем мы с ними управиться. Я зокладоваю три города русския». А с ерлыками послал скорого почтаря, Своего любимова шурина, А таво Митрофана Фунтосова. Как и будет почтарь в Полувецкой орде У честна короля, честнова Карлуса, Он въезжает прямо на королевской двор, А ко свицкому королю Карлусу, 60 Середи двора королевскова Скочил почтарь со добра коня, Везал коня к дубову столбу, Сумы похватил, сам во полаты идет. Не за че́м почтарь не замешкался, Приходит во полат(у) белокаменну, Росковыривал сумы, вынимал ерлыки, Он кладет королю на круглой стол. Принимавши, король роспечатовает, Роспечатал, сам просматривает, 70 И печальное слово повыговорил: «От мудрости слово поставлено — От любимова брата названова, Скопина-князя Михайла Васильевича: Как просит силы на подмочь, Закладывает три города русския». А честны король, честны Карлусы Показал ему милость великую, Отправляет силы со трех земель: А и первыя силы – то свицкия, 80 А другия силы – саксонския, А и третия силы – школьския, Тово ратнова люду ученова А не много не мало – сорок тысячей. Прибыла сила во Нов-город, Из Нова-города в каменну Москву. У ясна сокола крылья отросли, У Скопина-князя думушки прибыло. А поутру рано-ранешонько В соборе Скопин он заутреню отслужил, 90 Отслужил, сам в поход пошел, Подымавши знаменье царские: А на знаменье было написано Чуден Спас со Пречистою, На другой стороне было написано Михайло и Гаврило архангелы, Еще вся тута сила небесная. В восточную сторону походом пошли — Оне вырубили чудь белоглазую И ту сорочину долгополую; 100 В полуденную сторону походом пошли — Прекротили черкас петигорскиех, А немного дралися, скоро сами сдались — Еще ноне тут Малорос(с)ия; А на северну сторону походом пошли — Прирубили калмык со башкирцами; А на западну сторону и в ночь пошли — Прирубили чукши с олюторами. А кому будет божья помочь — Скопину-князю Михайлу Васильевичу: 110 Он очистел царство Московское И велико государство росси(й)ское. На великих тех на радостях Служили обедни с молебнами И кругом города ходили в каменной Москвы. Отслуживши обедни с молебнами И всю литоргию великую, На великих (н)а радостях пир пошел, А пир пошел и великой стол И Скопина-князя Михайла Васильевича, 120 Про весь православной мир. И велику славу до веку поют Скопину-князю Михайлу Васильевичу. Как бы малое время замешкавши, А во той же славной каменной Москвы У тово ли было князя Воротынскова Крестили младова кнезевича, А Скопин-князь Михайла кумом был, А кума была дочи Малютина, Тово Малюты Скурлатова. 130 У тово-та князя Воротынскова Как будет и почестной стол, Тута было много князей и бояр и званых гостей. Будет пир во полупире, Кнеженецкой стол во полустоле, Как пья́ниньки тут расхвастались: Сильны || хвастает силою, Богатой хвастает богатеством, Скопин-князь Михайла Васильевич А и не пил он зелена вина, 140 Только одно пиво пил и сладкой мед, Не с большева хмелю он похвастается: «А вы, глупой народ, неразумныя! А все вы похваляетесь безделицей, Я, Скопин Михайла Васильевич, Могу, князь, похвалитися, Что очистел царство Московское И велико государство Рос(с)и(й)ское, Еще ли мне славу поют до́ веку От старова до малова, 150 А от малова до веку моего». А и тут боярам за беду стало, В тот час оне дело сделали: Поддернули зелья лютова, Подсыпали в стокан, в меды сладкия, Подавали куме ево крестовыя, Малютиной дочи Скурлатовой. Она знавши, кума ево крестовая, Подносила стокан меду сладкова Скопину-князю Михайлу Васильевичу. 160 Примает Скопин, не отпирается, Он выпил стокан меду сладкова, А сам говорил таково слово, Услышел во утробе неловко добре; «А и ты съела меня, кума крестовая, Молютина дочи Скурлатова! А зазнаючи мне со зельем стокан подала, Съела ты мене, змея подколодная!». Голова с плеч покатилася, Он и тут, Скопин, скоро со пиру пошел, 170 Он садился, Скопин, на добра коня, Побежал к родимой матушке. А только успел с нею проститися, А матушка ему пенять стала: «Гой еси, мое чадо милая, Скопин-князь Михайла Васильевич! Я тебе приказовала, Не велела ездить ко князю Воротынскому, А и ты мене не послушался. Лишила тебе свету белова 180 Кума твоя крестовая, Малютина дочи Скурлатова!». Он к вечеру, Скопин, и преставился. То старина то и деянье Как бы синему морю на утишенье, А быстрым рекам слава до моря, Как бы добрым людям на послу́шанье, Молодым молодцам на перени́манье, Еще нам, веселым молодцам, на поте́шенье, Сидючи в беседе смиренныя, 190 Испиваючи мед, зелена вина; Где-ка пива пьем, тут и честь воздаем Тому боярину великому И хозяину своему ласкову.
Взятье Казанское царство
Середи было Казанскова царства Что стояли белокаменны полаты, А из спал(ь)ны белокаменной полаты Ото сна тут царица пробужалася, Царица Елена Семиону-царю она сон рассказала: «А и ты встань, Семиен-царь, пробудися! Что начесь мне, царице, мало спалося, В сновиденьице много виделося: Как от сильнова Московскова царства 10 Кабы сизой орлишша стрепенулся, Кабы грозная туча подымалась, Что на наше ведь царство || наплывала». А из сильнова Московскова царства Подымался великой князь московски, А Иван сударь Васильевич прозритель, Со темя ли пехотными полками, Что со старыми славными казаками, Подходили под Казанское царство за пятнадцать верст, Становились оне подкопью под Булат-реку, 20 Подходили под другую под реку под Казанку; С черным порохом бочки закатали, А и под гору их становили, Подводили под Казанское царство, Воску ярова свечу становили, А другую ведь на поле в лагире; Еще на поле свеча-та сгорела, А в земле-та идет свеча тишея. Воспалился тут великий князь московский, Князь Иван сударь Васильевич прозритель, 30 И зачел конанеров тут казнити, Что начался от кананеров измена. Что большой за меньшова хоронился, От меньшева ему, князю, ответу нету, Еще тут ли молодой конанер выступался: «Ты великий, сударь-князь московский! Не вели ты нас, конанеров, казнити: Что на ветре свеча горит скорее, А в земле-та свеча идет тишее». Позадумался князь московски, 40 Он и стал те-та речи размышляти собою, Еще как бы это дело оттянути. Оне те-та речи говорили, Догорела в земле свеча воску ярова До тоя-та бочки с черным порохом; Принималися бочки с черным порохом, Подымала высокую гору-ту, Разбросала белокаменны полаты. И бежал тут велики князь московски На тое ли высокую гору-ту, 50 Где стояли царские полаты. Что царица Елена догадалась: Она сыпала соли на ковригу, Она с радостью московскаго князя встречала, А таво ли Ивана сударь Васильевича прозрителя. И за то он царицу пожаловал И привел || в крещеную веру. В монастырь царицу постригли, А за гордость царя Симеена, Что не встретил великова князя, 60 Он и вынял ясны очи косицами, Он и взял с него царскую корону, И снял царскую перфиду, Он царской костыль в руки принел. И в то время князь воцарился И насел в Московское царство, Что тогда-де Москва основалася, И с тех пор великая слава.
Под Канатопом под городом
За рекою, переправою, За деревнею Сосновкою, Под Конотопом под городом, Под стеною белокаменной, На лугах, лугах зеленыех Тут стоят полки царские, Все полки государевы, Да и роты были дворянские. А из да́леча-дале́ча, из чиста́ поля́, 10 Из тово ли из роздолья широкова, Кабы черныя вороны тобуном тобунилися, - Собирались-съезжались Калмыки со башкирцами, Напущалися татарове На полки государевы. Оне спрашивают, татарове, Из полков государевых Себе сопротивника, А из полку государева Сопротивника не выбрали Не из стрельцов, не из салдат-молодцов. Втапоры выезжал Пожарской князь, Князь Семен Романович, Он боярин большей словет Пожарской князь. Выезжал он на вылозку Сопротив татарина И злодея наез(д)ника. А татарин у себя держит в руках 30 Копье вострое, А славны Пожарски(й) – князь — Одну саблю вострую Во рученьки правыя. Как два ясныя соколы В чистом поле слеталися, А съезжались в чистом поле Пожарской-боярин с татарином. Помогай, бог, князю Семену Романовичу Пожарскому! Своей саблей вострою, 40 Он отводил востро копье татарское И срубил ему голову, Что татарину-наез(д)нику. А завыли злы татарове поганыя: Убил у них наез(д)ника, Что не славнова татарина. А злы татарове крымския, Оне злы да лукавые: Подстрелили добра коня У Семена Пожарскова. 50 Падает ево окарачь доброй конь, Воскричит Пожарской-князь Во полки государевы: «А и вы, салдаты новобраные, Вы стрельцы государевы! Подведите мне добра коня, Увезите Пожарскова, Увезите во полки государевы!». Злы татарове крымские, Оне злы да лукавые, 60 А металися грудою, Полонили князя Пожарскова, Увезли ево во свои степи крымския, К самому хану крымскому, Деревенской шишиморы. Ево стал он допрашивать: «А и гой еси, Пожарской-князь, Князь Семен Романович! Послужи мне верою, Да ты верою-правдою, 70 Заочью не изменою, Еще как ты царю || служил, Да царю своему белому, А и так-та ты мне служи, Самому хану крымскому, Я ведь буду тебе жаловать Златом и серебром, Да и женки прелес(т)ными, И душами красными девицами!». Отвечает Пожарской-князь 80 Самому хану крымскому: «А и гой еси, крымской хан, Деревенской шишимары! Я бы рад тебе служить, Самому хану крымскому, Кобы́ не скованы мои резвы ноги, Да не связаны белы руки Во чембуры шелковыя; Кабы мне сабелька вострая, - Послужил бы тебе верою 90 На твоей буйной голове, Я срубил (бы) тебе буйну голову!». Скричит тут крымской хам, Деревенской шишимары: «А и вы, татары поганыя! Увезите Пожарскова на горы высокия, Срубите ему голову, Изрубите ево бело тело Во части во мелкие, Разбросайте Пожарскова 100 По далече чисту полю!». Кабы черныя вороны Закричали-загайкали, Ухватили татарове Князя Семена Пожарскова, Повезли ево татарове Оне на гору высокую, Сказнили татарове Князя Семена Пожарскова, Отрубили буйну голову, 110 Иссекли бело тело Во части во мелкия, Разбросали Пожарскова По далече чисту полю, Оне сами уехали К самому хаму крымскому. Оне день-другой не идут, Никто не проведает, А из полку было государева, Казаки двоя выбрались, 120 Эти двоя казаки-молодцы, Оне на гору пешком пошли, И [в]зошли тута на гору высокую, И увидели те молодцы То ведь тело Пожарскова: Голова его по собе лежит, Руки, ноги разбросаны, А ево бело тело во части изрублено И разбросано по раздолью широкому. Эти казаки-молодцы ево тело собрали, 130 Да в одно место складовали, Оне сняли с себя липовой луб Да и тут положили ево, Увезали липовой луб накрепко, Понесли ево, Пожарского, (К) Конотопу ко городу. В Конотопе-городе Пригодился там епископ быть, Собирал он, епископ, попов и дьяконов И церковных причетников 140 И тем казакам, удалым молодцам, Приказал обмыть тело Пожарскова. И склали ево бело тело в домовище дубовое, И покрыли тою крышкою белодубовою. А и тут люди дивовалися, Что ево тело вместо срасталося. Отпевавши надлежащее погребение, Бело тело ево погребли во сыру землю И пропели петье вечное Тому князю Пожарскому.
