Литтмегалина
Игра Бродяг
Глава 15. Незавершённая история
До чего же это приятно: проснуться вне очередного… вот как это назвать… приключения? происшествия? или просто – очередных неприятностей? Не размышлять панически, где выход и где спасение, не вздыхать, предчувствуя очередной тычок в зубы, а просто улыбнуться небу, щуря глаза от света, а затем встать и окунуться в холодную синюю реку, чтобы в воде уже пробудиться окончательно.
– Чудесное утро, – стоя по пояс в воде, сказала Наёмница Вогту, который сосредоточенно плыл к ней, задрав голову, как бобер.
– Да, – Вогт попытался встать на ноги, но дно оказалось не так близко, как он рассчитывал, так что он с головой ушел в воду.
– Вогт, это будет безумно, если после всего, что мы пережили, ты утонешь в десяти шагах от берега, – фыркнув, заявила Наёмница, как только отплевывающийся Вогт поднялся к поверхности.
Вогт рассмеялся, а стоило ему рассмеяться, как он почему-то камнем шел ко дну.
Он вынырнул, выплюнул воду, выбрался на берег и начал натягивать на себя одежду. Все еще стоя в реке, Наёмница украдкой поглядывала на него. Хотя за время их странствий лицо Вогта покрылось золотистым загаром, его зад остался снежно-белым, создавая волнующий контраст. Наёмница страдальчески сморщила лоб, вышла на сушу и принялась одеваться – развернувшись к Вогту спиной и стараясь не думать, подсматривает он или нет. День медленно раскалялся. Выжимая волосы, Наёмница чувствовала, как печет между лопатками – и это в столь ранний час. Жара обещала быть чрезмерной.
Облачившись, Наёмница сбежала в тенек под раскидистым деревом. Блики сверкали на поверхности воды так, что смотреть было больно. Истерично чирикали птицы, и Вогтоус тоже что-то напевал – вдохновленно, но не музыкально. «Он может быть богом, но никогда не будет петь божественно», – подумала Наёмница и принялась распутывать свои ужасные колтуны, в отсутствие расчески пользуясь пальцами.
– Вогт, у меня волосы отросли, – пораженно отметила она. – И твои тоже заметно удлинились! Когда они успели?
Вогтоус равнодушно пожал плечами, только и ответив:
– В Игре многое меняется. Время идет для нас не так, как прежде.
Хм. Что ж, некоторые вещи лучше принять не задумываясь. И все же… изменилось ли в ней что-то еще? Наёмница шагнула к воде и наклонилась, изучая свое отражение. Пригладила волосы ладонями, убрала их с лица, заправила пряди за уши. Вроде бы все как обычно – ничего не выросло, ничего не отвалилось. Разве что собственное лицо вдруг показалось странно юным, как будто и не было всех этих лет, что она провела в наемничьих отрядах. Даже ее вечно сурово сведенные брови расслабились, улеглись. «Может, я и не плохая, – предположила Наёмница. – Я просто долго не знала, что я не плохая».
Она побрела к Вогту. Тот блаженно растянулся на траве, подставившись солнцу и прикрыв глаза козырьком из ладоней. Наёмница ухмыльнулась.
– Однажды, – начала она, – истощенные, израненные, измученные неудачами наемники остановились в зеленой долине. Однако недолго им позволили залечивать раны и ждать возвращения удачи. В той долине располагалось большое селение. А наемники ведь все равно, что бешеные собаки, – люди просто не хотят видеть их свору поблизости. Так что вскоре к ним пожаловал сельский староста. Он говорил осторожно, но твердо: уходите, иначе селяне возьмутся за вилы. Полудохлые наемники угрюмо огрызались в ответ, но всерьез спорить не пытались – они были не в том состоянии, чтобы выдержать стычку.
– Бедняги, мне их жаль, – выдал Вогт.
Наёмница глумливо фыркнула и продолжила:
– Так вот, рассмотрев бешеных собак вблизи и убедившись, что хвосты их поджаты, а расшатавшиеся зубы едва держатся в деснах, староста сказал: «Я вижу, что для вас настали черные дни, и, сочувствуя вашим невзгодам, позволю вам остаться поблизости. Следуйте вон в том направлении и уже через пару часов вы достигните скал. Там есть родник со свежей водой и там вы сможете остановиться на некоторое время».
– Вот видишь, он их тоже пожалел, – вставил Вогт.
Уголок рта Наёмницы насмешливо дернулся.
– Ободренные тем, что не остались без приюта, наемники отправились в путь, но дорога заняла куда больше времени, чем предсказывал староста. Усталые и злые, они добрались до скал уже ночью и разозлились еще больше, обнаружив, что вокруг голые камни, а родника, судя по отсутствию плеска, нет и в помине – похоже, старостино «на некоторое время» обозначало «пока не сдохнете от голода». Наемники поджаривались изнутри от горящего в них желания вернуться и жестоко отомстить старосте за эту проделку, но не нашли в себе силы плестись обратно и легли на камни, мгновенно погрузившись в тяжелый больной сон. Рассвет разбудил их, но не всех. Трое так и остались лежать на камнях. Они были мертвы.
– Что с ними случилось? – поспешил уточнить Вогт, обрубив на корню попытку Наёмницы выдержать интригу.
– Это выяснилось почти сразу. Змеи! Скалы оказались настоящим гнездовьем змей! Наемникам повезло, что от ядовитых укусов погибли лишь некоторые из них, вероятно, неудачно сверзившись на камни и потревожив змей, притаившихся внизу. Когда утреннее солнце слегка нагрело камни, змеи выползли на поверхность понежиться. Они лоснились в солнечном свете, извивались, переплетались, сворачивались в кольца и скользили по скалам словно по гладкому стеклу. От их разноцветных шкурок рябило в глазах. Это напугало бы кого угодно, но не наемников.
– Почему им не было страшно?
– Ну… они очень обрадовались и… съели всех змей, – Наёмница усмехнулась, рассматривая близкое лицо Вогта. Ей понравилось, как расшились от удивления его круглые глаза, как вспорхнули длинные пушистые ресницы, золотисто поблескивающие на просвет.
– Съели змей?
– Они были голодны, почему бы им не съесть змей? Наемники многому учатся в борьбе за существование. И они умеют обращаться со змеями.
– Это было вкусно?
– Вогт, если подошва от ботинка кажется тебе невкусной, это потому, что ты недостаточно проголодался… – отмахнулась Наёмница и продолжила, даже не заметив, что повествование вдруг перестало быть отстраненным: – Позже мы узнали, что эти скалы называются Змеиными скалами. Не уверена, что там по-прежнему водятся змеи… кажется, мы расправились со всеми.
Вогт уже сочувственно изогнул губы, на Наёмница оборвала его:
– Даже не думай их жалеть. Но это не конец истории. Несколько лет спустя судьба повторно привела нас в ту долину… и староста снова пришел побеседовать с нами… вот только это был совсем другой человек. Он попросил нас описать внешность того, кто отправил нас в ловушку, и узнал в описании старосту другой деревни, находящейся где-то среди лесов за долиной. Несмотря на разделяющее их расстояние, два поселения постоянно враждовали друг с другом. Вот их-то староста и явился к нам, выдавая себя за другого. Он хотел, чтобы мы, разъяренные видом голых камней и укусами змей, вернулись и перебили всех в долине. Вредить врагам чужими руками – это самое удобное. Вот только он не предполагал, что в итоге мы неплохо отожремся и отчалим весьма довольные жизнью.
Вогт рассмеялся и сказал:
– Он был хитрым, но не учел, что бешеные собаки непредсказуемы. И все-таки змей немного жалко, да?
Наёмница издала короткий смешок. Вогт послал ей мягкую, нежную улыбку. Его серые глаза сияли. Собственные вчерашние тревоги сегодня казались Наёмнице несостоятельными. Это все тот же добрый, витающий в пушистых облачках Вогт, разве что немного повзрослевший и значительно менее пухлый. Она посмотрела в небо. Небо блестело, словно синяя глазурь на новеньком кувшине. Пространство вокруг было все исшито золотыми нитями солнечных лучей. Трава гудела, досыта напитавшись светом.
– У меня какое-то странное чувство с самого утра, – сказала Наёмница. – Не могу понять, что это. Как будто в груди щекочет.
– Радость? – предположил Вогт.
Наёмница задумалась, прислушиваясь к своим ощущениям.
– Наверное.
Они позавтракали сияющим листом (он нисколько не увял и не потускнел; серебристое свечение оставалось отчетливым даже при ярком свете солнца). Двух маленьких кусочков хватило, чтобы насытиться.
– Мы должны продолжить путь, – сказал Вогтоус после. – Не обязательно изнурять себя, стирая ноги в кровь, но и подолгу останавливаться на одном месте не стоит.
Наёмница вздохнула, но спорить не стала: как ни крути, а Игра продолжается. Они – бродяги, и должны соответствовать роли. В утешение она постарается запомнить это утро навсегда: синяя река, голубое небо, зеленые трава и листья. Все так подходит друг к другу. Ничего не болит, никаких новых испытаний на горизонте.
Выйдя из полосы деревьев, отделяющей берег реки от равнины, они увидели, что храм Урлака за ночь зарос темно-зелеными вьющимися растениями. Они покрыли весь храм, словно огромное покрывало. В глубине этого тенистого зеленого склепа спал Рваное Лицо.
– Урлак жив, – выдохнул Вогт.
Наёмница вспомнила свой недавний сон и кивнула.
***
Солнце так раскалилось, что даже птицы все попрятались в теньке. Разморенные жаром, бродяги еле плелись. Хорошо, что Нарвула была рядом и они могли периодически окунаться прям в одежде. Наёмница отряхивалась от воды, как собака; Вогта это смешило. Наёмнице нравилось, как он смеется и как капли воды сверкают на его волосах и ресницах, но она не призналась бы в этом даже за куриную ножку с кружкой пива в придачу.
Когда они продолжили путь после очередного заплыва (мокрая одежда защитит их от жары еще какое-то время), Вогтоус сказал:
– Я тоже хочу рассказать историю, да вот думаю: не слишком ли она мрачна для такого дня?
– Да уж не мрачнее, чем мой типичный день. Начинай, – разрешила Наёмница.
Вогт глубоко вздохнул.
– Мне поведал об этом Ветелий – давным-давно, когда мне было пять или шесть лет. Но я запомнил все до последнего слова. Возможно, это произошло на самом деле. Или же случится в будущем. А, может, так и останется просто историей. Главного героя истории звали Годсэнт.
– Хм, – сказала Наёмница, – Странное имя. Звучит как-то не по-нашему…
– Неважно, главное – чтобы имя имело смысл, – возразил Вогтоус.
– И что же оно значит? – подозрительно осведомилась Наёмница.
– Не знаю.
– Да ну тебя, Вогт, – досадливо махнула рукой Наёмница.
Вогт продолжил:
– Вот только сначала у него не было ни имени, ни отца, ни матери. Он лишился бы и жизни, если б…
– Если бы не один человек, который, наткнувшись на брошенного ребенка, поднял его и забрал с собой, – буркнула Наёмница.
– Да-а, – медленно, как будто всерьез удивившись ее осведомленности, согласился Вогт. – Человека, подобравшего младенца, звали Вит, и он был… самым хорошим, самым добрым, самым лучшим человеком на свете! Впрочем, – продолжил Вогт уже менее восторженным тоном, – все люди пустоши, среди которых оказался Годсэнт, были приятны и добросердечны, и он любил их – хотя и не так сильно, как Вита.
– Я с нетерпением жду, когда станет мрачно, – заявила Наёмница. – А то начало до того приторное, что аж зубы ломит.
– Тебе придется немного потерпеть, – предупредил Вогтоус. – Годсэнт любил и пустошь. Она была огромная, но никто не чувствовал себя потерянным на ее просторах, под бесконечным синим небом. На пустоши росло много цветов. Стоило только сойти снегу, как – самые первые – раскрывались белые цветы. После того, как из земли покажутся молодые травинки, распускались желтые цветы, которые сменялись оранжевыми к тому времени, как остановится рост молодых листьев. Затем были красные цветы, а после синие цветы, которые держались вплоть до первого снега. Это было очень красиво, по-настоящему красиво: синий цветок в белом снегу.
– Ты так говоришь, будто своими глазами это видел.
– Я вижу это прямо сейчас. Я всегда вижу то, о чем рассказываю, – уверил Вогт. – Когда снег накрывал пустошь плотным покрывалом, она выглядела мертво и пусто, но стоило солнечному лучу сверкнуть на снегу, и Годсэнт вспоминал о цветах – белых, желтых, оранжевых, красных и синих, ждущих тех дней, когда их лепестки раскроются. Хлопья снега и сами походили на цветы, падающие с неба. Тысячи цветов. Годсэнт был очень счастлив. Счастлив каждую минуту, и в каждую следующую немного иначе, чем в предыдущую. Это было как в чудесном сне.
– Ну да. На нормальную паскудную жизнь нормального паскудного человека это очевидно не похоже.
Вогт неожиданно встал. Наёмница налетела на него от неожиданности.
– Ты чего? Идем.
– Как в чудесном сне, – повторил Вогт, зачарованно глядя в небо (ярко синее и прямо-таки прожаренное небо).
– Сны заканчиваются, рано или поздно, – резко напомнила Наёмница.
– Заканчиваются, – эхом повторил Вогт.
Наёмница раздосадовано махнула рукой и быстро зашагала вперед. Спустя минуту Вогтоус нагнал ее.
– Ты бы хотел, чтобы… ну… все было как раньше? – спросила Наёмница. – Орден и все такое.
Вогт задумался, прежде чем ответить.
– Мне не хватает Ветелия, да и остальных тоже. Я верю, что сумею разыскать Ветелия в стране Прозрачных Листьев – в конце концов, я никогда не видел его мертвым, он просто исчез. Но вот другие… они совершенно точно умерли. Поначалу я отрицал, а теперь признаю: у меня нет шанса снова увидеться с ними. Порой на меня накатывает такая тоска… я утонул бы в ней, если б не ты. Мне не хватает тех, кто остался в прошлом, но не самого прошлого. Ведь в моем прошлом не было тебя. А потом мой ответ – нет, я бы не хотел вернуться назад, – он рассмеялся, посмотрев на Наёмницу. – Когда ты улыбаешься, это прекраснее, чем искрящиеся цветы, падающие с неба.
Наёмница ощутила, что краснеет, и мотнула головой, чтобы волосы прикрыли лицо.
– А что там дальше с Годсэнтом?
– Я не думаю, что мне следует завершить эту историю сегодня, – ответил Вогт. – Если что-то заканчивается, немедленно начинается что-то другое.
Наёмница понимала, о чем он.
***
– Пустошь окружал лес, – продолжил Вогт на следующий день.
«На следующий вечер», – поправилась Наёмница, взглянув в оранжевое небо. Как оранжевые цветы сменяются красными, оно тоже потом станет красным, а еще чуть позже – синим.
– Никто из живущих на пустоши, кроме разве что Вита, не решался приблизиться к лесу. Они не хотели и думать, как это – оказаться под сенью деревьев, отбрасывающей фиолетовую тень.
– Почему? – удивилась Наёмница.
– Почему? – Вогт столь откровенно растерялся, что Наёмница не удержалась от фырканья – похоже, он придумывает свою историю прямо на ходу. – С чего бы им вздумалось идти в лес? У них были родники с прозрачной чистой водой, да и в дичи они не нуждались, ведь им хватало того, что они выращивали сами.
– Я не спросила, почему они оставались на пустоши. Я интересуюсь, почему они боялись леса, – уточнила Наёмница.
– Они не боялись леса, – неуверенно возразил Вогт. – Они просто держались от него подальше.
– Это значит – боялись.
– Ну допустим, – сдался Вогт и попытался объяснить: – На пустоши было много света. Когда люди выходили из своих домов, они могли видеть ее всю, простирающуюся далеко-далеко. Немногочисленные малорослые деревья, что произрастали на пустоши, не мешали обзору. Но в полутемном лесу не знаешь, что находится в десяти шагах от тебя.
– То есть, по какой-то причине, они были уверены, что в лесу скрывается нечто плохое? – сформулировала Наёмница.
– Да, – через силу согласился Вогт, – они чувствовали, что в лесу есть что-то плохое. Вернее, что лес ограждает их от чего-то страшного, но постепенно сдается и становится его частью. Виту было что-то известно, так как периодически он уходил с пустоши на долгое время, но люди не хотели расспрашивать его, а сам он не спешил рассказать им.
– Что же он скрывал?
– Откуда мне знать? Ведь Вит молчал.
– Хорош придуриваться, Вогт. Ты – рассказчик. Ты все знаешь.
– Ладно, ладно, – сдался Вогт. – Вит утаивал тот факт, что несколько лет назад в различных частях мира начали возникать пятна тьмы. Со временем подобных пятен становилось все больше. Они вели себя непредсказуемо. Образовавшись среди цветочного луга, тьма могла мгновенно распространиться, закрыв его весь, или же захватывать пространство медленно, поглощая цветок за цветком. Все живое, что оказывалось в пределах темноты, уродовалось или гибло. Многие стали жертвами этого явления. Никто не знал, что с ним делать. И оно набирало скорость, становилось все более угрожающим.
– Знакомая картина, – пробормотала Наёмница. На ее лбу прорезалась глубокая страдальческая морщина.
– Вит держал свои тревоги при себе, попутно пытаясь отыскать способ справиться с бедствием, – продолжил Вогт. – Все чаще он покидал пустошь, никому не объясняя, куда направляется. Люди пустоши, и особенно Годсэнт, провожали Вита с затаенной тревогой, но тем не менее верили, что он обязательно вернется – как всегда. Однако очередная его отлучка затянулась. Годсэнт чувствовал себя очень одиноким. Когда он смотрел в небо, он видел в нем только черные тучи.
– Даже не знаю, кого мне этот парень напоминает, – съязвила Наёмница.
– Однако шли дни, горе Годсэнта поутихло, и небо стало почти таким же синим, как прежде. Годсэнт осознал, что отчаивался зря. Вит никогда не оставил бы его добровольно. Но он и не мертв – иначе Годсэнт ощутил бы утрату всем сердцем. Значит, Вит находится там, откуда не может выбраться. Нужно просто разыскать и освободить его. Годсэнт не сомневался, что сумеет справиться с задачей. Он был уверен в этом так же, как в том, что под снегом запрятаны цветы, ждущие дня расцвета – всегда было так, и не менялось из года в год…
Тут Вогт испустил затяжной печальный вздох, явно намекая, что историю ждет мрачный поворот и Наёмнице следует морально подготовиться.
– Нет, стой, я этого не выдержу! – воскликнула Наёмница.
Усевшись на траву, она сдернула с ноги ботинок и, перевернув, потрясла его.
– Проклятый камень. Достал.
Вогт вздохнул с плохо скрытым разочарованием и продолжил:
– Но в действительности пустошь уже начинала меняться. Когда снег сошел, не белые, а синие цветы раскрыли слабые лепестки – и Годсэнт понял, что после весны сразу пришла осень. Вскоре цветы погибли под бледными лучами помутневшего солнца. Пустошь осталась унылой и голой, с печальным воем по ней метались холодные ветра. Люди пустоши ощущали тревогу и страх, но вокруг был лес – а значит, уходить им было некуда.
Наёмница зашнуровала ботинок и тихо последовала за Вогтом, уставившись себе под ноги. Она уже догадалась, что будет дальше.
– Однажды тьма хлынула из леса, но одновременно она полилась и из центра пустоши. Она была неумолима и яростна, стискивала, не давая вздохнуть… – Вогт замолчал.
– Короче, всё встало плохо и все умерли, – подытожила Наёмница. – А что случилось с Годсэнтом? Как ему удалось спастись?
– Он и сам не понял, как именно. Просто его кожа вдруг вспыхнула мягким светом. Тьма бесновалась вокруг него, пыталась разорвать его, но не могла к нему даже прикоснуться. Годсэнт закричал и закрыл лицо руками, потому что вокруг него были вопящие клочья темноты, которые он не хотел ни видеть, ни слышать.
– Вопящие? – Наёмница посмотрела на Вогта с тревогой.
– Клубящиеся, я сказал «клубящиеся», – пробормотал Вогт и потер потный лоб. На секунду его губы скривились, как у плачущего ребенка. – Он был растерян, потрясен, испуган. Он не понимал происходящего. Он не мог никому помочь!
Наёмнице вдруг захотелось обнять Вогта. Или хотя бы погладить по волосам. Вместо этого она взяла его за руку и сказала:
– Расскажи остальное потом.
– Он бежал, бежал, бежал в полной черноте. Его сияние угасло, и больше ничего не защищало его от тьмы, но она угомонилась сама, насытив свою ярость. Годсэнт оказался в лесу и, задыхаясь, без сил упал на корни дерева, выступающие из земли. Он осознал, что остался совсем один. Во мраке.
Вогт замолчал. Пальцы Наёмницы уже готовы были соскользнуть с его пальцев, но он перехватил ее руку, не позволяя отдалиться. Наёмница в глубине души обрадовалась этому, потому что это было вроде как не ее решение.
Они шли еще с час, пока воздух не стал прозрачно голубым, после чего решили, что на сегодня с них хватит.
Светящийся лист несколько увял (самая странная еда в жизни Наёмницы, куда более странная, чем змеи), но был по-прежнему вкусным, к тому же его оставалось еще не меньше половины, следовательно, проблема пропитания пока не беспокоила. После ужина бродяги поплавали в реке. В отличие от быстро прогревающейся притоки, вода в Нарвуле всегда оставалась холодной, но после изнурительно жаркого дня это было скорее преимущество. Наёмница сама поразилась собственному благодушию. Казалось, жизнь внезапно начала доставлять удовольствие. Да и в лице Вогта не осталось и тени грусти. Когда он дотронулся под водой до выступающих ребер Наёмницы, она отплыла, нарочно плеснув ему в лицо (Вогт рассмеялся), хотя не рассердилась, а… она не знала, что.
На берегу Наёмница суетливо натянула на себя одежду и только после этого решилась взглянуть на Вогта. Он неподвижно завис в синей воде. Наёмница подумала, какие загадочные и яркие у него глаза в цвете сумерек, но вслух, конечно, ничего не сказала.
Вогт улыбался, но затем уголки его губ вдруг опустились, а глаза раскрылись шире. Наёмница вздрогнула и оглянулась, но позади были только деревья и густеющая темнота между ними – самая обычная, а не та враждебная всему живому тьма, что упоминалась в истории Вогта. Когда Наёмница снова обратила взгляд на Вогта, на его лице было и вовсе непонятное выражение.
– Что? Что? – спросила она, как спрашивала уже не раз.
– Я бы никогда не столкнул тебя в воду, – сказал Вогт.
– Я знаю, – кивнула Наёмница и села.
Вогтоус поплыл к берегу, и Наёмница опустила лицо к коленям, дожидаясь, когда он выберется на сушу и добредет до своей одежды. От ее душевного спокойствия осталась лишь груда осколков.
***
– Тьма может казаться непроглядной, но однажды глаза привыкнут к ней и начнут видеть. Так случилось и с Годсэнтом, хотя порой он мечтал снова ослепнуть, так как, блуждая в сумрачном и враждебном мире, наблюдал много страшного: погибшие оголенные деревья среди груд опавшей листвы; птиц, и после гибели сжимающих лапками почерневшие ветки; солнце – белая смутная точка в небе, – не способное разогнать темноту ослабшими лучами. И люди – мертвые и такие, каких нельзя было назвать ни мертвыми, ни живыми. Мрак забрал их память, и они слонялись, не узнавая самих себя и ничего вокруг. Они были опасны, потому что из всех чувств в них остался лишь гнев, и ничто, кроме встречной силы, не могло отвратить их от нападения. Едва завидев их, Годсэнт убегал прочь. Даже когда его сердце билось, едва не разрываясь, он радовался, что ему удалось спастись от очередной погони, хотя, возможно, для него было бы куда проще погибнуть. Углубляясь дальше в лес, пугавший его прежде и успокаивающий сейчас, Годсэнт все реже встречал кого-либо…
Голос Вогтоуса звучал абсолютно замогильно. Как будто пытаясь подыграть, ослепительное, пышущее жаром утреннее солнце над головой Наёмницы заволоклось тучей, тень пала на землю. Но Вогт был Вогтом и посему моментально порушил собственноручно выстроенную атмосферу.
– Смотри-ка, жук! – выпалил он, рухнув в траву на четвереньки. – Интересно, куда он ползет?
Наёмнице давно бы следовало привыкнуть, и все же она оказалась несколько сбита с толку неожиданной сменой темы. Вогтоус нежно подул на жука. Жук – большой, круглый, с ярко-красной спинкой – настороженно замер, выждал и, успокоившись, деловито пополз дальше.
– Он такой серьезный, – восхищенно заметил Вогт. Не поднимаясь с четверенек, он последовал за жуком.
– А что потом? – спросила Наёмница, ступая следом.
– Годсэнт встретил девушку. В глубине леса, – ответил Вогт, не поднимая головы.
– Почему в лесу?
– Как и он сам, она пряталась… от остальных, плохих.
– Как ее звали?
– Она не помнила. Когда мир погрузился во мрак, она обратилась в Девушку Без Имени. Враждебность, проникшая в воздух, воду и кровь людей, отравила ее, но не изменила полностью – она все еще владела собственным разумом. Если она и казалась частью темного мира вокруг, это не было правдой.
– Надо же… какое странное сходство… – задумчиво протянула Наёмница. – Вогтоус, ты уверен, что Ветелий рассказал тебе эту историю? Я отчего-то уверена, что ты придумал ее сам.
Он не слушал ее, увлеченно преследуя жука.
Жук остановился перед сухой веточкой, преградившей ему путь. Казалось, он впал в глубокую задумчивость. Красная спинка блеснула под прорвавшимся сквозь брешь в туче лучиком. Наёмнице захотелось прикоснуться к жуку, ощутить, какой он живой, гладкий, нагретый солнцем. Вогтоус поднял веточку; нисколько не удивившись внезапному исчезновению препятствия, жук пополз дальше. Вогт улыбнулся. Ресницы оттеняли его глаза, придавая им таинственную, мерцающую глубину. «Наваждение какое-то», – подумала Наёмница, сокрушенно помотала головой и все-таки опустилась на траву рядом с Вогтом.
– Почему она не обезумела, как все? – спросила она, глядя на жука, но не на Вогта.
– Потому что была совершенно особенной. Настоящее чудо, правда?
Наёмница оторопело уставилась на него. Он о жуке? О ней?
– Эта встреча все изменила, – жизнерадостно продолжил Вогт. – Прежде Годсэнт убегал от темноты, но, стоило ему встретить Девушку Без Имени, как у него появились силы бороться с ней.
– С Девушкой Без Имени? – недоуменно уточнила Наёмница.
– С темнотой, конечно, – Вогт медленно перебирали ладонями и коленями, следуя за жуком. – Разумеется, небо не прояснилось только оттого, что Годсэнт поверил всем сердцем, что однажды это непременно случится, однако некоторое время спустя Годсэнт и Девушка Без Имени увидели птиц, тяжело летящих над деревьями. Птиц было немного, но они смогли выжить и летели к спасению. Странники последовали за ними. Несмотря на сильную усталость, они шли без остановки, боясь упустить стаю из виду. Лишь когда птицы садились на ветви, чтобы, нахохлившись, впасть в недолгий поверхностный сон, Годсэнт и Девушка Без Имени могли позволить себе отдохнуть и немного поспать – они научились просыпаться от звука хлопающих крыльев. Так длилось много, много дней. Люди и птицы были измотаны и истощены, но и те, и другие были слишком упрямы, чтобы сдаться. Лишь одна пичужка, слишком ослабшая, чтобы поднять себя в небо, осталась дожидаться смерти на хрупкой веточке, не прогибающейся под ее невесомым телом. Годсэнт и Девушка Без Имени пожалели пташку и взяли ее с собой. Когда шел дождь, они собирали капли, чтобы смочить свои пересохшие губы, но никогда не забывали прежде напоить птицу.
Красный жук невозмутимо взбирался вверх по травинке. Он сорвался и упал, но со второй попытки достиг вершины. Наёмница вздрогнула, возвращаясь в реальный мир.
– Они знали: они дойдут, как бы сложно это ни было. Эта мысль придавала им сил даже тогда, когда они ощущали себя полностью исчерпанными.
Покачиваясь на травинке, жук неуклюже поднял толстые надкрылья, расправил прозрачные крылышки под ними и, жужжа, взмыл в небо. Вероятно, он решил, что нет смысла оставаться, после того, как Вогтоус рассказал все, что намеревался рассказать в это утро.
***
– Так куда они пришли в конце концов? – спросила Наёмница. Ей надоело ждать, когда Вогтоус рассмотрит каждое облако, жмурясь от света садящегося солнца.
– Они вышли на большую поляну, – продолжил Вогт, словно вовсе и не прерывался. – И поразились…
Это было в его традициях – замолкать посередине предложения. Наёмница нахмурилась.
– Почему?
– Там не было темноты. Она окружала поляну, но не решалась ступить на нее, как будто знала, что будет незамедлительно, яростно изгнана. Впервые с тех пор, как тьма пришла в их мир, странники увидели небо, оранжевое и красное на рассвете. По центру поляны располагалась скала. Она как будто выросла из земли. Ее вершину прятала толстым боком огромная туча. Тонкая, изломанная, как молния, тропинка-лесенка вела к вершине, к которой устремились птицы и исчезли за тучей.
– И что это было? – уточнила нетерпеливая Наёмница.
– Дом Мудры. Годсэнт и сам не понял, откуда ему известно это имя. Как будто оно всегда хранилось в его памяти, так же как любовь к небу, цветам и солнечному свету всегда хранилась в его душе.
– Так они поднялись туда?
– Разумеется. Подъем был непрост. Узкие ступеньки словно и вовсе не предназначались для человеческих ступней, к тому же поднялся резкий холодный ветер, грозящий столкнуть странников со скалы. Дрожа, они вжимались в ледяную скалу, уверенные, что следующий момент станет для них последним – но время продолжало течь. А до вершины было все еще далеко… как будто скала становилась выше и выше. Или же просто снизу она казалась меньшей, чем была в действительности?
– Что ты меня-то спрашиваешь? – возмутилась Наёмница. – Сам должен знать!
– Ты хоть понимаешь, что такое риторический вопрос? – прервался Вогт.
– А это очередной дурацкий вопросик, на который я знать не знаю, как ответить?
– Этот твой вопрос я точно сочту риторическим, – заявил Вогтоус.
Наёмница надулась. Вогтоус проигнорировал ее реакцию, спокойно продолжив:
– Все же они добрались до вершины и увидели огромное здание, стены которого были выстроены из того же камня, что и скала, составляя с ней единое целое. Никто не препятствовал странникам, когда они проследовали внутрь. Они долго брели сквозь пустые сумеречные залы, оставляя кровавые следы израненными в долгом переходе ступнями. Хотя здание и снаружи впечатляло своими размерами, внутри оно оказалось просто огромным – и за день не обойти. Так действовало волшебство. Странники ощутили, что здесь они хотя и ожидаемые, но неприятные гости. Вдруг, шагнув в очередной зал, они увидели хозяина дома – огромный, как туча, стоглавый Мудра растекся по каменному трону, далеко протянув свой черный дымный хвост.
– Стоглавый? – уточнила Наёмница.
– Да, – подтвердил Вогт. – И на его ста лицах отражались все его чувства. А еще у него были большие руки с семью пальцами на каждой.
– Чудище какое, – заявила Наёмница, содрогнувшись.
– Вовсе нет, – возмутился Вогт. – Он был самым красивым! В своем роду… И, к сожалению, последним – подобных ему существ не осталось в мире. Странники его вовсе не испугались. Напротив: при виде Мудры что-то дрогнуло в их сердцах. Странники рухнули на колени и склонили головы, почти коснувшись лбами пола. Бог приказал им подняться, слив сотню голосов в громовой один, и от мощи его голоса тряхнуло стены. «Как вы посмели явиться сюда? – гневно спросил он. – Туда, где не бывал прежде ни один человек?»
– Судя по всему, характер у него не лучше внешности… – буркнула Наёмница.
– Если ты еще раз меня перебьешь, тебе придется продолжить историю самостоятельно, – предупредил Вогт.
– Ладно, – сдалась Наёмница. – Говори.
