Мора оф Кримс
Мэриан: Начало
Глава IX
Мэриан хочет что-то сказать, но вовремя прикусывает язык, вспоминая слова отца.
– Итак, начну с оглашения списка тех, кто должен сейчас присутствовать здесь, – в голосе судьи звучал оттенок едва скрываемого нетерпения. Наверняка ему самому очень хотелось побыстрее начать.
«Или он давно уже знает, чем закончится суд, или настолько ему нравится его работа…» – говорит маленькая Мэриан, но тут же хлопает себя по лбу рукой.
«Ты забываешь, что мой папа подкупил его. А человек, по-настоящему влюблённый в свою работу, не должен быть падок на деньги, даже на большие деньги», – напомнила ей большая, и маленькой невольно пришлось согласиться.
– Мы рассматриваем дело Мэриан О’Коннор… – начал судья, и, в общем-то, правильно, что всё разжёвывает, зато, наверное, не будет непонятных моментов.
– Америку открыл прям, – прошипела миссис Эллингтон, едва судья успел закончить фразу.
Её слова ударились Мэриан в спину. Девочка даже вздрогнула. Не от неожиданности, не от страха. Какое-то странное, неизвестное ей чувство сковало её всю, словно заморозило разум. Хотелось уснуть, исчезнуть, провалиться сквозь землю, лишь бы не находиться здесь.
А когда Мэриан думала о Джексоне, его жене, суде и обо всём таком, ей сразу на ум приходили разные кровавые картины. Наподобие тех, что возникали у неё в голове тогда, когда Бауэрман описывал момент убийства Эллингтона.
Мэриан слишком часто думала обо всём этом. Настолько часто, что это можно было бы назвать «всегда». Всегда с тех пор, как Мэриан стали называть убийцей.
Судья не обратил совершенно никакого внимания на едкую фразу. Он взял в руки какую-то бумажку, которую Мэриан сначала не заметила, оглядел зал, задержав взглядом на каждом, и начал зачитывать:
– Сейчас я перечислю тех, кто должен здесь присутствовать…
Он замолчал, пробегая взглядом по недлинному списку.
«Что там читать-то?» – слегка раздражённо высказалась маленькая Мэриан, но большая в мыслях шикнула на неё, а-ля «не мешай хоть, раз пользы от тебя ноль».
– Подсудимая – Мэриан О’Коннор, – назвал судья, и Мэриан похолодела. Мурашки забегали по спине, сердце ухнуло куда-то вниз, в животе завязался тугой узел. Даже подташнивать начало. Она сейчас себя чувствовала так, будто на неё смотрит весь мир. Да, точно, будто она пришла в школу с вороньим гнездом на голове, и одноклассницы, девочки из параллельного класса, все остальные ученицы и учителя смотрят на неё. Нет, даже не смеются. А пристально изучают, пытаясь понять, что за причина такая была, что Мэриан пришла непричёсанная в школу.
– Законные представители подсудимой – Серж и Марджери О’Коннор, – продолжил судья. – Свидетельница и по совместительству младшая сестра подсудимой – Мишель О’Коннор, – он замолчал, сделав паузу, будто показывая, что больше из семейства О’Конноров здесь никого нет.
Мишель, когда услышала своё имя, сразу выпрямилась и с гордостью осмотрела зал, мол, я такая важная персона, меня по имени и фамилии называют.
– Эд Гардин, адвокат Мэриан О’Коннор, – бросил судья. Видимо, он считал, что адвокат здесь последнее дело и потому можно с таким неуважением называть его.
– Прошу прощения! – возмущённо поднялся адвокат. – Я Эдгар Дин. Дин – моя фамилия!
Судья смерил его взглядом.
– Хотите сказать, то, что в моём списке зафиксировано «Эд Гардин», Вам ни о чём не говорит?
– Вы неправильно записали, – промычал Эдгар, садясь обратно на скамью.
– Допустим. Так, идём дальше. С другой стороны у нас Амелия Эллингтон – супруга убитого… И её адвокат – Джон Джонс.
Джон в знак приветствия вежливо приподнял шляпу.
«Ну и имечко… Джон Джонс», – с сомнениями произнесла маленькая Мэриан.
«Ты не видишь? Мне сейчас не до имечек, тупица, – зло ответила ей большая. У неё перед глазами так и стояли ошмётки глаза Джексона. – А вообще, да. Как будто из детской песенки», – чуть подумав, согласилась она.
– Список участников завершён, – провозгласил судья. – Обязанность каждого из вас – говорить только правду и ничего кроме правды. Вы имеете право хранить молчание, но и имеете право говорить тогда, когда я спрашиваю вас. Амелия Эллингтон, предъявите подсудимой обвинение.
«Господи, помоги мне», – взмолилась мысленно Мэриан, зажмуриваясь.
Миссис Эллингтон встала с места. Она метала глазами искры, волосы слегка взъерошены.
– Мэриан О’Коннор убила моего мужа. Пусть начнётся суд.
– Значит, миссис Эллингтон предъявляет подсудимой убийство. Подсудимая, понятно ли Вам обвинение?
– Да, понятно, – слегка дрожащим голосом ответила Мэриан, вставая со скамьи. Она старалась не показывать свои страх и волнение, но эмоции всё равно брали своё. Они всегда брали верх над здравым смыслом и разумом.
– Подсудимая, Вы признаёте свою вину? – поднимая глаза на Мэриан, спросил судья бесстрастно.
– Да, – рефлекторно ответила Мэриан, ведь так оно и было. Вдруг понимая, что только что сказала, она сразу исправилась: – То есть нет! Я признаю её, но только в некотором роде. Не полностью.
Она не смотрит на отца, но нутром чувствует, как он проклинает её сейчас.
– Хорошо. Желаете ли Вы выразить своё отношение к обвинению, вынесенному Вам?
– Желаю! – уже твёрже и решительнее сказала Мэриан.
Серж с облегчением выдохнул.
– Слушаю, – судья внимательно оглядел девочку сверху-вниз и снизу-вверх, как бы думая, какое отношение к обвинению может выразить маленькая девочка, может, она вообще даже не поняла, что натворила.
Судье в общем-то было абсолютно наплевать, кто там, что там, зачем… Он пошёл работать в суд потому, что его отец работал здесь, а отец его в свою очередь возжелал, чтобы дорогой сыночек продолжил его дело, чтобы Харрингтон-младший пошёл по стопам Харрингтона-старшего. А Роберт и пошёл. Частично потому, что он вообще никуда идти не хотел. А так отец сказал: «Иди-иди, малыш Берти, продолжи отцовское дело, хоть раз в жизни поступи правильно», и будущий судья безразлично пожал плечами и сделал так, как велел отец.
Уже настоящий судья, пока Мэриан что-то невнятно мычала и собирала в своей голове обрывки фраз в одну-единую речь, был мыслями далеко не тут, не в зале судебного заседания, а где-то на Мальдивах, на курорте, возле океана. Дождливый зимний Лондон совсем не симпатизирует ему, ведь вторая половина суммы денег за то, что он признает эту девчонку невиновной, эти огромные деньги, полученные от отца подсудимой, после суда непременно начнут жечь ему карман, и ему захочется их куда-то потратить. Харрингтон не умеет копить и откладывать на что-то большое, в отличие от своего отца, который после смерти оставил ему в наследство целый дом. Чудо, конечно, что у него есть дом, потому что в отличие от своего сына, прошлого судью никогда не подкупали даже огромные деньги и он вершил настоящее правосудие. Не оправдывал просто так настоящих убийц и не обижал настоящих жертв. Всё было по-настоящему справедливо.
«Ну, папочка, за целую свою жизнь ты накопил только на дом. А я накоплю на несколько таких домов. Пусть и не самым честным образом», – сонно подумал господин судья, по-кошачьи облизываясь и посматривая на блестящие часы на собственной руке.
Мэриан с закрытыми глазами что-то тихо бубнила себе под нос, иногда складывая брови домиком, как если бы разговаривала с кем-то, хмурилась, внезапно замолкала и бормотала что-то дальше.
– Слушаю-ю-ю, – повторил судья, чувствуя, что молчание затянулось, и все ждут, когда заговорит Мэриан.
Девочка открыла глаза. Её лоб разгладился, а лицо приобрело более спокойное выражение. Правда, в глазах всё ещё мелькал страх, смешанный с волнением.
– Я считаю, что вина не полностью на мне. Это же не я, управляемая сильным желанием пролить чью-то кровь, выследила Джексона Эллингтона, нашла его, подстерегла и заколола ножницами до смерти, – при этих словах Мэриан сама поёжилась, хоть она и готовила эту речь ещё с того дня, когда ей в полицейском участке объявили дату суда. А сейчас она лишь её повторяла, но речь, произнесённая детским голосом, отдававшаяся эхом в тихом пространстве зала, словно стала ещё более пугающей. – Это он приставал к нам в нашей машине, это он разбил окно, это он вломился в папин автомобиль. Разве уже за это его не нужно было привлечь к уголовной ответственности? – Мэриан вопросительно посмотрела на судью, замолкнув внезапно.
Судья сначала не понял, что это был вопрос. И, когда заметил то, как Мэриан подаёт ему знак, что нужно ответить, он замялся, на секунду опустив взгляд к поверхности стола, за которым он сидел.
– Да. Нужно было, – коротко ответил он, особо не вдаваясь в подробности. «Поздно уже его. Сейчас нужно тебя. Что мы в данный момент и делаем…» – подумал он.
Пока Мэриан перебирала в голове мысли, чтобы не сказать лишнего, в зале установилась такая тишина, что, казалось, тиканье наручных часов Роберта слышно даже в противоположной стороне зала.
– Это всё, что Вы, подсудимая, хотели сказать? – довольно невежливо осведомился судья, почесав шею там, где у него находился надоедливый воротник рубашки, вызывавший зуд.
– А кто его просил к нам лезть? – дерзко ответила Мэриан. В её голосе нет и намёка на страх, волнение или вообще хоть что-то из того, что она чувствовала, пока не заговорила напрямую с судьёй. – Мы с сестрой даже не привлекали к себе внимания. Да, Мишель? – спросила Мэриан, поворачивая голову к младшей сестре.
– Да! – откликнулась та, чуть топнув ножкой от нетерпения.
– Это правда, Мишель О’Коннор? – из приличия поинтересовался судья.
– Да, – уже спокойнее повторила Мишель. Потому что ей всегда было слегка страшновато разговаривать с чужими ей людьми.
– Приступайте уже к суду, довольно! – завизжала Амелия, и Мэриан неосознанно вздрогнула.
«Какой противный тонкий голос», – закатила глаза Мэриан, косо взглянув на вдову. Если бы взглядом можно было убить, сжечь, испепелить, от Мэриан уже осталась бы кучка пепла, так гневно посмотрела на неё миссис Эллингтон.
– Прошу Вас, Амелия Эллингтон, – мирно произнёс судья, в мыслях посылая всех и вся к чёрту, – дайте ей время, – он сказал это достаточно доброжелательно, чтобы хоть на какое-то время эта Эллингтон успокоилась и села обратно.
«Интересно, если бы у Амелии и Джексона были дети, они выросли бы такими же ужасными людьми, как они, или степень ужасности их детей равнялась бы ужасностям этих двоих, умноженным друг на друга?» – даже самой Мэриан, обладательнице этой мысли, показалось, что эта её мысль слишком спокойная для ситуации, в которой она сейчас находилась.
– Подсудимая, это всё, что Вы хотели сказать? – голос судьи звучал так холодно, что подсознательно этот человек отталкивал от себя, даже если помнить, что он – судья, и ничем никому не обязан. Всего лишь выполняет свою работу. Продавец в магазине не обязан же дарить вкусные иностранные жвачки, которые были очень модными в школе у Мэриан, да и, наверное, не только в её школе. Так и судья не обязан быть добр ко всем.
Ах, знала бы бедняжка Мэриан, что судья сейчас ни на чьей стороне не находится, что он на стороне денег, а не на стороне пострадавшего. Возможно, от этого ей бы стало хоть немного легче…
Мэриан аккуратно смотрит на отца, но так, чтобы никто не заметил их переглядывания. Тот и подмигивает ей, и кивает слегка, всяко показывая, чтобы Мэриан продолжала объяснять, почему на ней нет вины за произошедшее.
Она отворачивается и раздумывает.
Судья устало трёт переносицу и внутренние уголки глаз.
– Джексон Эллингтон безработный, так ведь? Он же кормится воровством и грабежом, – подсказала Мэриан.
– Да, – коротко кивнул судья, одновременно шмыгнув своим большим носом.
– Так почему же Вы думаете, что виновата я, хотя это он полез к нам в машину затем, чтобы забрать у нас что-то, ограбить нас. Почему Вы на его стороне? – недоумевающе спросила она.
– Видишь ли, девочка… – задумался судья, забыв о формальностях, но тут же возвращаясь к уважительно-вежливой форме диалога: – Подсудимая, это же Вы нарушили закон, Вы убили человека. А он пока не успел вам с сестрой ничего сделать.
– Но он разбил окно в машине, – тонко подметила Мэриан.
Судья заломил руки как плохой актёр.
– Он уже мёртв, Мэриан О’Коннор. Его мы уже не сможем осудить. А мёртв он по Вашей вине. И Вы живы…
«К счастью, живы», – поправила его Мэриан у себя в мыслях.
– …потому-то мы и будем Вас судить. Его уже физически невозможно, – с лёгким раздражением объяснил судья.
– Хорошо, господин судья, допустим, – вынужденно согласилась Мэриан. – Тогда что мне нужно было делать в той ситуации? Вот, он разбивает окно. Дальше что? – спросила она, чуть приподняв подбородок в ожидании ответа.
«Какая противная девчонка. Нарушила закон, ещё и умничает тут, – судья скрипел зубами, внутри негодуя. – Суд не должен превращаться в базар, как бы сильно плевать мне не было на всех, находящихся здесь», – напомнил он себе.
– Больше Вы ничего не хотите сказать? – судья так взглянул на Мэриан, что она ясно прочитала в его взгляде: «Нет, Мэриан, ты больше ничего не хочешь сказать».
– Хо… – попыталась возразить она, но её прервали:
– Отлично, тогда мы продолжаем, – громко сказал судья, перекрывая своим густым голосом тонкий писк Мэриан. Харрингтон натянул улыбку и вновь заглянул в свой листок.
«Какое он право имеет перебивать меня?! – возмущённо подумала Мэриан. – Он же не дал мне досказать!» – раздосадовалась она.
– Сейчас мы будем определять порядок исследования доказательств. Сначала опросим подсудимую как человека, который совершил преступление и как главного свидетеля, затем зададим несколько вопросов второму свидетелю, её сестре.
Сейчас все услышали, как Амелия сердито набрала воздух в лёгкие, чтобы возразить, но судья вовремя продолжил:
– Свидетелей у нас только двое, так что, сразу после них мы опросим родителей подсудимой, а затем и супругу убитого, – закончил он.
– Почему меня последнюю?
Звонкий голос Амелии раздался во всем зале, и Мэриан от неожиданности поморщилась. Женщина уже замолчала, а эхо всё ещё раздавалось.
Судья тяжело вздохнул.
– А какой по счёту Вы бы хотели быть? – уточнил он. – Первой? – в его вопросе хорошо слышалась усмешка, и Амелия нахмурилась, её лоб испещрился морщинами.
– Желательно.
– Ну-с, дорогая Амелия Эллингтон, – с полуиздёвкой парировал он, растягивая слова. – Первой у Вас быть никак не получится. Вы и не свидетель, Вы и не мать подсудимой. Вы даже не мать свидетеля.
Миссис Эллингтон нервно поджала губы.
Когда судья понял, что та больше не собирается спорить, зевая, проговорил:
– Мэриан О’Коннор, Вы хорошо ориентируетесь во времени?
– Нет, господин судья, – покачала головой Мэриан. – Я могу только по часам засечь время или понять, сколько осталось времени до чего-то.
– Хорошо. Вы как-нибудь засекали время, начиная с того момента, когда Ваши родители ушли в банк?
– Нет, сэр.
– Допустим. А можете ли Вы сказать хотя бы примерно, сколько времени прошло, начиная с того момента, как Ваши родители ушли, и до того момента, как к машине Ваших родителей подошёл Джексон Эллингтон?
– Около десяти минут. Но я не уверена.
– Вы видели Джексона Эллингтона когда-нибудь раньше или до того, как он к вам подошёл?
– Нет. Впервые я увидела мистера Эллингтона только тогда, когда он приблизился к автомобилю моего отца.
– Как с Вами начал разговор Джексон Эллингтон?
– Он сначала поздоровался, а по… – Мэриан не успела закончить, поскольку судья перебил её:
– Он поздоровался, а Вы что сказали?
– Только я или я и Мишель?
– Без разницы. С Вашей стороны какая была первая фраза?
– Мы промолчали, потому что родители нам не разрешают разговаривать с незнакомцами. Тогда Джексон сказал, что таким девочкам, как мы, невежливо оставлять вопросы без ответа. В ответ на это я извинилась и вежливо указала причину, почему мы промолчали. Потому что нам с сестрой нельзя говорить с незнакомыми нам людьми.
– А дальше что?
– Он спросил, где наши родители. Я отказалась ему отвечать, и тогда он сказал, что и так знает, что они в банке. Ещё он уточнил, что следил за нами.
– Это интересно, – задумался судья.
Когда в зале повисло молчание, Мэриан поняла, что судья ждёт, когда О’Коннор продолжит свой рассказ.
– После этого Джексон Эллингтон потребовал открыть машину. Я отказалась. Родители, уходя, оставили моё окно не до конца закрытым. Там была щель, в которую можно спокойно просунуть руку. И, к сожалению, Джексон Эллингтон воспользовался этой возможностью.
Мэриан вздохнула.
– Ясно, – кашлянул судья. – Что Вы сделали в ответ на это?
– У нас в машине были ножницы, которые мы купили в канцелярском магазине до того, как заехали в банк. Когда он просунул руку, я ударила его по… – голос девочки задрожал. В горле встал ком, а ресницы затрепетали. Этой заминки, хоть она и продолжалась всего несколько секунд, хватило, чтобы все в зале поняли, что Мэриан на грани слёз. – Я ударила его концом ножниц в руку, тогда он её отдёрнул, – она внезапно замолчала, подбирая слова. – Я ударила его не потому, что хотела навредить ему, а потому, что мне было страшно за себя и Мишель…
– Продолжайте, – требовательно сказал судья. – Мы позже поговорим о Ваших мотивах, а сейчас Вам нужно рассказать, как всё происходило, не вмешивая сюда Вашу точку зрения.
– Он резко вытащил руку из щели, потом исчез, и какие-то мгновения я его не видела. А сразу после этого я услышала треск разбитого стекла. Он разбил окно с моей стороны камнем с земли, просунул руку и открыл дверь. Дальше он залез к нам с моей стороны, потянулся ко мне. У меня в руках были ножницы, и я, закрыв глаза, попыталась отбиться наощупь. Мне было страшно и противно, я даже не хотела смотреть на него. Казалось, что если я закрою глаза, то он просто исчезнет. Я поддалась этому желанию, – закончила Мэриан. Она давила из себя слова, стараясь не расплакаться, но в глазах стояли слёзы.
Мэриан сморгнула, и блестящая прозрачная капля, в которой отражался яркий свет с потолка, упала с уголка глаза на щёку. Слеза покатилась ниже, но девочка поспешно слизнула её, затем рукавом вытирая мокрую дорожку.
Она старалась не вспоминать обо всём этом, не думать о Джексоне и совершённом ею преступлении. Не потому, что не чувствовала себя виноватой и отчаянно не хотела признавать вину.
Она чувствовала. И признавала.
И прекрасно знала, что она – убийца. И мысль об этом пожирала Мэриан изнутри, оставляя после себя пустоту. После воспоминаний о Джексоне она чувствовала себя опустошённой, совершенно обессиленной. Ничего не хотелось. Хотелось только выключить мозг, перестать думать. И только какое-то яркое событие, происшествие или идея могли заставить её переключиться на что-то другое.
Мэриан не намеревалась плакать в зале суда, но слёзы будто сами начали капать и она никак не могла это контролировать.
– Спасибо, достаточно, – коротко поблагодарил её судья, жестом разрешив сесть обратно на скамью.
Мэриан выдохнула, попытавшись расслабиться, но получился какой-то жалкий всхлип. Сердце даже как-то закололо.
– Ты чего сырость развела? – зло шепнул отец.
– Я по-другому не могла, – нелепо попыталась оправдаться Мэриан тихим голосом, чуть разведя руки в стороны. – Я случайно, я не хотела.
– Всё, сиди уже, молчи, – прервал её отец, поправляя галстук.
– Мишель О’Коннор, теперь Вы, – уже более доброжелательно сказал судья, понимая, что будет говорить с совсем ещё ребёнком, да ещё и ни в чём не виноватым. Это же той уже тринадцать, да она ещё и подсудимая, не без греха, а эта… младшенькая… что с неё взять.
Мишель встаёт и сладко потягивается, явно засидевшись.
– Итак, Мишель, что ты можешь мне сказать? – максимально спокойно и дружелюбно спросил судья, сцепив руки в замок. Он напряжён, и ему тяжело даётся слишком вежливое общение со всеми. А с детьми ещё сложнее. С ними нужно ласково.
– А что сказать? – удивилась Мишель. – Мэриан всё правильно сказала. Но я вообще так была перепугана, что уже не помнила ничего, и только когда Мэриан начала вспоминать, я тоже вспомнила, – простодушно ответила она. А затем вкрадчиво произнесла: – Мне было страшно. Очень.
– Ну, Мишель, может быть, ты… Вы… – Роберт запинается, не совсем понимая, как нужно обращаться к свидетельнице. – Ты что-то помнишь… помнишь что-то ещё?
– Я помню, как на подоле моей светлой юбки были красные капли крови, когда Мэри ударила Джексона. Не в руку, а когда он уже залез к нам, – Мишель вздрогнула и часто задышала.
– Хорошо, – сомневаясь в том, что это действительно «хорошо», ответил судья. – Больше ты не можешь мне ничего сообщить, Мишель?
– Нет, – она сдула упавшую на глаза чёлку.
– Может быть, ты что-нибудь вспомнишь ещё? Подумай хорошенько, Мишель, – почти просил судья.
– Простите, – пискляво извинилась Мишель. – Нет. Но я знаю, что моя сестрёнка точно-преточно не хотела его убивать. Она просто защищала нас. У неё не было плохой цели, – по-детски неловко, смущённо и слегка растерянно вступилась она за сестру, и Мэриан сморгнула снова набежавшие в уголках глаз слёзы.
Если человек на шестьдесят процентов состоит из воды, то Мэриан сейчас на сто процентов состояла из любви к Мишель и ненависти к себе из-за того, что позволяла себе иногда кричать на милую Мишель, оскорблять её, зло подшучивать, издеваться над ней. Когда под ложечкой засосало и беспокойный узел в животе затянулся ещё сильнее, она пообещала самой себе, что постарается больше никогда не относиться к Мишель плохо. Но поняла, что, если однажды Мишель начнёт вести себя плохо, Мэриан придётся нарушить собственное обещание, а Мэриан очень честная девочка, которая не любит нарушать клятвы. Поэтому она поклялась себе постараться больше никогда не обижать Мишель.
– Хорошо, Мишель, спасибо, – судья старается улыбаться девочке, но его улыбка от неискренности выходит какой-то злой и угрожающей, превращаясь в ухмылку.
– Спасибо, – отвечает Мишель, плюхаясь на скамью так, что сиденье пошатывается на кривых ножках.
– Серж и Марджери О’Коннор, – объявляет судья и, видя, как Серж встаёт, готовясь ответить, жестом руки останавливает его. – Нет надобности вставать, сэр.
Судья чешет большой нос и медленно моргает, очевидно, раздумывая.
– Скажите, сэр, – судья медлит, и Серж вопросительно приподнимает одну бровь. – Ваша старшая дочь когда-нибудь проявляла жестокость к живым существам?
«Довольно странный вопрос», – так посчитал не только Серж, но и всё семейство О’Коннор. Правда, ни один член семьи не признался в этом никому.
Серж поджал тонкие губы.
– Нет, никогда, – честно ответил он. – Мэриан даже не ругается с младшей сестрой. Все конфликты сводит на нет, очень послушный ребёнок, – а вот это уже было откровенной ложью, и Серж прекрасно знал, что Мэриан – ребёнок намного хуже Мишель, что обычно именно она провокатор скандалов, совершенно непослушная девчонка. Но свобода дочери и репутация семьи главнее. Чтобы никто потом не шептался за спиной, мол, он вырастил убийцу, нужно добиться признания, что на Мэриан нет вины. А дабы её признали невиновной, нужно, соответственно, врать, что она просто ангел, пусть все поверят в то, что она действительно хорошая и добрая девочка, даже если она таковой и не является. Смерть Джексона – чистая случайность, несчастный случай, Мэриан и сама не хотела его убивать. Да, именно так все и должны думать… Каждый, абсолютно каждый должен посчитать так, даже если сам Серж так не считал. – У Мэриан много друзей, одноклассницы любят её и… – Серж решил продолжить рассказывать о том, какая Мэриан прекрасная и однозначно положительная, надеясь убедить судью вынести вердикт, гласящий о её невиновности.
«Вот закончится суд, скажут, что Мэриан не виновата, и я задам ей трёпку, уж она, гадина такая, на своей шкурке почувствует, как тяжело мне сейчас даётся это всё», – гневно подумал Серж, параллельно придумывая, что бы ещё такого понаплести.
– Мэриан нравится жестокость? – перебил судья Сержа, не желая ждать целый час, пока ему в подробностях опишут всю жизнь этой девочки.
Мужчина опешил. Он сначала открыл рот, чтобы всё отрицать, но потом закрыл, так и не понимая, при чём здесь это. Серж полагал, что вопросы на судебном заседании будут более адекватными.
– Господин судья, что за странные вопросы у Вас… – скривилась Марджери, проводя языком по верхней губе. – Наша Мэриан – чудесный ребёнок. Мы никогда не замечали за ней каких-то вспышек гнева, резких перепадов настроения, вспыльчивости, беспричинной злобы, жестокости. Она даже не думает о таком. Мэри отлично учится, помогает своей младшей сестре во всём, дружит со всеми своими одноклассницами, – подхватила она песенку супруга.
Серж быстро закивал головой.
Немного подумав, судья утвердительно хмыкнул.
– Возражаю! – вскрикнул вдруг Джон Джонс, соскочив со скамьи. Все присутствующие, даже сама Амелия, резко обернулись к нему. Миссис Эллингтон с трепещущей внимательностью взглянула на Джона, ожидая, когда он заступится за неё.
Джонс тыкнул трясущимся от волнения пальцем в Мэриан, и та недоуменно нахмурилась.
– Да, сэр Джонс? – спокойно спросил судья, сложив руки на столе.
– Когда Вы уже перейдёте к обвинениям? – недовольно спросил Джонс, и миссис Эллингтон обречённо вздохнула: это не то, что она ожидала услышать.
«Мне явно следовало не экономить на адвокате», – миссис Эллингтон с раздражением закрыла глаза, чувствуя, как её позиция трещит по швам, хотя изначально была полностью уверена в том, что эту идиотку признают виновной.
– Подождите, Джон Джонс, не торопитесь так. Сейчас мы только собираем факты, а судебные прения будут позже, – пояснил судья и жестом указал ему сесть.
Миссис Эллингтон дёрнула за пиджак неудавшегося адвоката, и тот тяжело опустился на скамейку.
– Я засужу и тебя, – гневно прошептала она. – Засужу за то, что не выполняешь свою работу, хотя денег тебе уже дали прилично, – сказала она, зная, что нашла себе самого дешёвого защитника, потому что на «подороже» у неё попросту не было денег. Ведь главного добытчика убили, и теперь как-то зарабатывать нужно ей самой. Она ведь одна осталась в целом мире. Теперь даже без мужа.
– Дайте мне ещё шанс, – Джонс складывает руки в молебном жесте. – Я ещё исправлю ситуацию, вот увидите, – обещает он, но та не особо-то верит ему.
– Если проиграю, я заберу обратно деньги, что дала тебе, потому что суд-то не выигран. А, значит, ты тут зря сидел. Раз зря, то ты просто так деньги получил. А деньги мне и самой нужны, – бросает она, но её последние слова заглушает громкий голос судьи:
– Значит… Мэриан О’Коннор не была замечена в какой-либо жестокости или плохом отношении к кому-нибудь, – протянул он. – Иными словами, предпосылок к убийству не было, – сделал вывод судья, однако прозвучало это больше как вопрос.
– Да, – в голосе Сержа слышалась неуверенность, потому что он не понял – задал ему судья вопрос или это были больше мысли вслух.
– Хорошо. Скажите, а когда Вы подъезжали к банку, видели ли Вы кого-нибудь поблизости или самого Джексона?
– Никак нет. Парковка была совершенно пуста.
– Когда Ваша жена и Вы сам вышли с банка и пришли к машине, как выглядела Мэриан? Имеется в виду, какие эмоции были на её лице?
– Она была чрезвычайно напугана. Мэриан молчала и не говорила ни слова до самого нашего приезда в участок. Только там её удалось разговорить. Когда мы с Сержем пришли, Мэриан словно застыла. Глаза были широко раскрыты, а сама она вся побледнела, даже губы едва ли не синие, – ответила за супруга Марджери, пока тот вспоминал.
Мэриан в очередной раз порадовалась, что сейчас спрашивают не её, потому что она устала каждую секунду волноваться и придумывать ответы на вопросы, которые ей задают. Во время диалога с судьёй ей приходилось сдерживать и контролировать себя и скорость речи, потому что совершенно точно, как знала, если она бы начала тараторить, ей пришлось бы повторять одно и то же, потому что из её лепета судья бы вряд ли что-то понял, а ещё была огромная вероятность того, что она начнёт заикаться, а она очень стеснялась этого. Заикание вкупе с картавостью были воистину ужасным сочетанием.
Зато миссис Эллингтон сейчас сидела как на иголках, потому что её действительно беспокоил факт того, что её не спрашивают и не дают высказаться.
Родителей ещё долго-долго о чём-то спрашивали, но Мэриан больше не могла уловить нить разговора с судьёй. Хотя все слова по отдельности ей были совершенно понятны, но в единую фразу они складываться не хотели, как и обретать цельный смысл, а не звучать невнятными кусочками, которые яркими вспышками проскакивали у Мэриан в мозгу, ослепляя маленькую Мэриан, которая тоже ничего не понимала.
Наверное, Мэриан так трудно было вникнуть в разговор взрослых, потому что девочке постоянно чудился ужасный Джексон Эллингтон на месте судьи, а она отчаянно отгоняла от себя эти мрачные образы. И вся внимательность уходила на это, потому-то её и не хватило на участие в разговоре.
– …благодарю вас, Марджери и Серж О’Коннор, – судья кивнул головой.
Миссис Эллингтон заправила некрасиво торчащую прядь волос за ухо, готовясь отвечать. Она даже встала со скамьи и сверху-вниз окинула присутствующих гордым взглядом, мол, сейчас я вам покажу, кто тут жертва.
– Уважаемая Амелия Эллингтон, – будто бы с насмешкой произнёс судья, но сама миссис Эллингтон приняла это обращение за чистую монету, ещё выше вздёргивая нос, отчего более-менее пришедшей в себя Мэриан стало даже немножко смешно. – Скажите, кем работал Ваш муж?
На слове «скажите», ещё толком не дослушав вопрос, она уже раскрыла накрашенные дешёвой розовой помадой губы и набрала полные лёгкие воздуха, но остановила себя в последний момент.
Ей нечего сказать, ведь он нигде не работал. Они жили на украденные им деньги и деньги, полученные в ломбарде в обмен золото, которое Джексон отбирал у людей.
– Он работал… – разум говорит миссис Эллингтон: «подожди, подумай ещё», но желание что-то срочно сказать оказывается сильнее здравого смысла. – Джексон работал… – она мнётся, но тут же с уверенностью говорит: – В автосалоне он работал.
Наступает тишина, от которой ей становится чуточку тошно.
Нет, не чуточку, а очень даже тошно, и подкатывающее к горлу неприятное чувство только усиливается с каждой новой секундой, в которую никто не издал ни единого звука.
Судья наконец кашляет, и тошнота будто отступает. Миссис Эллингтон с облегчением вздыхает, но тут же становится ясно, что зря, совершенно зря она расслабилась и успокоилась.
– Очень жаль, Амелия Эллингтон, но это ложь. Ваш супруг нигде не работал.
– Его просто не успели официально оформить! – визгливо воскликнула она, взмахнув руками. – Не успели!
– Быть такого не может. Сначала человека оформляют на работу и только после этого ему обозначают его первый день, – сухо пояснил судья.