Ирина Киреева
Покорители пространств
В ГОСТЯХ У КАТИ
В городе начались дожди. Леший их не боялся. Но он чувствовал, что приближается грозный тайфун, который может принести много бед всему живому. Шуршеня стал летать по лесу, перекатываться по полям, забираться в расщелины: всех предупреждал, чтобы готовились к урагану и ливням. Помогал птицам и зверькам укреплять гнёзда и норки, переселяться с низин на возвышенные места. Ставил подпорки под тоненькие юные деревца, подвязывал цветы и кустарники. Только о себе не думал, хотя ураганы и наводнения были для него очень опасны. Где спрятаться, он пока не решил.
Наконец, в природе наступила полная тишина. В парке стояло безмолвие. Ни лист не шелохнется. Ни мышка не зашуршит. Ни птица не защебечет.
Шуршеня сидел под горочкой и вслушивался в эту тревожную тишину. Он слышал звуки на сто метров в округе и различал голоса города, леса, поля и реки. Никто не звал на помощь.
Сам леший не волновался. Папа научил его сохранять спокойствие, тогда в трудные минуты верные решения приходят сами.
Вдруг прибежала Катя.
– Шуршеня! Ну, наконец-то! Где ты был? Я уже пять раз прибегала, – взволнованно затараторила она. – Ты знаешь, что сейчас ураган начнётся? По радио уже два дня штормовое предупреждение передают! Пойдём к нам – поживёшь, пока ураган не кончится.
Березовичок отрицательно покачал головой.
– Пойдём, Шуршеня! – решительно заявила Катя. – А то и я с тобой тут останусь! – пригрозила она.
Девочка взяла его за веточку-лапку и потянула за собой.
– Мы вон там, на девятом этаже живём, – показала она рукой на ближайший дом. – Видишь, где много цветов на окошке. Ты среди них не соскучишься. У нас и перчик растёт, и ананасовое деревце, и лимонное – мы его из зёрнышка вырастили. И много разных цветов в горшочках.
Окна Катиной квартиры с улицы были похожи на маленький цветущий сад. Шуршеня подумал, что он ещё ни разу в жизни не знакомился с комнатными растениями.
Катину квартиру переполнял аромат цветов розы.
Роза стояла на маленьком столике в стороне от окна. На ней распустились пять пышных тёмно-красных цветов и несколько бутонов только готовились раскрыться. "Она настоящая королева", – подумал о розе Шуршеня.
Домашние растения тоже были встревожены приближающимся тайфуном, но лишь слегка, ведь им не грозила настоящая опасность.
– Побудь здесь, на окошке. Хорошо? – сказала Катя. – Я скоро вернусь. Только найду двух знакомых собак, спрячу их в подъезде – и вернусь.
Она поставила березовичка на окошко между двумя геранями и убежала. Гераньки сразу потянулись к нему листочками, но Шуршеня так утомился за последние дни, что не заметил, как прислонился к одной из них и уснул. Он не слышал, как в комнату вошла Катина мама. Она подошла к окну, взяла в руки Шуршеню и залюбовалась им:
– Какая прелесть! Декоративная берёзка. Я таких ещё не видела. Надо в воду поставить, пока не засохла, а потом в красивый горшочек посадим.
"Вот ещё! – возмутился про себя леший. – Сама садись в красивый горшочек".
Мама взяла сначала большую вазу. "Нет, сюда не войдёт, – подумала она. – И обстригать жалко". Она принесла ведро с водой, водрузила его на столик возле окна. Повертела в руках Шуршеню и, решив, что многочисленные веточки на его голове могут стать корнями, поставила его в ведро вниз головой. Полюбовалась растопыренными ножками и, не вынимая Шуршеню из воды, повернула его к окну одним боком, другим. Недовольно покачала головой. "Надо обстричь", – всё-таки решила она и пошла искать секатор.
Шуршеня весь сморщился от противной воды из-под крана, вылез из ведра, стал отряхиваться и чихать.
Мама вошла – он быстро улёгся на столик и притих. В её руках ничего не было.
– Ой! – вслух сказала мама. – Я ведь берёзку в воду ставила.
Она опять воткнула Шуршеню в ведро вниз головой и, отвернувшись, стала открывать все шкафчики подряд в поисках секатора. Шуршеня, не ожидая, пока отыщутся эти ужасные ножницы, потихоньку выбрался из ведра и залез под кресло. Там сидел трусливый кот Федот. Как только Катя вошла в квартиру с лешим, он забрался под кресло и сверкающими глазами следил за всем происходящим. Поэтому, когда Шуршеня залез туда же, кот распушил хвост, выпучил глаза и, хоть было очень тесно, замахнулся на непрошеного гостя лапой. Леший в ответ хлестнул Федота ветками по носу. Кот выскочил из-под кресла, запрыгнул на столик и зашипел. Мама оглянулась и замерла, прижимая секатор к груди: деревца в ведре не было, его не было нигде в комнате. Вместо него рядом с ведром сидел взъерошенный Федот.
– Федотушка, это ты? – с изумлением уставилась на него мама.
– Я-а-у! – ответил Федот и взлетел на телевизор, едва не перевернув ведро.
"Очень безопасная квартирка", – усмехнулся Шуршеня.
Мама присела на диван, потом прилегла и закрыла глаза, так как у неё от всех этих событий закружилась голова.
Березовичок выбрался из-под кресла, коснулся веточкой маминой головы – и она уснула. Проснётся и решит, что ничего не было – просто приснился сон. Леший поднял ведро, отнёс его в ванную и вылил. Потом осторожно забрал ножницы из маминых рук, положил их в шкафчик и присел на полу.
– Расхозяйничался тут! – сердито прошипел кот.
Он решил показать Шуршене, кто здесь хозяин. Взъерошился, пригнулся, резко оттолкнулся задними лапами и бросился прямо на лешего… И вдруг завис над ним! Повисев две-три секунды, кот поплыл по воздуху. Внезапно развернулся вертикально, вверх хвостом. На несколько мгновений стал невидимым. Опять возник, взмыл под потолок – и шмякнулся на пол.
Федота было не узнать! Шерсть встала дыбом – он больше походил на дикобраза, чем на кота. Не помня себя, сиганул на телевизор, перемахнул на шкаф и ошалело вытаращился на лешего. Что пережил кот, словами не передать.
– Не сердись, – дружелюбно взглянул на него Шуршеня, взлетев и усаживаясь рядом с ним. – Я к вам ненадолго. Ураган закончится – и я улечу.
– Это утеш-шает, – нервно мотая хвостом, ответил Федот.
Поспав три минуты, мама открыла глаза. Шуршеня прикрылся одной из веточек и стал невидимым для человеческого глаза. Он не хотел больше пугать маму. Но кот видел его – правда, неясно, как отражение в тёмном окне. Мама села на диване и сказала коту:
– Ой, Федотик, какое мне чудное декоративное деревце приснилось. Берёзка. Вот бы такое вырастить дома.
– Дер-ревце? Декор-ративное? Бер-рёзку? – косясь на застекольного лешего, ехидно "переспросил" кот.
Мама услышала лишь недовольное рычанье.
– Федотушка, ты что такой сердитый? Прыгай ко мне, – протянула она к коту руки. – Прыгай, я тебе молочка налью.
Федот, продолжая ворчать, лениво поднялся и мягко спрыгнул в мамины руки.
КАТИНЫ МЕЧТЫ
Два дня бушевала непогода над городом и окрестностями. Когда ветер стал стихать, Шуршеня попросил Катю выпустить его: он хотел проверить, всё ли ладно в его хозяйстве, проведать жучков-паучков да малых пташек, посмотреть, все ли деревья выстояли. Может, кто-то ждёт помощи.
Катя с обережком уже договорились, что он вместе со всей её семьёй: мамой, папой и котом Федотом – поедет в августе в гости к их бабушке Анюте и дедушке Семёну в деревню Синеочье, что была совсем недалеко от города.
Перед тем, как вылететь в окно, Шуршеня сел на подоконник, достал из рюкзачка заветный туесочек. Он уже убедился, что Катя добрая девочка и ей можно подарить волшебные бусинки.
– Каждая бусинка исполняет одно желание, – сказал Шуршеня. – Значит, три твоих желания исполнятся.
– Я хочу построить сказочный город, в котором поселятся волшебные герои русских сказок и мультфильмов. И этот город прославится на весь мир. И я прославлюсь, потому что стану знаменитой основательницей города. И ещё в городе поселится Каюлта. Она будет всех смешить.
Портрет Каюлты стоял на полке с книжками. Это была жизнерадостная особа.
– А ещё я хочу разбогатеть, чтобы путешествовать и побывать во всех дальних странах… И ещё – победить в конкурсе мисс мира и стать самой знаменитой красавицей.
Катя высыпала бусинки на свою ладошку. Такие обыкновенные, зеленоватые, очень похожие на горошины. Неужели действительно волшебные?
Шуршеня не знал, какие мечты у людей считаются добрыми. Но подумал, что эти желания девочки не причинят никому никакого вреда. Значит, они добрые. Жаль только, не скоро исполнятся. А ему очень хотелось, чтобы желания человека исполнились быстро-пребыстро, тогда и его мечта о возвращении мамы и папы осуществится скоро. Но делать нечего. Леший не должен торопить человека или подсказывать ему. Он просто загадал: "Пусть мама и папа вернутся", – и отдал бусинки.
Шуршеня научил Катю произносить магическое заклинание и крутить бусинку на самой обычной тарелочке.
– Но учти, – предупредил он, – когда произнесёшь заклинание, а бусинка начнёт крутиться, ты должна сразу ясно сказать, какая у тебя мечта. Если не успеешь всё произнести, пока вертится бусинка, то будет поздно: она станет обыкновенной старой горошиной, волшебная сила её улетучится.
Шуршеня был так рад, что подарил бусинки человеку!
Он полетел в парк.
Над парком поднималось тёплое солнце. День отряхивал влагу, прогревался, ликовал, вступая на смену ночи.
Цветы на клумбе подняли головки. Вьюнок просунул счастливую мордашку сквозь дырочку забора. В замечательной луже под самым большим деревом плавали разноцветные лепестки и отражались небо и деревья. От этого она казалась такой глубокой, что дух захватывало. Вот плюхнулась в неё капля с дерева… Лужа "ойкнула" и расплылась морщинистой улыбкой.
У Шуршени всё пело внутри. Скользя по сырой траве и шлёпая по лужицам, он поскакал к памятнику Кедраши и запрыгнул на камень возле него.
Дедушка улыбнулся ему. Такого не может быть! Шуршеня знал! Ведь дедушка Кедраша здесь, в парке, не настоящий, а обыкновенная деревянная скульптура. (Откуда городской скульптор мог знать Кедрашу? Ведь создал таким похожим).
Кедраша прожил 2016 лет. Шуршеня запомнил его стареньким. Березовичок так сильно любил дедушку, что хотел отдать ему часть своей будущей жизни. Но старичок не взял нисколечко: он тоже очень любил малыша-березовичка.
Конечно, Шуршене показалось, что дедушка Кедраша улыбнулся, но так хорошо стало на душе. Леший взлетел и уселся у дедушки на голове. Взглянул отсюда вдаль. Даль ещё не позолотилась, а оставалась туманной, жемчужной. Лишь один лучик скользнул внутри неё, будто кто-то светлый прошёл там, в тумане.
Потом малыш спрыгнул с дедушкиной головы, перекувыркнулся несколько раз и, взлетев, отправился проверять гнёзда и норки.
РАДОСТНАЯ ВСТРЕЧА В СИНЕОЧЬЕ
Федот любил погостить у бабушки Анюты, но трястись два часа в машине ему совсем не нравилось. А тут ещё этот леший навязался.
"Что за радость с нечистой силой путешествовать?" – сердито думал он.
Шуршеня прикрылся веточкой-невидимкой и тихонько сидел рядом с Катей на заднем сиденье. Он давно мечтал прокатиться в автомобиле и теперь радостно глядел в окно на умытый дождями, легко задышавший лес вдоль дороги. Федот же не находил себе места: то к маме на колени запрыгнул, то по стеклу стал когтями царапать, то папу за ухо укусил. Потом поднял голову и стал нудно подвывать. Папа остановил машину и строго посмотрел на него:
– Всё. Выходи отсюда и иди пешком, раз не нравится ездить.
Федот вжался в сиденье, прижал уши и жалобно поглядел на папу, будто всем своим видом хотел сказать: "Я хороший. Я старый и больной, мне нельзя пешком". Насчёт старости и болезней он явно преувеличивал.
– Смотри мне! – пригрозил папа.
Катя взяла кота на руки и стала гладить его.
"Вот, – заурчал кот, глядя на одному ему видимого Шуршеню, – меня Катя любит, а не тебя, веник берёзовый". – "Не знал, что домашние коты такие грубияны, – мысленно ответил ему леший. – Будешь грубить – попарю в баньке. Узнаешь, какой я берёзовый веник".
Кот фыркнул, но решил не связываться с лешим.
Папа хоть и говорил порой строго с Федотом, но только благодаря ему кот обрёл настоящий дом и семью. Три года назад папа увидел на улице крохотного котёнка. Шёрстка его слиплась. Он жалобно мяукал. Папа завернул его в носовой платок и принёс домой. Мама сначала возмутилась:
– Зачем ты его принёс? У нас ребёнок в доме.
– Ребёнку нужна не только стерильность. Пора учиться настоящим человеческим качествам.
Мама опять хотела возразить. Но папа взял её за руку, посмотрел в глаза и сказал:
– Знаешь, вот пройдёшь мимо, не поможешь такой крохе, когда мог бы помочь… Потом долго так скверно на душе.
Папа сам вымыл и покормил котёнка.
– Ну что, назовём его Федотом? – спросил он у Кати. – Он станет красавцем.
Теперь без Федота их семью и представить невозможно.
Наконец, начались синеочинские луга. "Сколько разных оттенков зелёной краски нужно, чтобы нарисовать один луг", – думала Катя. Она взяла с собой альбом, кисти и краски. Синеочье было для неё самым любимым местом на всём белом свете.
Федот очень волновался, подъезжая к дому. Здесь у него целый двор знакомых – приятных и не очень. Вот, например, дедушка Семён Ульянович – хороший человек, но слишком насмешливый. Его – Федота! – называет дармоедом. Федот из-за дедушки даже не хотел сюда ехать. Но к мнению кота на семейном совете не прислушиваются.
Дедушка Семён первым вышел навстречу гостям, а Катя с Федотом на руках побежала к нему.
– Кто это к нам приехал?! – обнял и поцеловал Семён Ульянович внучку. – Смотри-ка: меня догоняешь! – стал он меряться ростом с Катериной.
"Я и сам бы догнал, если б захотел", – подумал Федот: дедушка худой, маленький – чуть выше своих уликов на пасеке.
Но тут Семён Ульянович обратил внимание и на него, протянул ему руку:
– Здравствуй, Федот. Ты тоже к нам отдохнуть приехал. – пожал он лапу коту. – Правильно: городская жизнь тяжёлая, а тут у нас приволье.
Федот от гордости хвост поднял, усы распушил. Пусть все смотрят, как дедушка его уважает. A-то прошлым летом всё "дармоед" да "дармоед". Понятно бы, папу так называл. Дома, в городе, папа уйдёт утром в свой университет математику студентам преподавать – и целый день его нет. Что её преподавать столько лет? Федот хоть и не студент, но знает: папа + мама + Катя + кот = 4. Но это не значит, что надо на четыре части его любимую рыбку делить. А они разделят на четыре. Хвост дадут ему – через минуту только воспоминания об этом чудесном хвостике остаются. Остальные кусочки сварят или пожарят себе и целый час ужинают. А Федот сиди – любуйся такой картинкой. Только Катя захочет кусочек рыбки ему отломить – мама сразу же говорит:
– Не давай ему больше, он за день наелся до отвала.
"До отвала? Впроголодь живу", – думает Федот.
А она ещё добавит:
– Котам нельзя жиреть.
"Разжиреешь с вами!"
Чтобы никому не было обидно, надо делить рыбку на пять частей и давать коту ещё один кусочек, когда сами садятся есть. Вот и получается, что четыре равняется пяти.
Хоть дедушка и пожал коту лапу, всё же Федот очень обрадовался, когда услышал, как он сказал маме и папе:
– Завтра же уедем с вами на пасеку недели на две. Дел там непочатый край. Мёд качать надо.
"Вот теперь свобода!" – обрадовался кот. Никто насмешничать над ним не будет, да и в дом он сможет входить гордо, в любое время, чувствуя на себе завистливый взгляд козла Кузьмы Кузьмича. Если бы дедушка остался дома, то Федот лишился бы такого удовольствия. Дело в том, что Семён Ульянович летом почти не заходил в дом. Разве что на четверть часа – программу "Новости" по телевизору посмотреть. Даже спал на веранде. И считал, что и коту в доме делать нечего. Во-первых, никто не давал права дедушке решать за кота, где у него есть дела, где нет. Во-вторых, Федот очень любил поспать на перинке. Размышляя так, кот вместе с Катей неожиданно попал в объятья бабушки Анюты. Это, надо вам сказать, объятья так объятья! Бабушка не выше Семёна Ульяновича, но толстая! Федот очень уважает таких бабушек: мягоньких, как перинки, и смешливых. С ней всегда уютно. Но сейчас, застряв между бабушкой и Катей, кот не на шутку напугался: задавит его Анюта Ивановна, того и гляди рёбрышки затрещат. И Федот истошно, что есть мочи, закричал:
– И-а-а-а-у!
– Батюшки! – испуганно отпрянула Анюта Ивановна.
– Расплющила кота! – засмеялся дедушка Семён.
– Федотушка! – запричитала Анюта Ивановна, ласково взяв кота на руки. – А я тебя и не приметила.
Федот тут же всё простил бабушке и замурлыкал, уткнувшись носом в её шею, а бабушка расхохоталась так звонко, что все вслед за ней стали смеяться.
Шуршеня давно вылез из машины, взобрался на дерево и наблюдал за этой радостной кутерьмой. Он мечтал о том, как вернутся его мама и папа и он полетит им навстречу и обнимется с ними, переплетясь всеми веточками. Шуршеня решил раз в три дня наведываться в город к деревянной скульптуре дедушки Кедраши и проверять, нет ли ему ответа.
За день он осмотрел сады и огороды. Нашёл невесёлую яблоньку: дедушка Семён грозился её спилить, потому что листочки на ней рано увядали, а яблочек почти не было. Леший пророс к её корешкам и обнаружил в глубине под ними три огромных камня. Корни яблони никак не могли их обойти, ни с какой стороны. Он решил рассказать об этом Кате: пусть она уговорит дедушку не рубить яблоньку, а пересадить её. Тогда не один десяток лет деревце будет приносить плоды.
Потом Шуршеня полетал со стаей деревенских ласточек-касаток. Опустился на землю, лёг и стал, глядя в небо, любоваться стремительным красивым полётом этих милых весёлых птиц.
Но что бы ни делал, он с тревогой дожидался вечера. Когда с пастбища вернётся корова Малаша и бабушка подоит её, тогда Катя познакомит Шуршеню со всеми обитателями деревенского двора. Здесь у каждого свой характер – это он заметил. Но к мнению Малаши прислушиваются все: в своём дворе она самая большая, а её молока хватает каждому. Но, главное, Малаша добрая, как бабушка Анюта, и справедливая. Хоть и очень молодая.
Шуршеня даже успел слетать на пастбище. Все коровы там были облеплены слепнями, нещадно лупили себя хвостами, прогоняя их, вздрагивали от укусов. Шуршеня уподобился пылесосу, пронёсся над стадом, сбил всех слепней в кучу, закружил эту кучу в воздухе и отправил за дальние болота. Не скоро слепни придут в себя от головокружения. Зато потом поскромнее станут. Коровы успокоились и стали щипать траву.
Летним вечером возвращается стадо с пастбища. Это важное ежедневное событие для деревни.
– Идёт наша касатушка, кормилица, Маланья Савельевна, – увидела бабушка свою любимицу издалека, вышла вместе с Катей за ворота, держа в руках корочку хлебца, посыпанную крупной солью.
Малаша тоже увидела хозяйку и замычала. Её радостный голос бабушка отличила сразу.
– Му-у-у, – корова прибавила шагу, а потом и вовсе побежала к дому.
Тело у Малаши грузное, бока раскачиваются, а ножки бегут легко.
– Красавица наша! – приговаривала Анюта Ивановна.
Корова взяла с её ладони хлеб, пожевала и ещё раз сказала, потише:
– Му-у… – потыкалась мордой в ладонь и сама пошла в свой сарай.
Пока бабушка доила, а струйки молока весело дзинькали, Федот и кошка Нюся, дружившие не первое лето, сидели на брёвнышке, мурлыкали и ждали, когда бабушка выйдет из сарая с полным ведром. Нюся мурлыкала мягко, бархатисто, а кот – басом. Около них стояла чашка. Анюта Ивановна сначала им наливала парного молока. Проходила мимо собачьей будки – и старику Архипычу плескала в старый ковшик с отломанной ручкой. Потом процеживала молоко и наливала дедушке Семёну и всем гостям по большой кружке. Вкусней Малашиного молока в деревне не было.
ПОСИДЕЛКИ ВО ДВОРЕ
Все главные дела переделаны, а спать ещё рано. Вечер так хорош, что хочется собраться у брёвнышка, потолковать о том о сём. Сегодняшнее событие – приезд гостей – взволновало всех домашних животных.
На посиделки пришла и Катя, да ещё привела с собой Шуршеню. А в его присутствии ей стала понятна речь животных. Шуршеня так переживал, что листочки на нём вздрагивали.
– Это Шуршеня, – представила его Катя. – Он мой друг.
– Так это ты защитил сегодня всё стадо от слепней? Какой молодец! – воскликнула Малаша.
После этих слов Шуршеню сразу признали своим во дворе. Нюся подвынулась на брёвнышке, леший присел рядом с ней, а с другого краю села Катя. Федот прыгнул к ней на колени и заявил:
– Моя Катя.
– Ах ты собственник! – засмеялась девочка.
– Знавал я одного лешего, – начал беседу козёл Кузьма Кузьмич. – Мы в молодости с дедушкой Семёном любили ходить в лес. И вот однажды леший сбил нас с пути и давай водить кругами вокруг болота. Всю ночь плутали. К утру только тропу нашли.
– Это был болотный леший Болохуша. Только он не нарочно вас с пути сбил: он в болото вас не пускал. Утонули бы вы там, – объяснил Шуршеня.
А Архипыч недовольно закашлял и с укоризной посмотрел на Кузьму Кузьмича. Пёс знал, что всё происходило совсем не так, как рассказал козёл. Очень уж он упрямый, Кузьма Кузьмич, крепколобый. А в молодости от его строптивого нрава все натерпелись.
Любил молодой Кузьма в лес убегать. То подстилка ему нехороша, то кочерыжки капустные вчерашние – обидится, надуется и в лес бежит. А дедушка с ним, с Гаврилой Архипычем, – тогда его просто Гаврюшей называли – идут искать козла. Найдут, приведут домой – а Кузьма через неделю опять в бега.
И вот однажды козёл так далеко забрёл, что только к вечеру Гаврила с дедушкой нашли его. А потом и впрямь полночи кружили вокруг болота. "Был ли леший или нет, не знаю, – подумал пёс. – Только ты сам любому лешему голову заморочишь". Но вслух он ничего не сказал: не стал позорить Кузьму Кузьмича перед молодёжью. Да и спорить с ним – безнадёжное дело. Козёл считал себя мужчиной серьёзным и знающим. Тайком от дедушки и бабушки курил трубку. Однако с той памятной ночи он перестал из дому убегать – поумнел. Да и Семён Ульянович его предупредил:
– Убежишь – пропадай в лесу. Искать тебя больше не пойду.
Настоящий старожил двора – Гаврила Архипыч. Он помнил ещё Малашину бабушку Пелагею. Крохотным принёс Гаврюшу Семён Ульянович в своей рукавичке, и Наташа, Катина мама, кормила его молоком из соски. Катина мама сама была тогда девочкой, чуть старше своей теперешней дочки.
Гаврила – молчаливый пёс, попусту слов на ветер никогда не бросал, даже лаял в редких, самых необходимых случаях. Но службу свою нёс верно.
– Что, Гаврилушка, – сказал ему недавно дедушка Семён. – Стареем мы с тобой. Надо тебе помощника подыскать. Обучишь его своему ремеслу?
Гаврила положил голову на дедушкины колени, а потом водрузил туда и лапы, грустно поглядывая на старика снизу вверх.
– Ну-ну, не кручинься, – потрепал его по загривку Семён Ульянович. – И нам с тобой ещё дел хватит. На рыбалку ходить будем. А вот кур да уток от хорей и лисиц охранять – это мы молодёжи поручим. Только как бы не ошибиться: ведь надо такого умного, как ты, щеночка взять.
В последние два года Гаврила особенно сдружился со свиньёй Евдокеей, спокойной и рассудительной дамой. Евдокея молода, белолица. А в глубине души мечтательна и романтична (но никто об этом не догадывался). А главное, она настоящий друг. На неё можно положиться в беде. Гаврила прошлой осенью даже дом ей один раз поручил стеречь. У самого живот прихватило. Обычно пыреем, что на каждом углу растёт, лечился. А тут и пырей не помог. Невмоготу стало. Думал – всё, не пережить такой боли. Ни Семёна Ульяновича, ни Анюты Ивановны дома не оказалось. Малаша – в стаде. Нюська – слишком маленький зверёк. На Кузьму Кузьмича надежды нет. Оставил весь дом на Евдокею, а сам ушёл в лес за три версты. Нашёл там растеньице – давно, пять лет назад его приметил. Вырыл корешок и сгрыз его. Отлежался там же, в лесу. Домой вернулся весёлый и здоровый.
А тут, оказывается, такое творилось! Соседские гуси в огород лезли. Кошка чужая чуть было цыплёнка не унесла. А бычок Тёмка, что через двор жил, поддел своими рогами петлю на воротах – они и отворились. Почуяли, нахалы, что хозяев нет, а Гаврила оставил пост – и полезли все во двор. Не тут-то было! Евдокея такой визг подняла! Кошку едва за хвост не поймала. Гуси впопыхах половину перьев растеряли. А бычка Евдокея почти что до его собственного дома гнала. Заикался два дня. "Му" сказать не мог. Ворота Евдокея закрыть, конечно, не смогла, но легла возле них и никого не пропустила во двор, даже бабушкину подружку Настасью Егоровну. Та перекрестилась только: что, мол, делается, свиньи дом стерегут. И ушла.
Гаврила своей подруге гостинец из лесу принёс: желудей в пасть насобирал.
Вспоминая эту и другие деревенские истории, коротали животные и их гости вечерок. Городским гостям всё было интересно. Евдокея, лежавшая у Катиных ног, заговорщически взглянула на девочку и тихонько, чтобы другие не слышали, хрюкнула ей:
– Катя, возле речки, есть большая лужа. В ней такая грязь! – свинья блаженно закатила глазки. – Пойдём завтра – поваляемся.
– Евдокея! – возмутился Гаврила Архипыч, расслышавший хрюканье свиньи. – Как не стыдно!
Катя, кошка Нюся и Федот захихикали. Сладу нет с этой хавроньей, думал пёс. Как учует грязь, бежит во всю свою прыть! Бряк в чёрную жижу – лежит, песни поёт. Потом бабушка её в загончик заманивает – и давай на неё воду из бочки ковшом плескать. Евдокея так визжит! Все со двора разбегаются.
Гаврила не раз ругал молодую свинью за такое поведение. Всё-таки дама из хорошего общества – нельзя об этом забывать.
Заканчивался вечер. Последние лучи солнца истаивали на стенах деревянных сараев, на частоколе забора. Будто кто-то невидимый снимал тонкое златотканое полотно с декораций, превращая их в обыкновенные тёмные строения. Одинокий лучик, не задерживаясь, скользил по фигурам тех, кто собрался у брёвнышка, и неожиданно ярким золотом вдруг начинали сиять то гордые, изогнутые назад рога, то хвост крендельком, то чьё-то большое пушистое ухо.
– Катя, иди в дом! – позвала мама (они с папой вышли на крыльцо). – Что ты там сидишь?
– Я сейчас, мама. Мы тут разговариваем.
– Они там разговаривают, – засмеялась мама.
– Собеседники, наверно, хорошие, – улыбнулся папа.
Катя уже было поднялась с брёвнышка с Федотом на руках, но тут Кузьма Кузьмич опять ввернул словечко, не удержался: не давали ему покоя эти городские белоручки:
– Что, Федот, мышей нынче ловить будешь?
Федот опустил голову, напрягся, когти от обиды выпустил, и они чуть не вонзились в Катины коленки – не был он готов к такому ехидному вопросу. А козёл победоносно оглядел присутствующих. Но всем стало стыдно за Кузьму Кузьмича. Все поняли, что он намекал на события прошлого лета. Никто не засмеялся, только Нюся сощурила весёлые глазки.
