Евгений Викторович Донтфа
Что мне сказать тебе, Мария-Анна
Все мысли Мария-Анны были о сыне и о том, или тех, кто пытался его отравить. Её память то и дело пронзали слова Гуго о том что её сына убивали или по крайней мере заставляли страдать из-за неё и она, скрепя сердце, соглашалась с этим. Она всё больше склонялась к мысли что всё это какой-то гигантский заговор, что принца хотели убить чтобы лишить престол наследника и таким образом ослабить её власть. Но при этом его хотели не просто убить в одночасье, а заставить долго страдать перед этим, видимо, как полагала Мария-Анна, чтобы отомстить ей с особой изощренностью. Глухая ледяная злоба холодным огнем выжигала ей душу, и Мария-Анна сходила с ума, не зная на кого обратить эту злобу. Каждый день, чуть ли не каждый час она с нетерпение ожидала вестей из Консержера от Рене Согье. При этом Роберта она теперь берегла как зеницу ока. Она переселила его в комнаты смежные со своей спальней, в качестве стражи выделила ему половину своих протикторов, сопровождающих его на каждом шагу, и пищу он теперь принимал только с ней. И всякую пищу, что попадала в тарелку принца, теперь в обязательном порядке, прямо в королевской трапезной зале, на глазах Марии-Анны и Роберта, пробовали двое особых работников кухни, назначенных отведывателями кушаний. Все встречи принца Мария-Анна также тщательно контролировала, допуская к нему только самых избранных. По сути, кроме неё самой, это были только протикторы, Луиза Бонарте и Антуан де Сорбон. Роберт, несколько утомленный и озадаченный столь рьяной опекой со стороны матери, очень обрадовался встречи с Первой фрейлиной. Мальчик и девушка любили друг друга как брат и сестра, с удовольствием играли в игры и без умолку болтали обо всё на свете, вдохновленные тем что им в их маленькой компании не нужно притворяться, блюсти придворные формальности, задумываться об условностях их положения в обществе, помнить об интригах внутренней жизни дворца и т.п. Им было по-настоящему легко друг с другом. Луиза, помимо всего прочего, рассказала принцу и о том, что люди из Судебного ведомства забрали многих из его ближайшего окружения и с искренним негодованием поведала ему о том как волокли мэтра Дорэ по полу и как разбили лицо почтенному Корнелию. Ошеломленный Роберт позже за ужином высказал Марии-Анне своё возмущение тем произволом что творили люди графа Согье и потребовал объяснений за что так обошлись с Корнелием, Дорэ и остальными. Мария-Анна, выдержав долгую паузу, спокойно ответила, что это политические вопросы и они его пока не касаются. Затем, вечером, она спросила Луизу не она ли рассказала принцу о Корнелии и прочих. Луиза легко признала это, не считая себя в чем-то виноватой и мужественно готовясь к наказанию. Мария-Анна задумчиво глядела на девушку, легко барабаня пальчиками по лакированной столешнице. А потом, всё также спокойно, попросила Луизу впредь постараться не рассказывать принцу того что его может огорчить. Ребенку, перенесшему недавно тяжелую болезнь, это совершенно ни к чему. "В конце концов, сударыня, вы на десять лет старше его, так соблаговолите и вести себя на десять лет мудрее".
Спокойствие королевы показалось Луизе странным. И не ей одной. Кардинал Равалле, канцлер Макрон, маркиз Ле Гарди и остальные недавние посетители королевы также с удивлением отмечали про себя как легко, спокойно, бесстрастно Мария-Анна соглашалась на все их просьбы, даже те что вроде бы граничили почти с дерзостью. Это им представлялось необычным. Но Марии-Анне просто не было сейчас никакого дела до всех этих людей. И её спокойствие не было спокойствием безмятежности, спокойствием умиротворенного счастливого человека. Скорее это была сосредоточенность тигрицы перед прыжком на жертву. Глухая ярость ледяным пламенем ровно и монотонно пылала в её душе и Мария-Анна знала, что без малейших колебаний зальёт все этажи прекрасного Фонтен-Ри кровью, как только узнает чья именно кровь эта должна быть. И если вдруг окажется что в отравлении Роберта хоть каким-то образом замешаны, допустим, всемогущий кардинал Равалле или всесильный канцлер де Макрон, то и их кровь будет литься к её ногам также легко и скоро как и кровь любого другого смертного. Она чувствовала свою решимость также как её кожа ощущала холодный ночной воздух. У неё не было никаких сомнений. А то что сейчас все эти вельможи суетливо выгадывали себе какие-то преференции в деле строительства нового флота её не волновало, ей было не до этого, она сражалась за сына. А когда она победит в этом сражении, тогда она вернется ко всем этим вопросам и посмотрит на них более внимательно.
Мария-Анна по долгу размышляла над тем к кому могут относится те приметы отравителя которые сообщил ей Гуго, а ему якобы старая Риша. Иногда она спрашивала себя может ли она вообще доверять его словам, ведь он сам признался в письме что ненавидит её, что если это какая-то хитрость, какая-то прощальная ловушка для неё? Но нет, в это ей не верилось. Она знала что Гуго любит Роберта и искренне хочет чтобы с ним всё было хорошо и потому, конечно, надеется что она спасет сына и как мог старался помочь ей в этом.
Сейчас она много времени проводила со своим секретарем и в один из дней она спросила его:
– Послушайте, маркиз, чтобы вы сказали на то, если бы я сообщила вам что мне очень нужно найти одного человека, и даже не найти, а понять кто это такой. А уже потом встретиться с ним. Но всё что я знаю про него это то что он хромает, уже не молод и что с ним как-то связаны рысь, безбрежные красные поля и рука мертвеца с перстнем, на котором какая-то птица?
Антуан де Сорбон с удивлением посмотрел на королеву.
– Какой странный набор примет, Ваше Величество.
– Какой уж есть. Так что, кто это, по-вашему, может быть? Очень возможно, что вы его знаете лично. Или что вы его не раз встречали допустим прямо здесь во дворце.
– Ммм…, простите, Ваше Величество, вот так вот с первого взгляда никто не приходит в голову.
– А не с первого?
Секретарь подумал и ответил:
– Нет, Ваше Величество, не знаю кто это может быть. Мэтр Дорэ немного прихрамывает и он не молод, но причем тут рысь и рука мертвеца затрудняюсь сказать.
Королева посмотрела на него.
– А вы всё-таки подумайте, Антуан, на досуге, хорошенько подумайте кто бы это мог быть.
70.
На следующее утро в Фонтен-Ри явился граф Рене Согье.
Мария-Анна только недавно встала с постели и едва успела умыться, как ей сообщили о том что граф просит аудиенции. Сердце королевы сильно забилось от предвкушения. Она, несмотря на то что была в халате и еще никак не занималась своим внешним видом, велела впустить его.
Граф был очень собран, немногословен и по обыкновению мрачен, даже мрачнее чем обычно, подумалось Марии-Анне. Он не стал размениваться на комплименты, а только поклонился и молча уставился на королеву своими маленькими тусклыми голубыми глазами.
– Ну?! – Не выдержала Мария-Анна.
– К сожалению, Ваше Величество, мало чем могу вас обрадовать, – хмуро произнес он.
Мария-Анна резко отвернулась от него, чтобы скрыть досаду.
– Тогда к чему это неурочный визит? – Сухо поинтересовалась она.
– Мы выяснили кто давал яд Его Высочеству.
Мария-Анна также резко обернулась назад и расширенными глазами уставилась на графа.
– Это был Пьер Гашон, лекарь-ассистент, помощник мэтра Дорэ. Кстати, хочу заметить, что это всё заслуга Хорхе Родригеса. Именно после продолжительной беседы с ним этот гнусный негодяй Гашон во всём сознался.
Мария-Анна смотрела на графа, ловя каждое его слово.
– Но зачем ему это? – Тихо спросила она.
– Вот это как раз то, Ваше Величество, чем я не могу вас обрадовать. Пьер Гашон всего лишь исполнитель чьей-то чужой воли, но чьей именно ему неизвестно.
Королева быстро и взволнованно прошлась кабинету, взметнув полы своего роскошного китайского халата.
– Вы уверены?
– Более чем, Ваше Величество. Беседа с Хорхе Родригесом довела лекаря до такого состояния, что не приходится сомневаться, что он сказал всё что ему известно и что всё сказанное им истинная правда.
Мария-Анна пристально поглядела на главу Судебного ведомства.
– Он жив?
– Конечно, Ваше Величество. Ведь вы же настаивали на этом. Вы можете, если пожелаете, встретиться с ним и расспросить его лично. Но должен вас предупредить, что то зрелище, кое сейчас из себя представляет Пьер Гашон, вряд ли подходит для чувствительной женской натуры.
Мария-Анна против воли усмехнулась.
– Вы что же, граф, всерьез полагаете, что у меня чувствительная натура?
Рене Согье равнодушно пожал плечами и также равнодушно произнес:
– Вы женщина, Ваше Величество.
– Я королева!
Граф достал из кармана платок и протер высокий лысеющий лоб.
– Когда вы желаете прибыть в Консержер? – Спросил он.
– Я пока еще ничего не решила. Что этот Гашон сказал о том чьи приказы он исполнял и почему?
– Ну почему – вопрос не сложный. Этому негодяю очень щедро платили. В его комнате в походном сундуке мы обнаружили вот такой ларец, – Рене Согье развел руками, показывая какой, – полный золотых дублонов – целое состояние. Что же относительно того, кто ему платил, тот тут, к сожалению, нам ничего неизвестно. Пьер Гашон в означенные дни встречался с неким субъектом, либо в трактире "Золотое колесо", либо в гостинице "У трех королей". Эти места достаточно популярны и многолюдны и также известны тем, что там нередко, а вернее сказать всегда, можно встретить разных темных личностей и персон самого подозрительного характера. Субъект, с которым встречался Гашон, являлся на встречу в длинном глухом плаще с глубоким капюшоном, который всякий раз был у него на голове. Он передавал Гашону склянку с ядом и кожаный кошель и в обязательном порядке сообщал сколько капель яда и как часто нужно давать принцу. По надлежащему размышлению, из этого можно сделать вывод, что этот субъект или его господин явно желали не просто лишить Его Высочество жизни, а какое-то значительное время продлевать его мучения, заставляя страдать его от боли и горячки. А из этого, в свою очередь, можно сделать вывод, что злодей или злодеи в первую очередь хотели причинить страдание вам, Ваше Величество, ибо трудно предположить, что кто-то, будь он хоть трижды негодяем и злодеем, захотел бы просто так мучить невинного ребенка.
Мария-Анна очень побледнела.
– То есть вы хотите сказать, что я причина страданий моего сына? Я правильно вас поняла?
Рене Согье посмотрел на неё чуть удивленно.
– Разве можно сделать какой-то другой вывод, Ваше Величество? – Спокойно спросил он.
Мария-Анна холодно поглядела на него.
– Что еще известно? Как выглядел это субъект? Он хром?
– Нет, Ваше Величество. По словам Гашона ходил он нормальным образом. О его внешнем облике лекарь ничего сказать не может. В этих трактирах вечный полумрак и чад, а злодей всё время прятал своё лицо под капюшоном. Всё что Гашон сумел сообщить, что это высокий человек, по его мнению уже в возрасте, ибо движения его не такие уверенные и плавные, как у молодых людей. Изъяснялся вежливо и изящно, по манерам и речи явно человек благородного происхождения, либо очень близок к кругу таких людей. Также по словам лекаря…
– Ради бога, не называйте его лекарем! – Воскликнула Мария-Анна. – Он мучил и убивал ребенка. Разве такого можно именовать лекарем?!
– Простите, Ваше Величество. Так вот, по словам Гашона, от того субъекта весьма заметно пахло душистой водой, которую прозывают "Леонской водой" и которую якобы изобрели в Леоне монахи-доминиканцы, Гашон вроде как точно определил ароматы апельсина, лимона и бергамота, из коих в основном и состоит сия субстанция. А также он обратил внимание, как лекарь…, – граф споткнулся и встревоженно посмотрел на королеву, но там молча ждала продолжения, – на характерное непрестанное покашливание, которое производил этот субъект чуть не после каждого слова. По словам Гашона он скорей всего страдает легочной болезнью или чем-то подобным.
– Что вы предприняли?
– В "Золотое колесо" и "У трех королей" направлены мои лучшие дознаватели, Ваше Величество. Как явные, так и неявные. Проведены беседы с хозяевами заведений. Но пока всё безрезультатно. Кем был этот человек нам неизвестно.
Мария-Анна подошла к большим золотым часам за каменном столике и задумчиво поглядела на фигурки святых над циферблатом.
– Что насчет остальных? – Спросила она негромко.
– Остальных, Ваше Величество?
– Остальных. Мэтр Дорэ, лейб-служанки, работники кухни и… и прочие.
– По заверениям Пьера Гашона, никто в Фонтен-Ри не знал о его преступных деяниях. Трудно заподозрить его в каком-то благородстве и потому даже удивительно что он не попытался оговорить кого-то из своих товарищей, хотя бы чтобы просто разделить вину. Беседы с остальными также ничего не дали, они не смогли ни в чем признаться, судя по всему просто не зная в чем им следует признаваться. Так что я склонен верить в их невиновность, но если вы того желаете, Ваше Величество, то мы для пущей уверенности избавимся от них.
Мария-Анна недовольно уставилась на него.
– Что значит избавитесь?
– Сделаем так чтобы они больше никогда не появились в Фонтен-Ри, – невозмутимо пояснил граф. – Или вообще где-нибудь.
– Я этого вовсе не желаю, граф, – резко сказала Мария-Анна. – Что там… гхм, с Паскалем Корнелием?
– Сказать по правде, Ваше Величество, старик весьма плох. Ему тяжело дались беседы с Хорхе Родригесом.
Мария-Анна закрыла глаза и потерла пальцами виски, словно у неё болела голова.
– Я же просила вас не слишком с ним усердствовать. И почему ваши вандалы, когда забирали его из дворца, разбили ему лицо? Он же просто безобидный старик.
Рене Согье пожал плечами.
– Издержки случаются. К тому же звездочет вел себя совершенно безобразно и успокоился только в темнице. Не переживайте, Ваше Величество, при должном уходе, я думаю, он довольно быстро поправится.
Мария-Анна приблизилась к нему, недобро глядя ему в глаза. Её задело слово "звездочет".
– Ну так обеспечьте ему этот уход, граф.
– Как пожелаете, Ваше Величество. А что же с остальными?
Мария-Анна чуть сникла.
– Ну, тоже пусть о них позаботятся, сделайте так чтобы они чувствовали себя хорошо. Насколько возможно.
– Вы желаете их вернуть в Фонтен-Ри?
– Я… я не знаю. Я решу позже. Пока просто позаботьтесь о них.
– А Пьер Гашон? Как поступить с ним?
Лицо Марии-Анны окаменело.
– Поступите так как он хотел. Он жаждал золота, так пусть получит его. Вы расплавите все до единого дублоны что нашли в его ларце и медленно по капле зальете ему в глотку. Все до единого, граф. – И она посмотрела на него с такой яростью, что Рене Согье стало не по себе.
Но как только она отвела от него взгляд, он сказал:
– Позволю себе высказать просьбу продлить ему жизнь, Ваше Величество. Возможно ему удастся припомнить еще какие-то детали о том человеке что платил ему. К тому же, если Проведению будет угодно, и мы найдем его, может возникнуть необходимость чтобы Гашон опознал его. По голосу, по фигуре, походке.
Мария-Анна отвернулась.
– Да будет так. Но дублоны держите наготове.
Граф поклонился и вышел.
71.
В пятницу в седьмом часу утра королева Мария-Анна Вальринг стояла на ступенях главного входа дворца возле мраморной балюстрады. Бледное бесстрастное лицо Марии-Анны было прекрасно и безжизненно как этот самый мрамор. Её холодные темно-серые глаза глядели словно в пустоту. Она почти ни с кем не говорила, почти ни на кого не смотрела и если кого и приветствовала то лишь едва заметным кивком головы и равнодушным мимолетным взглядом. Она казалось очень сосредоточенной и погруженной в себя. Как будто вся суета этого странного утра её не касалась.
Внизу у парадного крыльца уже собрались все те, кому королева велела явиться на некую верховую прогулку. Пэры королевства и несколько знатнейших, а заодно и богатейших дворян, кои недавно ходатайствовали о снижении для себя корабельного налога, королевский казначей Франсуа Ле Гарди, маркиз де Шале, Верховный канцлер королевства герцог де Моранси, а также Государственный секретарь по иностранным и военным делам кардинал Жан-Арман Равалле. Одеты все были по-походному, без вычурности и пышности, без обычных украшений, лент, манжет, жабо, драгоценной вышивки и прочего. Более всего непривычно было видеть кардинала Равалле без его алой роскошной мантии и кардинальской шапочки. Сейчас он был облачен в изящный верховой костюм и короткий походный плащ. Вельможи, как и было велено королевой, готовились к верховой езде. Поодаль от крыльца их личные лакеи, которые не в пример хозяевам, были разодето ярко и цветасто, держали под узды бесценных красавцев-скакунов.
Также на просторном дворе перед главным зданием дворца присутствовали почти все королевские протикторы в своей обычной темной сине-фиолетовой форме, но при этом гораздо более вооруженные чем всегда. У каждого было по два меча, по боевому топору, большой боевой секире, по несколько ножей, а у многих также мощные тяжелые луки и колчаны с длинными стрелами. Создавалось стойкое впечатление, что норманны готовятся к битве и кое-кто из вельмож время от времени с некоторым неясным беспокойством поглядывал в их сторону.
Рядом с протикторами стоял и Роберт Вальринг. Он казался несколько осунувшимся и не выспавшимся, словно его только минуту назад выдернули из сна. Мальчик также был облачен в костюм для верховой езды и даже имел на поясе длинный кинжал в очень красивых отделанных серебром и золотом ножнах. Для всех было очевидно, что принц намерен участвовать в прогулке. Рядом с ним стоял великан Олаф и белокурая Луиза Бонарте. Девушка что-то говорила принцу и тот кивал в ответ.
На первой ступени лестницы стоял Ольмерик. В отличии от всех он был одет в роскошный дорогой мундир королевского лейтенанта, обильно украшенный драгоценной вышивкой, с яркой перевязью, красивыми разрезами с алыми и белыми вставками и в великолепный темно-синий плащ. И на обычно непроницаемом лице командира протикторов при внимательном взгляде можно было заметить некоторое смущение. Когда королева велела ему облачиться в этот парадный мундир, он даже пытался протестовать, но Мария-Анна заявила, что он будет олицетворять её власть, а потому должен выглядеть красивым и внушительным.
Из распахнутых дверей дворца вышел королевский секретарь, быстро спустился к королеве и что-то сказал. Мария-Анна коротко кивнула и пошла вниз. Сама Мария-Анна была во всём черном: черный жакет, черная широкая юбка для верховой езды и черный длинный плащ с капюшоном. На её светло-каштановых волосах сияла золотая диадема с бриллиантовой буквой "В" по центру.
Королева остановилась на ступеньку выше командира протикторов и оглядела группу притихших чиновников и вельмож.
– Герцог, соблаговолите приблизиться, – приказала она, холодно взирая на канцлера.
Диего де Макрон не спеша подошел, слегка поклонился и улыбнулся:
– Ваше Величество, вы сегодня прекрасны как…
– Почему вы одеты как на бал? – Резко спросила Мария-Анна, коротко кивнув на его пышный благоухающий наряд. – Вы намерены передвигаться верхом в таком виде?
– О, Ваше Величество, я всё-таки предпочитаю ехать в экипаже. Дело видите ли в том, что некоторое неважное самочувствие в области, так сказать, – он фамильярно усмехнулся, – спины, заставило меня отказаться…
– Я что не ясно дала понять, что все едут верхом?!
– Нет, Ваше Величество, вполне ясно, – с легкой досадой ответил канцлер, немного раздраженный тем что его перебили уже два раза.
– Тогда что именно означает ваше поведение? – Ледяным тоном осведомилась Мария-Анна. – Что вы не желаете исполнять мои повеления?
– Ни в коем случае, Ваше Величество, – стараясь говорить сдержанно, ответил Диего де Макрон. – Я просто решил, что для меня сегодня благотворнее передвигаться в экипаже. Я не думаю, что это столь уж принципиальный вопрос для вас, на чем именно я следую за вами.
Мария-Анна повернулась к своему секретарю.
– Маркиз, организуйте герцогу лошадь. А вы, лейтенант, – она обратилась к Ольмерику, – пригласите двух протикторов, которые помогут герцогу со всеми его самочувствиями в области спины оказаться в седле. Если понадобится, пусть возьмут его за шировот и посадят на лошадь силой.
– Ваше Величество! – Возмущенно воскликнул канцлер чьё навощённое гладкое лицо пошло красными пятнами от гнева. – Я не позволю…
– Молчать! – Тихо, но с вполне явной угрозой произнесла королева.
Герцог тут же смолк, слегка выбитый из колеи таким обращением.
Он буквально спиной ощущал жгучие злорадные взгляды кардинала и остальных вельмож, которые стояли шагах в семи от него и несомненно всё слышали. Но хотя канцлеру нестерпимо хотелось как-то восстановить своё реноме и ответить королеве с достоинством и даже дерзостью, здравый смысл подсказывал ему смириться и не выступать, иначе того и гляди и правда пара дюжих протикторов на глазах у всех начнут таскать его за шиворот и усаживать на лошадь.
– Я обойдусь без посторонней помощи, – с величайшей холодностью произнес он и как бы с неохотой добавил, – Ваше Величество. Пусть мне только приведут коня. И по возможности с испанским седлом.
Мария-Анна посмотрела на Антуана де Сорбона.
– Распорядитесь, маркиз.
Затем обратилась к Ольмерику:
– Коня мне, лейтенант.
Когда все были на лошадях и двор королевского дворца заполнила с одной стороны столь высокопоставленная с другой невероятно вооруженная кавалерия, Мария-Анна подъехала к принцу и Луизе. Девушка сидела на грациозной белой кобыле и являлась настоящим украшением всего этого воинства.
– Ваше Высочество, держитесь подле меня, – сказала Мария-Анна своем сыну и тот коротко кивнул.
Она поглядела на гиганта Олафа, который казалось может в любой момент встать на землю, не покидая седла.
– Будь всегда рядом с принцем, – приказала она. – Защищай его от всего и ценой чего угодно.
– Сделаю, моя госпожа, – как всегда с недовольством пробурчал Олаф Энрикссон.
– А вы, сударыня, с нами не едете, – добавила королева, взглянув на свою Первую фрейлину.
Луиза Бонарте, которая как всякая молодая и привлекательная женщина была совсем не прочь явить себя обществу и побыть в окружении мужчин, тем более столь представительных и важных и которым не остается ничего другого как восхищаться своей очаровательной спутницей, поглядела на королеву с упреком.
Не зная еще цели этой прогулки, Луиза сказала с легкой обидой в голосе:
– Вы же сами, Ваше Величество, велели мне ехать. Сопровождать Его Высочество.
– Велела. А теперь передумала. Нечего тебе там делать.
– Но я же в свите Его Высочества, – упрямо возразила девушка. Ей действительно очень хотелось поехать.
– Ничего страшного. Его Высочество, думаю, сумеет продержаться несколько часов без вашего приятного общества. Вы остаётесь здесь.
– Но, Ваше Величество!
– Пойдите прочь, графиня, – сказала Мария-Анна и отвернулась, давая понять, что разговор окончен.
Луиза, покрасневшая как помидор, ни на кого не глядя, тронула пятками бока лошади, заставляя её шагом направиться в сторону от остальных всадников.
К королеве подъехал Ольмерик, который в своём великолепном наряде и на своём прекрасном точеном андалузском жеребце, выглядел как сказочный герой из легенд о Короле Артуре, благородный рыцарь без страха и малейшего упрёка. Он вопросительно посмотрела на королеву.
– В путь, – приказала Мария-Анна.
Блистательная кавалькада покинула дворец и повернула на запад.
Впереди Ольмерик и двое протикторов, за ними королева, принц и Олаф Энрикссон, затем кардинал, канцлер, казначей, пэры и дворяне и далее внушительное воинство из более чем трех десятков вооруженных до зубов рослых и хмурых мужчин, которые словно присматривали за теми кто ехал перед ними. И всесильные вельможи чувствовали себя слегка неуютно под тяжестью этих взглядов. Эта странная прогулка, без конюших, пажей, оруженосцев, слуг вызывало всё большее недоумение у них и нехорошее предчувствие посетило многих из них.
Солнце быстро поднималось на востоке, но на северо-западе небо затянула почти черная пелена туч и день определенно собирался быть пасмурным. Свежий и даже холодный ветер порой налетал с севера, взметая плащи всадников и заставляя людей крепче сжимать поводья и лошадиные бока. Ольмерик, задававший темп движения всего отряда, очень резвым аллюром мчался вперед, держа поводья только левой рукой, а правую же, щегольски положив на заднюю луку седла. Пешие, встречные всадники и повозки спешно убирались прочь с дороги, освобождая путь грозному воину и всей следующей за ним силе.
Около часа спустя кавалькада свернула с главного тракта на проселочную дорогу, идущую вдоль лугов и полей к стене стоявшего впереди леса. Вельможи и чиновники погрустнели еще больше. Те, кто хоть как-то ориентировался в данной местности отлично понимали, что они едут просто в лесные дебри. Далее будут леса, холмы, речка, виноградники и редкие хутора. Те, кто не ориентировался, уже догадывались или предчувствовали, что кроме лесов и полей здесь ничего нет и всё тягостнее становилось им на душе.
Небо заволокло серой хмарью, Солнце превратилось в белесое тусклое пятно и в воздухе запахло влагой.
Всадники въехали в лес, душный, пустой и безмолвной. Казалось все живые твари затихли и спрятались в преддверии какой-то бури. Сквозь лес ехали уже медленнее. Ольмерик не любил закрытых пространств и хотя трудно было вообразить что может угрожать столь грозному отряду здесь в сердце королевства, он пристально и внимательно глядел по сторонам, осматривая чуть не каждое дерево.
Выехав из леса, они оказались на развилке из трех дорог. Ольмерик уверенно повернула на правую, ведущую на холм.
С вершины холма они неожиданно увидели внизу берег реки и вооруженных людей. То были судебные гвардейцы под командованием капитана Виктора Ренарда.
Дорога, уже здесь едва заметная, слегка изгибаясь, спускалась с холма и далее поворачивала прочь от реки в небольшую рощу. Между дорогой и берегом лежал зеленый луг с вкраплением полевых цветов и уже у самого берега был небольшой обрывчик к узкой галечной полосе.
На этом лугу стояло две длинных повозки, в стороне под присмотром мирно паслись гвардейские лошади, а между повозками на коленях, лицом к дороге, застыли шесть баронов Севера. Могучую шею каждого из них тугой петлей обвивала веревка, другой конец которой сжимал, стоявший за спиной барона, гвардеец.
Гордые владыки северных земель несколько утратили свой привычный лоск и самоуверенность и выглядели несколько подавленными и потускневшими, даже никогда вроде бы неунывающий владетель Шербура, барон Жорж де Лис, страстный любитель игристых вин и красивых молодых женщин, и тот погрустнел и сник. С баронов сорвали все их роскошные плащи и меховые накидки, сняли нагрудники, парчовые расшитые котарди, кожаные пояса и золотые цепи, оставив им по сути только рубахи и штаны. Но особенно тягостным для них было наблюдать как около десятка гвардейцев, засучив рукава, вооружившись ножами и топорами, деловито и умело занималось неподалеку изготовлением и обработкой длинных деревянных кольев. Тогда как другие копали в земле узкие ямы. И не смотря на всё своё мужество, им становилось отчаянно не по себе при мысли о том сколь мучительная и унизительная смерть их ожидает.
Королева и её спутники сошли с лошадей и выстроились в линию где-то шагах в двадцати напротив баронов.
В центре стояла Мария-Анна, слева от неё Роберт, за его спиной Олаф Энрикссон, слева от Роберта кардинал Равалле. Справа от королевы застыл канцлер Макрон, справа от него казначей Ле Гарди, и далее слева и справа остальные вельможи. Ольмерик и протикторы расположились за их спинами на всем пространстве луга, то ли охраняя их от какого-то нападения, то ли следя за тем чтобы никто из них ненароком никуда не делся.
Все подавленно молчали, понимая, что предстоит ужасное зрелище.
К королеве приблизился капитан Ренард и поклонившись, спросил:
– Ваше Величество, плотники интересуются какие колья подготавливать: медленные или быстрые.
– Медленные, лейтенант, – ответила Мария-Анна.
Виктор Ренард поклонился, вернулся к своим людям и что-то сказал им. Те кивнули и принялись затуплять колья, при этом поглядывая на кол то с одной стороны, то с другой, словно прикидывая как пойдет.
– Что всё это значит? – Наконец проговорил Диего де Макрон, герцог де Моранси.
Он выглядел несколько бледным, вспотевшим и нездоровым. Верховая езда действительно доставила ему некоторые болезненные ощущения, но сейчас он почти забыл о них, с недоверием и страхом взирая на происходящее у него на глазах.
– Если кол быстрый, то он острый и смазанный. Войдет в зад как игла в масло, – охотно пояснил Олаф Энрикссон, – особенно таким-то хрякам, в которых веса по 10 пудов наверно. А если кол медленный, то он тупой и может часами потроха разрывать. Жуткая смерть. Такая только ублюдкам предателям.
Канцлер бросил сердитый взгляд на протиктора, но ничего не сказал.
– А почему кольев значительно больше шести, Ваше Величество? – Спокойно, но с каким-то холодком спросил кардинал Равалле.
– Могут понадобиться, – не взглянув на кардинала, туманно ответила Мария-Анна.
Роберт, наблюдавший за всем происходящим широко распахнутыми глазами и пытавшийся как-то свыкнуться со страшными словами Олафа, наконец спросил:
– Кто они такие, Ваше Величество?
Мария-Анна посмотрела на него задумчиво и сказала:
– Пойдем.
Она пошла вперед, потянув мальчика за собой. За принцем, как привязанный, пошел и Олаф. За ними, немного помедлив, отправился и кардинал. И несколько секунд спустя, не желая ни в чем уступать кардиналу, к ним присоединился и канцлер.
Мария-Анна и Роберт остановились в 4-5 шагах от баронов, которые с угрюмой обреченностью глядели на них.
– Ну что, разве ты никого из них не узнаешь? – Спросила королева. – Двоих из них ты точно встречал. Вот этого, например. – Она указала на Карла де Шатийона.
Роберт с некоторым смущением поглядел в лицо стоявшего на коленях мужчины.
– По-моему это владетель Манша, барон Карл де Шатийлон, – неуверенно произнес он.
– Правильно. А посмотри на этого, рыжего.
– Это барон Бушар де Ги, владетель Эра.
– Правильно. И все остальные тоже бароны. Бароны Севера.
– Но почему они здесь? – Спросил Роберт, стараясь не смотреть в глаза людей с веревками на шеях.
– Потому что они гнусные предатели, мой мальчик. Они злоумышляли против короны. Сговаривались пойти войной на наши города, захватить их, подло убить тебя и меня, разделить нашу страну на части, поделить её между собой и жадно давиться тем куском, что достанется каждому из них.
Бароны слушали эти обвинения, опустив головы. Когда королева замолчала, Карл де Шатийон поднял глаза на принца и сказал:
