Г. А. Ивашенцов
О Южной Корее и не только. Размышления Посла России
Не только северокорейская ракетно– ядерная программа, но и Вооруженные силы КНДР в целом в западных СМИ предстают некоей глобальной угрозой. При этом не упоминается, однако, что южнокорейский военный бюджет превосходит северокорейский в 23-26 раз.
Искаженный, а порой и откровенно карикатурный, образ КНДР на протяжении многих лет утверждался в сознании не только среди западных обывателей, но и лиц, принимающих государственные решения. Показательна в этом плане реакция Президента США Барака Обамы на выход в США в конце 2014 года агрессивно-скандального, по определению МИД России, комедийного боевика «Интервью» о покушении на лидера КНДР Ким Чен Ына. «Я рад, что его выпустили», – заявил Обама, чьи слова приводила пресс-служба Белого дома. Это мало чем отличается от визгливо-восторженного «вау!», что издала Хиллари Клинтон при просмотре видеозаписи расправы над Муаммаром Каддафи, которого в Вашингтоне еще с подачи Рейгана называли «looney fellow», чем-то вроде «мультяшного злодея».
Перемены в КНДР
В последние годы в КНДР без особой шумихи стали проводиться экономические реформы в сельском хозяйстве и промышленности. Их суть – отход от коллективизма, возможность проявления рыночной инициативы и введение элементов хозрасчета. Масштабы того, что некоторые эксперты называют «ползучей приватизацией» в КНДР, оценить сложно, но, по разным оценкам, от 30-60% ВВП страны сейчас производится частным сектором.
Северокорейское руководство, несомненно, заинтересовано в строительстве рыночной экономики по китайскому или вьетнамскому образцу – экономическая эффективность подобных моделей убедительно доказана на практике. Трудность, однако, в том, что у КНДР, в отличие от Китая и Вьетнама, под боком, за 38-й параллелью, Южная Корея, государство, где говорят на том же языке и которое положено считать второй половиной своей страны, но с которым существует гигантский разрыв в уровне жизни. Начало реформ потребует контактов с внешним миром, в том числе и с Южной Кореей, а знакомство широких масс северокорейцев с реалиями, в которых живут в этой стране их единокровные братья, неизбежно вызовет у населения множество крайне неудобных для пхеньянских властей вопросов. Поэтому, чтобы удержаться у власти, северокорейские реформаторы вынуждены осуществлять свои преобразования с куда большей осторожностью, чем их китайские и вьетнамские коллеги. Это предполагает прежде всего усиление авторитарного режима и ужесточение идеологического и полицейского контроля, направленного на пресечение любых проявлений недовольства.
Все ли соседи Кореи хотят ее воссоединения?
При нынешнем раскладе сил у дальневосточных рубежей России ее интересам отвечало бы становление Кореи как единого независимого нейтрального и безъядерного государства. Проблема, однако, в том, что на сегодняшнем этапе к воссоединению Кореи не готовы ни на Севере, ни на Юге. Не готовы к этому и партнеры двух корейских государств.
Сеул опасается, что объединение обойдется стране очень дорого, надолго выбив ее из конкурентной борьбы на региональном и глобальном уровне. Это резонно. По словам собеседников журнала «Коммерсант-Власть" в МИД Южной Кореи, оно может быть оценено приблизительно в 1 трлн. долл. (бюджет Южной Кореи в 2015 году – 291 млрд. долл.). В то же время, по сделанным в марте 2015 г расчетам М. Бурда, исследователя Университета Гумбольдта (Берлин), объединение никак не может стоить меньше 2,7 трлн. долл. При этом на достижение КНДР подушевого дохода в 10 тыс. долл. (на юге подушевой доход по паритету покупательной способности в 2015 году составлял 36,5 тыс.долл.) уйдет порядка 20 лет, и к концу этого периода основным занятием там все равно останется сельское хозяйство. Экономический разрыв между Севером и Югом составляет 20-40 раз.
Пхеньян, в свою очередь, отнюдь не намерен капитулировать перед Югом. Там хорошо знают пример Германии, где капиталистический Запад грубо подмял под себя социалистический Восток, сделав бывших граждан ГДР «людьми второго сорта» и подвергнув членов прежней восточногерманской властной элиты всякого рода преследованиям, вплоть до тюремного заключения. Новое молодое поколение северокорейской номенклатуры активно сращивается с нарождающимся северокорейским бизнесом, нечто подобное мы уже видели в России. Оба эти класса – и нынешняя военно-партийная элита, и северокорейские нувориши имеют общий жизненный интерес в сохранении отдельной северокорейской государственности. Объединение Кореи под началом Сеула равно опасно и для тех, и для других, ибо в этом случае номенклатура потеряет власть, а местное частное предпринимательство будет попросту смято южнокорейскими монополиями-чеболями.
Что касается Соединенных Штатов, то их интересам отвечало бы не столько воссоединение Кореи, сколько статус-кво на Корейском полуострове, поддержание здесь обстановки напряженности, ибо это наиболее удобный способ сохранить, а в случае необходимости и усилить американское военно-политическое присутствие в Северо-Восточной Азии.
Китай, в свою очередь, рассматривает расстановку сил на Корейском полуострове прежде всего через призму своего противостояния с США. Попытки наполнить новым содержанием американо-японо-южнокорейского военного партнерства естественно воспринимается в Пекине как окружение Китая. В этих условиях поддержание на плаву КНДР имеет для Китая стратегическую ценность. Пекин поддержит воссоединение Кореи только в том случае, если будет уверен, что единая Корея будет прокитайской. Уверенности в этом нет: объединенная на сеульских условиях Корея будет в лучшем случае мощным независимым государством, имеющим прочные связи с США. В худшем для Китая – станет форпостом вашингтонского сдерживания КНР в регионе.
Японцы, в свою очередь, заявляют, что для них главный вопрос – кому достанется северокорейское ядерное оружие. Поскольку они решительно против ядерного статуса Корейского полуострова в любом виде, Токио-де поддержит объединение только тогда, когда будет уверен, что северокорейское ядерное оружие уничтожено или вывезено. На деле же японцы попросту боятся появления единой Кореи как мощного конкурента на региональной и мировой арене – подобно тому, как в конце 1980-х г.г. Англия и Франция старались отсрочить становление единой Германии.
Поэтому сегодня южнокорейцами, американцами и японцами задача ставится не в широком плане решения корейского вопроса, а в более узком – урегулирования ядерной проблемы Корейского полуострова, что в понимании Вашингтона, Сеула и Токио означает прежде всего полное и окончательное ядерное разоружение КНДР.
IV.Ядерная проблема Корейского полуострова
Северокорейская ракетно-ядерная программа не возникла сама по себе. С окончанием «холодной войны» Соединенные Штаты принялись в одностороннем порядке применять военную силу против тех или иных неугодных им государств, а международное сообщество в лице ООН оказалось не в состоянии этому воспрепятствовать. В Вашингтоне знали, что у Югославии нет оружия массового поражения, и вместе со своими союзниками по НАТО американцы хладнокровно разбомбили и расчленили это весьма влиятельное в недавнем прошлом государство. Естественно, что в таких условиях ни одно государство, особенно из числа тех, кого Вашингтон объявил «изгоями», не станет добровольно отказываться ни от каких, в том числе и самых радикальных, средств обеспечения своей безопасности. Стоит вспомнить, что Ливия при Каддафи была единственной страной, где авторитарный режим согласился на отказ от ядерной программы, пусть не такой продвинутой, как у КНДР. Северокорейские средства массовой информации часто справедливо отмечают, что судьба Каддафи была окончательно решена в тот момент, когда он согласился закрыть свою ядерную программу под давлением Запада. И можно предположить, что если бы у Саддама Хусейна действительно было ядерное оружие, то он до сих пор благополучно сидел бы в одном из своих дворцов. Так что линия Пхеньяна вполне объяснима, тем более, что и Южная Корея в 1970-х г.г. также пыталась создать свою ядерную бомбу.
Северокорейские руководители, безусловно, сознавали и сознают, что для КНДР начать любую войну, а тем более с применением оружия массового поражения, было бы равноценно попытке самоубийства. Северокорейские ракетно-ядерные приготовления поэтому определяются причинами не только военного характера. Изначально Пхеньяном делался расчет и на то, чтобы под разговоры о возможности свертывания ядерной программы получить экономическую помощь и инвестиции от тех же американцев, и южнокорейцев.
Такая схема уже работала в 1990-х г.г. При администрации Б.Клинтона США начали в отношении КНДР «политику умиротворения». В 1994 г. в Пхеньяне побывал и встретился с Ким Ир Сеном бывший президент Дж.Картер, после чего в Женеве между двумя странами было заключено Рамочное соглашение по урегулированию ядерного кризиса на Корейском полуострове. В обмен на замораживание ядерной программы КНДР оно предусматривало не только строительство в КНДР двух легководных атомных реакторов и поставки американского мазута для северокорейских тепловых электростанций, но и нормализацию политических отношений между Вашингтоном и Пхеньяном, включая взаимное признание. В 1995 г. для сооружения в КНДР названных реакторов была создана Корейская организация по развитию энергетики (КЕДО) (The Korean Peninsula Energy Development Organization (KEDO) – международный концерн в составе США, Южной Кореи, Японии и Евросоюза. РК и Япония были основными донорами проекта. В 2000г. мировые СМИ обошли фотографии северокорейского руководителя Ким Чен Ира в обществе тогдашнего госсекретаря США М.Олбрайт – ее визит в Пхеньян рассматривали тогда в качестве прелюдии к поездке в Северную Корею тогдашнего президента США Б.Клинтона. Стоит при этом отметить, что визит М.Олбрайт в Пхеньян состоялся в октябре 2000г. – после того, как 9 февраля 2000 года в Пхеньяне был заключен новый Договор о дружбе, добрососедстве и сотрудничестве между Российской Федерацией и КНДР, а 19-20 июля в Пхеньяне с официальным визитом побывал Президент России В.Путин.
С приходом в Белый дом республиканской администрации Дж. Буша-младшего американская позиция резко поменялась. Переговорный процесс с Пхеньяном был прерван. Президент Соединенных Штатов причислил КНДР к так называемой «оси зла», которая, как утверждали в Вашингтоне, представляла угрозу миру и безопасности во всем мире. Именно на это время пришлось и ужесточение позиции КНДР, которая заявила о выходе из Договора о нераспространении ядерного оружия, а затем и провела в 2006 г. его первое ядерное испытание.
Надо сказать, что это испытание не вызвало какой-то обостренной реакции в Сеуле. Пошумели телевидение и газеты, но правительство ограничилось заявлением о прекращении предоставления Пхеньяну гуманитарной помощи и приведением Вооруженных сил в состояние ограниченной боевой готовности, что неоднократно делалось и прежде, и после, причем по самым различным поводам. Экономическое сотрудничество, двусторонняя торговля, работа Кэсонского промышленного комплекса – все это продолжалось без каких-либо помех. Помню, мне тогда пришлось серьезно разочаровать руководительницу срочно прибывшей в Сеул в погоне за сенсациями московской телевизионной группы НТВ – в городе не было затемнения, все учреждения и предприятия работали в обычном режиме, улицы были полны автомашин.
Не сомневаюсь, что кое-кто из южнокорейцев даже испытывал скрытую радость по поводу проведенного в КНДР взрыва. Мне лично приходилось слышать высказывания в том духе, что, дескать, если это действительно было испытанием ядерного оружия, то все корейцы должны быть горды тем, что такое оружие сотворили корейские умы и корейские руки, а не, скажем, японские, и что, когда Корея объединится, она полноправно займет место среди ядерных держав.
Ядерная проблема Корейского полуострова непосредственно касается России. КНДР проводит свои ядерные испытания на расстоянии 150– 300 км от нашей границы. Такое положение нас не устраивает. Нам не нужны вблизи наших границ ни ядерные, ни ракетные испытания. Ни вообще бряцание оружием, кто бы им ни занимался.
Следует также учитывать, что пример Северной Кореи способен подтолкнуть другие «пороговые» и «предпороговые» государства к разработке ядерного оружия. Уже сейчас определенные силы в Японии, Южной Корее и на Тайване выступают с призывами к созданию ядерных потенциалов. Следует исключить и любые возможности попадания разработанных в Пхеньяне технологий и компонентов ядерного оружия проблемным странам или организациям.
В 2003 г. Россия совместно с КНР, КНДР, Республикой Корея, США и Японией вошла в состав участников шестисторонних переговоров по ядерной проблеме Корейского полуострова. Совместное заявление «шестерки» от 19 сентября 2005 года содержало конструктивную основу для движения не только к обеспечению безъядерного статуса Корейского полуострова, но и к общему оздоровлению обстановки в регионе. Его выполнение обеспечило бы достижение политических и экономических решений, способных сделать Северо-Восточную Азию регионом мира, безопасности и сотрудничества.
О чем конкретно шла речь в этом документе? О заявлении КНДР отказаться от ядерного оружия и всех существующих ядерных программ и в сжатые сроки вернуться в режим ДНЯО и МАГАТЭ. О заявлении США о том, что они не располагают ядерным оружием на Корейском полуострове, не имеют намерений нападать на КНДР или вторгаться на её территорию с применением ядерного или обычного оружия. Об общей готовности США и КНДР официально уважать суверенитет друг друга, мирно сосуществовать и предпринимать шаги по нормализации отношений в двусторонней сфере. О приверженности шести сторон стремлению содействовать прочному миру и стабильности в Северо-Восточной Азии. О согласии участников переговоров заняться выработкой компромиссной формулы, которая открыла бы для КНДР в будущем возможность реализации мирных ядерных программ, включая создание легководного реактора. О принятии сторонами консенсусного принципа осуществления достигнутых договоренностей – «обязательство в ответ на обязательство, действие в ответ на действие»., нежели просто проблема денуклеаризации Корейского полуострова.
Достигнутые договоренности, однако, оказались в подвешенном состоянии. Не все участники переговоров оказались готовы к претворению итогов этих переговоров в жизнь. Почему? Думается, потому, что кое-кому, и прежде всего, Соединенным Штатам, выгодно сохранение в Северо-Восточной Азии очага напряженности.
За первым ядерным испытанием Пхеньяна 9 октября 2006 г. последовали еще пять: 25 мая 2009 г., 12 февраля 2013 г. . 6 января и 9 сентября 2016 г. и 3 сентября 2019 г. В апреле 2012 года в конституцию КНДР были внесены поправки о ядерном статусе страны. 12 декабря 2012 года КНДР вошла в клуб космических держав, выведя на орбиту искусственный спутник Земли.
Как повели себя США
Приход к власти в США Д.Трампа совпал по времени с развитием нового этапа ракетно-ядерной программы КНДР. Отец нынешнего лидера Ким Чен Ир, похоже, был вполне удовлетворен наличием у КНДР небольших сил ядерного сдерживания, – примерно из десятка зарядов, не заботясь особенно о средствах их доставки, полагая, что для обеспечения безопасности КНДР достаточно просто гипотетической вероятности нанесения ядерного удара по военным объектам США в Южной Корее и Японии.
Ким Чен Ын же пошел дальше, поставив целью создание не только большего числа ядерных зарядов, но также и эффективных средств доставки ядерного оружия – межконтинентальных ракет (МБР) и баллистических ракет подводных лодок (БРПЛ). Иными словами, речь идет о том, что КНДР не исключает в обозримом будущем стать третьим, после России и Китая, потенциальным противником США, способным стереть с лица земли Лос-Анджелес, Сан-Франциско и Сиэтл, а, может быть, и Вашингтон с Нью-Йорком. Конечно, такой возможностью обладают также Англия и Франция, но они – союзные США государства. Не будут замахиваться на США и Индия с Пакистаном или Израиль.
Прежде, столкнувшись с тем или иным вызовом со стороны Пхеньяна, скажем, сообщением о подготовке к очередному ракетному запуску или ядерному испытанию, Вашингтон действовал в одной и той же манере. Сначала американцы заявляли, что тот или иной шаг КНДР – «неприемлем» и приведет к «непредсказуемым последствиям». В ответ Пхеньян рано или поздно делал именно то, против чего американцы предостерегали, на что Вашингтон реагировал лишь ужесточением риторики или новыми экономическими санкциями, которые имели, по сути, нулевой эффект.
И дело здесь было отнюдь не в вере США в возможность дипломатического решения или в силу санкций. Возможность военной операции против КНДР всерьез обсуждалась в Вашингтоне еще в начале 1990-х годов, как только начались разговоры о ядерной программе Пхеньяна, однако тогда от этого плана отказались. Американцы помнили уроки Корейской войны. Новый широкий военный конфликт на Корейском полуострове обернулся бы для США серьезными людскими и материальными потерями, и поставил бы под угрозу как позиции США в важном для них регионе, так и всю систему американских международных союзов.
Но если прежде речь шла лишь об обеспечении безопасности американского союзника – Южной Кореи, то сейчас с возможностью появления у Пхеньяна межконтинентальных баллистических ракет и баллистических ракет подводных лодок на повестку дня выходит прямая угроза северокорейского ракетно-ядерного удара по территории самих США. Президент Трамп представляет Республиканскую партию, а во внешнеполитической программе республиканцев противоракетная оборона традиционно служит чем-то вроде священной коровы – наряду с поддержкой Израиля.
Поэтому в 2017 году и зашла речь о возможности американского точечного удара по ядерным объектам КНДР, о которой Трамп заявил осенью 2017 г. с трибуны Генеральной Ассамблеи ООН. Такой удар гарантированно отбросил бы северокорейскую ядерную программу назад на многие годы и даже десятилетия. Теоретически такой удар возможен. Но здесь главную проблему создает исключительная стратегическая уязвимость южнокорейского Сеула. Большой Сеул, город с населением примерно 25 миллионов человек, находится на самой границе демилитаризованной зоны (ДМЗ), разделяющей два корейских государства. В непосредственной близости от города, на северокорейской стороне ДМЗ, размещена самая мощная в мире группировка тяжелой артиллерии. Реакцией на американскую операцию против ядерных объектов Пхеньяна потенциально мог бы стать артиллерийский обстрел Сеула северокорейцами, способный нанести столице Южной Кореи ущерб, сравнимый с применением ядерного оружия малой мощности.
Понятно, что такой удар со стороны Пхеньяна обусловил бы и мощный южнокорейский ответ, результатом чего стало бы начало новой корейской войны. Но даже если до войны дело не дойдет, подобный поворот событий нанес бы тяжелейший удар американо-южнокорейскому союзу. Ведь, с точки зрения южнокорейцев, американская атака на северокорейские объекты, которая спровоцирует удар по Сеулу, подтвердила бы, что союз с США представляет не гарантию безопасности их страны, а, наоборот, потенциальную угрозу этой безопасности. Что американцы готовы решать вопросы безопасности собственной страны за счет своих южнокорейских партнеров, используя их по сути в качестве живого щита.
Не упустить имеющихся возможностей
2018 и 2019 годы характеризовались заметным изменением обстановки вокруг Кореи. Состоялось три межкорейских и два северокорейско-американских саммита, а также трехсторонняя встреча Трампа, Ким Чен Ына и Мун Чжэ Ына в Панмынчжоме. Вопрос, однако, в том, что заявленные на них намерения сторон предпринять усилия для достижения стабильности и мира на Корейском полуострове пока не подкреплены реальными делами.
Все участники переговоров уверяют мир в своем стремлении искать пути решения проблемы, но никто не обещает его найти.
Межкорейскому диалогу способствовали два обстоятельства. С одной стороны, создав ракетно-ядерное оружие большой дальности, северокорейский руководитель Ким Чен Ын, похоже, решил, что главная стратегическая цель – обеспечение безопасности КНДР от США достигнута, и можно ракетно-ядерную гонку приостановить. Вторая причина потепления отношений – это поведение Южной Кореи. И здесь дело не только в том, что с самого начала Мун Чжэ Ин шёл на выборы под лозунгами восстановления диалога с Пхеньяном. Свою роль сыграла и агрессивная риторика Трампа 2017 года в отношении КНДР. Впервые за несколько десятилетий мир столкнулся с реальной угрозой новой войны на Корейском полуострове по инициативе США. Главным пострадавшим от нее стала бы Южная Корея, которая подверглась бы мощному удару Севера. Поэтому если для Вашингтона победой в войне была бы ликвидация северокорейского государства в его нынешнем виде, то для Сеула единственный вариант победы – это предотвращение войны.
Диалог Север-Юг должен быть нацелен прежде всего на отмену санкций, принятых в отношении КНДР в связи с ее ядерным досье, на восстановление прежнего и наведение новых мостов сотрудничества. Речь неизбежно должна идти о возобновлении работы расположенного в КНДР вблизи границы с РК Кэсонского промышленного комплекса, своего рода образчика практической экономической интеграции Севера и Юга Кореи. Стоит, наверное, также вернуться к вопросу создания совместных комплексов типа Кэсонского также в других районах КНДР, что, кстати, предусматривалось договоренностями второго межкорейского саммита 2007 г. Необходимо возобновить и открытое в 2007г. регулярное железнодорожное сообщение между двумя корейскими государствами через разделяющую их демилитаризованную зону. Новый импульс должны получить гуманитарные связи – встречи представителей разделенных семей, молодежные, спортивные, культурные контакты, туризм.
Доброжелательное обсуждение конкретных областей двустороннего сотрудничества призвано возродить в межкорейских отношениях атмосферу доверия, утраченную за годы нахождения у власти в Сеуле консервативных администраций Ли Мён Бака и Пак Кын Хе. А на этой основе можно было бы в дальнейшем перейти к переговорам по военно-политической разрядке, нацеленным в конечном счете на межкорейские примирение.
Что касается поворота Трампа от угроз военного удара по Пхеньяну к саммиту с Ким Чен Ыном, то он был во многом вынужденным. Свою роль, сыграли и настойчивость южнокорейского президента Мун Чжэ Ина в деле межкорейской разрядки, и общий международный настрой против грозящих ядерной войной силовых действий в отношении КНДР. Следует при этом особо выделить, с одной стороны, «дорожную карту» по урегулированию ЯПКП, выдвинутую 4 июля 2017 г. МИД России и Китая. А, с другой, нежелание союзников США ввязываться в новые американские авантюры в Корее, которое наглядно проявилось на встрече в Ванкувере в январе 2018 г министров иностранных дел государств, чьи войска воевали в Корейской войне 1950-53 г.г на стороне Юга в составе т.н. сил ООН в Корее
Северокорейское руководство, похоже, искренне заинтересовано в разрядке. Пхеньян остановил ядерные и ракетные испытания, ликвидировал атомный полигон в Пхунгери, заявил о готовности закрыть также ракетный полигон в Тончханни и допустить туда зарубежных инспекторов, а «в случае ответных шагов со стороны США», ликвидировать и ядерный реактор в Ёнбене – главный известный ядерный объект КНДР. Нет никаких свидетельств того, что Пхеньян передавал какие-либо ядерные технологии третьим государствам.
Ким Чен Ын в своем новогоднем обращении 2019 г. поставил главным условием денуклеаризации Корейского полуострова новые отношения между КНДР и США. Эти отношения, по его мнению, должны быть основаны на взаимном доверии и свободны от взаимной демонизации. Это непростая задача и для Пхеньяна, и для Вашингтона. Но примеры, как ее решить, есть. В китайско-американских и во вьетнамо-американских отношениях в свое время преодолели схожая ситуация была преодолена. Будущие отношения КНДР и США могли бы выйти на уровень сегодняшнего общения США и Вьетнама, когда о войне помнят, но память о прошлом не мешает совместно работать в настоящем. Возможно, именно эта мысль и привела к решению о том, чтобы провести второй северокорейско-американский саммит не где-нибудь, а во вьетнамском Ханое.
Что движет Трампом
Если КНДР предприняла реальные шаги и сделала конкретные предложения по диалогу с США, то у американской стороны, похоже, дело обстоит иначе. Многие обозреватели отмечали, что сингапурским саммитом с Ким Чен Ыном в 2018 г. Трамп стремился прежде всего повысить рейтинг свой и Республиканской партии перед ноябрьскими выборами 2018 г. в Конгресс США. Американцы напуганы ракетно-ядерной программой КНДР. А здесь Трамп имел возможность заявить: Обама-де ничего не смог поделать с северокорейской ядерной угрозой, а я, как бы мне ни было это неприятно, и встретился, и договорился. И не нужно было никому разъяснять, в чем конкретно достигнутые договоренности. По Сингапуру для американского избирателя важна была телевизионная картинка – президент Трамп «пришел, увидел, победил».
Ханойский же саммит в феврале 2019 г. нужен был Трампу с прицелом на начало в США президентской кампании, в которой он рассчитывает переизбраться на второй срок. По северокорейской ракетно-ядерной проблеме, как и по другим острым внешнеполитическим вопросам, ему надо было представить американскому общественному мнению конкретный весомый результат. Такой, который не смогли бы подвергнуть критике ни его противники в Демократической партии, ни оппоненты среди республиканцев, и который удовлетворил бы и Конгресс США, и американские военные и деловые круги, и союзников США типа Японии. Но он заранее не мог этого сделать, поэтому Ханойский саммит и окончился фиаско.
