Инна Инфинити
Холодная. Книга 1
Через два часа Катя выключила машинку, отошла в сторону, еще раз осмотрела надпись и торжественно выдала:
– Готово!
А затем развернула меня к зеркалу. Кристина тут же подскочила с дивана и подлетела ко мне. Ее глаза широко распахнулись в изумлении. Мои тоже. Мне понравилась работа. Одно английское слово Masterpiece, что переводится как «Шедевр», было наколото красивыми прописными буквами прямо на сердце.
– Максим… – выдохнула Кристина, – ты сошёл с ума…
А затем ее губы расплылись в широкой улыбке.
Да, я сошёл с ума. По Кристине. Она моя Мона Лиза. Мой шедевр, как поёт в песне Мадонна. И я действительно хочу татуировку в честь нее. Прямо на сердце. Чтобы видеть каждый раз в зеркале, когда Кристина уедет.
Катя заклеила тату компрессом из бинта.
– Через пару дней покраснение сойдёт. Пока походите с компрессом.
Я встал с кресла и крепко поцеловал Кристину.
– Я тоже хочу татуировку, – обратилась Морозова к девушке, – у вас еще есть время?
Катя кинула взгляд на настенные часы.
– Пара часов еще есть.
– Эй, а ты что задумала? – обратился я к Кристине.
– Теперь твоя очередь сидеть на диване, Максим, – и подмигнула мне, а затем обратилась к мастеру, – я хочу тоже на сердце и тоже одно слово, – затем достала из кармана телефон и набрала его, – вот это.
– Хорошо.
Кристина села в кресло, сняла с себя майку и осталась в одном лифчике. И тут я очень обрадовался, что мастер – девушка, а не парень. Я бы не позволил мужчине пялиться на Кристинину грудь. Мне ничего не оставалось, кроме как беспомощно опуститься на диван. Если честно, я не очень хотел, чтобы Кристина делала себе татуировку. Что за бред? Одно дело я, а другое – она. Но Морозова была настроена решительно и буквально взглядом пригвоздила меня к месту. Я тяжело вздохнул и повиновался. Если Кристина что-то решила, ее никто не остановит. Даже я.
Через полтора часа Катя закончила и развернула Кристину к зеркалу. Я встал, чтобы подойти, но замер за Кристининой спиной, смотря в отражение.
На ее сердце такими же красивыми прописными буквами, как и у меня, было набито английское слово Hero. Герой. Я тяжело сглотнул, а Кристина лишь улыбнулась мне в зеркало.
Мастер также заклеила ее татуировку бинтовым компрессом, я расплатился на ресепшене, и мы вышли из салона. Я все еще пребывал в небольшом шоке от того, что Кристина решилась на такой шаг. Мне татуировки нравились всегда. Но зачем это сделала Кристина? Это так на нее не похоже.
– Максим, ты – герой, – она крепко меня обняла.
– А ты шедевр, Кристина.
Мы взялись за руки и в полном молчании направились к автосервису. Мы только что увековечили нашу любовь на своих телах. Что бы с нами ни случилось в будущем, где бы мы ни оказались – эти татуировки всегда будут напоминать нам друг о друге. Кристина всегда будет со мной, а я всегда буду с ней. Даже если нас на долгие годы разделит океан.
Когда мы подошли к ремонту машин, колесо уже было заменено. Я расплатился с мастером, и мы поехали в Москву, к первому дому Кристины. Я загнал «Девятку» в гараж, мы пересели на мою машину и направились в «Золотой ручей». Отчим и мама неожиданно уже были дома.
– Где вы были? – Спросила нас мать с порога.
– Максим учит меня водить машину, – ответила ей Кристина.
Мама удивленно на нас посмотрела, а отчим обменялся многозначительным взглядом с дочерью. Снова они говорят на своём языке.
Мы поужинали вместе и разошлись по своим этажам. Мама в любое время могла зайти в мою комнату, поэтому Кристина ко мне приходила, только когда на третьем этаже выключался свет. Это означало, что родители легли спать.
В своей комнате я подошёл к зеркалу, снял футболку и бинтовой компресс и еще раз посмотрел на татуировку. Она была сделана очень хорошо, несмотря на то, что салон находится в глухой провинции. Покраснение стало меньше, но все еще было заметно.
Кристина уезжает через 20 дней. Пару раз я заходил к ней в комнату и видел, что она на ноутбуке делает заказы одежды из интернет-магазинов. Также я несколько раз видел, как она перебирала свой шкаф. Очевидно, что готовится к поездке. Пару дней назад доставка привезла ей новый большой чемодан. Мы по-прежнему не обсуждаем с ней ее отъезд и то, как мы будем продолжать наши отношения дальше.
Но наши поцелуи и объятия по ночам становятся все крепче и отчаяннее. Иногда у Кристины из глаз текут одинокие слезинки и что-то мне подсказывает, что не только от оргазма. В постели мы с ней все меньше говорим и все больше растворяемся в друг друге. Хотя поначалу мы с ней часами могли болтать обо всем на свете.
Сегодня Кристина пришла ко мне в час ночи. Тихо вошла и, не включая света, легла на кровать. Я тут же поспешил накрыть ее собой. Жадно целовал губы, лицо, шею. Снял с нее ночную сорочку и прошелся пальцами по татуировке. Ее хорошо было видно в свете луны, который попадал в комнату. Затем мягко каснулся губами каждой буквы. Сейчас я понимаю, что рад, что Кристина ее сделала. Так я всегда буду с ней.
Дальше я целую любимую грудь, живот, зубами снимаю снимаю с нее трусики. Касаюсь языком клитора и слышу Кристинин стон. В постели мы заходим все дальше и дальше, все время пробуя что-нибудь новое. Кристине нравится экспериментировать не меньше, чем мне. Например, как-то раз она предложила заняться сексом с завязанными глазами. А однажды мы проходили мимо секс-шопа, и Кристина меня туда затащила. Мы накупили кучу разных штук, которые опробовали почти сразу же. Я уже молчу о позах и тем более местах, в которых мы занимаемся любовью. В этом доме у нас не было секса только на третьем этаже. Мы даже в моей машине любовью занимались. На капоте, кажется, даже осталась пара вмятин.
«Надо уметь обрести в одной женщине всех женщин», – сказал однажды французский писатель Оноре де Бальзак. Именно такие планы у меня на Кристину. И мне мало быть у нее первым. Я хочу быть еще и последним.
POV Кристина
Максим уже давно спит, а вот у меня сна ни в одном глазу. Чем ближе мой отъезд, тем сильнее моя бессонница. Да и сны все время тревожные. Я не рассказываю о них Максиму, не хочу зря его беспокоить. Но каждую ночь то Максим от меня убегает, а я все никак не могу его догнать, то между нами разрастается огромная пропасть, то я вижу его с другой девушкой. А еще иногда снится, что я ему кричу, а он меня не слышит. Или я к нему подхожу, а он говорит, что не знает меня. И все время он такой чужой и далекий. Не мой.
Неужели я действительно его потеряю, если уеду?
Жадно всматриваюсь в такое любимое лицо. Внимательно рассматриваю каждый миллиметр его кожи, каждую черточку. Я хочу сфотографировать его в своей памяти, чтобы потом закрывать глаза – и видеть Максима.
Спустя почти десять лет после смерти мамы, я уже не помню ее лица. Только общий образ. Я не хочу, чтобы однажды так стало и с Максимом. Поэтому каждую ночь, когда он засыпает, я просто лежу и смотрю на него, пока сама не проваливаюсь в очередной кошмар.
Я никогда в жизни не могла подумать, что однажды так сильно кого-то полюблю. До остановки сердца, до потери сознания. Мой герой. Единственный, кто смог меня приручить и укротить. Единственный, кто во всем меня превзошел. Единственный, рядом с которым я настоящая. Единственный, кому я проиграла.
Тихо встаю с кровати и направляюсь в свою комнату. Надеваю поверх ночнушки джемпер и иду в сад. Ложусь на гамак и просто тупо смотрю в небо. Оно сейчас мрачное, как и мое настроение. Звезд практически нет.
Слышу, как тихо открывается и закрывается дверь дома, а потом шаги направляются в мою сторону. Мне не нужно оборачиваться. Я узнаю эти шаги из тысячи. Он тихо опускается на стул возле гамака и, не произнося ни слова, просто смотрит на меня.
– Не спится? – решает спросить отец спустя минут десять молчания.
– Не спится, – тихо отвечаю, не поворачивая к нему головы.
И снова замолчали. Я знаю, о чем думает отец. Он знает, о чем думаю я. На самом деле, нам не нужны слова. Но он все равно решает спросить.
– Что у вас с Максимом?
– Мы вместе. И мы любим друг друга, – говорю это спокойно, как что-то само собой разумеющееся.
– Но ты ведь не откажешься из-за него от своей мечты?
Я пожимаю плечами.
– А что такое мечта, пап? Я никогда не понимала значения этого слова. Я знаю, что такое цель и как ее достигать. А что такое мечта – я не знаю.
– Кристина, ты сделала свой выбор. Я давал тебе возможность передумать несколько раз. Отправлял Максима к тебе с письмом из Гарварда в нашу квартиру, когда ты там пряталась ото всех. Ты сделала выбор. Я разве не учил тебя, что нужно нести ответственность за принятые решения?
– Учил.
– Тогда почему ты сомневаешься?
– Потому что я люблю Максима.
Я так и не повернула к нему голову. В этом нет необходимости. Я и так чувствую на себе его пристальный взгляд.
– Кристина, тебе всего лишь 18 лет. Это не тот возраст, когда нужно отказываться от всего ради любви. В 28 – да. В 38 – тем более. Но не в 18. В твоем возрасте не может быть иного выбора, кроме учебы. Вы с Максимом еще слишком молоды. А что если через пару лет вы с ним разлюбите друг друга и расстанетесь? А ты из-за него отказалась от Гарварда. Ты думала об этом?
– Я не думаю, что мы с Максимом когда-нибудь разлюбим друг друга.
Отец хмыкнул.
– Ты еще слишком юна. Вы с ним знаете друг друга меньше года.
– Ты ошибаешься, папа. Мы с Максимом знаем друг друга уже очень и очень давно.
– Что ты имеешь ввиду? – его тон стал серьезным.
Я шумно сглотнула.
– Помнишь, как перед первым классом вы с мамой отправили меня в детский лагерь на Волгу, чтобы меня там научили писать и читать перед школой?
– Смутно помню, а что?
– А помнишь, как я приехала оттуда и рассказывала вам с мамой, что встретила там своего героя?
Папа на несколько секунд задумался.
– Какой-то мальчик, который не дал скинуть тебя в воду?
– Да.
– Ну помню. Ты ходила по всей квартире и говорила, что твой герой к тебе скоро приедет.
– Да. Этот мальчик – который меня спас, который не дал толкнуть меня в реку – Максим.
И только в этот момент я повернула голову на отца. Сейчас мне нужно увидеть его лицо. Папа застыл в изумлении.
– Ты в этом уверена? – Наконец выдавил он из себя.
– Да. Мы с ним узнали друг друга. И пока вас с Еленой не было, мы ездили в тот лагерь.
Папа больше ничего не говорит. Просто молча на меня смотрит. Я вижу в его глазах отеческую любовь и заботу. Я знаю, что он желает мне счастья. Но я так же знаю, что он не простит мне, если я откажусь от принятого решения. Он будет считать меня слабой и скорее всего не передаст мне управление компанией. Несмотря на то, что я единственная наследница его состояния, отец найдет способ сделать так, чтобы компания жила без моего управления в будущем. Выведет ее на биржу, посадит новый совет директоров, а я лишь буду получать дивиденды без какого-либо права голоса.
Я не могу этого допустить.
– Я поеду в Гарвард, папа. Несмотря на Максима.
Секунду отец смотрит мне в глаза, будто не веря. Затем встает со стула, кивает головой и уходит.
Наверное, я сейчас подписала себе смертный приговор. Но отец прав: нам с Максимом всего лишь 18 лет. В этом возрасте не может быть иного выбора.
POV Максим
Просыпаюсь утром, а Кристины нет. Странно, обычно она спит дольше меня. Часы показывают 10 утра, родители уже наверняка уехали на работу. Встаю, одеваюсь, захожу к Кристине в комнату – ее нет, кровать заправлена. На кухне, в спортзале и библиотеке тоже пусто. Выхожу во двор, иду к беседке в саду и вижу, что Кристина спит в гамаке. В ночнушке и джемпере сверху нее.
Очень странно… Неужели она проснулась ночью и пришла сюда? Или вовсе не смогла уснуть и спустилась в сад?
Смотрю на такое любимое лицо. Моя нежная, кроткая девочка. Кристина будто чувствует на себе мой взгляд, потому что резко открывает глаза. В растерянности поднимается на гамаке и вертит головой по сторонам.
– Я что, уснула тут?
– Наверное, – тихо говорю ей, мягко проводя ладонью по ее волосам.
Кристина поднимает на меня голову и пристально смотрит в глаза. А потом шумно выдыхает и прижимается ко мне, обвивая руками мою талию. Я обнимаю ее в ответ. Мы оба понимаем, почему она не смогла уснуть ночью и пришла сюда. Мы оба думаем об одном и том же.
– Я люблю тебя, Кристина. Знай это, что бы ни случилось.
– И я люблю тебя, Максим. Помни об этом всегда.
Мы еще стоим так какое-то время, а затем Кристина выбирается из гамака, и мы направляемся в дом.
Оставшиеся три недели до ее отъезда проходят, как три дня. Кристина перестала ездить в компанию к отцу, чтобы не терять даже эти два дня в неделю. Все это время я почти не выпускаю Кристину из своих рук. И мы почти не выходим из моей комнаты. В наших поцелуях все больше боли, а в Кристининых глазах все больше слез.
За четыре дня до отъезда Кристина стала собирать чемоданы. Наглухо закрывала дверь своей комнаты и врубала тяжелый рок. Я не заходил к ней. Тупо лежал на своей кровати и смотрел в потолок. Я знаю, что Кристина включает музыку, чтобы я не слышал ее рыданий. И мы с ней все еще не обсуждали, как будем продолжать отношения на таком расстоянии.
За два дня до отъезда я решил поднять эту тему.
– Я приеду на зимние каникулы. Потом еще будет неделя весенних. Ты мог бы приехать ко мне на российские майские праздники. Ну и летом два месяца будут в нашем распоряжении, – спокойно сказала мне Кристина, но я все же расслышал дрожь в ее голосе.
– И сколько лет так будет продолжаться? – Мой голос прозвучал очень зло.
– Сначала четыре. Бакалавриат мне точно нужно там окончить.
Я истерично засмеялся.
– Сначала? А что потом?
– Я планировала отучиться там еще два года в магистратуре и два года в MBA.
– То есть, ты предлагаешь нам так жить восемь лет???
Она молчала. Потом наконец выдала.
– MBA, в принципе, необязательно.
– То есть, шесть лет?
Снова молчит, дышит тяжело, в глазах слезы. Но все же она говорит:
– Да.
Я беспомощно опускаю веки. Мне просто хочется умереть. И даже не от того, что почти не буду видеть Кристину шесть лет. А от того, что она все-таки уезжает. Тихая, кроткая девочка из лагеря действительно стала беспощадной машиной, сносящий все на своём пути. Даже свою любовь.
– Максим, ты мог бы через год перевестись из МГИМО в Америку. Не в Гарвард, но в какой-нибудь вуз недалеко от него.
– Кристина, ты могла бы через год перевестись из Гарварда в Россию. Не в МГИМО, но в какой-нибудь вуз недалеко от него, – я в точности повторил ее слова.
Она хмыкнула.
– Я не могу.
– Я тоже не могу.
Она еще молчит какое-то время, а потом спокойно говорит.
– Максим, я все это спланировала еще до встречи с тобой. Ты ворвался в мою жизнь и полностью меня обезоружил. Ты слишком мало знаешь о моем отце, о том, как он меня воспитывал, чему учил, какие ценности прививал. Я не могу остаться, как бы сильно я этого ни хотела. У меня есть договоренность с папой. Я не имею права поменять сейчас мнение. Мне нужны эти шесть лет. Иначе отец меня не простит.
– Давай я поговорю с ним?
– Не надо. Так будет только хуже.
– Почему?
– Потому что тогда он посчитает, что я слабая. Это моя с ним битва. Я не могу проиграть отцу.
Ее слова показались мне каким-то набором бреда.
– Кристина, о чем ты говоришь? Какая еще битва с родным отцом? Что значит «он посчитает, что я слабая»? Ты его дочь.
Она нетерпеливо дернула головой.
– Максим, ты не понимаешь. Это наши с ним дела. Он меня любит, но есть вещи, за которые он не прощает. Я не говорю, что он от меня откажется, если я останусь в России. Но просто я опущусь в его глазах. – Она махнула рукой. – В общем, не бери в голову. Это наши с ним взаимоотношения.
Она поднялась с кровати и направилась к выходу.
– Ты куда?
– Мне нужно съездить к Вике и на могилу к маме. Попрощаться.
Она уехала через сорок минут. Я не предложил ей отвезти ее. Она и не просила. Кристина превосходно научилась водить машину сама.
Она вернулась за полночь. Я ей в течение всего дня не звонил, она мне тоже. Родители уже спали. Кристина тихо зашла в свою комнату и плотно закрыла дверь. Ее самолёт улетает послезавтра в 2 часа дня. А учитывая, что уже перевалило за 12 ночи, то получается, что завтра. Ей нужно было собрать последние вещи.
Где-то через полчаса я услышал звук закрывающейся молнии на чемоданах. Потом послышался шум воды из Кристининой ванной. И где-то еще через полчаса она пришла в мою комнату. Тихо легла рядом и повернулась ко мне.
Я к ней не притронулся. Так и остался лежать, глядя в потолок.
– Максим, я люблю тебя, – тихо сказала, не сводя с меня глаз.
– Тогда не уезжай, – ответил ей бесцветным голосом.
Она молчит, дышит ровно. Не знаю, сколько времени так проходит. Кристина тянется ко мне, нежно целует губы, но я не отвечаю. Кажется, ей все равно, потому что от губ она спускается к шее, ключицам. Отбрасывает в сторону одеяло и садится на меня. Спускается поцелуями ниже, проходится губами по татуировке, идёт к животу.
Я не останавливаю ее, но и не отвечаю на ласку. Когда я начинаю чувствовать ее дыхание внизу живота, желание все же просыпается во мне. Внизу начинает приятно тянуть. Кристина снимает с себя ночнушку, с меня стаскивает боксеры и отбрасывает их в сторону. Берет в руки мой уже поднявшийся член и начинает мягко сжимать в ладони. Я не могу сдержать стон, но сейчас в нем душевной боли больше, чем наслаждения.
Кристина аккуратно проходит по нему губами, затем мягко берет в рот. Я зажмуриваю глаза и шумно выдыхаю. Она не останавливается, ее ласка становится настойчивее, мои ощущения острее.
Кристина делала мне минет и раньше. Но ни разу еще я не испытывал от него такого наслаждения. Будто чувствуя, что я уже на грани, Кристина отрывает голову и тянется к прикроватной тумбочке. Выдвигает верхний ящик, достаёт презерватив и надевает его на мой член. Медленно садится сверху и сама издаёт стон. Я подхватываю ее за бёдра и помогаю двигаться. По ее щекам текут слезы.
Резким движением я снимаю Кристину с себя и прижимаю к стене спиной к себе. Вхожу в нее сзади, наматывая на свою руку ее длинные волосы. Она запрокидывает голову назад и издаёт громкий стон. Я двигаюсь очень резко. Резче обычного. Но я знаю, что ей нравится. Я кусаю ее плечи, она вонзает ногти мне в ноги. Я снова слегка тяну ее за волосы. Кристина приемлет боль в постели в допустимых объёмах.
А сейчас боли хоть отбавляй. Правда, душевной.
Оргазм накрывает мощной волной. Кристина впивается в мои ноги ногтями, кажется, до крови. Я сжимаю ее волосы в кулаке тоже сильнее обычного. Мы одновременно шумно выдыхаем и падаем на кровать. Мое сердце колотится, что есть силы. Я слышу, что Кристинино тоже.
Я снимаю презерватив, завязываю его и бросаю на пол. Беру одеяло и накрываю нас. Кристина, не говоря ни слова, отворачивается к стенке. Я знаю, что она делает это, чтобы скрыть свои слезы, которые сейчас градом текут по ее лицу. Я придвигаюсь к ней и крепко обнимаю сзади, утыкаясь лицом в ее волосы. Жадно вдыхаю аромат жасмина.
– Я люблю тебя, – шепчу ей.
Она не отвечает. Лишь издаёт легкий всхлип.
– Я так долго ждала тебя, Максим. А ты приехал слишком поздно, – говорит наконец.
Сознание отбрасывает меня в декабрь на Викину кухню. Степанова спит после укола, Егор уехал домой, а мы с Кристиной сидим вдвоём на кухне. Пьём чай с мятой, она рассказывает мне про кулон своей матери. Потом Кристина начинает плакать, а я ее успокаиваю. И она говорит мне эти слова:
«Я так долго ждала тебя, Максим. А ты приехал слишком поздно».
Если бы я только знал, что на самом деле имела ввиду Кристина… Если бы я только знал…
– Прости меня, – тихо говорю ей, – прости за все, Кристина. Прости, что не вспомнил тебя раньше. Прости, что отверг тебя на Новый год. Прости, что поставил дружбу с Егором выше чувств к тебе. Прости, что на твоих глазах начал встречаться с другой. Прости меня за все.
Кристина молчит. А потом тихо отвечает.
– И ты меня прости, мой герой. Прости, что не разговаривала с тобой. Прости, что презирала тебя. Прости, что была надменной. Прости, что на твоих глазах была с Егором. Прости, что не рассказала про нашу встречу в детстве. Прости, что уезжаю.
По моей щеке течёт одинокая слеза. Это так странно. Мне кажется, я не плакал с тех пор, как из семьи ушел отец.
Мы больше не говорим друг другу ни слова. Так и засыпаем.
Ее последний день дома мы провели, не вылезая из кровати и не отрываясь друг от друга. Говорят, перед смертью не надышишься. Но мы с Кристиной отчаянно пытались. Я целовал каждый миллиметр ее кожи, прижимал к себе так, что, казалось, она задохнётся. Признания в любви звучали ежеминутно. Я собирал губами каждую слезинку с ее лица.
Но этот день подошёл к концу и наступила ночь. Пролетела и она. Кристина встала рано утром, чтобы попрощаться с отцом и моей мамой. Я слышал, как отчим давал ей наставления, а она обещала все исполнить. Я слышал, как ей говорила напутствие моя мама, а Кристина ее благодарила.
Когда родители уехали, Кристина поднялась в свою комнату. В ванной зашумела вода, потом послышался фен для волос. Через пару часов Кристина уедет в аэропорт. Ее отвезёт водитель. Я не могу. Это выше моих сил.
Я снова слышу звук застегивающейся молнии от чемодана. У Кристины все время что-то падает из рук.
– Твою ж мать! – Воскликнула она, когда что-то разбилось.
Я встаю с кровати и выхожу из комнаты. Но я иду не к Кристине, а направляюсь в ванную. Врубаю холодную воду и просто стою под струями. Но почему-то даже это не отрезвляет. В груди начинает просыпаться злость: на себя, на Кристину, на ее отца, который промыл ей мозг Гарвардом, на все обстоятельства, которые всегда стояли между нами.
Когда я возвращаюсь в свою комнату, Кристина сидит на краешке кровати, уже одетая в дорогу. На ней свободная майка, легкие светлые брюки и кеды. Волосы завязаны в высокий хвост, на лице ни грамма косметики, а на руке браслет, что я подарил ей на Новый год. После нашего выпускного она надевала его только в поездку на Волгу. Дома она с ним не ходила.
Я останавливаюсь в дверном проеме, скрестив руки на груди, и просто смотрю на Кристину. Я чувствую, как холодные капли с волос затекают мне под футболку. Кажется, я забыл вытереть голову. Кристина тоже ничего не говорит. Злость в груди вспыхивает с новой силой, и я чувствую, как по моим щекам начинают ходить желваки.
– Я оставила жесткий диск с нашими фотографиями из поездки на столе в своей комнате, – она первая прерывает тишину.
Я молчу. Это все, что она имеет мне сказать сейчас?
– Максим, я люблю тебя, – тихо продолжает дальше.
– Тогда останься со мной, – мой голос хрипит.
– Я не могу.
– Можешь.
– Нет, ты не понимаешь, Максим.
– Чего я не понимаю? – зло цежу ей.
– Нам же всего лишь 18 лет, Максим! В этом возрасте мы должны учиться, развиваться, ошибаться, набивать свои шишки. Я очень долго шла к тому, чтобы поступить в Гарвард. Ты даже не представляешь, как это было сложно! Я несколько лет на это положила. И я не могу сейчас вот так взять и не поехать туда.
– А вот так взять и бросить меня – ты можешь, да? – Мой голос уже сорвался на крик.
Она медленно встаёт с кровати и смотрит на меня с вызовом.
– Я не бросаю тебя, Максим. Я еду учиться.
Я истерично смеюсь.
– Да, ты едешь учиться. На шесть лет! НА ШЕСТЬ. ГРЕБАННЫХ. ЛЕТ!
Она молчит, тяжело дышит. Эмоции окончательно взяли верх над моим здравым смыслом, потому что дальше я уже не контролирую, что говорю.
– Кристина, если ты уедешь, то между нами все будет кончено.
Ее лицо вытягивается в изумлении, глаза расширяются.
– Ты что такое говоришь, Максим? – В ее голосе слышится дрожь.
– Кристина, или оставайся, или конец всему.
Она приближается ко мне вплотную и смотрит прямо в глаза.
– Ты ставишь мне ультиматум?
Я выдерживаю ее взгляд, но ничего не отвечаю. А она продолжает с холодом в голосе.
– Я не из тех людей, которым можно ставить ультиматумы, Максим, если ты еще этого не понял.
Я тихо смеюсь.
– А из каких ты людей, Кристина? Из тех, что идут по головам? Из тех, что сносят все на своём пути ради достижения цели? Из тех, что перешагивают даже через свою любовь?
Она тяжело сглатывает.
– Я уезжаю, Максим. Но я не бросаю тебя. Это ты сейчас рушишь все между нами. Снова. Как тогда на Новый год.
– Что тебя сделало такой бесчувственной машиной, а, Кристина? Что произошло с той тихой девочкой из лагеря?
Она помолчала и сухо ответила.
– У нее умерла мать. Застрелили в голову. Пришлось быстро повзрослеть. – Кристина снова заглянула мне в глаза. – Я уезжаю, Максим. А ты сейчас сам все разрушил.
И она стремительно вышла из моей комнаты, задев меня плечом. Сбежала вниз по лестнице и хлопнула входной дверью. Минут через пять поднялся ее водитель и вынес чемоданы из Кристининой комнаты. Еще через пять минут я услышал звук открывающихся ворот и уезжающей машины.
Вот и все. Это конец.
Я спустился в гостиную на первый этаж и сел на диван. Уставился немигающим взглядом в одну точку.
Я все-таки не верю, что Кристина уедет. Она не может. Я не верю, что она откажется от нас, что все-таки выберет этот чертов Гарвард, а не меня. Время идёт, я все ищу сижу. Стрелка на настенных часах стремительно движется вперёд, а я все жду, что Кристина откроет входную дверь и зайдёт в дом. Сядет рядом, обнимет меня, скажет, что любит и останется со мной.
Так проходит час. Потом второй. Потом третий. Я слышу, как открываются ворота и заезжает машина.
Она вернулась!
Выбегаю из дома, но вижу лишь Кристининого водителя, вылезающего из машины.
– А где Кристина? – спрашиваю его.
Он удивленно на меня смотрит.
– Так все, улетела наша Кристина Игоревна. Я довёл ее прямо до пункта досмотров и подождал, пока она их не прошла. Сейчас поставлю машину в гараж и тоже поеду. Завтра у меня первый рабочий день на новом месте. Тут я больше без надобности.
И он действительно отгоняет Кристинину машину в гараж, а затем уходит, пожав мне на прощанье руку. А я так и остаюсь стоять, как вкопанный.
Она все-таки меня оставила… Она все-таки через меня перешагнула…
Срываюсь с места к своей машине. Выезжаю за ворота и уезжаю из «Золотого ручья». Я не знаю, куда я еду, но гоню, что есть силы. В висках пульсирует только одна мысль: она меня оставила.
Я еду очень быстро и очень долго. Кажется, это та сельская дорога, где я учил Кристину водить машину. Я продолжаю выжимать педаль газа до упора, стрелка на спидометре под 300. Я не пристегнулся, поэтому датчик противно пищит, оповещая о том, что нужно застегнуть ремень. Но я не обращаю на него внимания.
Она меня оставила.
Она от меня отказалась.
Она уехала.
Но неужели бы мы с ней не справились с этим расстоянием? Мы ведь действительно могли бы регулярно ездить друг к другу. И два последних месяца лета после сессии были бы в нашем распоряжении. Мы могли бы путешествовать вместе. Объездили бы с ней всю Америку и Европу. А рождественские каникулы в США начинаются раньше, чем у нас. Сначала бы Кристина приезжала сюда, а потом, с началом наших новогодних, мы бы ехали с ней туда. Мы бы могли найти способ.
К тому же, что такое шесть лет? Да они пролетят, как шесть дней!
Но я все испортил.
В этот момент на дорогу выбегают два каких-то животных, которые пасутся тут стадами. Я так переживал, чтобы Кристина не ехала тут больше 30 километров в час, а сам гоню под 300. Резко нажимаю педаль тормоза и под рёв шин меня силой выкидывает из водительского места.
Последнее, что я помню – это как я пробиваю головой лобовое стекло и вылетаю из машины с единственной мыслью: Кристина никогда меня не простит. А дальше я проваливаюсь в тьму.
Я умер.
