Г. А. Ивашенцов
О Южной Корее и не только. Размышления Посла России
Генералу досталось от его предшественника тяжелое наследство: при первом президенте Южной Кореи Ли Сын Мане, жесткой рукой правившем страной с 1948 г. по 1960 г., более половины бюджета страны и более двух третей ее военных расходов обеспечивались за счет экономической помощи США, а Северная Корея опережала Южную практически по всем экономическим показателям.
Нещадно подавляя любые устремления к демократии, Пак Чжон Хи начал модернизацию страны. В условиях крайней ограниченности минерально-сырьевых ресурсов и избытка дешевой рабочей силы в Южной Корее за основу была принята экспортно-ориентированная модель. Главный вопрос, однако, состоял в том, кто займется претворением этой модели в жизнь. Большинство южнокорейских фирм того времени составляли мелкие предприятия, занятые переработкой сельскохозяйственного сырья или производством самых простых потребительских товаров. Они не располагали ни финансовыми средствами, ни опытом работы с иностранцами и, естественно, не могли и помышлять о том, чтобы выйти на международный рынок.
Поэтому генерал лично «отобрал» несколько десятков фирм, которые казались ему наиболее перспективными, причем критерием отбора был не столько производственный профиль этих фирм, сколько личные качества их руководителей. Диктатор исходил из принципа «кадры решают все», и такой подход себя оправдал. Фирмам, «попавшим в список», была предоставлена прямая государственная поддержка, всякого рода привилегии, обеспечен льготный доступ к кредитам и иностранным инвестициям. В результате к концу 1970-х г.г. образовалось пятнадцать крупных многопрофильных финансово-промышленных групп – «чэболей», среди которых были завоевавшие сегодня всемирную известность «Самсунг», «Хёндэ», «Эл-Джи», и др.
. В 1962 г. был принят первый пятилетний план развития экономики. Была разработана программа развития промышленного сектора, ориентация на экспорт подкреплена тесными отношениями с США. До того, как в середине 1980-х г.г. в Южной Корее началось резкое повышение заработной платы, промышленность страны, выпускавшая потребительские товары, работала в основном на иностранного покупателя. В 1969 году, когда компания «Самсунг» начала производство чёрно-белых телевизоров, в самой Южной Корее они были только у 2 % жителей.
В 1965 г. началось промышленное домостроение: в Сеуле был построен первый панельный дом – четырехэтажный, без лифтов. В 1970 г. была введена в строй автострада Сеул – Пусан (428 км), сооружение которой стало важным рубежом в развитии транспортной инфраструктуры в Республике Корея. В 1974г. в Сеуле открылось метро, заменившее работавшую с начала ХХ века трамвайную сеть.
Строительство нового современного Сеула, заслуженно представляющего сегодня гордость южнокорейцев, сопровождалось немалыми трудностями и даже катастрофами. Наиболее известные из них две – обрушение части моста Сонсу через сеульскую реку Ханган 21 октября 1994 года и обрушение универмага "Сампхун" 29 июня 1995 года. В первом случае на месте погибли 32 человека, во втором – 501 человек.
Постепенно поднялся мелкий и средний бизнес, на ведущие посты в госаппарате стали назначать технократов, получивших образование за границей. Среднегодовые темпы роста в экономике достигли 9,2%, экспорта – 32,8%, а ВНП на душу населения вырос с 87 долл. в 1962 г. до 1053 долл. в 1980 г. К 1971 г. бюджет Южной Кореи перестал зависеть от американской экономической помощи.
Развернутое по инициативе президента в 1971 г. движение «за новую деревню», мощные государственные вливания в сельское хозяйство, дорожное и жилищное строительство на селе вывело из нищеты южнокорейское крестьянство. В 1965 г. средний доход южнокорейской крестьянской семьи составлял всего 423 долл., в 1971 г. – 1025 долл., а к 1977 г. достиг 2960 долл., т.е. за двенадцать лет вырос в семь раз. В свою очередь быстрый рост покупательной способности на селе вызвал резкое повышение спроса на строительные материалы, удобрения, сельскохозяйственную и бытовую технику, послужив дополнительным стимулом наращивания промышленного производства.
Каждое десятилетие Южная Корея вносила новые нюансы и акценты в свою промышленную политику. В начале 1960-х г.г. упор был сделан на разработку законодательства по развитию экспорта. В 1970-х г.г. в центре внимания оказалась тяжелая и химическая промышленность, в 1980-х г.г. – развитие малого и среднего предпринимательства, в 1990-х г.г. – либерализация рынка, с 2000 г. во главу угла поставлена инновация производства, включая взаимодействие крупного и малого и среднего производства.
То, как происходило совершенствование производства в южнокорейской промышленности и его диверсификация, можно наглядно проследить на истории главных чэболей.
Скажем, основатель группы «Самсунг» (название по-корейски означает «Три звезды») Ли Бён Чхоль в тридцатые годы начинал с торговли рисовой мукой и сушеной рыбой. Во время Корейской войны он наладил производство рисовой водки и пива, которые поставлялись союзным войскам. Прошло несколько лет, и Ли Бён Чхоль открыл текстильную фабрику. Однако после свержения в 1960 году Ли Сын Мана всё имущество Ли Бён Чхоля конфисковали, а самого его посадили в тюрьму за взяточничество. И лишь к концу шестидесятых Ли Бён Чхоль добился прочного успеха – занявшись электроникой, он утвердил «Самсунг» как всемирный брэнд. Под этим брэндом сегодня производится буквально все: от микроволновок и тостеров до цифровых фотокамер и стереосистем, от автомобилей до океанских судов и самолетов. На внутреннем рынке Южной Кореи группа «Самсунг» занимается еще и разработкой некоторых видов боевой техники, финансовыми операциями, страхованием, гостиничным бизнесом и охранной деятельностью, в результате чего формирует более 50% всего бюджета страны. В отделениях корпорации по всему миру работают почти триста тысяч сотрудников, а ее чистая прибыль по итогам 2010 г. немногим не добрала до 15 млрд. долл.
«Хёндэ» (по-корейски «современность»), как уже упоминалось, ведет свою историю с авторемонтной мастерской. В 1947 г. ее основатель Чон Чжу Ён под тем же названием учредил строительную фирму. В дальнейшем налаживании бизнеса, особенно во время Корейской войны, Чон Чжу Ёну во многом помог младший брат, окончивший курсы английского языка в Японии. В Корее тогда мало кто говорил по-английски, и хорошее знание языка братом дало возможность Чон Чжу Ёну наладить тесные контакты с американцами, которые щедро раздавали строительные подряды. В итоге к концу пятидесятых годов фирма «Хёндэ» уже прочно встала на ноги. В шестидесятых она занялась строительством за границей – сначала во Вьетнаме и странах Юго-Восточной Азии, где в годы Вьетнамской войны компания сооружала военные объекты для американцев, а потом – на Ближнем Востоке, который в семидесятые годы стал главной ареной деятельности южнокорейских строительных компаний. Немало объектов построила компания и в самой Южной Корее. Когда в семидесятые годы в центре внимания правительства оказалась тяжелая промышленность, «Хёндэ» активно включилась в работу на этом направлении. В 1973 г. вошел в строй судостроительный завод «Хёндэ Хэви индастриз» в Ульсане, который получил хорошие экспортные заказы. В ноябре 1974 г. со стапелей сошел первый южнокорейский супертанкер «Атлантик бэрон» водоизмещением 267 тыс. тонн. В этот же период было начато строительство и автозаводов «Хёндэ моторc». В 1975 г. был выпущен первый полностью южнокорейский автомобиль, а к 1990 г. Южная Корея уверенно встала в ряд мировых лидеров по производству автомобилей. Начало восьмидесятых было эпохой зарождения южнокорейской электроники, и опять группа «Хёндэ» оказалась в числе первопроходцев. Созданная в 1983 г. компания «Хёндэ электроникс» (ныне «Хайникс») стала со временем одним из ведущих мировых производителей полупроводников.
Ку Ин Хой, основатель группы «Эл-Джи» (прежде «Лаки голдстар» – «счастливая золотая звезда», сейчас «Лайф’с гуд» – «жизнь хороша»), начал в 1947 году с небольшой фирмы по выпуску косметики. Через пару лет производство кремов и зубной пасты компания дополнила штамповкой из импортной пластмассы баночек и тюбиков для их упаковки, а в 1952 году сама стала первым в Южной Корее производителем пластмасс. Затем из этой пластмассы стали делать корпуса для радиоприемников. За этим последовала уже сборка радиоприемников и всякого рода бытовой техники. В 1959г. был сделан первый южнокорейский радиоприемник, в 1960г. – вентилятор, в 1961г.– телефон, в 1965 г.– холодильник, в 1969г.– стиральная машина, в 1976г.– цветной телевизор, в 1981 г. – видеокамера. В 2012 г. годовой доход группы Эл-Джи составил около 143 млрд. долл., а число сотрудников – 220 тыс. человек.
Чэболи – семейные холдинги, главные посты в их руководстве занимают, как правило, члены одной семьи, что вызывает критику со стороны представителей либеральной экономической школы. Кроме того, чэболи вряд ли смогли бы добиться столь впечатляющих успехов в своей деятельности, если бы не пользовались постоянной поддержкой со стороны государства кто-то может сказать: ну, а в чем тогда разница между южнокорейскими чэболями и российскими компаниями, находящимися в собственности российских олигархов? Последние тоже, как правило, замкнуты на узкий круг владельцев и вовсю используют поддержку государства. Отвечу: разница – кардинальная. Чэболи создали свое богатство, а это, прежде всего, промышленные мощности в высокотехнологичных отраслях, начав с нуля и постоянно наращивая производство, в то время как между российскими олигархами были поделены куски пирога государственной собственности, в которую прежде были вложены усилия нескольких поколений советских людей. Никаких новых мощностей в обрабатывающей промышленности никакими российскими олигархами не создано, все последние двадцать пять– тридцать лет происходит лишь безудержная эксплуатация наработок советского времени.
Экономика Республики Корея оставалась плановой до середины 90-х годов – там даже существовал некий аналог советского Госплана. То есть, строго капиталистической или рыночной эта экономика никогда не была. Фасадные элементы свободного рынка присутствовали широко, но реальное положение дел было иным. Мощный рывок Южной Кореи стал детищем жёстко авторитарной модели взаимодействия государства и крупного капитала.
Южнокорейская экономическая модель и по сию пору не свободна от государственного регулирования. И это регулирование не только не снижает, но постоянно повышает эффективность экономики, обеспечивая не только стабильный общий рост, но и рост благосостояния населения. Средний уровень заработной платы в Южной Корее в 2015 г. составил 2361 долл. в месяц за вычетом налогов.
Причем в данном случае речь идет именно о средней по стране заработной плате – зарплата квалифицированных рабочих в технологически передовых отраслях – судостроении или энергетическом машиностроении составляет 5-6 тысяч долл. в месяц. По индексу человеческого развития Южная Корея в 2016 г. заняла 17-е место в мире, опередив Японию, Францию и Финляндию. Все три показателя, входящие в индекс, оцениваются на высоком уровне, наибольшее значение имеет показатель системы здравоохранения, наименьшее – показатель уровня дохода.
О водке и налогах
Утопист Роберт Оуэн считал, что одно из первейших прав рабочего человека – это право выпить по завершении трудового дня дешевой и качественной водки. Надо сказать, что в Южной Корее эта идея великого утописта нашла конкретное воплощение. Корейская водка «соджу» в небольших емкостях, напоминающих бутылочки «пепси» или «колы», продается повсюду и без ограничений по времени суток. В стандартном массовом варианте это напиток крепостью немногим больше двадцати градусов, хотя есть и значительно более крепкие, до 40 градусов, марочные сорта. Цена «мерзавчика» стандартной «соджу» – примерно один доллар, если переводить воны на долларовый эквивалент, что по южнокорейским меркам очень дешево с учетом уровня среднемесячной зарплаты по стране. В сегодняшней России при среднемесячной зарплате в 36,2 тыс. руб. с 13 июня 2016 г. минимальная цена на продажу водки в магазинах страны установлена в 190 рублей за пол-литра. При этом минимальная цена водки в "чекушках" объемом от 0,3 до 0,5 литра отныне приравнена к цене пол-литровой бутылки, то есть за меньший объем придется платить столько же, сколько за полновесную бутылку. Средний россиянин таким образом в состоянии приобрести на свою месячную зарплату около 200 чекушек, в то время как южнокореец при среднемесячной зарплате за вычетом налогов в 2361 долл. – где-то в 12 раз больше.
Так что, происходит спаивание народа? Естественно, низкая цена на «соджу» не способствует распространению трезвости. Корейцы, конечно, пьют, и пьют немало, сейчас и молодежь начала выпивать, и даже барышни, но, на мой взгляд, главный эффект в том, что никто не травится «пелёнкой» как у нас, или в Индии, где существуют серьезные ограничения на продажу алкоголя. Никто не развертывает подпольные цеха по выпуску контрафактного алкоголя, никто не впаривает его местным алкашам. Это не приносит выгоды. Качественное «соджу» стоит дешево. Есть строго установленный список компаний, которые имеют право его производить, все знают их марки.
А как же быть с акцизными сборами, не теряет ли при этом бюджет? Нет, не теряет. Бюджет наполняется сборами не от продажи водки – т.е. не за счет более бедных, а за счет более обеспеченных слоев населения. За счет прогрессивного подоходного налога, который платят богатые. За счет высоких импортных пошлин на товары роскоши – меха, ювелирные изделия,
одежду «высокой моды», которые покупают богатые, и на те же марочные вина, виски и коньяки, которые пьют не простые работяги, а люди с деньгами.
Нас в России все время уверяют, что 13% -ная ставка подоходного налога, единая для санитарки в больнице, слесаря на заводе и нигде не работающих дам – жен правительственных чиновников, получающих ежегодно по полумиллиарда рублей дохода за счет просто владения приобретенных не раскрываемым образом акций, крайне выгодна государству. Дескать, введи государство прогрессивный подоходный налог, так все вокруг свои доходы начнут прятать. А на что у нас тогда разные налоговые инспекции и прочие контрольные органы? По Энгельсу, государство обладает тремя признаками: территория, публичная власть, налоги. Мощь любого государства проявляется в способности собрать налоги, а не в том, чтобы разогнать с помощью полицейских дубинок манифестацию полусотни «несогласных». А потом, ведь, можно брать налоги не только с доходов, а и с расходов богатых. Купил «Мерседес-500» или «Бентли», заплати налог на покупку, построил особняк за семизначную цифру в долларах, плати налог на собственность.
В Южной Корее, а рыночный характер ее экономики и демократическую форму правления никто не будет оспаривать, не стесняются обременять прогрессивным подоходным налогом своих толстосумов. Ставки этого налога составляют от 8% для лиц с индивидуальным доходом до 10 млн. вон (10 тыс. долл.) в год до 35% – для тех, кто зарабатывает в год более 80 млн. вон (80 тыс. долл.) Рыночники-южнокорейцы, будучи членами Всемирной Торговой Организации (ВТО), тем не менее твердо защищают своих производителей от иностранных конкурентов. На улицах южнокорейских городов и на сельских дорогах редко увидишь автомобиль или автобус иностранного производства. На долю «некорейцев» в стране приходится не более 6% автомобилей, а остальное между собой делят местные производители -«Хёндэ», «Киа», «Саньонг», «Рено-Самсунг» или «Дэу», ставший «Дженерал моторз». Борьба с иномарками началась в Корее более 30 лет назад, когда для защиты отечественного автопрома правительство генерала Пак Чжон Хи решило обложить импорт непомерными пошлинами. Таможенные пошлины составляли 50%, а с учетом еще местных налогов стоимость иномарок увеличивалась вдвое. К 1990 году пошлины были снижены до 20%, а немного позже – до 8%. Однако в Южной Корее все равно очень мало иномарок. С учетом всех пошлин и налогов иномарки становятся на 46% дороже по сравнению с первоначальной ценой. А переплачивать за них смысла нет, автомашин среднего класса в самой Корее делают достаточно. Первые места среди иномарок сейчас держат дорогие Lexus и BMW.
Точно так же правительство защищает и отечественное сельское хозяйство. Оно считает, что душа нации сохраняется в деревне, а для того, чтобы деревня выжила, нужно поддерживать отечественного сельхозпроизводителя. Поэтому в Южной Корее очень высокие импортные пошлины на сельхозпродукцию – рис, овощи, фрукты, мясо. Например, пошлина на ввоз иностранной свинины в Южную Корею составляет до 25%, говядины – до 40%.
Справедливость по-корейски
В корейском обществе, как и в любом другом, есть свои представления о справедливости – соответствии деяния и воздаяния, прав и обязанностей, труда и вознаграждения, преступления и наказания. Естественно, должное соответствие между этими сущностями присутствует не всегда. В стране имеют место и коррупция, и злоупотребления властью, и прямое нарушение законов. И если при прежних военных режимах правители особенно не заботились о расплате за свои неблаговидные деяния, рассчитывая на то, что все им сойдет с рук, то с демократическими переменами на рубеже восьмидесятых– девяностых годов положение начало меняться.
В 1992 году в Южной Корее был избран первый после 1961 г. гражданский президент Ким Ен Сам – выходец из оппозиции. Поскольку основные демократические преобразования в стране уже были осуществлены его предшественниками, во внутренних делах Ким Ен Сам сделал упор на борьбу с коррупцией. Целый ряд министров, крупных чиновников, депутатов, военных перед лицом разоблачений вынуждены были уйти в отставку, а некоторые даже оказались в тюрьме.
Главными пострадавшими, однако, стали предшественники Ким Ен Сама на посту президента – генералы Чон Ду Хван и Ро Дэ У. На процессе, начавшемся в 1995 году, им припомнили все – и попрание прав и свобод, и жестокое подавление студенческих восстаний, и пытки политзаключенных. После длительных слушаний Чон Ду Хвана приговорили к смертной казни, позднее заменив ее на пожизненное заключение, а Ро Дэ У дали двадцать два с половиной года тюрьмы. Впрочем, ни тот, ни другой генерал долго за решеткой не пробыли. В 1998 году их помиловал вновь избранный президент Ким Дэ Чжун, бывший оппозиционер и борец с режимом военных, «азиатский Мандела», как его называли, проведший в заключении свыше 15 лет, дважды осужденный на смертную казнь и переживший несколько покушений на свою жизнь, организованных южнокорейскими спецслужбами. Оба генерала живы и по сей день, время от времени дают интервью и даже иногда мелькают на официальных церемониях.
Проблем с законом хватает и у многих лидеров южнокорейского бизнеса. Скажем, когда в 1999 г. «Дэу», на тот момент второй по величине концерн Южной Кореи, имевший интересы приблизительно в 100 странах, не выдержал испытаний азиатского финансового кризиса и обанкротился с долгами порядка 80 млрд. долл., его глава Ким У Чжун бежал во Францию. Он возвратился в Корею в июне 2005 г. после шести лет, проведённых за границей, и вскоре был арестован по обвинению в мошенничестве на 43,4 млрд. долл., незаконном заимствовании 10,3 млрд. долл. и незаконном вывозе из страны 3,2 млрд. долл. В мае 2006 года он был приговорен к десяти годам тюремного заключения, но уже в декабре 2007 г. вышел на свободу по амнистии, объявленной президентом-либералом, Но Му Хёном.
В 2006 году в центре громкого скандала оказался глава «Хёндэ-КИА мотор групп» Чон Мон Ку. Он был признан виновным в создании нелегального фонда, в который были перекачаны более 100 млн. долл. из средств компании. Было установлено, что три четверти этой суммы были израсходованы Чоном на личные нужды и на подкуп государственных чиновников. Обвинение требовало для Чана шестилетнего тюремного срока, утверждая, что более мягкий приговор нанес бы ущерб репутации страны в деле борьбы с коррупцией. Сразу же в СМИ поднялась широкая кампания в защиту Чон Мон Ку. Писалось и говорилось о его заслугах в укреплении экономики Южной Кореи и широкой благотворительной деятельности, подчеркивалось слабое здоровье шестидесятивосьмилетнего бизнесмена. Было забавно смотреть по телевидению как крепкого здоровенного мужика, внешне неуловимо напоминавшего Ельцина в лучшие годы последнего, возили в суд в инвалидной коляске. Суд первоначально приговорил Чон Мон Ку к трем годам тюрьмы, но Верховный суд Южной Кореи заменил ему тюремное заключение условным сроком. Как пояснил главный судья, при вынесении решения он счел необходимым принять во внимание не только допущенные главой «Хёндэ» нарушения, но и "целый ряд других соображений". Инвалидная коляска на фотографиях Чона больше не появлялась. В августе 2011 все ведущие мировые агентства распространили новость о том, что Председатель совета директоров «Хёндэ –КИА Мотор групп» Чон Мон Ку из своих личных средств направил на благотворительные цели 500 млрд. вон, или 464 млн. долл. – рекордную сумму в истории Южной Кореи. Деньги были переданы организации, основанной Чон Мон Ку в 2007 году и занимающейся образованием детей из бедных семей.
Не избежал проблем с судебными органами и самый богатый человек Южной Кореи, глава «Самсунг» Ли Гон Хи, состояние которого оценивается в 8,73 триллиона вон, или примерно 8 млрд. долл. Он возглавлял «Самсунг «в течение двух десятилетий, и во многом благодаря ему некогда рядовая компания превратилась в одну из крупнейших в мире промышленно-финансовых групп. В апреле 2008 года под давлением предъявленных обвинений в уклонении от уплаты налогов и нарушении деловой этики Ли Гон Хи был вынужден уйти в отставку. Однако полгода спустя Верховный суд снял с него большинство обвинений, приговорив к трем годам тюремного заключения условно и уплате штрафа в размере 90 млн. долл. Штраф был выплачен, а условный срок снят по президентской амнистии. Через два года Ли Гон Хи вернулся в «Самсунг», возглавив «Самсунг электроникс» – ведущую компанию группы.
В свое время за многомиллиардные махинации с ценными бумагами к трехлетнему тюремному заключению был приговорен глава «Эс-Кэй» – крупнейшей нефтеперерабатывающей корпорации Южной Кореи Че Дэ Вон– сын основателя компании и зять бывшего президента Ро Дэ У. Он, правда, отсидел лишь три месяца.
Своих в Южной Корее, как, впрочем, и в других странах, не бросают. Но дело, наверное, не только в этом. Представляется, что для корейцев важна не столько степень суровости наказания, сколько сам факт публичного осуждения человека, совершившего то или иное преступление. Общество указало человеку на его вину, он или она эту вину признали, а дальше пусть сами разбираются со своей совестью.
Вместе с тем, на мой взгляд, корейцы острее представителей других народов реагируют на несправедливость. На этот счет сошлюсь на два случая, которые имели место во время моего пребывания в Южной Корее.
В феврале 2008 г. 69-летний мужчина по фамилии Чхэ поджег древние церемониальные деревянные ворота Намдэмун в центре Сеула. При его аресте выяснилось, что двумя годами ранее он задерживался за попытку поджечь в Сеуле императорский дворец, но был отпущен из-за своего пожилого возраста и потому, что попытка поджога оказалась неудачной. Чхэ оказался не простым пироманом. По его признанию, к поджогам его побудила обида на городские власти. Городская реконструкция затронула участок, где стоял дом поджигателя. Ему была выплачена компенсация, однако Чхэ посчитал ее недостаточной и в отместку за допущенную в отношении его несправедливость пошел на поджог одного из национальных сокровищ страны.
Другой случай куда более трагичен. В 2004-2008 г.г. президентом Южной Кореи был либерал, бывший правозащитник, Но Му Хён, человек, на мой взгляд, честный и совестливый, может быть, даже в чем-то идеалист, и мне лично весьма симпатичный. Он прилагал активные усилия к межкорейском сближению, даже ездил в Пхеньян в 2007 г. на машине из Сеула, чтобы встретиться с северокорейским лидером Ким Чен Иром. К моменту окончания срока президентских полномочий у, Но Му Хёна, несмотря на все его старания, был весьма низкий рейтинг. Не буду касаться здесь причин, вызвавших такой разворот дел, поскольку это потребовало бы слишком долгих разъяснений перипетий южнокорейской внутренней и внешней политики. Было заметно, однако, что, Но Му Хён очень переживал такое неблагоприятное завершение своей политической карьеры. Покинув Президентский дворец, он поселился в своей родной деревне среди гор в южной части страны и, облачившись в крестьянскую одежду и широкополую соломенную шляпу, проводил время, катаясь по окрестностям на велосипеде и добродушно беседуя про житье – бытье со всеми, кто к нему заходил, зачастую с совершенно незнакомыми ему людьми. Такое безмятежное пенсионерское существование, Но Му Хёна неожиданно было прервано вызовом в следственные органы в Сеул, где экс-президенту предъявили обвинение во взяточничестве. Объяснения самого, Но Му Хёна и его жены, что деньги на сумму шесть миллионов долларов, о которых шла речь, были взяты ими в долг у знакомых на покупку дома для сына, следователей не убедили, и вызовы на многочасовые допросы, длившиеся порой за полночь, продолжались.
