Михаил Денисович Байков
Достигая крещендо
Эпилог
1
«На прошедших в эту субботу выборах в Государственную Думу явка составила 48,43%. По результатам подсчёта голосов в Нижнюю палату Парламента прошли четыре партии: ЛПР, набравшая 14,6% голосов; Коммунистическая партия с 20,45%; партия «Единение» набрала рекордно низкие для себя 23,8%, а оставшиеся 41,15% голосов забрала партия «Новая Федерация», созданная командой Михаила Божесова и возглавляемая Президентом России Елизаветой Орловой. Уже за эти два месяца Елизаветой Николаевной была начата реализация всех проектов, заложенных в её программе.
Скоро в Думу будет внесён проект закона о Конституционном совещании, чтобы инициировать работу над новой Конституцией, в которой будет заложен новый институт власти – Комиссия Федерации, занимающаяся общим надзором за всеми направлениями деятельности власти, руководящая обороной страны и контролирующая финансовую деятельность Федерального Банка. Генеральный Комиссар, возглавляющий Комиссию, будет избираться всенародным голосованием на 10 лет и проходить процедуру одобрения деятельности каждые два года. В Конституции будет заложена сложная система выбора кандидатов, но в первый раз они будут допущены к участию в выборах после утверждения Федеральным собранием.
Кроме этого, по сообщениям источников, близких к Администрации, после принятия Конституции возможно проведение референдума о создании Союза в составе России и Белоруссии».
Евгений слушал новости в автомобиле на парковке аэропорта, ожидая прибытия своих одноклассников, за жизнь которых взял ответственность Клёнов. Знакомства Евгения и вытекающая из них политическая карьера сделали главное – самолёт выдало Правительство России, отель был полностью снят при содействии посольства, а власти Департамента Приморские Альпы на безвозмездной основе предоставили два автобуса.
Ценность предстоящего мероприятия уже угасла в глазах Евгения. Если раньше, оно предоставляло возможность для воспоминаний и ленивой рефлексии о делах давно минувших дней, то сейчас голова епископа начинала забиваться практичными мыслями о своей работе – каждый день он вчитывался в программу политической партии «Новая Федерация», читал работу Божесова «Основы идеологии франчизма» и понимал, что ближайшее десятилетие, пока Орлова является Президентом, а Божесов Генеральным Комиссаром, будут перестроены все принципы существования российского общества и созданы приоритеты развития. Он понимал, что перед всеми открывалась эпоха необходимой социально–ориентированной диктатуры нежадных, справедливых и образованных людей, которые поведут страну в будущее и глобально изменят систему, не затрагивая при этом свободолюбие людей и позволяя им жить в условиях социальной справедливости, верховенства права и ценностей демократии… И в этом Евгений будет принимать участие! О каких собственных переживаниях, какой личности и каком собственном духовном опыте может идти речь, если в твоих руках часть судьбы Великой страны и населяющих её Великих людей? Да, человек и его Эго важны, но есть люди, меняющие комфортную жизнь в удовольствиях на то, чтобы другим этот комфорт был доступен…
– Саша, – постучал в стекло автомобиля Артемий. – Уснул что ли? Мы уж прилетели!
Евгений встряхнул головой и открыл окно.
– Тём, там автобусы стоят. Департамент туризма подарил много разных поездок на неделю, придумай что–нибудь с этим, раз уж вызвался быть массовиком–затейником…
– Но мы на три дня рассчитывали?
– Ничего страшного, с работодателями наших договоримся. Кого–то может и переманим на госслужбу, – шутил Евгений, но внутри чувствовал волнение от предстоящей встречи. – Короче, запусти всех в автобусы. В отеле их встретят, а сам возвращайся ко мне, поедем проверять мою виллу…
– Точнее виллу Нарьевича, – передразнил их давний разговор Клёнов.
– Неа, – покачал головой Евгений. – Божесов национализировал русские активы «AnnaBank», а особняк мне удалось приписать к фонду «Благословение». Поэтому громить ничего нельзя!
Артемий с весёлой придурковатой улыбкой убежал от автомобиля Евгения, оставив его наедине с водителем и продолжающим работать радио.
«Суд приговорил экс–президента Лапина к 17 годам лишения свободы, а экс–директора Службы безопасность Красенко к 21 году. Данное решение не подвергается пересмотру и обжалованию. Наталья Лапина месяц назад попросила политического убежища в Германии. Напомним, что в отношении компании Лапиной ведётся проверка на предмет выявления коррупционной и иной преступной деятельности. В отношении руководителей Движения "True liberals" также вынесены обвинительные приговоры, но Президент Орлова уже заявила в Твиттере о своём намерении помиловать их, а также выразила надежду слышать голос оппозиции в Правительстве».
Клёнов сел рядом с Евгением.
– Красота, конечно, – сказал он. – Все радостные такие, будто свободу вдохнули…
– Разве нет? С работы отпросили, перелёт оплатили, проживание бесплатное, место хорошее, а компания самая–самая ценная…
– Да, всё–таки с однокурсниками не так весело, как с одноклассниками.
– Говори за себя, – впервые засмеялся епископ. – Твои однокурсники полицаи, верные слуги режима!
– Сам–то на кого начал работать?
– Да я ж шучу, Тём. Просто одноклассники – это те, с кем всегда весело и беззаботно, а однокурсники люди серьёзные (наши с тобой точно), с ними приятно говорить о важных вещах… Твои–то как успехи?
– Да потихоньку… Обжился в этой кавказской ссылке.
– Ну, ничего. Контрабанду и наркотики бери смело. Божесов сейчас криминал прижимает, да и я, если что, помогу тебе. Через годик в Москву вернёшься…
– М–да, – причмокнул Артемий. – Помню, говорил, что твоё богатство не в деньгах, а в визитках…
– А теперь сам эти визитки раздаю, – похлопал Артемия по плечу епископ. – О чём говорили хоть, пока летели?
– Да так… Вспоминали всякое. О работе в основном. Семьи и дети не у всех есть…
– Боже, вот плоды хорошей школы. Людям по тридцать лет, а семей нет! Не люблю качественное образование, – иронично возмутился Евгений.
– Про голосования ещё говорили, самая животрепещущая тема. Никто и не догадывается о моём участие во всём этом…
– А о моём?
– Тем более. Удивятся, когда узнают, что ты войдёшь в Комиссию Федерации… Тебя точно допустят до культуры и образования?
– Знаешь, Тём, – улыбнулся Евгений для борзого ответа. – Когда я последний раз разговаривал с Божесовым, он мне сказал, что моё назначение так же верно, как то, что в гардеробе любой девушки есть бюстгалтер белого и красного цвета.
Клёнов поперхнулся, превратно понимая такой оборот речи будущего диктатора.
– Хах, Божесов, конечно, одиозная фигура, с ним никто не соскучится и точно избиратель поддержит… Его речь весьма своеобразна.
– Да… – задумчиво протянул Евгений на дифирамбы Артемия. – А Инга как?
– Просто прекрасно! Никакой разницы не увидел, – бодро проговорил Клёнов гораздо легче. – О её околополитической карьере тоже никто не знает.
– То есть сейчас она технически свободна от работы? – встрепенулся Евгений.
– Вроде да. Конечно, такому специалисту, – в этой характеристике всё равно чувствовалась внутренняя неприязнь Клёнова к Инге. – Уже предлагают работу по профилю, но она пока взяла перерыв. После таких событий не мудрено, «True liberals» арестовывали с помпой, да и судьба не была ясна…
– А она знает о моём участие в её освобождении?
– Нет. Мне говорили, что даже следователи удивились, когда им пришли бумаги из четырёх разных ведомств с приказом прекратить в её отношении все следственные действия. И в Генпрокуратуру материалы по ней отправить… Хорошо твоя Орлова постаралась!
– Нет, не она, – покачал головой епископ. – Оказывается, она забыла о ней совсем, а вот Божесов помнил… Так Инга не знает обо мне? – переспросил Князев.
– Да нет, нет.
– Ну, и правильно, – отвернулся от Клёнова епископ и мрачным взглядом посмотрел на дорогу…
***
Встреча проходила весело. Как и любая встреча старых знакомых, которых жизнь и собственные интеллектуальные способности раскидали в разные уголки, и только во время символического мероприятия внутри каждого мог проснуться настоящий юный школьник, не знающий проблем с начальством и самое главное со здоровьем (ах, как к тридцати годам начинает заботить вопрос вреда от сидячей работы). Словно на вечеринке в особняке Гэтсби около сорока человек заполнили всю виллу Евгения и беззаботно болтали, наслаждаясь чудесными видами на извилистое побережье и горы из освещённого огненными прожекторами сада, проходя вдоль длинных столов с белоснежными скатертями, на которых стояло множество закусок национальной кухни и неисчисляемое количество охлаждённых провансальских вин. Вспоминали прошлые события, прочно оставшиеся в коллективной памяти, обсуждали судьбы, не забывали об успехах и неудачах, смеялись над жизнью, российской политикой и просто забавными ситуациями из публичной и историями из собственной жизни.
– Я с помощью мер господдержки увеличил производство, – хвастался Буднин, одетый в какую–то безумную по своей экстравагантности одежду. – Теперь, благодаря правительственным программам, мой хлеб можно будет купить в любом городе!
– Жаль, что только членам правительства этот хлеб по карману, – шепнул не без удовольствия Клёнов Евгению.
– О, эти шутки никогда не устареют, – радостно скорчил гримасу епископ и чокнулся бокалами с Артемием. – За Буднина и его экологически чистый хлеб!
Они стояли чуть поодаль от остальных, на лестнице у террасы замка. Собачка Франя, стоящая у ног Евгения, безумными глазами смотрела на гостей, порываясь сорваться и перекусать всех топчущих газоны её владений, но натренированная епископом выдержка и собачье самоуважение оставляли её безмолвной созерцательницей происходящего беспредела.
– Ладно, Тём… Веселитесь тут, а у меня как–то настроения нет. Лучше пойду вещи собирать, а то завтра уже в Москву ехать.
Клёнов с сомнением посмотрел на Евгения и понимающе кивнул.
– Я в библиотеке буду. Если получится, невзначай направь туда Ингу…
***
У Артемия всё получилось, и Инга, ведомая непонятной мотивацией, через час после завершения разговора, оказалась в библиотеке замка, где епископ с Франей, сидящей рядом, перебирал бумаги письменного стола, некоторые мял, а другие складывал в четыре стопочки. Его взгляду попалась маленькая бумажка распечатанной переписки с Ингой.
«Дорогая Инга! Надеюсь, что одним из первых поздравляю Тебя – С Днём рождения!
В нашей жизни есть только 7 точек, достойных трепетного ожидания – 10–летие, 14–летие, 16–летие, 18–летие, 21 год, 35 лет и плавающий возраст выхода на пенсию. Остальные, по моему скромному мнению, не обладают никакими особенными чертами, позволяющими делить динамичную жизнь на годовые этапы…
Тем не менее, полная уголовная ответственность открывает Тебе новые горизонты удивительного мира преступлений и наказаний… А поэтому, во–первых, пусть эта сторона бытия останется совершенно непознанной)
Во–вторых, немного пожеланий. Почему немного? Потому что ум, красота, уважение, доброта, искренность, дружба, радость, одаренность – это то, чем Ты и так владеешь в полной мере…
Обладаешь тонкой (и лично для меня притягательной) аристократичностью, интересными взглядами на мир, безусловной работоспособностью, редким терпением и умением слушать других, а также очаровательным творческим талантом и эстетическим вкусом – просто продолжай, "оставайся сама собой", и желаемое счастье придёт к Тебе.
В–третьих, желаю Здоровья… И не просто крепости телесной, а еще и чистоты душевной. Заполняй внутреннее пространство моральными идеалами, смелыми и дерзкими планами, благородными желаниями и стремлениями к всеохватывающему познанию.
Весь мир только начинает открывать себя, так наслаждайся им, разбирай его вкус и ощущай только теплые лучи его Света.
Поздравляю! Учись, совершенствуйся, двигайся вперёд, ешь, люби, но не забывай отдыхать. С Новым годом)
Вечно пафосный, улыбающийся, любящий, добрый, преданный, самоироничный, просто самый–самый –
Я»
– Отправлено в 00 часов 01 минуту, – слабо улыбнулся епископ, думая, как поступить с этим документом. – Да, не очень оригинально, но, наверное, приятно… Меня тоже ведь поздравила сразу с наступлением дня рождения? Да, прекрасная девушка…
Евгений с теплой улыбкой свернул бумажку и положил ее во внутренний карман. Продолжил разбираться с бумагами. Из граммофона звучал Дебюсси.
– Привет, Саш… – прозвучал сладкий голос из–за спины епископа, и внутри у него началось бурление, и дыхание участилось.
– Заблудилась? – резко развернулся он лицом к Инге, натянул хитрую улыбку и, как умел, потушил глаза, не давая погрузиться в своё сознание. – Немудрено. Особняк большой.
Он невозмутимо и чуть жеманно опустился в кресло, предлагая Инге сделать то же. В мыслях уже было осуждение самого себя за такое вызывающе надменное поведение, лишённое правдивой лиричности. Евгений смотрел на Ингу своим непроницаемым взглядом, лишь учащённое дыхание могло выдать его трепет.
– Ты чудесно выглядишь, – произнёс Евгений, любуясь Ингой. – Столкновения с системой не сминают работоспособных, исполнительных и талантливых людей, готовых бороться за себя.
– Как ты много знаешь о моей жизни! – улыбнулась Инга, и её лицо стало ещё очаровательнее. – Да и эти вечные эпитеты моей характеристики…
– Разве я виноват, что вижу в тебе проявление сильной личности?
– Может быть…
У епископа зазвонил телефон, заставивший Евгения сделать лицо недовольным и с грубой стремительность ответить: «Я перезвоню. Сейчас очень занят».
– Кто это в такое время тебе звонит?
– Божесов, – спокойно ответил Евгений. – Ты наверняка знаешь, что я теперь работаю с ним… Но ты гораздо важнее Божесова.
– Тем не менее ответил ты грубо.
– Ну, хотя бы ответил, – усмехнулся епископ, – В отличие от некоторых я на звонки привык отвечать, даже когда мне неудобно.
– Ой, Саш, ты будешь говорить об этом бесконечно! – ответила Инга, чуть задетая таким подколом.
– Как обещал, дорогая, такие вещи не забываются! – развёл руками Евгений с доброй улыбкой. – Звонившего человека всегда нужно предупреждать, что ты не можешь говорить, иначе это хамство или даже предательство. Вдруг звонящий готовится с моста спрыгнуть, и ты единственный, кто способен отговорить?
– Ты с моста не прыгал.
– Откуда знаешь? Ради тебя были разные мысли, – продолжал иронизировать Евгений, не в силах остановиться и настроиться на новый лад.
– Ладно, стоп. Закрываем эту тему…
Евгений улыбнулся, а его глаза заблестели, открывая его внутреннее торжество:
– Да… Эта фраза из твоих уст звучит очень сексуально, – Франя посмотрела на Евгения, наклонив свою мордочку.
– Ты по мне очень соскучился, вижу? – усмехнулась Инга.
– Просто безумно… Мы с тобой виделись когда? Лет семь назад?
– Ну, да. Но ничего серьёзного не сделали.
– Не скажи, – понизил голос Евгений. – Эта встреча меня очень мотивировала… Как и любая встреча и разговор с тобой независимо от содержания. Ты единственный человек, заставивший меня меняться.
Инга не знала, что ответить на эту вырвавшуюся из глубин души фразу и продолжила смотрела на Евгения. Франя, положив голову на лапы и накрыв их длинными ушами, наблюдала за людьми своими круглыми чёрными глазами, ожидая развязки. Ей не хотелось лаять и бросаться на Ингу, в ней она чувствовала что–то знакомое, что–то похожее на хозяина. Они сидел друг против друга под музыку Дебюсси, и Евгений смотрел на Ингу, будто не только видит все изгибы её тела и красоту лица, но и чувствует мягкую тонкую шею, нежность пальцев и гладкость рук. Она, как и всегда для него, была прекрасной и аристократичной, и он бы просидел, любуясь ею, очень долго…
– Ты теперь без работы? – невозмутимо спросил Евгений, очнувшись.
– Да. Пока отдыхаю…
– Ой, знаю я тебя, – мягко улыбнулся Евгений. – Ты чахнешь от безделья.
– Ну, в отличие от тебя я бы не смогла просиживать днями в этом кабинете, занимаясь литературой и работой, без контактов с людьми и живыми эмоциями, – заметила Инга.
– Я вообще–то в Москву переезжаю. Буду работать в системе управления, – будто оправдывался Евгений. – С Божесовым… Хочешь, тоже можешь работать там?
Эти слова были сказаны очень робко. Так, что даже Франя разочарованно отвернулась и покачала головой, ругая малодушие хозяина.
– Работать в системе, которая чуть было меня не посадила?
– Ну, ты прекрасно понимаешь, что в это издержки политики… К тому же Орлова хочет формировать Правительство вместе с силами несистемной оппозицией. Я с лёгкостью найду тебе интересную работу и в Правительстве, и в Администрации Президента, и в создаваемой Божесовым Комиссии… Ты ведь прекрасный специалист!
– Хорошо, хорошо, Саш, – тихо ответила Инга. – Спасибо большое, ты всегда готов помочь…
Франя фыркнула на диване.
– Чем же ты будешь заниматься в «системе управления»? – продолжала Инга.
– В Комиссии буду работать, – ответил Евгений, улыбаясь. – Хоть связь в стране нормальную сделаю, чтобы на звонки можно было отвечать спокойно, а не так, что для соцсетей интернет есть, а сотовой связи нет! – эти актуальные слова немного, но вполне справедливо, задели память Инги. Евгений продолжал уже мягче:
– И конечно же, буду стараться сделать так, чтобы никто и никогда не попал в ужасную ситуацию неотвратимой разлуки с близкими и любимыми людьми… Конечно, карантин не самая жестокая несправедливость в моей жизни. Но самая болезненная… Я был дураком, эгоистом. Те наши нечастые разговоры были для меня просто способом позабавиться и поболтать. А надо было держаться тебя и поддерживать интерес, а я разочаровал твоё представление о романтических отношениях… Чёртов карантин! Сколько он уничтожил!
– Саш, ты так и не научился отпускать ситуации… – произнесла она понимающе.
– Ситуации научился, но тебя отпустить не могу… Помню всё. И наш первый взаимный интерес друг к другу, когда в апреле ты попросилась на абитуриент по русскому языку с моим классом, а не со своим, и мы с тобой сидели вместе, заслушивая попытки сочинений моих одноклассников…
Франя, наконец дождавшаяся откровенных речей хозяина, спрыгнула с дивана и, не желая мешать, убежала из библиотеки, повернувшись перед дверью посмотреть на неподвижно сидящих в темноте напротив друг друга людей.
– Вообще, – продолжил Евгений, – Написав книгу и пропустив через себя все события, все эмоции, я понял, что наши с тобой отношения не случайны и не продиктованы сиюминутной прихотью, а вполне закономерны и, наверное… перспективны, – Евгений хотел сказать ещё что–то, но от волнения прервал эту мысль, перейдя сразу к итогу: – Поэтому я тебя люблю по–настоящему. Ты всегда со мной и в сердце, и в подаренном термосе, – последнее Евгений произнёс с улыбкой, но в голосе звучала грусть. Молчание заполнял Дебюсси.
– А зачем ты пошла в «True liberals»? – заполнил неловкую паузу Евгений, акцентируя внимание на любимом вопросе рационалиста «зачем».
– Просто… – тихим голосом ответила Инга, почувствовавшая теплоту слов Евгения и как всегда понявшая его настроение. – Мне это нравилось…
Евгений посмотрел на Ингу светлым и радостным взглядом с тенью лёгкой тоски, переместился к неё на диван вплотную, их лбы соприкоснулись, и взгляд Евгения устремился в её выразительные серо–голубые глаза, в которых читалась чистая и понимающая всё душа.
– Спасибо, что дошла до этого простого ответа на «зачем?». В этом твоя новая жизни, и новая страница для нас, а я… я теперь всегда буду рядом…
2
В спальню Евгения пробивались жаркие лучи летнего солнечного света. С большим неудовольствием епископ открыл глаза, понимая, что он находится в любимой комнате своего особняка. Он знал, что всех его гостей уже доставили в город. Посмотрев на часы, не вставая с кровати, он убедился в этом. Епископ скинул с себя одеяло и быстро вскочил с приятно помятой постели, упав на колени перед большим окном с видом на побережье.
– …Спасибо, Господи, – прошептал он, жмурясь от солнечного света.
Евгений торопливо прошёл в ванную комнату и простоял под душем пятьдесят минут. Освежившись под струями горного водопровода, он завершил процедуры причёсыванием своих волос. Семь минут прошло, и он копался в шкафу. Сегодня Евгений решил надеть обыкновенный льняной подрясник, белые мокасины и белую шляпу. В таком виде епископ вышел из своих комнат, прихватив маленький чемоданчик. По коридору разносились звуки уборки и французский говор.
– Жорж! – по–русски крикнул епископ. – Напоминаю, что сегодня я уезжаю в Париж, потом буду в Москве очень долго. Ты здесь с четырьмя помощниками, остальных можешь отпустить.
Жорж кивнул и пробубнил фразу, переводить которую епископу было лень. Он зашёл в столовую, взял приготовленную вазу с фруктами и графин свежего сока и вышел из замка. Воздух был очень жарким, но ветер с побережья доносил мягкую прохладу. Евгений направился к столику на террасе, поставленному у самого обрыва, под зонт, отбрасывающий хорошую тень, из–под которой можно было безопасно смотреть на долину, исчерченную виноградниками, деревнями и дорогами. Епископ открыл свой чемоданчик и выложил на стол листы бумаги и несколько ручек. Забросив в рот виноградинку и налив в стакан немного сока, он начал писать:
«Самая обидная форма эгоизма – самопожертвование», – вывел он перьевой ручкой витиеватые буквы и тут же перечеркнул предложение. Не понравилось.
«Есть люди, выражающие свои чувства любви (или намекающие на её наличие) стихами или даже романами с непонятными мыслями и сюжетами, дающими, в первую очередь автору, хоть какое–то моральное удовлетворение», – опять не понравилось. Он перечеркнул и встал со стула. Начал ходить вдоль террасы, нашептывая себе под нос:
– За свою жизнь я заметил одну очень интересную вещь, – надиктовывал он. – Все люди ограничены своим миром… Человеческая жизнь – это огромный небоскрёб, на каждый этаж которого ведёт множество лестниц…
Это ему понравилось, и, ухватившись за мысль, он подбежал к столу, продолжив записывать: «Печально с одной стороны – ведь именно этот эгоизм мешает людям менять мир к лучшему, учитывая потребности каждого и удовлетворяя их. Увы! Жесток тот мир, где люди не служат своей стране, предпочитая получить в этой же стране образование и умотать за границу. Что это, если не предательство Родины?
При этом направление деятельности человека важно. Сравните две вещи. Есть русский историк, который преподаёт в американском вузе историю России. Он занимается полезным делом? Да, он рассказывает американцам о менталитете и реальностях Северной холодной страны. А есть русский биолог, работающий в лаборатории, тоже американской. И участвует в программе по созданию вакцины от какой–нибудь болезни. Полезное дело? В масштабах всего человечества безусловно. А для России пользы было бы больше, если б этот человек делал вакцину на Родине. Особняком стоят айтишники – польза их деятельности ограничена рынком, а он весьма интернационален… Хотя «утечкой мозгов» называют почему–то уезжающих из страны – с каких пор люди, покидающие своё отечество, стали априори интеллектуалами и гениями? Предатели, не желающие бороться за счастье Родины.
Михаил Божесов желал изменить Россию к лучшему, сделать её богатой, надёжной и перспективной для своих же жителей. В наше время редко кто хочет работать на благо своей страны, чаще всего на неё машут рукой с мыслью о том, что ничего сделать уже нельзя. Божесов был другим».
Пробежав текст быстрым взглядом, епископ со скептической улыбочкой убрал лист бумаги в чемоданчик и вернулся в дом.
– Машина вас ждёт, – сказал ему Жорж на плохом русском. – Желаем вам удачи.
– И вам не хворать! – кивнул всем Евгений, садясь в Мазерати.
Автомобиль выехал из ворот поместья, и Евгений с тоской взглянул на этот дом, понимая, сколько произошло здесь важных событий… В деревне он попросил водителя остановиться у разговаривающего с кем–то священника Дироша.
– Падре, – окликнул его епископ. Старичок повернулся.
– А, Кардинал, – шутливо отвечал он на французском. – Уезжаете от нас?
– Да. Мне нашли общественно важное применение!
– Ну, дорогой мой, это просто прекрасно! Надеюсь, у вас всё будет хорошо!
– Да. Вы знаете, вчера я наконец победил. Встречи выпускников не проходят даром!
– Я вам всегда говорил, что с прошлым надо встречаться безбоязненно!
– Ну, ну, ну. Признаю свои ошибки… Жить стало приятнее, – епископ улыбался. Дирош улыбался тоже.
– Чем же вы займётесь?
– Моралью, образованием, семьями, ещё лекции читать буду… Книгу, кстати, начинаю новую.
– Да?
– Божесов попросил в нашем последнем разговоре.
– Ну, всего хорошего. Да хранит вас Дева Мария! – ласково пробубнил старичок.
– Спаси Господи! – помахал рукой Евгений и выехал за пределы деревни.
Автомобиль нёсся по той же дороге, которой вёз епископ Орлову к себе в гости. Какие интересные события произошли из–за этого визита – определённо, и Орлова, и Божесов, и он сам были очень редкими и удивительными людьми… Проезжая мимо виноградников, Евгений вспоминал с тёплой улыбкой свой вчерашний день и тот длинный разговор с самым важным для него человеком, в голове появились простенькие строчки:
Мы со школьной скамьи
Были рядом друг с другом.
Загоралась любовь
Поднимаясь к натугам.
Я был счастлив и ты
Тоже вряд ли страдала,
Но жестокая жизнь
Нас чуть–чуть разыграла.
Не достоин твоей
Я любви оказался.
Но в тебя продолжал
Безнадёжно влюбляться.
Хоть теперь мы друзьям,
Но любить продолжаю,
И огромный наш Мир
Для тебя созидаю…
Да. Вчерашний разговор хоть и разрешил у Евгения все сомнения , противоречия и отменил самобичевания за свои прежние ошибки, но он чётко осознавал, что весь его дальнейший труд, всё его служение будет только ради Неё, той прекрасной, светлой, доброй первой любви…
И гнал автомобиль в Париж по автостраде, и легко было на душе у Евгения, понимающего всю суть будущего существования. Он вновь открыл чемоданчик со своими литературными набросками, ещё раз пробежался по написанному тексту, скомкал и выбросил этот лист и, подумав буквально несколько секунд, на новой странице вывел заглавие «Божесов» и начал писать мелким почерком: «Прозвенел третий звонок. Зрители заняли места согласно купленным билетам…»
Рука Евгения торопливо бежала по бумаге, стремясь рассказать всё–всё–всё также быстро, как Мазерати летела в будущее, наполненное счастьем, любовью и благодарным трудом на благо новой, расцветающей страны и возрождённой жизни.
