Лила Мун
Волчья луна

Домой, к бабушке

Лиходеевы часто переезжали из гарнизона в гарнизон. И когда глава семьи, Василий Петрович, получил звание генерала, его семье выдали квартиру в Москве, где они осели окончательно. Первый сын Лиходеевых, Петр, пошел по стопам отца. Он завел семью и служил во Владивостоке. С родными виделся онлайн и по праздникам прилетал с женой домой к родителям. Еще у Лиходеевых родилась дочь.

По русским стандартам Анна – так звали жену Василия – родила второго ребенка поздно, в сорок лет. Дочку назвали Ульяной. Девочка родилась светленькой – ее кожа была практически белой, через нее просвечивали кровеносные сосуды. Волосы на голове были тоненькие и ярко рыжие, а глаза у ребенка с рождения были зелеными. Мать сразу заметила, что они меняют цвет в зависимости от настроения дочери. Анна боялась признаться, что это немного пугало ее.

Каждое лето девочка проводила в Самарской области, в деревне Аскулы у бабушки. Дом, семейное гнездо Лиходеевых, был старинным. Петр Кузьмич Лиходеев, пра-пра-прадед Ульяны, построил его в начале двадцатого века. Два этажа – каменный и деревянный, резные наличники, красная черепичная крыша. Дом сильно отличался в деревне. И хоть и было ему уже лето сто, но внутри были обустроены все удобства. Электричество, интернет, газ и водопровод. Все комнаты, кроме спален, были обшиты и отштукатурены. В спальнях же, старшая Лиходеева, любившая все натуральное, оставила деревянные стены. Она только покрыла бревна лаком и выбелила их.

Уле очень нравилось проводить время с бабулей, слушать ее рассказы, ходить с ней в лес, собирать травы, грибы, ягоды. Ей нравился воздух бабушкиного дома, древесный и травяной запах, бабушкины припасы, связки сухих трав и цветов, вечерние посиделки за чаем на веранде. Девочка всегда тянулась к бабушке и каждое лето в Аскулах воспринимала как небольшое приключение, а бабушка с детства учила внучку «тайным» – так она всегда говорила – знаниям.

Хоть летом и полно было ребятишек в Аскулах, но с Улей никто не дружил и обходил ее стороной, а иногда в спину кричали: «Ведьма! Ведьма! Ведьма! И бабка твоя ведьма!!!» И все это из-за ее внешности. Девочка поначалу обижалась, расстраивалась. Белая кожа, зеленые глаза и ярко-рыжие волнистые волосы, миниатюрная, небольшого росточка. "Ты моя принцесса фейри", успокаивала бабуля внучку, рассказывала истории о дивном маленьком народце, живущем в далекой Ирландии. Благодаря этим рассказам, да и будучи мудрой не по годам, Уля перестала обращать внимание на глупых людей и просто приезжала к бабушке помогать по хозяйству. Девушка выросла, поступила учиться в медицинский университет и со временем перестала ездить к бабушке.

Лет пять девушка не видела свою бабушку, но они говорили по телефону почти каждый день. И вот после защиты диплома, вернувшись домой, Ульяна узнала, что бабушка сломала руку. Родные вместе с приехавшим в гости старшим братом будто ждали Ульяну. Начали решать, кто поедет присматривать за старшей Лиходеевой. И у всех вдруг появились причины отказаться от этого.

Бабушка Ульяны со стороны отца, Марья Ильинична Лиходеева, была миниатюрной старушкой восьмидесяти пяти лет. Маленькая, сухенькая, рыжеволосая – она хоть и была старой, но оставалась крепкой и энергичной. Занималась йогой, свободно ориентировалась во всемирной паутине. Да к тому же слыла среди односельчан ведьмой. Знала травы, делала натуральную косметику и вела хозяйство. «И это в ее-то возрасте!» – каждый раз восклицал ее сын. Бабуля жила в единении с природой и самой собой. Ну а Ульяна с ней все могла обсудить как с лучшей подругой, поделиться тем, чем и с матерью не делилась.

И вот вся семья собралась в гостиной судить да рядить, кто же поедет в Аскулы.

– Вы же знаете, что я со своей матерью не могу найти общий язык. Да, я с вашей матерью на пенсии, но у нас дача. И кто будет гулять с Дугалом, кормить его? – все глянули на белоснежного хаски, что улегся в ногах у Ульяны. – Мы с моей мамой начнем ругаться. У нее давление, у меня давление. У вашей матери будет давление… И помрем мы там втроем. Я лучше денег заплачу и сиделку ей найму, – ворчал глава семейства.

Дугал тем временем все смотрел и смотрел на Ульяну своими льдисто-голубыми глазищами. Он толкал руку девушки лбом, чтоб та погладила его.

Сын Лиходеевых встал и заходил из угла в угол, фланируя от дивана к стенке, уставленной семейным хрусталем, и обратно.

– Меня она не любит, а вот Уля с детства обожает бабушку. А бабушка обожает единственную внучку, – в голосе Петра звучали нотки обиды. Невестка только вздохнула и промолчала.

Уля отвлеченно почесывала пса по белоснежной, отливающей серебром шерстке. В голове не было ни одной связной мысли. Почему-то всплывали в памяти солнечные пятна на плетеных ковриках в доме бабушки, яблоневый аромат сада – и среди этого льдистые голубые глаза. Девушка глянула на пса. Нет, взгляд с северными штормами принадлежал не Дугалу. «Но кому? Кому?», не слушая родных, отчаянно подумала Ульяна. «Поезжай в Аскулы и узнаешь», твердо проговорил внутренний голос, который бабуля всегда советовала слушать.

– Ладно! Стоп! Хватит ссориться. Я поеду. Тем более мне местная практика пойдет в зачет для поступления в ординатуру. И бабушку я не видела давно. Уже соскучилась по ней и ее рассказам, – неожиданно для себя самой проговорила тихо и спокойно Ульяна. Она окинула всех своим ведьмовским зеленым взглядом и под ним все тут же успокоились, а в доме воцарился мир.

Внутренне ощущение, что вдруг все самой собой сложилось, сошло на Ульяну. И только штормовой взгляд от чего-то бередил ее сердце.

***

Спустя пару дней Ульяна собрала чемодан. Девушка набрала разных вещей – от спортивного костюма до вечернего платья. Мама над ней подшучивала, что некуда там все это надевать. Но Ульяна была простой девушкой и хотела быть готовой ко всему.

Чемодан был брошен на заднее кресло автомобиля, что ей отдал отец, когда девушка получила водительские права. Автомобиль как раз подходил под деревенскую местность – был маленьким вездеходом. Ехать все же решили втроем: отец, мать и Ульяна. До места доехали спокойно, меньше чем за сутки. Сын с женой погостил пару дней у матери, и Уля увезла их на вокзал, а сама к бабушке вернулась. Та была рада, что ее подружка вернулась, да еще и надолго. В этот раз Марья Ильинична подготовила хозяйскую спальню с большой кроватью для Ульяны, а сама перебралась в маленькую комнатку. Ульяна помогла навести порядок в доме, благо воду и газ провели уже давно, а также организовали в доме и санузел в одной из маленьких комнат на первом этаже. Дом был большой, старинный, в два этажа. Также у старшей Лиходеевой имелось небольшое хозяйство: кролики и гуси, огород. Этого было достаточно, чтобы прокормиться.

И вот после отъезда родителей, наведя порядок в доме, Ульяна на следующий день решила прогуляться до сельсовета. Там обрадовались ее приходу и тут же с удовольствием приняли на работу местным врачом общей практики. Председатель был удивлен, что не фельдшер к ним приехал, а врач. Девушке выдали ключи от медпункта, где она могла сразу начинать работать.

Но и тут нужно было все привести в порядок, чем Уля и занялась, а после через председателя оформила доставку медикаментов, бинтов и прочего. Пришлось сделать косметический ремонт, отмыть стеллажи и заказать холодильник с телевизором. «Холодильник жизненно необходим для лекарств, а телевизор для сельчан, которые будут сидеть в очереди», – так рассудила Ульяна. На эти прихоти сельсовет денежных средств не выдал, и Уле пришлось потратить свои небольшие накопления. Девушка хотела, чтобы люди чувствовали себя здесь комфортно.

И вот он – свеженький, чистенький ее медпункт в Аскулах. Всего несколько комнат: кабинет врача, процедурная, изолятор и санузел. Но зато все сделано своими руками! Так же девушке пришлось писать запросы на восстановление личных карточек больных, но таковых не оказалось. «Значит, начнем с чистого листа», – подумала Уля, рассматривая подарок от губернатора области. Это были две мини лаборатории для экспресс-анализа мочи и для экспресс-анализа крови. На все остальное выписывалось направление в Самару. Пришли разрешенные лекарственные препараты, девушка разложила все в холодильнике. А вот в стационарном компьютере ей тоже отказали. Но юный врач не расстроилась, принесла свой достаточно хороший ноутбук и базу онлайн подключила через него. На окна Уля повесила голубые шторки в мелкий цветочек, которыми поделились сельчане, а в коридоре поставила скамейки и накрыла их половичками. К медпункту подвели интернет и спутниковое ТВ.

Председатель сельсовета даже устроил небольшой праздник в честь открытия медицинского пункта в Аскулах, сам торжественно перерезал красную ленту и вручил доктору Ульяне Васильевне ключ. Ульяна раздала местным детям аскорбинку и гемотаген. Все сельчане были рады такому событию, но всё равно перешептывались: «Ой, еще одна Лиходеева», «Внучка что ли?», «Да, точно ее внучка». Ульяна на сплетни и шептания внимания не обращала и по-доброму улыбалась людям. Так в начале лета Уля начала свою врачебную практику.

До вечера пропадая на работе, Уля стремилась домой, к бабушке. Ощущение бабушкиного дома, его тепло, аромат свежей выпечки, сухих трав и цветов до сих пор вселял в нее какую-то детскую радость. Даже в конце самого поганого дня одна только мысль о мягкой кровати, взбитых подушках, покрытых кружевной накидкой, прогретых солнцем половицах успокаивала и настраивала на особый лад. Будто внутри тебя свернулся клубком теплый мягкий кот. Светлые бабулины глаза, широкая улыбка – все это вселяло уверенность.

Проработав неделю, Уля столкнулась с тем, что участились нападение волков на людей, в частности на охотников. Зашивая руку и ногу очередному деревенскому мужику, Уля выслушивала очередную невероятную историю о том, как лихо он отбился от зубастого! И намерен повесить голову этого волчары у себя в доме. «Крупный, сволочь. И глаза умные, как человечьи. Ну чисто оборотень, – рассказывал очередной «охотник». – Ты не думай, дочка, я с Рождества ни капли в рот. Но завалил бы зверя, да взгляд… понимаешь?» Уля таких храбрецов уже наслушалась и каждому выписывала курс уколов от бешенства. И каждый раз проводила лекцию о том, чтобы не ходили далеко в лес – там владения волков. Но, видимо, их популяция выросла, и местные решили отстрелить половину. Однако пока все было напрасно. Также были бабушки с давлением, просто бабушки, собирающие сплетни, бабушки, сетовавшие на зарядившие не в сезон дожди. «О-хо-хо, оборотни, ливни… Дикое лето, ой дикое», – причитали бабуси, но Ульяна отмалчивалась, проводила все необходимые манипуляции и отправляла бабушек домой отдыхать. Ее больше волновали дети с соплями после речки. Обычно рабочий день у Ули заканчивался в пять вечера, суббота и воскресенье были выходными. Но иногда бывало и такое, что вызывали срочно.

После рабочего дня девушка пешком шла домой, где ее ждала бабушка. По пути она забирала любимых козочек у пастуха, который возвращался со скотиной в деревню. Ночка была черная как уголь, а Снежка была белая. Ульяна всегда разговаривала с козами, а те что-то даже ей в ответ мекали. Со стороны выглядело забавно.

Каждый вечер после работы встреча была одинаковой. Улыбка – и асана! В широких восточных шароварах, разрисованных «огурцами», бабуля каждый раз балансировала в какой-то немыслимой йогической позе, когда любимая внучка появлялась в дверях. «Внученька», пропевала Марья Ильинична, не меняя позиции, махала рукой в гипсе и улыбалась ещё шире. Ульяна оглядывалась по сторонам. Как всегда – творческий беспорядок! И там, и тут букеты бархатцев, связки трав, ковер с оленями над кроватью. Как же долго она скучала по этому. И чувство радости не уходило.

Пока Ульяна доила коз, бабушка накрывала на стол даже со сломанной рукой. После ужина они вдвоем загоняли гусей в сарай и проверяли своих кроликов. Так же на бабку работал соседский мужик – помогал по хозяйству. За бутылку и небольшую сумму денег он исправно выполнял работу и не жаловался. Он был немой, и ему хватало тех средств, что платила ему Марья Ильинична.

А вечером, когда все дела были сделаны, а на землю опускалась вечерняя прохлада и на речке играли алые блики от заката, бабушка с внучкой садились на веранде пить травяной чай и вели беседы. Ульяна рассказывала, как прошел ее день, кто приходил, делилась своими мыслями. Бабуля тоже делилась с внучкой. «Вот, – обычно вздыхала удручённо бабушка, – такая неприятность. У меня дел тьма, а рука все никак не заживет. Заказов-то, заказов! Да и сама по работе своей скучаю. Надысь, ровнехонько как руку сломать нашла рецептик крема новый. И вот! Ни розовые лепестки тебе перетереть, ни сухую малину».

Иногда бабуля читала вслух или раскладывала пасьянс. Ульяна вздыхала. Привычный пропыленный, медовый воздух щекотал ноздри и она улыбалась. В этом была вся бабуля: будучи деятельной и активной, она искренне сожалела о том, что временно приходится ограничивать себя и отложить любимое дело. Ульяна кивала с пониманием.

Так и проходили их вечера, тихие, размеренные, спокойные. Но в воздухе, едва заметно, зарождалась гроза.

В глушь России

Будучи потомком старинного рода, Эдвард О’Коннел получил классическое британское воспитание. Почти все свое детство он провел в частной школе. Домой на каникулы он не особо стремился. Отец, а в особенности дед, пугали мальчика своей холодностью и чопорностью, граничащей с откровенным пренебрежением. И только ради мамы, ради того, чтоб снова оказаться в ее нежных и заботливых руках, Эдвард спешил домой на праздники. Нет, он не мог бы назвать свое детство безрадостным. В его – потомка знатной фамилии – распоряжении было все, чего мог только желать такой мечтательный мальчишка. Старинное поместье, лошади, огромный таинственный сад. И самое главное – библиотека, полная старинных томов. Там Эдвард пропадал часами. А потом в доме появилась младшая сестра Эмма и через какое-то время стала его самым первым и преданным слушателем – ведь именно ей, расцвечивая их соей фантазией, Эдвард пересказывал легенды и мифы, почерпнутые среди стен старой библиотеки. Именно там, среди обитых дорогим деревом старых стен, он приходил в себя после короткого и жесткого разговора с отцом и дедом. По окончании университета Эдвард решил стать журналистом. Мистика и тайны с детства привлекали его, рассказы конюха и садовника о ведьмах и оборотнях сыграли свою роль. И Эд осознанно решил посвятить себя опровержению мистических историй, всего сверхъестественного и непознанного. Он решил оперировать исключительно холодным рассудком, фактами и наукой. Дорога непознанного и таинственного звала его.

«Ты привык к роскоши, мальчишка! – испробовав все аргументы, выкрикнул тогда дед, отбросив в негодовании даже свою любимую трость с набалдашником в виде волка. – Мистика и тайны хранятся в глуши! Вдали от цивилизации! Как ты собираешься путешествовать по всем этим заброшенным, забытым местам?» «С комфортом», – спокойно ответил Эдвард. На этом разговор был окончен. Увещеваниями матери все-таки удалось переломить желание деда лишить его наследства. Но Эд старался как можно меньше пользоваться этой привилегией. А после нескольких статей, получив приличные гонорары, он и вовсе отказался от финансовой поддержки отца. Свободолюбивая бунтарка Эмма – вечный его товарищ по приключениям – полностью поддержала его тогда. С тех пор только ей, да еще маме, он посылал поздравления с Рождеством, делясь своими взлетами и падениями.

***

И вот теперь, спустя годы напряженной работы, став буквально профи своего дела, Эдвард категорически не хотел ехать в глушь России. Но статьи и видео о той странной деревне под не менее странным название Аскулы появлялись все чаще. Впервые он прочитал о таинственной деревне пару лет назад. Прочитал и выкинул из головы. Было много других тем. Но с того момента Эдвард буквально постоянно стал натыкаться то на репортаж о взбесившихся компасах у группы туристов в районе этой вымирающей деревеньки, то на видео, в котором люди плутали на пути к Аскулам. Это начинало раздражать. Говорили, что деревню охраняют духи. Эдвард смеялся, и раз за разом пропускал все, что ему попадалось. Он на месяц отправился на родину Шекспира, где, по словам очевидцев «объявился» призрак великого английского драматурга. Призрачный Шекспир черкал в тетрадках учеников местной школы, исправлял написанное школярами в соответствии с грамматикой своего времени. Оказалось, что так развлекался молодой учитель. Эдвард вволю посмеялся остроумию и оправился во Францию распутывать очередное мистическое дело.

Но и там его буквально нагнали новости из Аскул. «Колдовское село», как обозначил его автор статьи, готовилось к празднику Ивана Купала – а тут как назло в село повалили валом оборотни. Этого Эдвард уже не мог стерпеть. Для него бред написанного был очевиден.

Он собрался неожиданно быстро. Обычно сборы занимали несколько дней. Эдвард любил и путешествовать, и располагаться на месте работы с комфортом. Чего только стоили изящные дорожные наборы со всем необходимым – от столового серебра до старинных бритвенных принадлежностей – и аккуратно упакованные комплекты одежды на каждый день. Но в этот раз, захваченный возможностью разоблачить такую историю, Эдвард не взял с собой и половины вещей.

***

Дорога в саму деревню Аскулы заняла второе больше времени, чем самолёт до Москвы. Путь до колдовского села лежал через горы и леса. Дороги почти не было, а та, что лежала впереди, была размыта дождями. Водитель внедорожника, нанятый Эдвардом, весь путь чертыхался. «Проклятое корыто!», ругался этот средних лет, но полностью седой мужчина и бил по рулю. Машину болтало по ухабам. Их мотало по дороге. Вскоре опустился туман. Водитель косился на Эдварда, но молчал. Через какое-то время он не выдержал и, нахмурившись и тормозя колымагу, произнес в сторону Эдварда: «Кто-то тут явно с недобрыми намерениями едет в Аскулы». Но тот только ухмыльнулся. Его заботило только одно в это момент – насколько комфортно он сможет разместиться в этой явно дикой и полузаброшенной деревеньке.

Заметив, что его слова интуристу что с гуся вода, водитель ударил по газам. На следующем повороте машина по мокрой траве и грязи съехала в кювет. Весь шикарный багаж, все эти наборы для маникюра, запонки, брендовые рубашки, шелковые галстуки, шейные платки, любимый одеколон, вся эта роскошь, упакованная в изящную кожаную дорожную сумку, вывалилась из плохо закрытого багажника прямо в грязь. Замок будто только этого и ждал – открылся сам по себе, и то, без чего Эдвард О’Коннел плохо представлял свой комфорт, плюхнулось в темную жижу. Уцелели только фотоаппарат, блокнот в кожаном переплете с фамильным гербом, ноутбук, телефон… Зарядное же устройство для гаджетов «купалось» в луже вместе с запонками.

Гром! Молния!

Этим вечером, по дороге домой, Ульяна обратила внимание на то, что травами и цветами пахло как-то по-особенному. Тревоги девушка не испытала, но было острое чувство, что что-то приближается, что-то, что было пока еще спрятано за окрашенными закатом облаками. Лиходеева младшая остановилась рядом с калиткой, глубоко вдохнула, наслаждаясь ароматом растущей у забора полыни и мелиссы – и пошла к дому.

Летний зной сменился свежим ветерком. На резной веранде уже стоял круглый столик, покрытый кружевной скатертью, за которым бабушка ожидала внучку. Марья Ильинична улыбалась, как всегда раскладывая пасьянс. Старинные золоченые карты ловко ложились рядами, а Лиходеева старшая только покачивала головой. На столе стоял огромный старинный самовар, который топился щепками и раздувался сапогом, рядом стояла вазочка с крыжовенным вареньем, а в корзинке были баранки с печеньем.

– Ну как прошел твой день? О чем-то ты задумалась? – отложив карты, мягко произнесла Марья Ильинична, вглядываясь в лицо внучки. – Что-то тебя беспокоит, вижу.

– Есть немного, – Уля уселась в плетеное кресло рядом с бабушкой и вздохнула. – В деревне участились случаи нападений волков на людей, особенно на охотников. Сегодня зашивала очередного бедолагу.

– Вот ведь как, – задумчиво пробормотала бабушка, разливая по фарфоровым чашкам ароматный чай. – Ну ничего, ты попей, попей, внученька. Тут и мята, и шалфей. Они немного успокоят.

– Говорю им про правила безопасности, чтобы не ходили на территории диких зверей, волков… А им все равно, – Ульяна потянулась за кружкой, взяла баранку, повертела ее в руках и отложила. – Вот сегодня охотник рассказал, что популяция волков выросла еще сильнее. Хотят отстрелить половину. За скотину переживают. Да дожди зарядили. Бабушки говорят, что оборотни размытые дороги любят. Ба, а что ты думаешь? Неужели эти сказки правда?

Марья Ильинична бросила взгляд на внучку. Она знала, что и как, и теперь раздумывала, стоит ли рассказывать все внучке. С секунду она думала, как бы все это подать, и решила пока свести все к народной молве. «Ведь неймется же, – наблюдая за огоньком, появившемся во взгляде младшей Лиходеевой, будто признала она неизбежное. – Узнает. Значит, другого пути нет».

– Ну ба, – Ульяна, так и не притронувшись к чаю, легонько постучала бабушку по руке, – ты же меня знаешь. Ты не расскажешь, так я сама.

– Ох, даже и не знаю, – немного притворно вздохнула Марья Ильинична. – Но мне рассказывала моя бабка, что такое бывает перед явлением зверя. Волки, что валом валят, далеко не оборотни. Но они словно с ума сходят, особенно вожаки стай. Они же не хотят терять свой авторитет, а зверь, оборотень… Он сильнее и больше любого из волков… Ой, смотри-ка, тучи с запада надвигаются, пошли в дом, сейчас гроза начнется.

Только бабка сказала о грозе, как закапал дождик, охранник дома – кавказская овчарка по кличке Будда – спрятался в свой вольер. Женщины пододвинули стол ближе к стене, а сами скрылись в доме. Это был вечер пятницы, бывало так, что на выходные к Лиходеевым могли приехать родственники из Самары или Тольятти. Но в эти выходные они точно никого не ждали и собирались уже ужинать и смотреть ток-шоу по телевизору. Так что на гостей, тем более незваных, Ульяна и ее бабушка в этот грозовой вечер точно не рассчитывали.

***

Это был уже пятый или шестой дом. Эдвард сбился со счета. Безуспешная попытка спасти багаж, такая же ни к чему не приведшая попытка высчитать сумму убытка и получить её от водителя. Тот только покрутил пальцем у виска и плюнул, бросив Эдварда на развороченной напрочь дороге, мол, добирайся, мил человек, сам. «Тучи вона какие. Ты как хочешь, интурист, можешь свои пожитки вытягивать. А если до дождя отсюда не выбраться, то пиши пропало! Застрянешь на всю ночь».

После всего этого супер-популярный блогер думал только об одном – упасть в чистую постель и заснуть. Но сначала отмыться в горячей ванне. Чашка ароматного горячего чая тоже была бы очень кстати.

И вот перед ним очередной дом. Два этажа, веранда, мягкое свечение лампы в окне. Чёткий слух – одна из семейных особенностей, доставшаяся от дедушки – уловил тихие женские голоса. «Не пустят, – подумал британец, – чужого мужчину на ночь глядя». Он как мог, почистил руками свою одежду, с ужасом понимая, что хлопковый дорожный костюм испорчен безвозвратно, и сделал глубокий вдох. Стучась в предыдущие дома, он делал одну и ту же ошибку. Он априори был уверен, что его помощник – тот, что обычно занимался всем связанным с путешествиям – как и обычно, договорился о ночлеге и завтраке. Но не тут то было. Заявление «для меня заказана гостевая спальня в вашем доме» не работало. Жители деревни, что открывали Эдварду двери, только кивали с важным видом – и отправляли дальше. Не помогал даже вынутый из кармана кожаный бумажник. «Такое ощущение, – в конце концов пробормотал себе под нос Эд, – что это ничего для этих селян не значит». Это раздражало. И заставляло только прямее держать спину, как учил прадед, потомственный военный и баронет.

Поэтому сила, с которой Эдвард выпрямил спину и вскинул голову, стучась в дверь Лиходеевых, была критичной. Как и степень крайнего раздражения.

Эдвард твёрдо постучал в прогретую солнцем деревянную дверь, мельком отмечая, что эта дверь далеко не новодел. Узорчатые петли, чугунная ручка в виде совы привлекли его внимание. Тонкий слух уловил едва заметный шум работающего телевизора. Ответа на стук не последовало, и Эдвард постучал настойчивее.

***

– Да кого там черти принесли в такую-то непогоду? – проговорила Ульяна, нехотя вставая из кресла и прогоняя черного кота, который как назло разлегся на ее пути.

– Не чертыхайся, а то явятся, потом чисти хату от них. Хуже тараканов. Да это, наверное, сосед, Немой. Слышишь? Во дворе Будда молчит, значит, свой человек пришел. Видимо, выпить хочет, да нечего. Дай ему денег и бог с ним, – проговорила бабушка и продолжила тушить крольчатину с картошкой, перемешивая все содержимое в горшке, добавляя приправы и специи.

Ульяна нехотя пошла к двери, думая о том, что сейчас Немому проведет воспитательную беседу о его алкоголизме. «Или все же не стоит? Еще перестанет помогать со скотиной и огородом… Ладно, суну ему сотку. Этого хватит, чтобы у другой соседки самогона взял. Да, бабуля права, Бог ему судья», – с этими размышлениями, не спеша расправляя подол тонкого халатика в цветочек, девушка повернула ключ в замке, не глядя в окно, и потянула медную ручку на себя.

***

Эдвард не ожидал, что дверь распахнется так широко. Он вообще не ожидал, что ему откроют. В полутьме сеней не было видно лица хозяйки. Только пахнуло лесной свежестью и спелыми яблоками. Аромат тёплого дома, выпечки, сухих трав. Эдвард будто потерялся в них. Вспышка молнии, что прорезала небо позади его спины, осветила лицо той, что открыла ему дверь. Но нет, сосредоточиться не помогла. А все из-за зелёных мятежных глаз, копны рыжих волос, бледного лица и малиново-алых, полных губ. Это было словно наваждение, настолько сильное, что на мгновение Эдвард потерял дар речи, и вся его самоуверенность ему изменила. Он стоял как вкопанный под насмешливым взглядом Ульяны Лиходеевой.