Кирилл Юрьевич Гриб
Эпитафия
V
Наконец в этой густой тьме, что-то изменилось. Когда поток моих мыслей полностью остановился, когда это неопределенное “Я” замерло в лютом исступлении. Точно среди густых слоев насыщенных, грозовых туч пролетел тонкий, божественно изящный образ прекрасной девушки. Не успел я впиться своим существом в этот образ среди бездны, как он тут же рассыпался в нежный, матовый свет. Окружавшая меня, всепоглощающая тьма вдруг стала на несколько тонов светлее и прекратила так жадно поглощать меня. Внутри родился дикий трепет, точно я ребенок, что сильно нашкодил и тут же подвергся строгому, родительскому взору.
Пространство вокруг задрожало, заколебалось, как колеблется резонирующее стекло. Нет… Это я растворяюсь от страха, метаюсь во все, никакие стороны… Могучий, заботливый голос обращается ко мне, доносясь со всех сторон, начинаясь во мне. Он успокаивает и насыщает силами.
– Не бойся душа! Не страшись и говори со мной на равных, пусть для тебя ничего не значит, что я есть Смерть. Это место, самое безопасное из всех – недры твоей души. Именно здесь ты рисовал свои ночные кошмары и прекрасные грёзы.
Её речь резко оборвалась, почеркнув насколько тихое ничто царит в этом месте, отметив место для моих вопросов, но все вопросы тут же рассыпались, потерялись и угасли среди страха и мыслей. Я уже хотел спросить: “Что будет дальше?”, но осознал, что мне известно даже то, что было. Тут же, совсем незнакомыми мне фибрами души, я почувствовал улыбку Смерти.
– Ты еще найдешь смелости задавать вопросы, но у нас мало времени. Недостаточно, чтобы ждать, поэтому сейчас я сама дам главные ответы. Да, твоя земная жизнь закончена, сердце твое уже никогда не будет биться вновь. Сорок дней, душа, ты будешь заточена в своем же теле, как это и есть сейчас. Эти сорок дней – твое время. После же, тебя ждет великое – вечность!
И теперь я точно готов задать вопрос, он не давал мне покоя, мешал слушать и думать. Бился из меня ключом и вырвался в виде ничтожно слабого крика.
– Ты говоришь, мой земной путь закончился, но как я могу знать, что жил, если помню только один день?
Смерть улыбнулась, мудро, загадочно. Каким образом я понимаю, что она улыбается? Её могучий голос снова запел.
– Это самый дорогой дар, что ты мог получить, только забыв все, ты сможешь познать себя. В твоей власти узнать кем ты был и какую жизнь прожил. Сорок дней, все они в твоей власти, просто потяни за нить и за ней потянется клубок, твоя задача – не спутать нить. Но имей ввиду! Перед тобой восстанет только то, что ты сумел запомнить, только то, что ты был в силах почувствовать и не больше.
Только теперь во мне все устоялось, мысли наконец вернули свой обычный шаг. Елена – в ней скрыта если и не моя жизнь, то моя погибель. Я чувствую, как много скрыто за этим именем и понимаю, именно эта нить мне нужна. Значит две чаши с загадками: стертая до нуля жизнь и незаписанная смерть.
– А что же делать здесь, в этом пустом месте? – Мой голос был так мал, кажется, что он и вовсе не прозвучал…
– Ты еще увидишь, а пока только упрежу. Твое тело хоть и мертво, но оно все еще способно ощущать мир, донося до души отголоски того мира. Я буду помогать их ловить. А теперь мне нужно оставить тебя, не бойся, я вернусь.
Ничто вокруг меня снова сгустилось, свет собрался в тонкий силуэт за туманом и исчез, оставив меня одного. Теперь многое стало понятным, что это за тьма, откуда столь неописуемый страх, смешанный с умиротворением. Я держу тонкую нить, ведущую в память и ощущаю, что больше всего боюсь не смерти, нет. Меня намного больше пугает жизнь. Пора дернуть незримую нить…Мысли… Одно имя… Елена.
VI
Мои мысли переливаются из основного сосуда в другой, временный, их место заполняется новыми, моими старыми мыслями. Ощущение напоминает выход из невероятного сна, потеря всего, что только что я успел наснить. Абсолютный нуль наполняется, стремится к бесконечности, вокруг строится зримая при жизни реальность. Какой из двух, застрявших в моей памяти кошмаров реален?.. Забыл, о чем я… Не важно, наверное.
Сегодня прекрасный, теплый солнечный день позволил надеть мою любимую кожаную куртку, в ней я себя чувствую, как в собственной шкуре. Именно за такие деньки я и обожаю всем сердцем бабье лето. А еще этот вечерний, сладкий свет, он уносит мои мысли в то, беззаботное детство крючками цепляя кусочки того счастья… Пожалуй это самый лучший вечер для прогулки такого нелюдима как я, или лучше это назвать полноценным свиданием? Вот я иду на встречу к Елене и пытаюсь понять, а зачем? Ещё никогда в жизни не гулял tet a tet с девушкой, а в этот раз сам предложил, встречу. Думаю, еще не поздно сбежать, просто ничего не объясняя не явиться! Ноги все равно шагают, пока я пытаюсь понять зачем и найти причину развернуться, они ведут меня вперёд. Она ведь человек другого теста, полная противоположность меня: общительная, смешная, простая и в добавок любит хорошие вечера в компаниях с алкоголем и шумом. Проблема решена, она сама от меня сбежит! Не сможет она стерпеть такого острого контраста – ребёнок непоседа и старый, маразматик преподаватель. Почему, я все еще не остановился? Продолжаю идти, ничего особенного ведь не чувствую к ней, только трепет, смешанный с интересом. Любопытство! Именно оно вытянуло меня из моего омута. Самый главный виновник приключений и трагедий.
Вот она, стоит. Всего тридцать–сорок шагов от меня. Мои ноги обратились в хрусталь, каждый шаг запускает тонкий звон. Ком в горле, дышать тяжелее, но я иду, машинально, как помешанный. Её низенькая фигурка наполняет душу нежностью. Оттенки черного, от короткого каре, до самой тени на асфальте поглотили мой взгляд и теперь я нахожу свой вид смешным… Эти синие джинсы в сочетании с белой майкой по-клоунски пестрят, а еще я чувствую, как краснею от стыда… Только черная, кожаная куртка прикрывает весь этот срам…
– Привет, Аркадий. – Протянул тонкий голосок, вслед за звучанием которого она открылась для объятия.
Оказалось, я уже стою возле Елены, ослепленный мыслями и этой красотой… Её голубые глаза робко заглянули в мои, терпеливо ожидая, пока я очнусь. Больше нечему удивляться и можно ожидать чего угодно. Всю жизнь мне были чужды объятия и никогда не было сложным найти повод или способ их избежать, но сейчас, я сам бросился в эти ангельские руки.
– Можешь звать меня Эшь.
Эшь, так меня придумал называть Артур и до сих пор, только он так и называл. А теперь и она, это честь. Бездонно голубые глаза, изящно-белая кожа, идеально–удивляющиеся брови и тонкие, таинственные губы. Весь этот образ промелькнул в секунду, но крепко въелся в память.
Мы уже идет бок о бок, а я совсем ничего не могу сказать. Меня заковали в тело безмолвного робота, из которого я пытаюсь высмотреть Елену и хоть как-нибудь прикоснуться. Нет, нельзя молчать!
– Расскажешь что-нибудь?
Мой голос, прошёлся как грубый напильник по струнам скрипки, пытаясь сделать то, что приметил у смычка. Я не смычок, совсем не умею говорить… Что бы наказать рот за ошибку, прикусил губу…
– Попробую, но я боюсь спугнуть тебя своими рассказами.
– Это уже невозможно!
И она начала рассказывать, каждое её слово – часть прекрасной композиции. Да, в этих рассказах полно друзей и самых разных историй с ними – концерты, пьянки, бары, вписки. Но пугает меня не то, что все это противоположность моей жизни, а то, что во всех этих историях нет моего участия… Спугнуть же меня уже было невозможно, да и с чего я взял, что жить аскетом правильнее, чем расточителем жизни? Уже скоро нам прощаться, но я ликую – ещё одно объятие. Со стороны может показаться, что мы два робота, от неловкости и сдержанности. Моя неловкость и сдержанность рождена восторженностью, и как бы хотелось удостовериться, что её неловкость и сдержанность не рождены отвращением… Объятие! Дольше чем принято, но много меньше, чем я бы желал.
Я иду под светом фонарей и все еще дрожу. Сколько бы не думал и не искал слова, мне не удается достаточно описать это чувство. Кажется, я совсем не смогу рассказать Артуру весь этот вечер в увиденных мною красках, а значит лучше смолчать. Молчание – самая сильная речь, для самых сильных, глубоких чувств. Именно поэтому везде принята минута молчания в честь самых великих подвигов, самых больших жертв, ведь слова в описании такого бессильны. О невероятном молчат, промолчу и я.
Даже дома я не могу есть, неужели все это и есть та самая любовь? Пытаюсь понять. А что ы я почувствовал будь на её месте другая девушка, в том же месте, в том же свете и при том же мне? Каковы шансы, что я бы чувствовал к ней, этой другой, тоже самое?.. Но была Елена и я именно ей я покорен, в самый неожиданный момент. Так даже лучше, во мне родилось что-то новое, заставляющее меня улыбаться без причин, счастье?
Со всех сторон раздался звонкий хлопок, не от мира сего. Мир начал рассыпаться, стягиваться в темное ничто. Я вспомнил.
VII
Всё мгновенно растворилось и обратилось в великое ничто. Смерть все это время ждала меня, а теперь встречает приветливой улыбкой, так напоминающей материнскую. Великий голос, голос ангела.
– Ты вернулась. Ну как тебе, душа, твое первое воспоминание?
Так приветливо и нежно, что я даже не стал обдумывать, принялся на ходу описывать все, что во мне образовалось.
– Просто невероятно! Меня погрузило в поток мыслей того времени и омывало волнами тех самых чувств, что я испытывал! И такая глубина этих чувств, такая сила… Одно мне кажется странным, кроме мыслей и чувств, такую малость мне удалось выловить. Да, я понимал смысл того, что она говорила, как внутренний пересказ, ловил восторг красоты дня, но почти не видел его. Все это так похоже на личный дневник…
– Так вы, люди, и запоминаете жизнь. Даже самые дорогие часы вам не записать, как на пленку для постоянной прокрутки в своем воображении, только беглый пересказ. И этот пересказ всегда динамичный – либо обрастает бородой, либо вянет, как без воды цветок. А сколько всего и вовсе уходит мимо взора и ушей, исчезая бесследно! В постоянно погоне за будущим, вы упускаете не один закат – всю жизнь, ведь будущее – есть только смерть. Я постараюсь напоминать тебе об этой зыбкости человеческой памяти. Ибо это только погоня за солнечным зайчиком.
Я хотел было воскликнуть, но не смог. Либо слишком мало я знаю, для спора со Смертью, либо она просто права. Кое-что меня успокаивало и умиротворяло – кажется из воспоминания, я вытащил то самое чувство – любовь.
Всматриваясь в мои чувства, Ангел улыбнулся ещё шире, совсем без строгости и величия заговорил.
– Душа! Я хочу, чтобы ты послушала, в каком месте твое тело сделало последний вдох.
Мой маленький дом – ничто, дико задрожал, ставь еще светлее. Так полегчало, точно с груди враг убрал ногу… До меня доносятся смешанные звуки, самые настоящие! За секунду они собираются в цельное полотно, поражая воображение своим существованием. Ближе всего ко мне дикий ветер, он тихо посвистывает сверху. Дальше всех – смазанные сигнализации автомобилей, долетающие отовсюду эхом. Посередине устроилась громкая музыка, из трех или четырех источников, сливающаяся в цельную какафонию… Не слишком думая, я обратился к Смерти, с глупым восклицанием, перед великим существом. Видимо моя глупость безгранична…
– Не люблю такую музыку, много слов и так мало смысла. А ещё эти деньги, тачки, брэнды… Из всех четырех треков эти три слова, возвышаются идолом, точно они и есть высшая ценность жизни исполнителя, нет, человечества! Разве можно назвать хоть сколько-то важным то, чему совсем не завидует мёртвый?
Она снова кокетливо улыбнулась, согнав с меня страх и стыдливость. Стало ясно – мы настоящие друзья. Мое “Я” окрепло. Музыка сменилась на другую, точно такую-же, с теми же идолами. Где-то в дали, около сигнализаций, заорали сирены полиции.
– Тебе хочется верить, что искусство это исключительно нечто великое, понимаю.
– Да! Для меня искусство, это фантазия, идея, мысль! И только искренность может родить высокое искусство, корысть в свою очередь его обесценивает.
– Тогда я надеюсь, что ты возгордишься кем была при жизни и что успела сделать. Но всему свое время.
Я, загорелось. Мне хотелось задать вопрос, но все и так ясно! Пламя моей любви перешло и на Смерть, даже возникло человеческое желание обнять мою странную подругу. Кажется, она почувствовала этот жар.
– У тебя мало времени, идёт уже второй день. Хорошо бы успеть расплести клубок.
И снова кромешная тьма, звуки погасли, уединение. Все это время я держался за нить и теперь пора её дернуть. Клубок покатился, обрисовывая дни прошлого.
VIII
Какая же странная штука, эта жизнь, всего одна встреча сумела перевернуть её с ног на голову. С того вечера во мне постоянно зияет Елена, её голос, руки, глаза, рождая невероятной силы чувства.
Артуру я ничего не сумел рассказать при встрече, слишком неподъемной оказалась эта задача. Всё чем мы с ним занялись, так это подсчитали будущее, как самый обычный пример. Это надо было видеть – огромный бугай с грубым лицом и гигантскими мышцами рассчитывает тысячи переменных, с миллионами формул, перелистывая страницу за страницей. А главное, как ловко и точно!
– Ну вот и все, через 8 лет и 2 месяца отчалим. Диплом уже будет в кармане, денег отложим достаточно, устроиться успеем, да и улетаем зимой, чтобы сэкономить. Начнётся наша жизнь! – Закончив все выводом, его лицо наконец растворилось в улыбке, спала напряженность и угрожающая сила.
А я уже зажил, с того самого дня, после объятия во мне началась жизнь. Следующий день я тоже провел с Еленой, водил её по моим любимым улицам города, рассказывая, чем ампир отличается от классицизма и почему так много стран отказалось строить многоэтажные муравейники.
– А мне нравятся эти тесные квартирки и убогие подъезды их соединяющие. Разрисованные лифты и каменные дворы наполнены своим шармом. Одно мне не нравится, люди. – Её брови немного нахмурились, но даже это изменение в ней, очаровало меня. – Предупреждаю, у меня много странностей.
Совсем скоро стемнело и мы остановились на пустующей детской площадке, заняв малюсенькие качельки, едва втиснувшись в них. Фонари с трудом справлялись со своей задачей, нас окутывал мрак. Елена полностью скрывалась в темноте, только бледный краешек профиля её лица выглядывал из-под качающегося каре. Я едва мог рассмотреть, как дрожат её хрупкие губы, разговаривая со мной, полушёпотом.
– Знаешь, хоть у меня и много тех, кого обычно называют друзьями, я их совсем не считаю друзьями. Льстецы, честолюбцы ну и просто животные, жаждущие мяса. Смотрят на меня либо как на добычу, либо как на соперника и оба эти типа говорят одинаково сладко, затушевывая правду. – Запнулась, губы замерли. – Странно, но ты не такой, ты смотришь на меня как на дочь.
В груди разгорелся огонь, эти слова – самое горючее топливо. Я для неё такой же особенный, как и она для меня, какое великое открытие! Во мне родилось стойкое желание понять всю её душу и открыть каждый уголок своей, даже если на это потребуется вся оставшаяся жизнь.
– Ты не слишком любишь людей?
– Да, совсем не люблю. Мне намного проще никому не доверять и ни в кого не верить. – Запнулась, бросила резкий взгляд в мою сторону. – У меня много странностей… Именно по этой причине я не люблю гулять в городе, у меня в запасе много других, прекрасных мест. Давай я тебе их покажу?
На следующий же день она вела меня, мне нужно было только держать эту нежную руку, а она, устремляясь вперед, ловко кружила меня с собой, по закоулкам лабиринта. Золотое солнце отражалось от всего: окна, машины, знаки и мелькало все это в глаза на каждом повороте. Налево – в глаза сотни лучиков солнца, отражавшихся даже от кленовых листов. Налево – снова солнце мелькает. Рывок, направо и замерли.
Кажется, мы пришли, отыскав в центре города непобежденный клочок дикой природы. Старые, величавые деревья, ароматные травы и едва видная тропинка, по который мы и идем. В лесу, у корней деревьев прячутся останки древней железной дороги. Вся эта могучая, зеленая сила осаждала серые стены завода, тяжело наваливаясь всем своим стремлением к жизни. В этом месте Елена выглядит ещё прекраснее, если бы боги увидели, какой фигурой, гармонией и изящной строгостью её одарила природа, они бы позавидовали мне. Наверняка среди них нашёлся бы ещё один Тесей или Парис…
– Теперь я понимаю ради чего стоит уйти из социальной жизни. – Изумленный сказал я, не отдавая себе даже отчета в этом.
– Хех, а есть ещё одно! В такой жизни, никто не шлёт тебе эти дурацкие подарки в соцсетях и лайки не ставит. – Мило улыбнулась, как же красиво на её лице играет осенний свет…
Каждый день она показывала новые места, каждое чем-то особенное, самобытное. В один день мы проникли в дикий лес на окраине города, он будоражил воображение своим мирным сном, покачиваниями кончиков деревьев и сонным шелестом листвы. Другой мы провели в заброшенной больнице, которая успела увидеть три человеческих века, рождение, жизнь и смерть, как людскую, так и свою. Третий день, четвертый пятый, все дни полны невероятного, непохоже нового, с одной особенностью, все эти места скрыты от глаз людей, точно созданы только для нас двоих… И с самой первой, до самое последней минуты, каждой нашей встречи мы крепко держимся за руки, пылая алой любовью друг к другу.
Два четких хлопка – весь мой мир и я стягиваются, всего лишь тёмная точка. Всего лишь, ничто.
IX
Только начиная расстилаться, тьма сразу же заливалась нежным светом, пропуская в свои недры звуки земной жизни. Сложно было найти различия с прошлого раза, вдали всё так же гудели сигнализации автомобилей, вблизи по-прежнему перекрикивали друг друга голоса из колонок и ветер, всё еще нежно посвистывал надо мной.
– Слушай внимательно душа, прямо сейчас к тебе кто-то идёт. – Смерть кинула в меня игривый взгляд, по крайней мере, так его я ощутил.
Теперь слышу, помимо привычного шума появилось нечто другое. Неровные шаги, два человека, отдышка, весёлый смех, щелчки и два тона – высокий и низкий. Звук, как из бочки. Грубый металлический скрип – бочка открылась и теперь все слышится очень чётко, понятно каждое слово.
– “Детка, что же ты мне сразу не рассказала, каким демонёнком можешь стать если тебя завести, а?”
– “А может это я у тебя набралась, мистер Плутос?”
Думаю даже мой давно окоченевший, бледный труп покраснел от стыда и затаил дыхание, стараясь не выдать себя… Карикатурность момента подчёркивал их уличный акцент и звон металла, которым они увешиваются для красоты. Какие неловкие звуки, поцелуи и шелест одежды…
– “Джек, ты слышишь этот запах?” – Голос, искривлен возмущением.
–“Да, детка, ты пахнешь, как сладкий персик.”
– “Джек, чёрт возьми! Дохлятиной несёт за версту, херас два тебе, чтобы это от меня!”
Услышав звуки торопливо накидываемой одежды, мне стало легче. Да, хуже точно не будет. Шаги. Звон металла. Всё громче и громче.
– “Вот блять, повезло так повезло. Джек, тут жмур!”
Небольшая пауза, в которой звучал только торопливый бег и беспорядочный звон, потом отдышка.
– “Ну так сваливаем, я не хочу себе день портить. Зайдем лучше ко мне, там хоть такого не увидишь.”
– “Мне проблемы не нужны, ты как хочешь, а я вызываю фараонов. А ещё, твоя хата выглядит страшнее, чем эта дохлая рожа.”
– “Подумаешь не прибрана! Агх-га, господи! Оставили бы его тут дальше лежать и дело с концом, Блять, ты меня никогда не слушаешь, думаешь самая умная, да?”
– “Да! Здравствуйте. Нуу-у, я тут на крыше нашла мертвяка… 7030s Harvstet… Белый мужчина с густой бородой, одежда вся черная. Может русский, не знаю как вам на вид определить. Нет, он лежит в луже крови. Да, конечно, хорошего вам дня офицер.”
– “Хорошего вам дня офицер.” – Дразняще провопил мужской голос. – “Мерзость то какая, со мной ты так хрен сюсюкаться будешь!”
– “Я про тебя ничего не говорила, проваливай мудак недоделанный, не хочу тебе день портить.”
Они жутко громко начали друг друга поносить, даже не стесняясь лежащего у ног покойника. Меня поразила мысль, что эти двое, неумеющие даже разговаривать друг с другом, ещё недавно пылали страстью между собой. Смерть все это время была рядом и точно слышала разыгравшуюся сцену и без проблем угадывала мои мысли. Почувствовал, что я её заметил, она обратилась ко мне.
– Не перенимай на себя их тяжбу. Они слепы, бьются как мухи в окно, не замечая тоненького, защитного стекла перед душой. Стекла, созданного для защиты столь хрупкого от колких ударов чужаков.
Они всё громче и громче кричат друг на друга, и я вижу, как их сердца тонут, задыхаются.
– Все, хватит. Не могу больше их слышать, я хочу… Хочу к Елене.
– Твоя воля, однако при первой нужде я верну тебя сюда. Тут ты ещё много интересного увидишь.
Звуки растворились и свет пропал вслед за ними. Нить, она снова передо мной, ждёт.