Ирина Киреева
Покорители пространств
ДОЛГОЖДАННОЕ ПИСЬМО
Шуршеня задолго до города стал невидимым, и все его невидимые листочки трепетали, когда подлетал к заветному камню. Он даже никак не мог приземлиться от волнения. Только с третьего раза удалось ему совершить посадку возле Кедрашиного камня.
Просунул он прутик под камень, почувствовал: там что-то лежит! Письмо! Осторожно вынул его. Прижал берёзовый конвертик к груди. Что в нём?
Развернул листок и стал читать:
"Дорогой наш сыночек Шуршеня!
Мы с папой долго не писали тебе, потому что сильно обожглись и тяжело болели. Но здешние-лешие помогли нам вылечиться. Теперь мы здоровы. К концу октября вернёмся домой. Мы так мечтаем обнять и поцеловать тебя!
Твои мама и папа".
"Очень мечтаем, – стояла приписка папиным почерком. – Ты даже не представляешь, как сильно".
– Я представляю, папа, – ответил Шуршеня папиным строчкам и прижал письмо к лицу.
Потом поцеловал его и прочитал ещё три раза.
Мимо пробегала городская кошка. Увидев застекольного лешего, она выгнула спину и распушила хвост.
– Я получил письмо от мамы и от папы! – радостно сообщил ей Шуршеня.
Но она всё равно зашипела на него: не поняла, чему тут радоваться. Ведь кошки не пишут друг другу писем.
А Шуршеня подпрыгнул, облетел несколько раз вокруг деревянного Кедраши, овевая его ветерком. Потом сел к нему на плечо и показал письмо:
– Вот видишь? Это письмо от мамы и папы.
Он целый день кувыркался в небесах, ходил по лесу, купался в речке – и всем сообщал, что получил письмо и что мама и папа скоро вернутся.
К вечеру Шуршеня прилетел в Синеочье. Невидимо, сзади, подхватил бабушку, шедшую с речки с двумя вёдрами воды, невысоко поднял её и донёс до дома. Бабушка поставила вёдра на лавку и едва перевела дух:
– Ох, и ветер поднялся! Прямо по воздуху домой прилетела.
Этот же "ветерок" подхватил Нюсю с полусонным Федотом. Нюся развеселилась, а кот вытаращил глаза. "Ветерок" покружил их в воздухе и посадил на крышу. Поднял на задние копытца Евдокею, и она, словно балерина, закружилась на одной ножке. А пёс вдруг поднялся на передние лапы и, как акробат, прошёлся по двору вниз головой.
"Что творится?!" – Анюта Ивановна с изумлением глядела на это цирковое представление.
А Катя смеялась. Она уже поняла, в чём дело, и пошла к брёвнышку, взяв на руки спрыгнувших Федота и Нюсю.
– Катя, пошла бы с ребятишками поиграла, – посоветовала бабушка. – Ну что у тебя за посиделки всё лето?
– Я потом, бабушка, поиграю, – ответила внучка.
Возле неё уже собрались и Малаша, и Евдокея, и Архипыч. Шуршеня влетел в сарай к Кузьме Кузьмичу, бережно поднял его и перенёс к брёвнышку. Кузьма Кузьмич гордо отвернулся от всех. Катя погладила его по голове.
Леший достал письмо, глубоко вздохнул и с улыбкой стал читать. Дочитав, посмотрел на всех радостными глазами.
– Мы рады за тебя, – сказала ему Малаша.
Березовичок, чувствуя себя на седьмом небе от счастья, подхватил Малашу, поднял её и сделал с ней круг по воздуху вокруг двора. Нюся запрыгнула корове на спину, и немного прокатилась. Катя засмеялась.
Услышав хрюканье, мычание, мяуканье, Анюта Ивановна не на шутку испугалась: не волк ли во двор пожаловал? Она взяла кочергу и пошла разбираться. Глянула через забор: нет, всё на скотном дворе мирно. Только животные как будто ведут оживлённую беседу, спорят, перебивают друг друга и даже смеются. И Катя с ними разговаривает. Какая-нибудь чужая бабушка решила бы, что у этой девочки не всё в порядке с головой, но Анюта Ивановна подумала только: "Чудеса!" Постояла немного и ушла готовить всем ужин.
Долго не могли разойтись животные в этот вечер. Все радовались за Шуршеню и, чтобы не разлучаться с ним, вот что придумали.
Шуршеня должен найти большое дерево с дуплом недалеко от Синеочья, поселиться в нём вместе с мамой и папой и навещать синеочинских друзей, особенно во время Катиных каникул. Все друзья должны познакомиться с Шуршениными папой и мамой, познакомить с ними бабушку Анюту и дедушку Семёна и подружиться семьями.
НЕОБЫКНОВЕННЫЕ ГОСТИ
Будущее казалось замечательным. Один козёл Кузьма Кузьмич смотрел на всё угрюмыми глазами. Там, в будущем, не он был главным героем. Малаша внимательно поглядывала на него и, наконец, сказала:
– Давно мы никаких новостей не слышали. Что творится в мире?
Кузьмич навострил уши, а Малаша продолжала:
– Особенно меня волнует, кто получил золотые медали по фигурному катанию на чемпионате мира.
Козёл оживился, приподнялся сначала на две, а потом на все четыре ноги.
– Без духовной пищи не прожить, – произнёс он значительно и, важно прихрамывая, пошагал к открытому окну смотреть телевизор. – Сейчас, Малаша, я расскажу тебе обо всех новостях спорта.
Только она одна казалась ему сейчас умной и доброй.
А Малаша, конечно, просто пожалела Кузьмича: очень трудно быть одиноким среди бывших друзей.
– Без него нам было бы скучно, – коровьи глаза весело глядели вслед прихрамывающему козлу.
– Это уж точно, – подтвердил пёс.
Но вернулся Кузьма Кузьмич очень быстро – и совсем не с новостями спорта. Его глаза сверкали.
– За мной! – скомандовал он. – К нам странные гости приближаются.
Приезд гостей взволновал всех синеочинцев. И люди, и прочие обитатели деревни: рогатые и безрогие, хвостатые и бесхвостые, усатые и безусые – провожали пристальным взглядом чинно шествующую по главной улице великолепную пару в сопровождении экстравагантной коровы. Даже бесхвостая, безрогая, но бородатая коза Лизета, которую, кажется, трудно было чем-либо удивить, – и та, поджав рот, долго и подозрительно смотрела на незнакомцев (к слову сказать, рога она потеряла при невыясненных обстоятельствах, а хвост – в беспощадной битве со свирепым хряком Хрюней).
И уж, конечно, собачка Мухина тоже не осталась равнодушной к этому событию. Ещё бы! Высокий элегантный джентльмен возглавлял шествие. За ним тянулся изысканный шлейф дорогого мужского одеколона. Из-за этого не то чтобы сильного, но незнакомого запаха ни один овод и ни один комар не рискнули приблизиться к приезжим. Джентльмен шёл под руку со стройной молодой леди. Но самая интересная личность шествовала сзади них. Это была корова в полупрозрачной белоснежной попоне, в летней кружевной шляпе, из которой торчали крашенные разноцветным перламутром рога. Её ухоженные, искусно разрисованные копытца, словно четыре диковинные туфельки, мелькали на тропинке среди зелёной травы. На ногах позванивали браслеты, в ушах – золотые серьги, на благородной шее сверкало колье.
Конечно, это были Эрнест Эльбрусович, мисс Энн и корова Матильда. Приезжие прошествовали в знакомый нам двор и остановились перед изумлённой Анютой Ивановной. Старушка поставила ладошку козырьком над глазами, запрокинула голову и посмотрела ввысь – на Эрнеста Эльбрусовича.
Он произнёс:
– Позвольте представиться: Эрнест Эльбрусович.
Бабушка Анюта вытерла руку фартучком и протянула её для рукопожатия. Гость отступил на шаг, склонился к низенькой старушке и поцеловал её маленькую толстенькую ручку. Бабушка очень смутилась. Тогда Эрнест Эльбрусович сказал:
– Позвольте представить вам мою невесту мисс Энн Смит.
Бабушка опять запрокинула голову и взглянула на мисс, похожую на высокое тоненькое деревце. Потом перевела взгляд на Эрнеста Эльбрусовича и укоризненно покачала головой. Она хотела сказать: "Почему вы не кормите свою невесту?" Но из деликатности не произнесла этого, а пригласила гостей к столу, стоящему во дворе под огромной ветвистой черёмухой. Поставила перед ними миски, наполнила их доверху борщом и приветливо улыбнулась:
– Кушайте на доброе здоровье! Потом и побеседуем.
"Они пьют кофе целыми вёдрами, – подумала мисс Энн (сон с явью всё-таки перепутались у неё в голове), – на ужин съедают по два литра борща. Как же мне приспособиться к их привычкам?" Но тут она попробовала бабушки Анютиного борща… Да, такой борщ не может сварить ни один повар даже в самом лучшем ресторане мира! Такой борщ может получиться, если он часок-другой потомится в русской печи. Попробовала мисс Энн борща и не заметила, как весь и съела. "Кажется, я слишком быстро перенимаю их привычки", – с удивлением уставилась она в пустую миску.
Где же в это время находились все друзья? Куда привёл их разволновавшийся Кузьма Кузьмич?
Если бы Эрнест Эльбрусович или мисс Энн обратили внимание на забор, рядом с которым стоял столик, они бы диву дались: забор выглядел живым, потому что смотрел на людей, сидящих за столом, восемью парами восхищённых любопытных глаз. Из его щелей торчали детские пальчики, копытца, пушистые лапы, берёзовые веточки, а в круглую дырочку даже высовывался свинячий пятачок. Бабушка время от времени незаметно грозила пальцем – забор на миг пустел, но потом вновь всё появлялось на прежних местах.
После такого приятного ужина Эрнест Эльбрусович довольно быстро договорился с бабушкой о том, чтобы Матильда погостила у них в Синеочье до первых холодов. Только Анюта Ивановна сразу предупредила, что маникюры-педикюры коровам делать ей некогда, да и шляпы тоже она стирать не будет. Так что пусть Матильда по-простому, по-деревенски живёт.
На том и порешили. Матильда поселилась в хлеву с Малашей. Здесь было очень чисто, пахло свежим сеном, за одной стеной стрекотали кузнечики и хрюкала Евдокея, за другой – вздыхал Кузьмич. А издали доносились лягушечьи песни. Матильда поняла, что это и есть счастье, и стала мечтать, как она уговорит Эрнеста Эльбрусовича оставить её в этом раю навсегда.
Она подружилась с Кузьмой Кузьмичом. Уставшая от одиночества в городской квартире, Матильда была рада разговорчивому соседу. А он нашёл в ней благодарную слушательницу.
Кузьмич гордился этой дружбой и, совершая обход деревенских дворов, свысока посматривал, как чавкают, фыркают, лакают их обитатели, грустно качал головой и с чувством произносил:
– А Матильда пьёт по утрам кофе…
Хотя горожанка и утром, и вечером пила то же самое пойло, что и Малаша. Она твёрдо решила: даже если Эрнест Эльбрусович заберёт её на зиму в город, пусть готовит ей такое же аппетитное и полезное пойло и сам с мисс Энн пусть пьёт его – вкуснее напитка не бывает.
ПЕРВЫЙ ЖЁЛТЫЙ ЛИСТОК
Опять установился во дворе лад да покой. По вечерам животные собирались на посиделки – а днём каждый своими делами занимался.
Лето стояло жаркое, и казалось, что оно никогда не кончится.
Первым ночную прохладу учуял Архипыч: заныли его старые косточки. Он высунулся из конуры, втянул носом воздух. "Осень не за горами, – подумал пёс, – надо утепляться".
На другой день Шуршеня, пролетая над околицей, присматривался, как лес готовится к зиме. И вдруг увидел первый пожелтевший кленовый листочек. Кто-нибудь другой, может быть, и погрустнел бы, но Шуршеня так обрадовался! Спустился к деревцу, понюхал листочек и потрогал его своими прутиками, будто желая убедиться, что он настоящий. Листочек был словно пронизан золотыми светящимися нитями.
"Скоро сентябрь, – взволнованно подумал Шуршеня. – Потом наступит октябрь – и мама с папой вернутся домой!"
И он полетел к своим друзьям, чтобы рассказать им про самый первый жёлтый кленовый листочек!
