7 интервью о научной журналистике
– А кто может стать хорошим научным журналистом или кто должен стать хорошим научным журналистом: ученый или журналист по профессии?
– Это вечный вопрос. Сегодня наука невероятно сложна. Вот последнее нашумевшее открытие – зафиксированы гравитационные волны. Невероятно сложная тема, огромное количество дискуссий стоит за этим. Как разобраться в этом, не зная основ? Сегодня научный журналист должен быть очень образованным человеком. Во-первых, он должен многое знать, во-вторых – уметь аналитически мыслить, понимать физический смысл всего и включать здравый смысл. Чтобы журналисту разговаривать с исследователями и учеными на одном языке, он должен владеть терминологическим аппаратом, чтобы хотя бы понимать, о чем идет речь. Поэтому широкая эрудированность, аналитические мозги и в идеале научное образование – необходимые условия для профессии.
Действительно, успешные научные журналисты, на Западе и у нас, – это люди, которые вышли из научной среды. Сегодня блестящие научные популяризаторы, скажем, астрофизик Сергей Попов, математик Николай Андреев, антрополог Станислав Дробышевский, математик Александр Соколов – это ученые, которым интересно рассказывать о науке просто и увлекательно и которые замечательно это делают. На самом деле, научным журналистом может стать любой, кто захочет, и ради этого «хочу» все преодолеет: выучится, мозги свои поставит и будет копать, копать и копать. Хотя таких людей не так много, как нам кажется.
Вообще между научным журналистом и ученым можно поставить условный знак равенства – и те, и другие работают ради поиска истины. И те, и другие занимаются исследованием мира, в котором мы живем. Настоящий ученый, как и настоящий журналист, обладает сумасшедшей, острой любознательностью, желанием ответить на вопросы «почему?» и «как?», азартом погони за результатом. Если в вас это есть, если вы готовы докапываться до глубин, не принимать на веру и идти вперед, то из вас получится отличный ученый и научный журналист.
– Вы сказали, что научный журналист и ученый должны говорить на одном языке. И все же иногда журналисту бывает трудно понять ученого. Есть ли какие-то особенности общения журналиста и ученого как источника информации? Как завоевать доверие ученого?
– Здесь нет никакого специфического совета. Это совершенно житейская история, как завоевать доверие вообще. На самом деле очень просто: честно работай и держи слово. Обманешь разочек – и не будет никакого доверия. Честно говоря, я не очень понимаю, почему журналисты сопротивляются такой совершенно естественной процедуре, как согласование финального текста – это же в интересах автора текста! Если ты покажешь финальный текст интервью, какой-то заметки или аналитического материала тем, с кем беседовал, они уберут ошибки по существу, и это только тебе в плюс – ты должен спасибо сказать. Но часто как раз на это и не хватает времени. У нас в журнале это традиционно жесткая процедура. Но у нас ежемесячное издание и мы обязательно все материалы для печати согласовываем со всеми, кто был источником информации или чью статью мы редактировали. Нам не хочется причинять людям возможные неудобства и ставить их в неловкое положение после выхода материала с искаженным смыслом. Поэтому завоевать доверие можно очень просто: обещать и выполнять.
Часто бывает, что ваш собеседник рассказывает о каких-то деталях с оговоркой «не для печати». Рассказывает для того, чтобы лучше погрузить вас в контекст, помочь вам разобраться. Вы обещаете не публиковать эти пассажи, а потом берете и публикуете. Надо ли удивляться, что после этого с вами не захотят иметь дела.
Порядочность – это норма в журналистике, что бы вам ни говорили руководители желтых СМИ.
Второй вопрос – как удержать исследователя или ученого, который бросится заниматься стилистической и литературной правкой вашего текста, присланного на согласование, в соответствии со своим вкусом и представлениями о прекрасном. Студенты часто спрашивают меня, что говорить в таких случаях. На самом деле, в таких случаях надо очень спокойно, со всем уважением, но твердо объяснить: «Уважаемый Иван Иванович, вот вы занимаетесь ядерной физикой. Я же вам не даю никаких советов, как ставить эксперимент и как его интерпретировать, это ваша профессиональная область. Вот теперь представьте, что моя профессиональная область – это работа со словом, оставьте, пожалуйста, мои профессиональные обязанности мне и поправьте, пожалуйста, то, что противоречит сути и смыслу». Всегда нужно стараться объяснить ситуацию и быть честным. Но цитаты, принадлежащие ученым, необходимо согласовывать до буквы. Если они будут косноязычны и ученый будет настаивать на этом косноязычии, то с этим ничего не поделаешь – придется давать в таком виде. Под этими словами не ваша, а его подпись.
А вообще-то критику надо любить, она делает нас сильнее и позволяет расти в профессии. Поэтому всегда показывайте свои тексты коллегам, друзьям и близким. Они – ваши первые читатели, которые укажут на непонятные и мутные места, неточные слова и неудачные обороты. Из любой критики надо уметь извлекать пользу, это тоже часть нашей профессии.
– А должны ли ученые развивать в себе какие-то коммуникативные навыки, чтобы улучшить общение с журналистами?
– Развивать коммуникативные навыки полезно представителям любых профессий, особенно сейчас, когда неумение взаимодействовать и договариваться – глобальная мировая проблема. Оттого, что мы не понимаем и не слышим друг друга, да и не хотим понимать и слышать, много бед. История, что произошла с академией наук в последние два года, – результат нарушенной коммуникации. «Наверху» искренне не понимают, чем там академия наук занимается, а в академии наук не желают рассказывать, потому что уверены, что все равно бесполезно, «эти» ничего не поймут. Вот за это высокомерие академия наук и поплатилась. Это лишь один из множества примеров. Нарушенную коммуникацию мы наблюдаем в самых разных областях нашей жизни, поэтому развивать в себе коммуникативные навыки невероятно важно для человека любой профессии, а для ученого особенно.
Сегодня наука очень дорогая, содержать ее во всем великолепии и многообразии не под силу ни одному государству, ни одному правительству. Неслучайно самые крупные и значимые проекты в науке выполняют международные коллаборации ученых и государств, будь то Большой адронный коллайдер в ЦЕРНе (Европейский центр ядерных исследований, CERN) или коллаборации LIGO и VIRGO, занимающиеся фиксацией гравитационных волн. Уже ни одна страна в одиночку не может осваивать космос, потому что нужны бешеные деньги. Ни одна страна не может финансировать все научные исследования подряд, и всегда приходится выбирать, на что именно выделить деньги, какие области исследований отвечают национальным приоритетам. Поэтому ученым приходиться убеждать и доказывать, что именно их лаборатория, их исследование необходимо для нашей страны в настоящий момент. А для этого надо обладать хорошими коммуникативными навыками.
Во всем мире в крупных университетах существуют кафедры Science Communication. Такие кафедры должны быть и у нас в стране, чтобы студент, приобретая любую профессию в этом университете, смог ухватить основы коммуникации на университетской скамье. Это чрезвычайно важно.
Не говоря уже о том, что наука жива преемственностью, каждый год она должна пополняться новыми кадрами, поэтому крайне важно постоянно рассказывать подросткам и молодым людям, что такое современная наука и почему она такая захватывающая и потрясающая. Я часто рассказываю студентам, как несколько лет назад с группой европейских научных журналистов побывала в ЦЕРНе на Большом адронном коллайдере. Экскурсию проводил заведующий лабораторией антиматерии, доктор физики, чудесный немец, к сожалению, уже забыла его имя, и он совершенное профессионально и очень понятно рассказал нам о ЦЕРНе и коллайдере. Я спросила у него, часто ли ему приходится проводить такие экскурсии? Он ответил, что раз в две недели. Каждые две недели этот заведующий лабораторией бросает все свои научные дела, чтобы провести экскурсию группе школьников, чиновников, учителей, журналистов, политиков. И хотя это его и раздражает, он понимает, что это очень нужно, поскольку обычные люди должны знать, на что расходуются огромные деньги, что в ЦЕРНе происходит и что могут современные физики.
– Вы сказали про кафедру Science Communication. А чем она отличается от научной журналистики?
– Смотрите, Science Communication – это более широкое понятие, чем просто научная журналистка. Это умение построить коммуникации между разными людьми и разными сообществами на почве науки. Скажем, будущему ученому, сегодняшнему студенту и аспиранту, надо приобретать навык выступать на семинарах, на конференциях, участвовать в дискуссиях. Этому надо учить, учить специфическим коммуникациям внутри научного сообщества. Есть более широкая коммуникация между разными областями науки, когда биологи должны понимать физиков, а физики – лириков. Здесь свои особенности и секреты и этому тоже надо учить, желательно – в университетах. Наконец, научным сообществам, ученым неизбежно придется взаимодействовать с обычным обществом.
А для этого надо уметь говорить и писать понятно, доходчиво, интересно, интригующе, уметь придумывать, организовывать и проводить самые разные необычные мероприятия. И этому надо учить! А все вместе это и есть научные коммуникации.
В основе научных коммуникаций лежат тексты о науке, поэтому научная журналистика в каком-то смысле – фундамент, на котором строится здание научных коммуникаций. Слава Богу, 20 лет прошло и в научных организациях появились пресс-секретари, а Московский государственный университет начал выпускать новостную ленту о науке, так что Science Communication самозарождаются в наших университетах и институтах Академии наук, да и многие другие организации, имеющие отдаленное отношение к науке, разворачивают деятельность на этом гигантском поле. Но все начинается со слова, все начинается с текста. И это вот она – та самая научная журналистика.
– Спрос на профессию научного журналиста сейчас растет? И как Вы считаете, какие карьерные возможности у человека, который хорошо пишет научные тексты?
– Со спросом пока плохо. С одной стороны, в последние 5–7 лет мы действительно наблюдаем возрождение культуры популяризации науки, благодаря фонду «Династия» сформировался спрос на научно-популярную литературу, в том числе и российских авторов, появляются интересные научно-популярные сайты. Однако сказать, что растет спрос на отечественные научно-популярные журналы, не могу.
Бумажная периодика, к сожалению, сдает позиция под натиском электронных СМИ, и процесс этот объективный. К тому же СМИ – это история убыточная в подавляющем большинстве случаев, а электронные СМИ мы пока не умеем продавать. Поэтому на биржах труда вряд ли висят объявления «Требуются научные журналисты».
На самом деле в массовых и центральных газетах во все времена было всего два раздела о науке: космос и медицина.
Две темы интересовали человека всегда: откуда взялась жизнь, как она зародилась в космосе и как быть здоровым и жить долго. В эти два тематических раздела всегда запихивали новости о науке. Специально выделенных научных журналистов, как правило, в газетах нет. Очень часто это просто журналисты, пишущие об обществе, а заодно о вулканах, о гравитационных волнах, о клонировании, о нобелевских премиях и так далее. При этом они еще много чего другого пишут, что не имеет к науке никакого отношения. Поэтому о спросе на профессию научного журналиста в чистом, рафинированном виде говорить пока не приходится.
Но у меня есть ощущение и понимание, что сегодня катастрофически не хватает людей, умеющих хорошо писать о науке, которые могли бы стать лидерами отделов пиар крупных исследовательских институтов и технологических компаний, руководителями пресс-служб научных институтов и университетов. Нужны талантливые люди, владеющие пером и умеющие хорошо писать о науке, которые смогут создавать хорошие сценарии научных фильмов, необычных мероприятий, выставок, посвященных науке. Иными словами, научная журналистика сегодня востребована не в прямом, скажем так, виде. Поэтому научный журналист, получая базовую профессию журналиста, должен научиться делать еще и все это.