Михаил Владимирович Поборуев
По ту сторону обычного
Случайная встреча
Холодный осенний ветер затруднял дыхание, швырял в лицо острые капли дождя. На работу идти не хотелось совершенно. Дома остались такие родные дети, любимая жена. Да, они тоже скоро разбегутся на работу, в школу, в институт. Но останется их тепло. Еще не так давно до пенсии Александру оставалось чуть меньше трех лет. А теперь вот почти восемь. Слуги народа позаботились… Где-то в глубине души Александр сознавал, что до пенсии он не дотянет. И от этого еще сильнее хотелось остаться дома, с действительно дорогими людьми, а не тратить время впустую на опостылевшей работе.
– Добрый день!
Миловидная, чуть полноватая, но по-спортивному подтянутая, и от этого еще более привлекательная девушка преградила путь.
– Я Виктория.
– Очень приятно. Я Александр… Владимирович… – Представился Александр.
– Я знаю. – Отозвалась Виктория. Александр удивленно вскинул брови. – Я Виктория. Трофимова.
Трофимова Вика. Как давно это было… Тридцать? Тридцать пять лет? Саша вез новорожденную Вику в коляске, рядом шла, держась за его руку, Ксения в практически прозрачном летнем платье известного бренда на голое тело. Неповторимое сочетание огненно рыжих волос и бездонных синих глаз сводило парня с ума. В парке в будний день тихо и безлюдно, высокая трава отлично скрывает и коляску со спящей Викой, и Сашу с Ксюшей…
Александр помотал головой, стряхивая воспоминания.
– Что-то случилось? – Александр смотрел в карие, почти черные, как у него, глаза.
– Нет, ничего. Просто разбирала вещи мамы и нашла ее записную книжку и твою фотографию.
– Вещи мамы?
– Да. Ее нет уже больше года.
– Прости, не знал.
– Ничего. Конечно не знал. И я решила, что ты должен знать. Троекуровское, участок семнадцать Б.
Виктория вскинула голову, намереваясь уйти.
– Это все? – Александр не знал как себя вести, что говорить. Но отпускать девушку вот просто так почему-то не хотелось.
– Думаю, да. – Голос Виктории не был ни жестким, ни злым. Никаким он был. – Давай смотреть правде в глаза. Ты для меня чужой. Я для тебя тоже. Мама не сделала то, что не сделала. Это ее выбор. Ты сделал то, что сделал. Это твой выбор. Я никого не виню. Мамы больше нет, нас ничто не связывает. Так что извини. Мне пора.
Виктория развернулась и уверенными спокойными шагами направилась к метро. "У нее все будет хорошо" – решил Александр. – "Ей было нелегко, но это ее закалило. Она со всем справится".
Александр еще долго стоял на остановке, не обращая внимания на усилившийся дождь и ветер, осмысливая произошедшее. Вика права. Отец не тот, кто родил, а тот, кто вырастил. Но это было не его решение…
Троекуровское, семнадцать Б.... С памятника на него смотрела привлекательная кучерявая блондинка, похожая, очень похожая на Ксению. Но чужая. Тогда, треть века назад, Саша ждал несколько долгих, полных мучительных надежд и сомнений лет. Ждал, что Ксюша, наконец, решится… Напрасно… Наверное, они всегда были чужими друг другу. Даже несмотря на Вику. Александр положил две гвоздики, развернулся и пошел к выходу. Пошел туда, где его ждут, где любят, где понимают. К тем, кто его никогда ни за что не оставит и кого он никогда ни за что не оставит…
Деревенские зарисовки. Эпизод 1
Петровна закипятила самовар, расставила на столе чашки, достала банку варенья.
– Давай, Федотка, вылезай, чаевничать будем. – негромко позвала старушка.
Федотка вылез из-за печки и плюхнулся за стол поближе к самовару. Почему из-за печки? Да потому, что Федотка – домовой. Такой же древний, как и Петровна. Видавший виды стул заскрипел под почти невесомым домовым, Федотка опасливо покосился.
– Ничего, ничего, он покрепче нас с тобой будет! – Петровна разлила чай по чашкам, поставила перед домовым.
– Все-таки жаль, из старого-то самовара чай вкусней был…– вздохнул Федотка, уминая хлеб с вареньем. Петровна согласно кивнула. Ей и самой больше по душе был чай из старинного закопченого самовара, пахнущий дымком и шишками. Но тот самовар давно прохудился и внуки подарили бабушке современный электрический. От чайника Петровна наотрез отказалась, самовар, хоть и электрический, все же роднее как-то…
– А все ж таки хорошие они у тебя. – Домовой довольно откинулся на спинку стула, напившись дымящегося чая. – Вон, за домом следят исправно, крышу надысь починили, молодцы.
Домик у Петровны и правда был ухоженный. Старый, как и хозяйка, но такой же крепкий и надежный. Дети и внуки регулярно приезжают проведать старушку, починить необходимое, помочь по хозяйству.
– Хорошие, хорошие. – Добродушно проворчала старушка. – Только не нужен он им, они в городах своих осели, у них ынтяресы другие совсем. Вот доживем мы с тобой свой век, и все, продадут.
– Ну, коли продадут, тоже неплохо. – Утешал хозяйку Федотка. – Лишь бы не бросили. А хороших хозяев я выберу, негодных отважу, я уж это умею, не сумлевайся!
Так за разговорами скоротали вечер. Солнышко попрощалось до завтра, в окно несмело заглянул молодой месяц. Федотка помог убрать со стола, поблагодарил хозяйку и исчез за печкой. Телевизор, как и электрочайники, Петровна не любила, а потому не имела. Она зашторила окошки и, кряхтя, взобралась на печку. Завтра будет новый день, новые хлопоты, новые разговоры…
Деревенские зарисовки.
Эпизод 2
– Валька, давай сюда! Тут лестница совсем целая!
Валька подошла к приятелю.
– Тьфу-ты, крепкая, даже не интересно.
Валька и Тема, местные сорви-головы, уже облазили всю округу в поисках приключений. Каждый овраг, каждая задворка и брошенный коровник уже были исследованы юными сорванцами. И вот они добрались до этого дома. Дом был практически новый, совсем недавно построенный, но не обитаемый и уже обретший дурную славу – говорят, кто-то слышал ночами жуткие завывания, доносившиеся из него. Ребята обшарили первый этаж и, не обнаружив ничего интересного, поднялись на второй по начинавшей слегка поскрипывать винтовой лестнице. Здесь тоже было пусто, хозяева даже не завезли мебель. Луч закатного солнца, просочившись сквозь грязное окно, игрался пылью в небольшой душной комнате. Тема отворил дверь на небольшой балкончик с резными перилами и поманил подругу. Небесное светило мягко садилось за ближайший лесок, раскрашивая верхушки елок в какой-то ржавый цвет. Ребята любовались закатом, вдыхая вечернюю свежесть. Солнце совсем скрылось за елками, небо стало синеть и темнеть.
– Ну что, пойдем? – разочарованно спросила Валька. – Нет тут ничего интересного. Болтают чушь всякую, дом как дом.
Друзья бросили последний взгляд на лесок, развернулись, собираясь спускаться обратно, и застыли на месте. В дверном проеме белесым плотным туманом молчаливо колыхался призрак. Ребята попятились и уперлись спинами в перильца балкончика. Призрак не двигался, лишь едва заметно подрагивал, словно на ветру.
– Придется прыгать. – прошептал Тема.
– Высоко. – засомневалась Валька, но, похоже, выбора у ребят не было.
– Я первый, поймаю тебя. – Заявил Тема. – Похоже, он не может выйти наружу, так что не бойся.
Тема аккуратно перелез перильца, повис на руках и легко спрыгнул на мягкую землю.
– Давай, ловлю! – громким шепотом позвал он соучастницу. Валька глянула вниз, вздохнула и полезла через перила. Очутившись на земле, ребята припустили по деревенской улице. Сзади послышался жуткий, леденящий душу вой.
Призрак незаметно следовал за ребятами с момента их появления в доме. Ребята казались ему смелыми и добрыми, но он все не решался показываться им на глаза, боясь напугать. Опасения призрака оказались не напрасны, он с горьким разочарованием смотрел как ребята сверкают пятками, улепетывая от заброшенного дома. Призрак сам не помнил как и почему он тут оказался. Он очень хотел с кем-нибудь подружиться, он так надеялся, что хоть кто-то не испугается и сможет найти способ пообщаться с бестелесным и немым духом. Призраку было тоскливо и одиноко. Пронаблюдав за ребятами до поворота, призрак горько разрыдался во весь свой жуткий голос…
Деревенские зарисовки. Эпизод 3
Мышонок прогрыз дырку в картонке и принюхался. Вроде все тихо. Он еще поработал острыми тонкими зубками и вывалился в избу. Кошками не пахло, можно было спокойно обследовать дом. Впрочем, людьми и их едой тут тоже не пахло. А пахло сыростью, плесенью, запустением. Сзади что-то грохнуло, напугав мышонка до полусмерти. Он подскочил чуть ли не на метр, разворачиваясь в воздухе. Старая доска совсем прогнила и упала с потолка, едва не прищемив глупому мышонку хвост. С минуту мышонок приходил в себя, потом снова принюхался. Нет, ничем интересным тут не пахнет. Кажется, дом заброшен уже сто лет, хозяева тут явно не появлялись очень давно. Да что там хозяева, и домового-то уж не видать. Нечего домовому тут охранять, ушел он давно отсюда, с болью и горечью оставив когда-то теплый и уютный дом. Мышонок еще разок прошмыгнул вокруг, окончательно теряя надежду чем-нибудь поживиться. Нет, совсем ничего. Даже призраки сюда не заглядывают, некого тут пугать, самих себя разве что. Мышонок разочарованно пискнул и направился в соседнюю избу. Оттуда хоть и пахло невыносимо кошками, но там были люди, а значит и еда. А здесь одна труха, неинтересная ни местным сорванцам, ни призракам. Дом проводил мышонка глазницами пустых окон, уронив последнюю оконную раму. Мышонок вздрогнул и припустил быстрее, подальше от негостеприимной пустоты, поближе к еде.
Деревенские зарисовки. Эпизод 4.
Федотка грустно смотрел в окно на облетевший сад. Близился конец октября, его любимая Маленькая Хозяйка уехала в город и домового вновь охватило чувство одиночества. Он очень любил свою Маленькую Хозяйку, Федотке даже казалось иногда, что она его видит. Маленькая Хозяйка всегда оставляла для домового блюдечко молока и пару печенюшек. И неважно, что молоко выпивал соседский кот, а печенье съедал втихаря хозяйский чихуахуа. Ведь домовой не питается людской пищей, он же дух, а значит питается эмоциями. У Маленькой Хозяйки эмоции светлые, искрящиеся как газировка, чистые как воздух после летней грозы. И настоящие, как парное молоко. Не говоря уже о том, что они безумно вкусные, сладкие как медовый пряник. Маленькая Хозяйка рассказывала удивительные вещи. Она говорила, что в городе ходит в детский садик. Это такая большая изба со множеством светлых просторных горниц. Там они играют, поют, учат буквы и цифры. В каждой горнице там очень много детей и один взрослый. Домовой считал, что Маленькая Хозяйка шутит. Как это так – куча детей и один взрослый? Нет, такого просто не может быть! Федотка же видел, что даже двое взрослых далеко не всегда справляются всего с одним ребенком, а там все наоборот! Нет, определенно Маленькая Хозяйка шутит над необразованным домовым или сама плохо понимает, она же маленькая… У ее родителей, Хозяина и Хозяйки, эмоции другие. Они гуще, тяжелее, как запеченое мясо, приправленное острым перцем и чесноком. Тоже очень вкусные и натуральные, но более серьезные, выдержанные как старое вино. Иногда к ним в гости приходила соседка. Федотка ее не любил, можно даже сказать – не переваривал. Ее эмоции, сладко пахнувшие по-началу, на вкус напоминали овсяную кашу. Вроде и полезную, но совершенно невкусную, да к тому же сваренную на порошковом молоке из каких-то пластиковых овсяных хлопьев. Домовой старался держаться от нее подальше. А еще не так давно с ними жила Большая Хозяйка. От нее пахло яблочным пирогом, ее эмоции были тянучими, как патока, вкусными, но довольно приторными, много не съешь. И еще приправлены чем-то горьковатым. Эта легкая горечь не портила вкус, но придавала нотку ностальгии. Домовой частенько приходил посмаковать немного этих эмоций. А теперь вот дом оставался пуст, эмоций никаких. Впервые это ощущение Федотка испытал три года назад.
Тогда Большая Хозяйка, с которой домовой коротал долгие зимние вечера, впервые уехала в город вместе с остальными и домовой присматривал за хозяйством в полном одиночестве, питаясь лишь воспоминаниями. Весной Большая Хозяйка не вернулась. Не вернулась и осенью, когда приехали Хозяин, Хозяйка и Маленькая Хозяйка. Домовой очень обрадовался, но эмоции всех троих были густо приправлены чем-то вязким, горьким через меру. И домовой понял, что Большую Хозяйку он больше не увидит никогда. Проходили дни, горечь в эмоциях постепенно испарялась, оставшись лишь у Хозяина и Хозяйки, да и то где-то довольно глубоко. Маленькая хозяйка снова стала воздушной, беззаботной, как пирожное безе… Домовой вышел в сад. Моросил мелкий противный дождик, навевая и без того противную тоску. Федотка со вздохом оглядел хозяйство, прошелся от колодца до бани. Серо, уныло одиноко… Только чудом уцелевшее на голой ветке яблоко сверкало мокрыми желтыми боками как новогодняя игрушка. Теплое воспоминание прошлого Нового Года накрыло уютной волной. Тогда Хозяин сказал, что Маленькая Хозяйка уже почти совсем большая и теперь можно встретить Новый Год в деревне, которую она так любит. И вот накануне праздника Хозяин вихрем промчался по заснеженной дороге на своей маленькой синей легковушке, лихо развернулся перед воротами. Вошел в дом, затопил печь и начал украшать избу разноцветными гирляндами, блестящими шарами, пахучими еловыми ветками. Его эмоции пахли карамелью, мороженым "Пломбир" за 48 копеек, были легки и восхитительны на вкус. Домовой наслаждался. На следующий день в нагретый и украшенный дом приехала Хозяйка с Маленькой Хозяйкой на мощной красной машине с огромными зубастыми колесами. Она поминутно сваливалась с дороги в кювет, выезжала лишь со второй-третьей попытки. Хозяин стоял у ворот и добродушно посмеивался, отпуская шуточки про водительское мастерство супруги. Она беззлобно огрызалась, их эмоции остро пахли корицей и гвоздикой, но были легкими и вкусными, домовой довольно улыбался…
Яблоко на ветке выглядело таким свежим и ароматным, Федотка с грустью подумал, что ему не удастся сохранить его даже до ближайшего Нового Года. Он очень надеялся, что и в этот раз Маленькая Хозяйка приедет в деревню покататься на санках, поиграть в снежки, заливаясь озорным звонким смехом. А пока… пока он будет прилежно следить за домом, садом, отпугивая непрошенных гостей и поддерживая теплые воспоминания…
Феи
Среди густых ветвей старой большой липы живут феи. Это очень красивые волшебные существа. Они не злые и не добрые, не плохие и не хорошие. Они просто тут живут. Это их дом, их мир. Чужой и непонятный для нас. Другая планета. Другая галактика. Другая сущность. Не пытайся их понять, нам это не доступно. Они маленькие, но очень могущественные. Если ты сядешь под тенью этого дерева, они могут засыпать тебя жуками-короедами, червяками или пауками, и ты убежишь в разочаровании и недоумении. А могут сыграть тебе сладостную музыку. Нет, ты ее не услышишь, но тебе станет так хорошо и спокойно, что ты забудешь обо всем. Они могут заколдовать тебя и ты, закрыв глаза от наслаждения, можешь уже не открыть их никогда в человеческом облике. Ты сам станешь феей. Ты позабудешь о людских заботах, перестаешь думать о таких мелочах, как пища и отдых, любовь и ненависть, горе и счастье. Ты перестаешь понимать людей. Ты разучишься различать добро и зло. Все, что когда-то было для тебя важным, станет пылью на задворках вселенной. Ты никогда не сможешь вернуться. Даже сама мысль о возвращении, она просто не будет существовать. Но ты научишься летать среди этих могучих ветвей и густых листьев, ты сможешь петь неслышимые песни, и кто знает, какие ещё способности ты обретёшь…
Любовь на лавочке
Он не любил лето. Летние ночи слишком коротки и теплы. Летними ночами слишком много шумных людей на берегу реки. Он любил осень. Позднюю осень. И зиму. Когда в парке почти никого нет и никто не мешает. Он обнимал ее хрупкие плечи, согревал ледяные пальцы своим горячим сердцем. Она всегда приходила сразу после заката. В длинном, до пят, платье или плаще, она была неотразима. Судьба иногда проделывает жестокие шутки. Так сложилось, что они не могли быть вместе. Мгновения счастья им были доступны лишь ночью, когда бледная Луна изредка освещает окрестности. Они сидели на лавочке на берегу холодной реки и неотрывно смотрели друг на друга. Он целовал ее губы, глаза, она нежно гладила его по щеке, перебирала пальцы. Так пролетали дни, а точнее ночи. Перед рассветом она уходила. Он долго смотрел ей вслед, а потом мучительно ждал вечера, когда сядет Солнце и она снова придет и сядет рядом на лавочку у реки. Провожать ее она запрещала. Она не хотела, чтобы из видели вместе. Она говорила, что это повредит их отношениям. Он ей верил. Очень хотел верить. Он очень не хотел ее потерять. Он мучительно отпускал ее на рассвете и томительно ждал вечера. Он все больше и больше нагружал себя работой, лишь время поскорее приблизило встречу. Шли годы. Он старательно подавлял гложущие его сердце сомнения. Но с возрастом, со временем, начинаешь сильнее сомневаться в правильности. Правильности всего. Вот и он стал сомневаться. Он старел. Руки и ноги слабели, морщины пролегли по всему лицу. Лишь она оставалась все такой же молодой и красивой, как и полвека назад. Когда он впервые увидел ее, сидящую на лавочке у реки под проливным дождём. Вода стекала по ее волосам, плечам, рукам. Он накрыл ее своим большим зонтом, она взглянула на него своими бездонными зелёными глазами. И мир перестал существовать для них. А теперь он состарился. И ему становилось все сложнее верить, что ее красота осталась неизменной лишь в его глазах. Он впервые нарушил ее запрет. Близился рассвет, она нежно поцеловала его и ушла. Но на этот раз он не стал смотреть ей вслед. Он тихонько пошел за ней. Прячась, как пацан, за кустами и деревьями, он увидел как она вышла на середину реки к полынье, скинула шубку. Он впервые за всю жизнь увидел ее голое, мертвенно бледное тело. Сверкнул в неверном лунном свете рыбий хвост и она исчезла в воде. Жизнь для него потеряла всякий смысл. Да, никогда человек и русалка не будут вместе. Никогда. Теперь он это понял. Он вышел на лёд, с минуту подумал. Случайный прохожий увидел, как странный человек у полыньи снял с себя всю одежду и прыгнул в воду. Прохожий постоял минуту, две, пять. Но странный человек так и не вынырнул. Прохожий позвонил спасателям. Они приехали почти сразу и, увидев одежду у полыньи, не задали лишних вопросов. Но тело так и не нашли. Ни тогда, зимой. Ни по весне, когда сошел лёд. Ни через год. Никогда. Хотя течение и было слабым, едва различимым, и просто не могло унести человека. Ни этот случайный прохожий, ни спасатели, ни вообще кто либо так и не узнали кем был этот странный человек. Его никто не искал. Никто не заявлял о пропаже. Говорят, с тех пор иногда, ясной лунной ночью, поздней осенью, когда река вот-вот покроется льдом, в бледном мерцании ночного светила можно увидеть отражение лавочки на берегу, на которой сидят двое и неотрывно смотрят друг на друга. Вот только на самой лавочке у реки никого нет…
