bannerbannerbanner
полная версияИгра Бродяг

Литтмегалина
Игра Бродяг

– У тебя есть кто-нибудь в городе? – спросила Наёмница.

– Нет, – Веления угрюмо покачала головой.

Хоть это было и не ее дело, но Наёмница не удержалась от вопроса:

– Ты не собираешься бросать его?

Веления вздрогнула.

– Кого?

«Все ты поняла, тупица», – подумала Наёмница.

– Ребенка.

– Нет, – неуверенно, через силу ответила Веления.

Деревья росли все ближе друг к другу, и вскоре они оказались среди настоящего леса. Наёмница получила тень и прохладу, но не спокойствие, как бы ни завораживал ее шелест листьев. Листья отражались в реке, и от этого река казалась темно-зеленой.

– Я устала, – пожаловалась Веления.

Наёмница бросила мешок на траву и села. Ее ноги тоже ныли после длительной ходьбы. Веления положила ребенка рядом с ней, а сама отошла. Наёмница была не в восторге от такой близости, хотя отодвигаться не стала. Она отвернулась, но серьезный взгляд младенца не давал ей покоя.

– Что? – спросила она, как будто всерьез ожидала от младенца ответа. – Что?

Веления все не появлялась. Наёмница поднялась на ноги и оглянулась. Если эта тощая коза не объявится через пять минут, придется броситься за ней в погоню. С высоты своего роста она посмотрела на младенца. На нее вдруг нахлынула такая грусть, что она сама удивилась. «Мне какое дело, что с ним будет? – сказала она себе. – О ребенке заботится мать. Если мать о нем не заботится, то никто о нем не заботится. Это просто закон жизни. Да, жестоко, но жизнь жестока в принципе, – она угрюмо осклабилась. – Обо мне же никто не позаботился…»

Тут ей живо представился Вогт, обвивающий ее руками и шепчущий: «Они ничего нам не сделают», в то время как всадники пролетали над ними, словно хищные птицы. Противореча собственным мыслям, Наёмница произнесла вслух:

– Только…

Произнести его имя Наёмница не успела, потому что страшный удар обрушился на ее голову, и она упала, утратив сознание.

***

Вдохнув, Наёмница втянула носом какую-то травинку, чихнула и окончательно очнулась. Она лежала вниз лицом, руки и ноги вытянуты. Да уж, не поза непобедимого воина. Голова отчаянно трещала, в висках пульсировала кровь. Как бы ни было плохо, а встать придется. Она поднялась на четвереньки, а затем и села. Сколько же времени прошло? Кто теперь скажет. Но солнце уже начало опускаться, воздух стал прохладнее.

Запустив пальцы под волосы, Наёмница нащупала здоровенную шишку. Вот тварь! Ну и подлость! Ее плащ лежал скомканный, кинжал пропал, а вот кристалл – что очень странно – остался. Мешок с едой Веления забрала с собой. Ребенка оставила. Наёмница заскрипела зубами и зажмурилась, но, открыв глаза, снова увидела младенца. Не исчез. Улыбается без малейшего понятия, что мать бросила его на верную смерть.

Она застонала от отчаяния. Как ее смогли так провести?! Ругаясь, она встала, подобрала плащ, нацепила его на себя, затянув под горлом завязки, и попыталась схватить кристалл. Он оказался горячим до болезненности. Наёмница отдернула пальцы и обиженно подула на них. Сдвинув кристалл носком ботинка, она увидела, что трава под ним иссохла и даже слегка обуглилась. Колдовство! Теперь понятно, почему Веления его не украла. Он так раскалился, что к нему стало невозможно прикоснуться.

Младенец позади нее издал нежный гулящий звук. Наёмница подошла, присела возле него и вздохнула. Слезы брызнули из ее глаз, но она сразу же их вытерла. Это действительно ужасная ситуация, но она ничего, совсем ничего не может сделать для младенца. Ее собственное положение немногим лучше: без еды, денег, оружия в опасном мире, из которого ей, кажется, уже и не выбраться. Здесь все вроде бы совсем такое же, но другое! Как будто не совсем настоящее. Она так ясно осознавала это сейчас.

Да, впору плакать.

– Сейчас я уйду, а ты останешься, – сказала она младенцу. – Сам по себе.

Он смотрел на нее своими круглыми светлыми глазами с выражением чистейшего доверия, а затем вытянул губы трубочкой и причмокнул, как будто посылая ей воздушный поцелуй.

– Ты слишком маленький. Я не могу взять тебя с собой. Мне даже кормить тебя нечем.

Младенец тихонько всхлипнул и завозился в своих мокрых пеленках – воплощенная беспомощность. Будь здесь Веления, Наёмница бы уже рявкнула на нее, требуя помочь ему.

– Ладно-ладно, я сниму с тебя эту мокрую тряпку. Но это все, что я готова для тебя сделать.

Сдернув пеленку, Наёмница не решилась положить голенького младенца на колючую траву и с минуту держала его на вытянутых руках, а затем прижала к себе. Младенец сразу свернулся клубочком и умиротворенно затих. Наёмница вскинула взгляд к облакам, как будто прося от небес помощи – ну хотя бы скинуть сухую пеленку, ну хотя бы дать пару советов. Какое же странное ощущение – держать на руках младенца. Прежде ей не доводилось делать такого. Да она и не хотела.

– Ты погибнешь, – объяснила она младенцу, не глядя ему в глаза. – Мне жаль тебя, но я вовсе не обязана спасать тебя или кого-либо другого, понял? Я тоже сама по себе.

«Я сейчас положу его и уйду. Какое мне дело?» – думала Наёмница и сама не замечала, что уже бредет через лес, прижимая к себе ребенка. Остывший кристалл болтался за пазухой.

К тому времени, как она добралась до лесной опушки, небо успело порозоветь. Младенец, прикрытый краем зеленого плаща, спал так безмятежно, словно сегодняшний день, завершившийся для него трагедией, так же как и для Наёмницы, ничего не менял в его жизни. Ресницы лежали на его нежных щечках, как пушистые бабочкины крылья.

Оброненный кинжал блеснул среди травинок, призывая ее. Наёмница подобрала его.

– Всегда со мной, друг? – спросила она, целуя клинок. – Уверена – это не она тебя потеряла, это ты сам сбежал.

Она подвесила клинок на пояс.

После леса начиналась равнина, плавно уходящая вниз. Наёмнице открылся просторный вид. Справа от нее тянулся лес, а по левую сторону, изгибаясь, бежала река. Скользнув взглядом по руслу, Наёмница увидела прилепившийся к речушке городок… Частокольная стена еще не успела дочерна потемнеть от дождей; центральное, самое высокое строение было возведено лишь наполовину, да к тому же в прошлый раз Наёмница подошла к городу с противоположной стороны. И все же внутреннее чутье безошибочно подсказало ей – это тот самый городишко, где они с Вогтом вляпались в сомнительную историю с рабами. Такой, каким он был лет двадцать назад…

К ней приближались всадники, и с ними развязка. Спустя минуту они окружили ее. Лоснились темные шкуры их сильных животных, холодно сверкали их мечи. Их смех был резок, глаза – злы. И, глянув в эти глаза, Наёмница осознала, что опасности нескольких последних дней были просто неприятностями, а настоящая опасность – вот.

Оказавшись в центре вращающегося круга, Наёмница закружилась на месте, готовая броситься сражаться с любым из них и со всеми одновременно, несмотря на полное понимание, что победительницей из столь неравной схватки ей не выйти. Это тот случай, когда надеешься просто остаться в живых. Их пятеро, они вооружены до зубов, они на лошадях, а у нее что? Короткий кинжал и младенец. Конечно, швырни она младенца под копыта, не переживая о его сохранности, и начни отбиваться всерьез, у нее будет какой-то шанс сбежать, пусть и самый минимальный. Однако Наёмница лишь крепче прижала младенца к себе.

– Далеко идешь? – раздался сверху насмешливый окрик.

– Далеко, – ответила Наёмница.

– Может, с нами поедешь?

– Да, пожалуй, не стоит, – возразила Наёмница.

– А чей ребенок?

– Мой, – соврала Наёмница. – Вижу, вы хотите поговорить со мной, – она изобразила жалкое подобие улыбки. – К чему бы это? Есть девушки и посимпатичнее.

Они спешились и окружили ее плотным кольцом. Деваться ей было некуда. Но хотя бы они не так возвышалась над ней, как когда сидели на лошадях. От выступившего пота кожа Наёмницы стала влажной. Руки так дрожали, что она побоялась уронить ребенка и аккуратно положила его перед собой. Кинжал, прижатый поясом к левому боку, жег, напоминая о себе. «Выхватить и колоть их без разбора», – подумала Наёмница. Вот только ребенок в ходе этой разборки может пострадать…

Наёмница опустила взгляд и посмотрела на личико младенца. Вовсе не непонятного цвета глаза. Серые.

– Это – ловушка, – сказала Наёмница. – С тех пор, как я здесь, я в ловушке. Игра испытывает меня.

– Что ты там бормочешь?

– Что же мне делать? – проскулила Наёмница (они засмеялись; кто-то схватил ее за руку, она тряхнула ей и сбросила гадкие пальцы). – Что мне делать… – она замотала головой.

Ее толкнули, и Наёмница упала на траву.

Широкое, мерцающее, как пламя, небо раскинулось над нею. Оно было насыщенно-оранжевым – согревающий, приободряющий цвет. И в этот момент Наёмница вдруг успокоилась. Она переключилась на свою обычную тактику. Убей. Не можешь убить – убеги. Не можешь убежать – обмани. Не можешь обмануть – тяни время и думай.

– Остановитесь, – вскочив на ноги, попросила она и, выставив перед собой беззащитные ладони, улыбнулась дрожащими губами. – Я могу предложить вам что-то, что вам очень понравится.

– Не сомневаемся.

Под издевательский смех очень сложно думать, и уж тем более в окружении стены из мужских тел. В ноздри бил запах их пота, тяжелый дух лошадей, и у Наёмницы началась одышка. Очередной тычок едва не повалил ее на землю, и в ее вымученной улыбке мелькнул затравленный звериный оскал.

– Но за это вы отпустите меня и моего ребенка, – она вовремя увернулась от зуботычины и запустила руку под рубаху. – Вы не представляете, что это за вещь, – добавила она отчужденно. – Да за такую штуку можно душу отдать.

Она вытащила из-под рубахи кристалл и, когда лучи заходящего солнца коснулись его, он вдруг вспыхнул ослепительным золотым светом, заставив всех присутствующих на секунду зажмуриться. Сквозь шум в своей голове Наёмница слышала потрясенные восклицания.

– Это самый прекрасный камень из всех. Подобного ему не найти во всем мире, – вкрадчиво произнесла она, протягивая камень на дрожащих ладонях. Сквозь блеск камня блеска ее глаз никто не замечал, а будь они повнимательнее, он мог бы предостеречь их. – Ну что, была я права? Стоит это души? Стоит? Готовы вы отдать за него душу? Каждый из вас?

 

Две грубые руки схватили кристалл, и сразу к нему потянулись другие, стремясь прикоснуться и вырвать.

– Да, – услышала Наёмница взволнованные, хриплые голоса. – Да! Каждый!

Наёмница ликующе выдохнула; камень запылал теперь не золотистым, а красным. Смотреть на него было все равно что воткнуться носом в закатное солнце, и, вскрикнув, Наёмница рухнула на колени и закрыла лицо руками… Одно за другим, с глухим стуком тела падали на землю… последним в траву тяжело рухнул кристалл. Он больше не светил…

Наёмница открыла глаза. Кристалл потерял прозрачность и почернел, как уголек. «Полный», – безразлично отметила Наёмница. Тела нападающих лежали вповалку – неповрежденные, но бездыханные.

Младенец заплакал. Наёмница подняла его на руки и прижалась щекой к его мягкой щечке.

– Не плачь, маленький, – сказала она. – Все в порядке.

Продолжая разговаривать с ребенком, она медленно побрела прочь от распростертых тел, но уже пару десятков шагов спустя обессиленно присела на траву. Солнце заходило, и ее сердце погружалось в ночь. Младенец перестал плакать и, широко раскрыв глаза, с улыбкой взглянул на нее. Наёмница улыбнулась в ответ своей жалкой неумелой улыбкой. Какой же все-таки очаровательный младенец. И какие длинные ресницы…

– Длинные ресницы… – произнесла Наёмница вслух и услышала ускоряющийся стук собственного пульса.

Наконец-то она начинала что-то понимать. Недавно увиденный сон уже не казался бессмысленным. Он предостерегал ей о той участи, которая ждала бы ее, провали она испытание здесь…

– Вогт, – окликнула младенца Наёмница. Он радостно заулыбался при звуках ее голоса, но едва ли признал свое имя. – Вогт…

«Как близка я была к поражению», – с содроганием подумала она. Достаточно было бросить Вогта там, где мамаша оставила его. Он бы погиб… и многие годы спустя Наёмнице было бы некому оказать помощь, наделив его частью своего невероятного везения, так что она бы тоже погибла – если не в яме, полной огня, то от стрелы кочевника. Игра бы никогда не началась… Но здесь, сейчас (к какому бы времени это сейчас ни относилось), правила Игры действовали. Прирежь она кого-то из нападающих, это наверняка спровоцировало бы ряд ужасных последствий. Однако она никого не убила, ведь их тела в порядке – так же как и их души. Просто теперь они находятся в разных местах.

Вдруг припомнив, как расспрашивала Велению о Торикине и поражалась тому факту, что Веления никогда о нем не слышала, Наёмница рассмеялась. Да ведь Торикин только на ее памяти дважды переименовывали! Стоило очередным властям устранить предыдущих, как они стремились переделать город под себя. Разумеется, его текущее название ни о чем Велении не говорило…

Что-то упало ей на макушку и скользнуло по волосам. Наёмница схватила это. Лист? Он был бледно-зеленым и прозрачным, с более темными жилками, и напоминал крыло стрекозы. Проникая свозь него, закатный свет окрашивал лист в золотистый оттенок. Наёмница покрутила головой. Ни единого дерева поблизости, тем более с такими листьями. Что ж, ей уже не привыкать к странностям. По крайней мере теперь она точно знала, что должна делать. Но прежде она приобняла Вогта (в отличие от его взрослой версии, он не вызывал у нее чувство тревоги) и прошептала:

– Не бойся, маленький. Скоро придет Ветелий и заберет тебя.

Положив листок на бедро, она нацарапала кончиком кинжала: «ВОГТОУС» – и усмехнулась. Глупенький Вогт верил, что это боги опекали его. О нет, они на такие мелочи не размениваются. Они запрягли ее.

***

Первое, что она увидела, приподняв голову: край длинного белого одеяния. И едва не завопила от ужаса. Колдун здесь! Стоит возле, наблюдая ее с высоты его роста. Застонав, она уткнулась лицом в пол. Пол состоял из шероховатых каменных блоков. Судя по всему, она снова очутилась в кабинете Колдуна на вершине башни.

– Вам было известно… – пробормотала она, все еще не смея подняться и взглянуть в его слепое лицо.

– Скажи мне, ты действительно верила, что сумеешь обмануть меня?

– Может, и не верила, – призналась Наёмница. – Но смутно надеялась.

– Встань.

Наёмница подчинилась. Дрожа как продрогшая собачонка, она все же расправила плечи и попыталась придать себе отважный лист.

– Возьми.

Замирая от страха, Наёмница взяла с холодной ладони Колдуна теплый, как будто живой, камень. Он был зеленый, как лист, и такой же плоский.

– Что это?

– То, что ты так отчаянно пыталась найти.

Наёмница ушам своим не поверила.

– Вы просто отдадите это мне?

– Я отпускаю тебя. Отнеси ей.

– Но… – Наёмница совсем растерялась. – Зачем вы это делаете?

– Я сразу почувствовал ложь в тебе и догадался, кто и по какой причине прислал тебя ко мне. За прошедшие годы я окончательно отчаялся и осознал тот факт, что мне никогда не сделать ее своей. Я устал ненавидеть ее, а еще больше устал ее любить. Пусть она получит что хочет. Для меня все в любом случае потеряно.

– Это… это не все. Есть еще кое-что, что я должна принести ей. Ее обещание.

– Оно давно разрушено, мертво. Хочешь увидеть его?

Он протянул к ней ладонь. На ней лежало что-то темное, высохшее, распавшееся на фрагменты, напоминающее пепел. Наёмница не сразу узнала…

– Бабочка? Почему бабочка? – спросила она шепотом.

– Бабочка опускается на цветок, снова взлетает. Мелькает здесь, там. Ее сложно поймать и невозможно сохранить – ведь даже при самых идеальных условиях жизнь бабочки так коротка… – его голос зазвучал резко, прорезал тишину, как нож. – Я знал, что она обманет меня.

Колдун повернул ладонь и частички крыльев посыпались на пол.

– Пока бабочка умирала, я смотрел на нее и утешал себя тем, что она навсегда останется со мной, пусть даже и мертвая. Но со временем я сам стал, как эти крылья. Я истончился, высох, я скоро превращусь в пыль. У меня были хорошие дни. В потоке моей жизни они сверкали, как серебро. Но золотых дней у меня никогда не было.

Наёмница смотрела на крылья. «Колдун вовсе не злой, – поняла она. – Он просто ужасно одинокий. Каким бы он мог быть, если бы однажды освободился от призраков?»

Свет вокруг нее мерк, и вместе с ним медленно тускнел и сам образ Колдуна, становясь все бледней и прозрачней.

– По правую руку, – подсказал он.

– Не исчезайте, – выпалила Наёмница и впервые смело посмотрела ему в лицо. – Я должна отыскать свое имя. Вам известно, где оно?

Колдун долго молчал. «О чем он думает?» – гадала Наёмница. Но его неподвижное лицо с плотно сжатыми губами не давало ей подсказку.

– Твое имя – среди воды, – сказал он наконец и исчез так резко, как гаснет огонек свечи. Только что был – и вдруг вместо него осталось лишь пустое темное пространство.

«Среди воды…» Наёмница разочарованно вздохнула. Не то чтобы эта подсказка хоть как-то облегчала ее задачу.

Опустившись на колени, она нашарила на полу мешочек, данный Шванн. Как и указал Колдун, он действительно находился по ее правую руку – значит, она просто обронила его в какой-то момент. А что, если она и вовсе не покидала кабинет? Пещера с кристаллом, прозрачный листок, эпизод из прошлого – ей все это привиделось, когда она свалилась при попытке добраться до ниши, откуда веял сквозняк, и приложилась головой об пол. Впрочем, как теперь проверить? Хотя… кинжал все еще висел у нее на поясе.

Наёмница уселась на пол. Скрестила щиколотки и принялась жевать сухую траву, не вспоминая про мошкару. Снова пожар внутри, но разгорающийся мучительно медленно, и рывок в черноту – во второй раз это не пугало. Наёмница летела с огромной скоростью, раскинув руки.

Глава 7. Вместе

Наёмница оказалась в том же зале с высокими окнами, откуда и начала свое одинокое путешествие. Тогда зал был мрачен и темен, а сейчас его озаряло утреннее солнце. Стены будто раздвинулись. Наёмница рассмотрела гобелены на стенах, рассмотрела небо за окнами, рассмотрела полосы света, растянувшиеся на полу, рассмотрела свое распотрошенное отражение в ближайшем к ней зеркале и вспыхивающие в потоках света пылинки. Лишь затем она обреченно перевела взгляд на Шванн – и солнце погасло, потому что красота Шванн было ярче его во много раз, хотя и несколько поблекла за ту неделю, что Шванн пришлось провести в тревожном ожидании. В любом случае Наёмница предпочитала солнце.

– Ты нашла их? – нетерпеливо спросила Шванн. Невероятно длинный шлейф ее зеленого платья тянулся за ней, как хвост.

«Ящерица, – подумала Наёмница. – Нет. Змея».

– Да, – ответила она и неосознанно прикрыла ладонью мешочек, висящий у нее на шее. – Ты выполнишь свое обещание? Действительно отпустишь меня и Вогта, как только я отдам то, что тебе нужно?

«Обещание», – мысленно фыркнула она. Ведь видела же своими глазами, как хрупко обещание Шванн…

– Да, – сказала Шванн. – Да, да, да! Скорее отдавай! Пришел тот час, когда я должна отправляться к Колдуну, и беспокойство сжирает меня, как крыса.

Наёмница посмотрела в блестящие, словно льдинки, злые, беспокойные глаза Шванн. Ей очень хотелось продлить и посмаковать мучения хозяйки замка, но это гарантировало неприятные последствия.

– Поклянись мне, что ты отпустишь нас, – все же настояла она.

– Клянусь, – бездумно и быстро произнесла Шванн, протянув хрупкую руку.

Конечно, клятвам Шванн нельзя верить, но выбора нет. Наёмница сняла с шеи мешочек. Прежде чем она успела хотя бы раскрыть его, Шванн выхватила мешочек и вытащила из него зеленый камень. Влажно поблескивая, он действительно очень напоминал зеленый лист после дождя. Шванн ликующе, неприятно рассмеялась.

– А мое обещание?

– Оно разрушено. Он сказал мне…

Но Шванн не слушала. Золотой шарик блеснул на дне мешочка, выдавая себя, и вот уже был сжат в ее пальцах. Холодное торжество, вспыхнувшее в зеленых глазах, заставило Наёмницу попытаться выхватить шарик.

– Это не твое! Отдай!

– Это настоящая драгоценность, – выдохнула Шванн. – Это его жизнь. Наконец-то я освобожусь от него.

И она бросила шарик об пол. Звякнув, он разбился на тысячу осколков, как не разбивается даже хрупчайшее стекло.

Наёмница и Шванн опасливо замерли. Шли секунды. Ничего не происходило. «Дура», – приоткрылись уже губы Наёмницы, но в раздавшемся затем грохоте ее слова в любом случае остались бы неуслышанными. Обе зажали уши. Грохот то затихал на мгновенье, то снова усиливался, делаясь невыносимым, а затем резко обрывался, сменяясь гулкой тишиной, однако стоило им поверить, что все наконец-то закончилось, как на них обрушивались новые шквалы шума.

– Прекрати! – завизжала Шванн. – Прекрати!

Ее лицо было белым, искаженным, как неживым. Она повернулась к Наёмнице, пытаясь объяснить ей что-то. Наёмница не могла расслышать ни слова, но прочла по движениям губ Шванн то, о чем уже догадалась сама: Колдун мертв, его замок рушится, и непостижимым образом они могут слышать это здесь.

Наконец-то начало затихать. Все, оборвалось. Только звон в ушах.

Они переглянулись с одинаковым жалким видом.

Кроме странного отвращения к Шванн, Наёмница ничего сейчас не чувствовала.

***

Они переместились в сад. Судя по непотревоженному выражению лиц слуг, кроме них двоих никто не слышал, как разрушается замок Колдуна.

Наёмнице было омерзительно даже просто стоять рядом с этой тварью. Что-то неуловимо поменялось в Шванн. Трава была зеленее ее платья, ее волосы блестели столь ярко лишь потому, что их удачно подсвечивали солнечные лучи; сама же Шванн как будто потускнела. Ненасытно впитывая свет, она не становилась менее темной.

– Я приказала привести твое ненаглядное сокровище сюда.

– Ты сказала ему? – хмуро осведомилась Наёмница, притронувшись к виску.

– Нет, – ответила Шванн. – Как женщина женщину, я пожалела тебя, – она говорила с издевкой, которая, впрочем, теперь не ранила Наёмницу, а лишь злила. – Оставила тебе возможность самой с ним объясниться.

«Да уж, как женщина женщину, – угрюмо подумала Наёмница. – Скорее как шлюха шлюху».

Вогт показался среди деревьев и, заприметив Наёмницу, припустил к ней со всех ног. Оледеневшая внутри, Наёмница не сделала и шага ему навстречу.

– Когда он узнает, он отвернется от тебя, – услышала она шепот Шванн возле самого своего уха. Слова Шванн вливались в нее ядом. – Думаешь, кому-то нужна такая, как ты?

– Заткнись, – перебила Наёмница и оттолкнула Шванн от себя. Сердце билось где-то в глотке. Она не понимала, почему у нее такое чувство, будто ноги вот-вот предадут ее и она повалится на землю.

 

Глаза Шванн, впиваясь в нее, походили на замороженные изумруды.

– Наконец-то мы вместе! – воскликнул Вогт. Переодетый в свежую белую рубаху и светло-серые штаны, он выглядел чистым, симпатичным и отдохнувшим. На ногах все те же сандалии.

«И ни единого синяка», – успела отметить Наёмница, прежде чем Вогт врезался в нее и бесцеремонно облапил мягкими руками. Наёмница не сопротивлялась, но и не радовалась. «Предатель», – стучало у нее в мозгу. И все же… было приятно ощущать его поблизости, живым, здоровым, источающим тепло.

– Ты все-таки вернулась, я так скучал по тебе! – Вогт сбивчиво дышал от волнения и недавней пробежки. Отступив от Наёмницы, он бросил быстрый вежливый взгляд на Шванн и осведомился с просительной интонацией: – Так мы уходим?

– Убирайтесь, – с усталой досадой бросила Шванн.

– Одну минуту, – буркнула Наёмница. – Мне нужно кое-что проверить.

С тяжелым сердцем она прошла через сад, отыскала ту клетку и заглянула внутрь. Никого. «Зверь мертв, – подумала она. – Шванн была готова убить его, лишь бы он принадлежал ей».

Пользуясь моментом уединения, она сдернула с себя зеленый плащ, завернула в него кинжал и решительно сунула сверток под мышку. Она не будет пользоваться оружием, но все же не настолько безрассудна, чтобы избавиться от него. Что бы там ни говорил Вогт.

– Давай поскорее уберемся из этого места, – заявила она, возвратившись к Вогту. – Глаза бы мои его не видели.

По пути к выходу никто их не провожал, но никто и не преследовал. Услышав благостный стук сомкнувшихся позади ворот, Наёмница взглянула на длинные изогнутые ресницы Вогта, а затем на небо, которое никогда не было столь синим. Хотела ли Шванн когда-нибудь увидеть небо? По-настоящему, вот как сейчас его видела Наёмница? Даже если бы и хотела, ей все заслоняла память о собственном отражении в зеркале.

Наёмница зашагала так быстро, как только могла (не ударяясь в откровенный бег). Вогт вприпрыжку устремился следом. Казалось бы – они снова свободны и все хорошо. Но внутри Наёмницы все кипело от гнева. Лишь ценой невероятных усилий она сдерживала рвущийся из нее поток претензий.

Однако Вогт выдал:

– Ты не выглядишь такой уж обрадованной тем, что снова видишь меня…

И ее прорвало.

– Как ты мог так себя вести? Ты, засранец пухлый, как ты мог?!

– А как ты могла так со мной поступить? – к ее удивлению, атаковал Вогт в ответ.

Наёмница резко остановилась и развернулась к нему с взбешенным выражением на лице – точь-в-точь коза, вознамерившаяся боднуть. Они начали бурно упрекать друг друга и с минуту продолжали, даже не пытаясь услышать противную (во всех смыслах) сторону. Наконец Наёмница рубанула ребром ладони воздух.

– Вогт, а ну прекрати орать хором!

– Хорошо, – Вогт прервался и захлопал глазами. Наивными до глупости, вечно сонными глазами. Вернее, в них было такое выражение, как будто он заснул, погребенный в общей могиле, а проснулся на цветочном лугу под солнышком, и кроме того, что это здорово, пока ничего не успел сообразить. – И все же – только ради справедливости – я не могу орать хором. Даже если мы орем вместе, это все равно не хор, а дуэт…

Наёмница обозленно надула щеки.

– Не занудствуй. Лучше давай объясняйся: как ты мог предать ме… нашу Игру из-за Шванн?

– Я – предал Игру? – поразился Вогт.

– Да! А как же Страна Прозрачных Листьев? Ветелий? Прочие твои бредни? –Наёмница прилагала все усилия, чтобы казаться искренне оскорбленной тем фактом, что Вогт посмел так вероломно отказаться от собственной же затеи, но глубина ее обиды выдавала некие более приближенные к телу переживания.

– Но это ты сбежала и все бросила! – перебил ее Вогтоус. – Почему ты не рассказала мне, что готовишь побег?

– Не рассказала?! – Наёмница пораженно уставилась на него.

Вогт часто моргал, смахивая выступающую на глазах влагу. Его длинные лошадиные ресницы, порхая вверх и вниз, сбивали Наёмницу с мысли. Она тряхнула головой, словно собака, которой в ухо попала вода. В мозгах немного прояснилось.

– Я уговаривала тебя сбежать, но ты не согласился, – уже мягче напомнила она. – Я пришла к тебе в комнату, помнишь? Вскоре после того, как Шванн отправила нас привести себя в порядок.

– Этого не было.

– Я звала тебя, – настаивала Наёмница. – Ты отказался. Ты разговаривал со мной в ужасной, пренебрежительной манере.

– Я этого не делал. Ну а ты просто взяла и молча сбежала, даже не потрудившись позвать меня с собой…

Наёмница уступила дрожи в коленках и села на траву подумать. Значит, Шванн действительно навела на нее мороки. Поразительно убедительные – не усомнишься в реальности происходящего. Или же Вогт врет? Она впилась в него испытующим взглядом. Взор Вогта был чист, как лед на горных вершинах. Нет, это невозможно. Он безмозглый и честный. К тому же отсутствие на его теле следов каких-либо повреждений – и это после того, как ей явили его абсолютно растерзанным, – подтверждало тот факт, что Шванн сумела убедить ее в том, чего не происходил вовсе.

– Она меня провела, – угрюмо признала Наёмница. – Я не знаю, как она это сделала, но у меня было полное ощущение, что я разговариваю с тобой – и тебе на меня плевать. Вот я и сбежала, – конечно, это был отнюдь не полный пересказ случившегося, но она не собиралась делиться с ним подробностями, по крайней мере сейчас. Каким-то образом пережитые за ту неделю события обнажали те части ее натуры, которые она предпочла бы оставить скрытыми. – Ты остался в замке. Что произошло потом?

Вогт опустился на траву рядом с ней и скрестил щиколотки.

– Не сумев отыскать тебя в замке, я продолжил поиски в саду. Однако там меня настигла Шванн. Она уведомила, что стоило тебе получить обратно свой драгоценный зеленый плащ, как ты немедленно сбежала.

– И ты ей так запросто поверил? – вспылила Наёмница.

– В присутствии Шванн… очень непросто соображать.

Наёмница скривилась. О да. Воспоминание о том, как он пялился на Шванн мутным взглядом влюбленного барана, до сих пор не дает ей покоя.

– Что было потом? Выкладывай! – поторопила она, хотя нечто подсказывало ей, что дальнейший рассказ ее не обрадует.

– Шванн призналась, что даже рада твоему побегу. А затем предложила мне навсегда остаться в ее замке, потому что… ну…

– Потому что – что?! – грубо уточнила Наёмница.

– Я ей понравился.

– Ха! Да кому ты можешь понравиться!

– Но я же нравлюсь тебе, – простодушно возразил Вогт.

– Ты мне не нравишься, – немедленно возразила Наёмница.

– А ты мне никогда не врешь, – заявил Вогт.

Наёмница не нашлась, что ответить на этот наглый выпад.

– Я отказался, настаивая, что должен разыскать тебя. Она заявила, что не выпустит меня из замка. Я возразил, что уйти мне все-таки придется, потому что я не могу оставить тебя одну. Ты такая беззащитная.

– Беззащитная? – окрысилась Наёмница.

Вогтоус отодвинулся из осторожности – совсем недалеко, чуть дальше, чем на дистанцию вытянутой руки Наёмницы.

– Тогда Шванн ужасно разозлилась. «Никто никогда не менял меня на другую женщину, тем более такую», – заявила она.

– Мог бы и воздержаться от цитирования, – злобно поморщилась Наёмница.

– Люди Шванн схватили меня и заперли. Однако уже утром она пришла ко мне и объяснила, что я буду волен идти куда мне угодно, но не ранее, чем пройдет семь дней и семь ночей, которые я буду обязан провести рядом с ней. При любой попытке сопротивления меня убьют. Мне ничего не оставалось, как согласиться.

– Несчастный! – вспыхнула Наёмница. – Вы послушайте его – бедная жертва принуждения! Да я уверена, что, услышав ее предложение, ты вывалил язык от счастья, как собака!

– Признаю, это была весьма приятная неделя. Шванн делала все, чтобы заставить меня передумать… Она была сладкая, как мед.

– Что только эти глупые мухи ни кличут медом, – буркнула Наёмница.

– В отличие от тебя, она не называла меня недоумком, – невозмутимо продолжил Вогт. – Это уже давало ей серьезное преимущество.

– Прям не знаю, как она смогла удержаться…

– Я действительно ей понравился. Я чувствовал это. А в седьмую последнюю ночь… – Вогт вдруг покраснел.

– Ночь? – медленно уточнила Наёмница, страшась услышать ответ. Что угодно, только не… Она не понимала, почему так беснуется. Какое ей дело?

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27  28  29  30  31  32  33  34  35  36  37  38  39  40  41  42 
Рейтинг@Mail.ru