Михаил Денисович Байков
Достигая крещендо
Глава IX
Прилетев в Москву в половине одиннадцатого вечера, Клёнов не особо задумывался куда ему нужно ехать. С одной стороны, дома его ждала жена Лена с дочкой, с другой – в его кабинете который день хозяйничал исключительно капитан Мирович, с азартом желающий сделать дело провокационным. Дело и правда было муторным и запутанным до одурения, а главное обещало невиданный карьерный рост. За прошедшее с начала расследования время по делу «Дальнобойщиков» удалось определить происхождение фур – они принадлежали «True liberals», но были проданы за неделю до перехвата. Обнаруженное оружие оказалось очень низкого качества – каждое второе стреляло с осечками. Происхождение баллонов газа было совершенно непонятным – никакой маркировки на самих баллонах, и отсутствие найденного химического состава во всех официальных списках, хотя состав и был смертельно опасным.
При этом с «True liberals» дело «Дальнобойщиков» было связано только через фуры. Этому нашлось логичное объяснение – оппозиционеры обновляли свой автопарк и проводили масштабное техническое переоснащение организации со всеми филиалами (за счёт финансирования из бюджетных источников). Но договор продажи фур куда–то исчез и установить владельца было невозможно… На самом деле, совершенно ни к чему не обязывающая информация, но для уверенности участия «True liberals» в подготовке вооружённых выступлений очень полезная. Оппозиция выступала против Конституционной реформы, проводя частые публичные мероприятия, а потому попытка захвата власти могла относиться к этому движению. Гладкость всей этой схемы смущала Клёнова, но он понимал, что всё это часть большой политической игры, жалея только о том, что в ходе этого может пострадать его с епископом Евгением общая знакомая…
– О, Артемий Лексеич вернулся! – встретил его капитан Мирович, продолжавший сидеть в кабинете даже в поздний час. – Как загнивающий Запад?
– Да я так… Развлёкся немного.
– Ха–ха! Развлёкся и развеялся, а потом сразу на работу! А как же семья?
– Подождёт, – отмахнулся Клёнов от назойливой трескотни Мировича. – Чего меня сорвал с отдыха и планирования встречи выпускников? Что–то важное имеешь сказать?
– Да, – таинственно произнёс капитан.
– Так выкладывай!
– Я знаешь, что нашёл? – встал из–за стола Мирович. – Человека, который готов подтвердить то, что финансирование шло по приказу Божесова…
– Отлично, потому что кроме его посещения благотворительного вечера либералов больше ничего на него нет… – усмехнулся Клёнов.
– А теперь будет! Я встречаюсь с этим человеком через две недели. Он–то всё и расскажет!
– А меня вот смущает, что фурами управляли эти дурачки–мужички, – произнёс задумчиво Клёнов.
– С чего бы?
– Ты странностей не видишь? Сколько слов они сказали после ареста? Три! Недель больше прошло! Это какие–то фанатики, вряд ли имеющиеся у «True liberals»…
– В смысле?
– В том смысле, что это всё это случайно или специально подстроенные и спланированное не нами мероприятие.
– Тёма, – прервал его рассуждения Мирович. – Ты знаешь, что мы работаем так, как нам приказано. Я уже близок к доказательному разоблачению Премьера. Давай просто выполнять свою работу, к тому же у нас всё аргументированно.
– А если итог неправильный!
– Неважно, главное, что всё доказательно. Даже глупая идея может иметь аргументы в свою поддержку, а мы решаем важные вопросы. Иди уже домой, Тём… Завтра поговорим.
Клёнов кивнул головой, соглашаясь с Мировичем, и вышел из кабинета…
***
В то же самое время, пока Клёнов разговаривал с Мировичем, а Орлова была на вечере у епископа Евгения, Божесов после посещения Екатерины Алексеевны, прокатившись несколько кругов по Москве, заехал в Кремль. Лапин не привык находится в официальной резиденции, поэтому Божесов спокойно разгуливал по опустевшим коридорам Сенатского дворца, а в нужный момент спустился в длинный коридор, по которому пошёл уверенным шагом. Через некоторое время он вышел туда, где его уже ждали.
– Миша, – обратился Министр иностранных дел Наклеватько слегка раздражённо, – Объясни, пожалуйста, какого фига мы собрались в Мавзолее?!
– Мне кажется, это очень поэтично, – ответил Божесов, вытаскивая туфлю из узкой щели между плитами.
– Хорошее место, Игорь Сергеевич, что хоть вы? – сказал Министр обороны Максим Петрович.
– А я вот тоже не совсем понимаю удовольствие от такого… – проговорил Генеральный прокурор Сергей Васильевич Смолов.
– Это такая метафора, – заметил Даниил Николаевич, помощник Божесова со времён его губернаторства, а теперь глава Специального отдела Министерства юстиции.
– Бросьте, ребята, – сказал Божесов, нависший над телом Ленина. – Какая метафора? Это просто единственное место, которое Красенко не прослушивает… А то, товарищи, проблемы у нас.
– И что же? – спросил робко Игорь Сергеевич.
– Три недели до голосования по поправкам, а Лапин решил меня сажать, – улыбнулся игриво Божесов. – Натравил Службу безопасности, шьёт мне несуществующие дела, но эти проблемы решаются, – Божесов хищно осклабился. – Уже мною сделано некоторое распоряжение, которое позволит получить нам фору… Дедушка Ленин был бы в восторге от ситуации! А вот мы начинаем реализацию проекта «Франчизм» в полной мере.
– По плану? – спросил Даниил Николаевич.
– Не совсем… Сейчас определилась важная конкретика. Прокуратура кое–что должна начать; МИД работает в прежнем режиме, сейчас Орлова устанавливает связи с Еврокомиссией; с Максима Петровича только танки и завуалированные переназначения преданных людей; ну, а Даниил Николаич, вам придётся весь личный состав спецназа Министерства юстиции поднимать.
– Выполним…
– Главные изменения у нас, конечно, связаны с Елизаветой Николаевной…
– Что же ты придумал? И где она вообще? – спросил Игорь Сергеевич.
– В Ницце отдыхает и работает параллельно. Но пока не в курсе, что мы начинаем. Скажу ей сегодня по закрытой связи, – Божесов кругами ходил вокруг Ленина. – Ей придётся управлять сложной кампанией в СМИ, но, думаю, она справится.
Божесов принял серьёзный вид, достал из дипломата несколько папок, выдал их и трезвым взглядом окинул окружающих:
– Сейчас всё по делу, ребята. Начинаем.
***
После разговора с Мировичем настроение Клёнова ухудшилось. Он задумчиво вёл машину к дому. Желая развеяться, Артемий поехал не на прямую, а через Большой Каменный мост. Некрасиво на мосту сияла пустота вместо четырёх частей ограждения. Артемий взглянул на купола Храма Христа Спасителя.
«Сейчас бы с Князевым встретиться»…
Покатавшись полчаса по городу, он наконец доехал домой, больше думая о Мировиче, Князеве, Инге, Божесове, Орловой и всём этом странном деле. Дом его встретили радостно и на некоторое время он забыл о своём беспокойстве. Лена о чём–то расспрашивала, немного обижаясь из–за того, что в Ницце он был один, но в целом вела себя очень по–доброму. Однако всё равно видела озабоченность в глазах Князева.
– Мне не нравится то, что сейчас происходит у тебя на работе, – сказала она. – Ты слишком много внимания ей уделяешь и практически ничем не занимаешься с семьёй…
– Ну, при моих делах все силы уходят на работу.
– И это плохо. Я понимаю, что ты сотрудник серьёзной организации, но даже у неё есть график работы.
– Просто сейчас очень интересное расследование.
– Интереснее семьи? – спросила она с ухмылкой. – Ну, ну. Я знаю только, что все ваши интересные дела очень опасны для жизни, поэтому волнуюсь. И за себя, и за дочь, и за тебя.
Звонок телефона не дал Клёнову ответить на эти претензии.
– Как? – ответил он практически через несколько секунд какой–то информации. – Это ужасная трагедия… Завтра в Управлении всё подготовлю… Спасибо.
– Что там? – спросила Лена.
– Накаркала ты, – без особого сожаления произнёс Клёнов. – Мирович вылетел в Москву–реку с Большого моста и утонул. Дел теперь будет ещё больше у меня!
Глава X
Забросив все купленные за эти дни вещи, сувениры и подарки в свой автомобиль, Орлова отправила свою охрану ждать её в аэропорту и грузить чемоданы. Затем надела шляпку и солнечные очки, чем завершила свой лук, состоящий из длинной красной юбки и тельняшки, и прогулочным шагом с видом счастливого туриста вышла из отеля в сторону православного собора. Жара набирала свои обороты и тенистые улицы постепенно растворяли в себе людей, тянущихся к морю. Елизавета Николаевна дошла до участка, принадлежащего православной общине. У ворот её ждала женщина, одетая в чёрная, но опытный взгляд Орловой подсказывал, что она не имеет никакого отношения к монахиням. Они зашли в собор, в тёмно–жёлтом блеске свечей они направились дальше, к свету. Выйдя из притвора, они оказались среди людей, неподвижно стоящих и устремляющих взгляд на солею. Там, в полном облачении, в лучах света от паникадила и в дымке лада, стоял с воздетыми к небу руками епископ Евгений, читающий текст на старославянском. Вокруг него стояло четыре иподьякона в золотых одеждах, хотя парчовое облачение епископа смотрелось гораздо торжественнее и блестяще… Когда он заканчивал своё чтение, дивное пение откуда–то сверху обволакивало всё пространство, переливаясь от колонны к колонне и соединяясь в едином звучании со словами диакона–тенора. Так прошли двадцать минут, за которые в Орловой пробежали чувства гордого восторга и благоговения. После прозвучавшего в мажоре многолетия епископ Евгений повернулся к людям:
– Всечестные отцы, братья и сестры, – начал он благостно. – Поздравляю вас всех с праздником, благодарю всех за совместную соборную молитву. Замечательно, что меня благословили совершить богослужение у вас, в Ницце, много значащей для меня… Сегодня, во времена сложных испытаний в нашей мирской жизни, каждый сталкивается с ненавистью. Ненавистью в семейных отношениях, ненавистью в отношениях общественных, в отношениях рабочих, в отношениях властных. Так или иначе, но ненависти всегда сопутствует обида. Мы все ненавидим что–то или кого–то – бедный ненавидит богатого, глупый умного и наоборот, потому как Богом нам дана свобода воли и свобода выбора – мы вольны жить так, как нам нравится, вольны следовать тому пути, которому хотим. Но духовно широк и светел лишь путь Христа. В Котором кроется истина.
Что же есть Бог? Это любовь, милосердие и сострадание. Вспоминая апостольский путь, мы понимаем, что вся их жизнь была пропитана милосердием и любовью Бога. Но мы с вами не апостолы, а простые люди, которым нужно понять – чего же от нас ждёт Господь? Именно милосердия, любви и сострадания… Мы грешные, каждый из нас. В нас царят помыслы о славе, богатствах, жизненных успехах, часто за счёт других, и только после этих помыслов приходит последняя очередь для частички любви к ближнему… Любите всех, братья и сестры, любовь на первом месте – утешайте страждущих, помогайте нуждающимся, а самое главное, прощайте всех тех, кого ненавидите. Какую бы боль не причинил вам человек, на какое больное место он не наступил, прощайте его и молитесь о нём…
Каждый думает о том, что ждёт его после смерти, что будет, если, выходя из квартиры, лифт оборвётся, и я полечу вниз, лишившись жизни? Что будет потом? Об этом нам следует думать постоянно, и чтобы сердца наши были всегда чисты, нам нужно прощать и окутывать всех ближних своей духовной любовью. Любите друг друга, будьте счастливы в милосердном отношении к жизни, сострадайте и прощайте врагов ваших… Существуя в большом и секулярном мире, строя карьеру и налаживая жизнь, не отступайте от пути добра, ибо государство нам дано для плотского благоденствия, а Церковь для духовного. И одно не мешает другому. Но без любви к ближнему ничто не имеет цены… С праздником, братья и сестры! Храни вас Господь!
Епископ удалился в алтарь, врата которого тут же были закрыты. Освещение пропало и люди стали расходиться в огоньках свечей.
– Подождите, – шепнула Орловой женщина.
Елизавета Николаевна движением ресниц сказала, что подождёт. В приглушённом свете и доносящимся аромате церковных благовоний, чувствовалась чистота и спокойствие. А прохлада собора служила приятным укрытием от средиземноморской жары.
– Мы можем ехать, – подошёл к Орловой, разглядывавшей фреску, епископ в хлопковом подряснике.
– Куда?
– В одно кафе на пляже, и аэропорт в шаговой доступности, и кофе потрясающий, впрочем, как и везде. Идёмте.
Они направились к выходу, благоговейно перекрестившись.
– О чём вы говорили в проповеди? – прямо спросила Орлова, задорно сняв свою шляпу, садясь в кабриолет.
– Проповеди всегда импровизация для меня, – отвечал без запинки Евгений.
– Но вы говорили, отсылая к нашему разговору в Монако об истине. Верно?
– Не без этого, Елизавета Николаевна, ведь любовь – это главная истина христианства.
– Вас кто–нибудь любил, Евгений? – повернувшись спросила Орлова.
– Я думаю и до сих пор любят, – тихо ответил он. – Но имеет ли это значение сейчас, когда я связан?
Орлова повела головой, выражая задумчивость, и весь недолгий путь ни о чём не спрашивала. Только когда они сели за маленький столик на веранде, повисшей над морем, и каждому принесли красиво оформленный капучино с очаровательным десертиком, епископ спросил у Елизаветы Николаевны:
– Вот мы были в опере позавчера… Для вас музыка и искусство душевна потребность? Или весь интерес завязан на работе в Администрации со СМИ?
– Ну, я отношу свою работу к интересной и очень важной, – усмехнулась она. – И точно не считаю себя скучным человеком, зацикленным на идее трудоголика… Как видите, я люблю пофилософствовать впустую, особенно в таком живописном месте.
– А опера? – настойчиво спросил епископ.
– Я люблю музыку просто так. А художественный вкус, как известно, признак интеллектуальной личности… Божесов тоже любит искусство, но в отличие от меня и сам способен к творчеству.
– Вы не можете творить?
– Абсолютно. Я полный ноль в создании чего–то ранее не существовавшего, еду по рельсам… А вот Божесов может сочинять рассказы, басни, а главное законопроекты. В этом отношении он прекрасный идеолог, зато я прекрасный исполнитель.
– Я из Лимска, как и Божесов, но ведь вы с городом не связаны?
– Я москвичка, мой отец был директором Департамента лесного хозяйства Московской области. Как понимаете, безумно коррумпированная отрасль, как и всё, что связано с лесом в России… Не захочешь покрывать какие–то серые схемы – пристрелят случайно на охоте… Но благодаря этой семье у меня было хорошее образование и шансы на жизнь.
– Вы амбициозный карьерист? – как–то отстранённо спросил епископ, в последний раз прощупывавший почву.
– Любая умная женщина амбициозный карьерист, – улыбнулась очаровательно Орлова. – Но дело скорее в том, что дочери успешных родителей стремятся доказать, что они не хуже. Одни идут против родителей, так показывая свою исключительность, другие, как я, прилежно учатся в школе, вузе, изучают свою специальность, психологию поведения людей и в целом наращивают интеллектуальный потенциал… Но, когда рядом появляется фигура мужа и собственная семья, все амбиции исчезают, и мотивация ежедневной работы пропадает, уступая место детям и любящему человеку. Всё становится доказанным и карьера уходит на второй план… В этом отношении женщины гораздо логичнее мужчин.
– Но вы же были замужем за Божесовым? – подводил епископ к главному.
– Ха! – сделала глоток кофе Орлова. – Быть мужем не его занятие, он не мужчина, рождённый для семейной жизни… Но я ему благодарна, потому что мои амбиции он всячески поддерживал и не давал им угаснуть.
– Да… Вокруг меня много примеров, когда амбициозные девчонки, стремящиеся к работе над собой с бесконечной идеей социального успеха, с рождением ребёнка понимали, что самое главное это семья. И это здорово…
– Конечно. Потому что, уверяю вас, вся женская работа над собой, совершенствование своих возможностей, испытание себя и прочее приводит к одному финалу. Они рожают и желание доказать свою исключительность пропадает. Это материнский инстинкт, не позволяющий рисковать… Кто его перебарывает, достойные личности, но плохие матери…
– Но у вас же нет детей? – прямо спросил Евгений, сзади которого загорался закат солнца, тонущего в море.
– Метафорически, моя работа и есть воспитание ребёнка, – грустно улыбнулась Орлова, поставив пустую чашку на блюдце. Епископ откинулся на стуле и глубоко вдохнул прохладный морской воздух.
– Что вы хотели сказать важного? – спросила Орлова, принимая деловую позу.
– Очень важное… Я вижу, что вы соратник Божесова и строите с ним какую–то новую политику, – Орлова сосредоточенно кивнула. – И поэтому мне нужно вам сообщить то, что мне сказал Клёнов… Он ведёт дело о фурах с оружием и движении «True liberals». И ему приказали установить связь Божесова со всей этой историей.
– Я знаю, – прервала Орлова. – И он тоже знает. Звонил днём очень радостный.
– Радостный? – удивился Евгений.
– Как мы говорили вчера, он нелогичен. Поэтому нашёл эту ситуацию очень забавной. Но спасибо вам, что сказали. Думаю, вам можно доверять.
– Постойте, – сказал с волнением Евгений, – Это не всё…
Елизавета Николаевна вопросительно просмотрела на него, беспокоясь о какой–то ещё неизвестной подробности.
– Дело в том, – продолжил Евгений. – Что в «True liberals» работает важный для меня человек… Я немного смыслю в политике и правоохранительной системе России, поэтому понимаю, что это движение рухнет в противостоянии Лапина и Божесова (кто бы не выиграл), а его участников и сотрудников Штаба ждёт незавидная судьба… Вы можете помочь спасению человека?
Орлова провела пальцами левой руки по своим бровям и сжала губы.
– Технически это просто… Но любой шум до развязки опасен, поэтому помочь смогу только по факту.
– Всё равно спасибо. Это правда важно для меня, Елизавета Николаевна…
– Конечно, я всё понимаю, – ласково улыбнулась она, давая понять, что пора ехать в аэропорт.
– У меня для вас есть подарок, – сказал, вставая епископ. – Только распакуйте его в самолёте. Возможно, с помощью него вам станет ясно моё желание.
Орлова взяла в руки подарок и направилась к машине. Через несколько минут епископ привёз её в аэропорт, благословил, попрощался, повторно поблагодарил и уехал в сторону Марселя.
***
Уже в самолёте Елизавета Николаевна распаковала свёрток, переданный ей епископом. В нём был конверт и папка с аккуратными листами отпечатанного текста. В конверте на плотной бумаге с архиерейским вензелем расположились ровные округлые буквы:
Уважаемая Елизавета Николаевна!
Если Вы читаете это, значит, я рискнул прибегнуть к Вашей помощи.
Кроме всех прочих моих талантов, я ещё грешу созданием художественной литературы. Для того, чтобы Вам была ясна важность моей интимной просьбы, прошу ознакомиться с прилагаемым к письму текстом. Вы будете первым читателем этого откровенного произведения, во многом затрагивающего и Божесова, и события 2024 года, и самую интересную пору в жизни каждого человека – школу… Я надеюсь, что Вы поможете мне и спасёте дорогого мне человека от рук «репрессивного» государственного аппарата.
Также приглашаю Вас, Михаила Александровича и всех остальных (даже Лапина и его команду) на благотворительный концерт симфонической музыки, проводимый фондом «Благословение». Состоится в Большом театре через две недели.
С пожеланием многих и благих лет
Епископ Сервский,
викарий Европейского экзархата
Евгений (Князев)
Часть вторая
Авторское предисловие
Дорогой читатель!
То, что ты держишь в руках, в некотором смысле является дневником моих чувств. В нем много как полезной, так и откровенно ненужной информации и лишних мыслей. Книга эта написана в первую очередь для одного человека, который, прочитав это, навсегда будет связан со мною крепкими и неразрывными узами, и о котором я буду помнить всю жизнь… В принципе, книга гарантией этого и является.
Да, критику есть где разгуляться и на что обратить свое внимание. Тут ты встретишь разные синтаксические конструкции, слишком трудные и монотонные, столкнешься с противоречивостью героев и погрузишься в невыверенную динамику повествования. Борись с этим. Пойми главную мысль и почувствуй смысл, вложенный в этот набор историй.
Часто, используются реальные диалоги и реальные записи того времени моей жизни. Пусть некоторые события подвергаются художественным условностям и происходят тогда, когда в реальности не существовало даже причин этих событий, но помни, что все написано с любовью…
«ЗАТОЧЕНИЕ»
книга о школе
Как жаль, что тем, чем стало для меня
твое существование, не стало
мое существованье для тебя.
И. Бродский, Postscriptum
Кто есть учитель? Собака Павлова – по звонку говорит, по звонку замолкает.
Стивен Кинг
