Евгений Николаевич Матерёв
Эффект Мнемозины
– Как я понял из наших разговоров, каждая личность – это смесь характера и опыта… Меня интересует опыт – где он хранится? Как он работает? Где этот аналитический центр, что заставляет нас отвечать на посылы извне сообразно нашему характеру и опыту? Я пока не вижу на этом примере…
Инга кивком обратила внимание на события в решётке. Сергей снова задрал голову и со всем вниманием прислушался к голосу девушки.
– Как мы знаем, на нас действует множество раздражителей…
Одиночный шар снова скрылся в облаке. В следующий миг он был уже не один – по извилистым путям, помимо красного, двинулись синий с жёлтым. Получилось ещё два тоннеля соответствующих цветов – они переплетались с красным, как виноградные лозы вьются вокруг верёвок или жердей.
– Так. Это что за туннели? – поинтересовался Сергей.
Инга усмехнулась: в этот момент Сергей ей напоминал прораба, который пришёл проконтролировать своих рабочих. Только каски не хватает.
– Сейчас всё поймёшь, Серёжа. Смотри…
Три шара двинулись своими курсами. Их пути то расходились, то сближались, грозя вот-вот столкнуться. Неведомый диспетчер позволил им без происшествий скрыться в облаках.
Сергей взглянул на Ингу: что дальше?
Она хлопнула в ладоши. Шары вышли из своих точек уже не одновременно. Далее произошло то, чего и следовало ожидать: красный шар столкнулся с жёлтым. Первый шар, чуть изменив траекторию своего полёта, всё же двинулся своим привычным путём, а вот второй отскочил в сторону и, немного побившись о шары решётки, как в бильярде, образовал новый – оранжевый тоннель. Во время этого происшествия не только жёлтый шар превратился в оранжевый, но и красный стал чуточку светлее.
– Вот она, Серёжа, призма: столкнувшись, шары могут поменять не только свой путь, но и заряд. В какой части пути они столкнутся, куда потом попадут и что из-за этого последует – никто не знает, потому что все мы уникальны и по-разному устроены. И разный опыт записан на тоннелях.
Так же, кстати, рождаются новые идеи, Серёж. Например, у писателей: герой попадает в необычную ситуацию, и мысли писателя, продиктованные логикой повествования и учитывая наклонности своего героя, текут уже в новом направлении. Писатель даже не планировал такого поворота, но пришлось менять свой первоначальный замысел. Просто так совпало. Поэтому не всем можно писать книжки.
– Здорово! Тебе определённо можно писать книжки! Что означает изменение цвета шаров?
– Изменился заряд. То есть сила воздействия одного шара увеличилась, другого – уменьшилась.
– А как же быть с синей веткой? Ведь не просто так ты её показала.
– Всё это, конечно, сильно утрировано, – Инга обвела рукой окружающую их решётку. Она будто и не слышала вопроса.
Прошли немного молча.
– Нужно изменить опыт, что-то поменять в жизни, чтобы ещё раз красный шар столкнуть с жёлтым. Но пока этого не произойдёт, оранжевая ветка будет присутствовать в виде мечты.
– Мечты? – переспросил Сергей. – Значит, она задействована всё-таки? Мы же мечтаем.
Инга хлопнула в ладоши: лучше объяснять наглядно.
Сергей огляделся, посмотрел, как изменилась вокруг них решётка, и понял, что они переместились внутрь синего тоннеля. А вокруг их дорожки спиралями вились и красная, и жёлтая, и оранжевая, и зелёная: взгляд изнутри, так сказать.
– Когда-то была задействована… – с запозданием ответила Инга. – Теперь нет, это просто эхо…
Последнее слово Инги вдруг размножилось в ушах, будто стоят они не на степном просторе, а в сырой пещере.
«Мы же всё-таки в тоннеле»,– подумал Сергей.
– Эхо? Не понял… По какой причине она перестала быть задействована?
– Там много причин. В основном в силу возраста, в силу жизненных обстоятельств… Эта оранжевая ветка – она как старица – старое русло реки. Река там когда-то несла свои воды, но под воздействием передвижения земных плит изменила своё русло.
– Более-менее ясно… Но ты сказала, что может присутствовать в виде мечты или эхо; это как понять?
После этого эхо настроение Сергея начало меняться; он стал всё чаще упускать нить разговора.
Что такое с ним произошло? Куда перенаправились потоки в его голове? С чего вдруг?
Инга продолжала:
– На этом отрезке может быть записан образ, связанный с чем-то прекрасным, особенно ярким, произошедшим с нами в жизни.
– Почему мечта? Это же было?
Ингу Сергей видел чётко, а вот на дальних предметах он уже не мог сконцентрироваться. Сергей встряхнул головой – тщетно. Голос Инги звучал как из радиоприёмника.
– Это было или придумано нами. А теперь этот опыт или вымысел хранится на оранжевом тоннеле. И когда шары проходят рядом с этим тоннелем, то сила воздействия всё же не та – считывается лишь часть той информации, что была записана на счастливой для нас дорожке. Это и есть – мечта.
Таким образом, если рядом со счастливой дорожкой располагается, например, синяя, то импульсы, проходящие между этими дорожками, считываю информацию с обеих, образуя новый, смешанный чувственный образ. То есть ты испытываешь счастье от нового воздействия. Это как при оплодотворении: ДНК матери и ДНК отца ополовиниваются и срастаются друг с другом, образуя нечто новое. Подобной коллаборацией можно объяснить эффект дежавю.
«…Дежавю-у-у-у…»
– Ты меня слушаешь, Серёж? – Инга наконец заметила странное поведение Сергея. – С тобой всё в порядке?
Сделав умывающий жест руками, он ответил:
– Да нормально всё. Погода, наверно, меняется – вон тучи какие ползут, – кивнул на небо Сергей. – Так чего ты, говоришь, придумано нами?
– Мы с тобой пойдём по синему тоннелю, и ты сам всё поймёшь.
Разноцветные шары исчезли. Вместо них возник тоннель из тонких синих канатов. Что их удерживает в воздухе? Ничего! Длинные канаты тянулись до самого горизонта.
– Пойдём вперёд, Серёж. Берись за верёвки.
Они вместе пошли вдоль горизонтальных синих линий. Сначала ничего не происходило; Сергей послушно шёл вперёд, на всякий случай крепко хватаясь за стропы – мало ли что неожиданное произойдёт. Может, земля сейчас уйдёт из-под ног – ожидать можно всего, чего угодно.
Ничего внешне не поменялось, а вот внутри, в душе, стали происходить изменения.
Сергей увидел себя, как проснулся на кожаном диване, в первый день своего небытия: вот он стал обводить комнату взглядом, а вот сейчас до него дойдёт, что ничего не может вспомнить. Кто он? Где он?
Ради эксперимента он коснулся другой верёвки, что висела прямо над головой, и смог воссоздать все звуки того утра. Ухватившись за верёвку слева, повыше, он ощутил, как холодок расползается по спине от страшной догадки.
Незаметно возник параллельный тоннель – среди синих верёвок с правой стороны примешались и жёлтые. На ум пришло сравнение с кабелем, в котором также множество разноцветных проводов.
Сергей тут же коснулся жёлтой полосы и вспомнил свой недавний сон.
Многого не хватало для полноты ощущений. Сергей двумя руками схватился за жёлтые верёвки и услышал шум дождя за окном.
– Можно мне попасть в тот тоннель? – спросил Сергей, обернувшись.
– Нет, – покачала головой Инга. – Понятен теперь принцип работы?
Ответа она не дождалась; не особо и надо – так видно.
Немного погодя слева возник оранжевый тоннель.
– Ого! Так ты говоришь, что там записано что-то счастливое? Сейчас посмотрим!
Сергей коснулся оранжевых струн и мысленно перенёсся в действительно счастливую, волнительную для него обстановку.
Много людей обступило его плотным кольцом. Их лица были размыты, нечётки. Только лица родителей Сергей видел отчётливо; они были счастливы, так же, как и он сам. И все эти люди тоже были рады за них – это чувствовалось.
Рядом стояла девушка и на руках держала что-то – не разглядеть. Но судя по движениям силуэта Сергей догадался, что она поправляет пелёнки.
Испытав досаду оттого, что приходится отвлекаться, Сергей потянулся рукой до ещё одной струны и снова закрыл глаза. К сожалению, лиц он так и не увидел, но услышал разговоры вокруг и крики маленького ребёнка.
– Видишь, Серёжа, как Настенька громко приветствует тебя?! – сквозь детский плач донёсся голос Вадима Аркадьевича.
О, счастливое мгновение! Остановись! Сергея действительно коснулось что-то счастливое, тёплое; понятное только ему одному мгновение.
Заметив ещё одну доступную оранжевую нить, Сергей попытался дотронуться до неё ногой – может быть, она позволит разглядеть лица? Но, не удержав равновесия, Сергей упал, и счастливое перемещение прервалось. Он хотел было снова прикоснуться к струнам, лёжа на земле – к сожалению, они растворились в воздухе – сказка закончилась.
Сергей перевернулся на спину и стал прислушиваться, как гулко стучит сердце. Поддаваясь убаюкивающим тёплым волнам, проходящим по телу, он ещё и ещё проживал тот короткий миг счастья, пытаясь вспомнить детали.
Полежав ещё немного, Сергей открыл глаза. Глядя снизу вверх, он стал осматривать футуристические стволы синеголовника, монументально тянущиеся к небу, отметив про себя, что своими шаровидными соцветиями растение напомнило ему элементы Решётки.
Сергей встал с земли, отряхнулся.
К тому чудному мгновению Сергей, пока шёл домой, мысленно возвращался не раз.
– Настенька… – произнёс он с нежностью и улыбнулся…
Глава двадцать шестая
Предчувствие
Несмотря на то что Вадим Аркадьевич на пенсии, он продолжает работать в институте: читает лекции, встречается с молодёжью, участвует в исследованиях, помогает коллегам.
«А как иначе? – говорит он. – Я не хочу стать старым маразматиком. Голова должна работать!»
Поэтому просто сидеть на берегу моря и доживать свой век, выращивая сад – это не про него. В свои года Вадим Аркадьевич способен ещё на кипучую деятельность; он ещё полезен людям. Хотя не в полезности дело – нравится человеку то, чем он занимается.
Две параллельные стены его кабинета от пола до потолка занимали шкафы, уставленные книгами и папками. У двери, ведущей на балкон, стоит письменный стол, за которым Вадим Аркадьевич сейчас складывал бумаги в папки. Среди комнаты на большом круглом ковре – журнальный столик с двумя креслами, в одном из которых недавно сидел Сергей. У двери располагался секретер.
В общем – чопорная классика: светло-коричневая мебель и белые стены. Вполне подходящее обиталище для Шерлока Холмса. Не хватает лишь рыцарских доспехов и коллекции холодного оружия на стене.
Но это был рабочий кабинет Вадима Аркадьевича – первое полностью законченное, отремонтированное в доме помещение. В отличие от остального дома, здесь решили не растягивать ремонт на долгое время и раскошелились на профессионалов. Кабинет, где можно было спокойно поработать, нужен был в первую очередь.
«Вот тебе и дом для отдыха, ха-ха».
Сюда Вадим Аркадьевич каждый вечер приглашал Сергея на приём. Именно на приём: как врач – пациента, а не как отец – сына.
После ухода Сергея Вадим Аркадьевич принялся наводить порядок на столе – это помогало ему наводить порядок и в мыслях.
Убрав бумаги в секретер, Вадим Аркадьевич допил каркаде и, подхватив с журнального стола жёлтую папку, подошёл к окну. Всё, чем делился с ним Сергей, он записывал в эту папку. Там же делал он свои пометки и фиксировал свои наблюдения за сыном в течение дня.
Например, доктор недавно выявил, что тон, с каким Сергей рассказывал о своих прогулках, поменялся. По тому, как Сергей подбирал слова, старался вести себя обычно, именно старался, Вадим Аркадьевич понял, что сын стал утаивать от него целый пласт своих внутренних переживаний. Ощущение двойного дна не покидало доктора.
Но после сегодняшнего приёма это уже не имело значения. Вадим Аркадьевич понял, что впереди – финишная прямая всей этой ситуации с Сергеем. К этой мысли подводит упоминание Сергеем Настеньки, своей дочери.
Вадиму Аркадьевичу пришлось взять себя в руки, чтобы ничем не выдать своего волнения: зачем Сергею потом ломать голову над его поведением? Пришлось и ему, как Сергею, подбирать слова, стараться вести себя как обычно; снова упомянуть, даже не так – слукавить про собирательный образ…
Возможно, Сергей непроизвольно, подсознательно поступал зеркальным образом? Или…
«Да. Скоро случится… – с печалью подумал Вадим Аркадьевич. – Ему станет больно…»
Вадим Аркадьевич пробежался взглядом по записям.
«Ну что ж. Когда-нибудь это должно было случиться… Главное – подготовить его к этой встряске…»
Дверь за спиной доктора открылась, и в кабинет зашла его супруга.
– Ты снова плакала? – обнял он Ольгу Ивановну. – Сядь в кресло.
– Как думаешь, сколько ещё осталось?
– Возможно, неделя, а возможно, и один день.
– А потом?
– А потом будет трудно. Очень трудно…
По щекам Ольги Ивановны потекли слёзы:
– Я очень устала, Вадим…
Вадим Аркадьевич пересел к супруге, на подлокотник кресла, приобнял её:
– Я знаю, Оля… Это непросто.
Помолчали немного.
– Что сегодня было?
– Инга рассказала ему про маркеры.
– Что за маркеры?
– Это такие словосочетания, за которыми следует целый комплекс ассоциаций. Например, я тебе говорю – «Новый год», и у тебя сразу возникает перед глазами картина с ёлкой, мандаринами, ты вспоминаешь их запахи, звук хлопушек и так далее…
– Это из-за них мы не говорим с Серёжей о главном? – Ольга Ивановна подняла красные глаза на супруга.
– Да, – кивнул Вадим Аркадьевич. – И уж коли они с Ингой заговорили об этом, то, похоже, скоро Серёжу и нас ждут непростые времена… Я уже молчу про упоминание Настеньки…
– Они и так уже давно наступили, – Ольга Ивановна снова прижалась к мужу. – Ты бы хотел, чтобы его сегодняшнее состояние продлилось подольше?
– Что есть – то есть, – неопределённо пожал плечами Вадим Аркадьевич. – Я надеялся таким образом преодолеть пик боли для Серёжи; эта ситуация – несомненный плюс для его физического состояния. Остаётся только поддерживать его на этом уровне – не дать скатиться. Уводить его дальше.
– Когда-то это должно будет случиться, – повторила его мысль супруга. – Ведь страшнее, если не случится, правда?
– Да…
– Как мы можем ещё помочь Серёже?
– Да как тут поможешь, когда такое… – тяжело вздохнул Вадим Аркадьевич. – Хорошо, что появится возможность приехать нашим родным и его друзьям – их поддержка будет необходима…
Ольга Ивановна задумалась.
– Почему ты вдруг сделал вывод, что Серёжа вернётся в течение недели?
– Не могу объяснить – предчувствие. Ты заметила, что он в последнее время раздражительный?
– Да, есть такое. Думаешь, это – предвестник?
– Думаю, он влюбился.
– Влюбился?! – Ольга Ивановна взглянула в глаза супругу. – При чём тут тогда раздражённость?
– Он разрывается между нами и Ингой.
– Считаешь? – задумалась Ольга Ивановна.
– Это ещё не вывод, Оля, а всего лишь предположение. Несколько мелких моментов, которые дают лишь мутный силуэт этой догадки.
– Что ещё?
– Смена настроения до и после прогулки; вспомни, с какой охотой он идёт на прогулку и с какой миной возвращается. Да и когда мы с ним сидим и он рассказывает, что произошло за день, то меня не покидает ощущение недосказанности. А о чём он может не рассказывать? О своих интимных переживаниях.
– Вот как, – Ольга Ивановна была растеряна.
– Красивая девушка, с которой они встречаются каждый день, физиологические потребности, весна, образ жизни, какой у Серёжи сейчас: всё это пробуждает в нём известные чувства…
– Но как это всё увязывается с тем, что Серёжа вернётся к нам? Может случиться наоборот – он из-за своих переживаний будет цепляться за эфемерное… Захочет жить в своём выдуманном мире…
– В том и дело, что эфемерное… Рано или поздно эфемерное уступит место реальному… Я думаю, в этом и кроется причина его раздражительности. А ещё я прихожу к выводу, что Инга – это завуалированный образ Веры. Именно её не хватает Сергею. Отсюда женский образ фантома… Вместе с этими чувствами в нём пробуждается прошлое…
Вадим Аркадьевич сильнее прижал к себе супругу. Ей нужно сейчас отдаться своим чувствам – выплакаться; такое нельзя держать в себе долго. Каждый день как в ежовых рукавицах.
Глава двадцать седьмая
Ночь пятая
У Сергея бывает так, что, проснувшись среди ночи, он начинал обдумывать свою новую идею, пришедшую накануне. Что говорить – увлекал его этот процесс, во время которого рождались всё новые и новые идеи. Это для него радостное время. Бывало, он шёл в свой кабинет и до самого утра работал; самое продуктивное время – глубокая ночь.
А сейчас шок опутывал сознание. Вся его, Сергея, мировая механика, все теоретические выкладки предстали перед ним, осознались во всей своей пугающей пустоте.
Он – лишь биомашина, приводимая в движение многочисленными плюсами и минусами материи. Не существует никакой воли, а есть стечение обстоятельств. Таково короткое эссе его научных работ.
Казалось, в этом мире нет ничего тёплого и душевного – всё это ушло; от безвозвратно потерянного щемило в душе. Сергей мысленно блуждал по этому холодному космосу и чувствовал себя непричастным к окружающему миру. Пустота всеобъемлющая.
Хотелось сопротивляться этому миру, но не было сил от незнания, что делать.
«Бог! Помоги мне!»
Совершенно неожиданно родился в душе Сергея этот крик.
Казалось бы, научная теория, которой Сергей посвятил так много времени, напрочь отвергает Его. Ведь душа человека – лишь информационный массив, не более; так ведь?
Хм… Как он был увлечён работой! Как хотел поделиться своими мыслями с миром! Это был бы прорыв в лечении многих психических заболеваний!
Теперь это всё не имеет значения. Пустота всеобъемлющая. Мысли о теории колючи, как синеголовник. А между его стеблями колышется паучья сеть, в которую попал Сергей.
«Бог! Помоги мне!» – этот посыл его души расходился вибрациями по нитям сети в поисках гармонии, как атомы первовещества посылают друг другу свои сигналы.
Такого морального падения Сергей ещё никогда не ощущал. Ему сейчас очень хотелось чего-то светлого, душевного. Он хотел опоры; чтобы Бог услышал его крик души, спас…
А пока чёрное Нечто камнем придавило сердце.
Сергей сел на кровати, понуро опустив голову. Он ощущал себя сидящим на самом краю Вселенной, свесив ноги в самую бездну.
С минуту он прислушивался к своему и окружающему миру. Потом пустой сосуд его души начал заполняться – воспоминания неумолимо, как тягучая смола, стали течь на дно. Да! Вот тот самый огонь, из-за которого он боялся ворошить прошлое; ещё горит. Значит, он ещё – человек, значит, ещё существует, коли снова больно…
Вера прихорашивалась у зеркала. Её одежда, входящая в контраст с домашним уютом, и еле уловимый запах духов навевали чувство, какое бывает перед скорым отъездом.
Сергей стоял у окна и ждал, когда его любимая добавит последний штрих к своему образу.
Прошло уже больше десяти лет, а его чувства к Вере остаются такими же острыми, как и в первое время знакомства. Чтобы ненароком не разгадать тайну этого долгого и счастливого мироощущения, Сергей отмёл сей неблагодарный психоанализ и погрузился в лицезрение красоты: красоты её жестов, волос, тела.
Вера обернулась, чтобы понять причину долгой паузы в их разговоре, и увидела мечтательную улыбку и пристальный взгляд Сергея.
«Что?» – с настороженностью спросила Вера.
«Засмотрелся просто», – улыбнулся Сергей.
Почему-то этот эпизод запомнился ему. Его память сделала последнюю фотографию жены именно в этот ничем не примечательный момент; Сергей ещё не мог знать этого – просто странное настроение посетило его вдруг.
То, что это было предчувствие, стало понятно позже, задним числом – ведь ничто не предвещало беды.
Улыбнувшись в ответ, Вера подошла к нему; они обнялись, поцеловались. Сергей нежно прижал её к себе, вдыхая запах её духов.
«Неужели я ревную?» – спросил он самого себя, анализируя своё странное чувство.
– Я буду скучать по вам, – сказал Сергей.
Может быть, этот факт так кольнул его сейчас, а не ревность?
– Мы тоже, – ответила Вера, – Хоть и едем на недельку.
– Ур-р-ра-а-а! Мы едем к бабуле!
Настя с Сашенькой стремглав влетели в комнату и присоединились к объятиям – дочурки чуть с ног не сшибли своих родителей.
В похожие моменты Сергей ловил себя на мысли, что очень счастлив в своём доме… Был…
Сергей вытер слёзы, повернулся набок. Он ещё долго лежал в постели и прислушивался к своим переживаниям, пока наконец усталость не сомкнула его веки. Ночь заботливо укрыла его своим звёздным одеялом.
Сергей засыпает.
Ему снилось, как он шёл с работы домой. Завернув за угол, Сергей увидел на площади толпу зевак. Торопиться особо было некуда, и он решил утолить своё любопытство.
Подходя, понял, что тут проводится рекламная акция винодельного завода.
На заднем плане большими бронзовыми буквами, метра два в высоту, было выложено название завода. По бокам стояли батареи больших и малых дубовых бочек, а посреди – улыбчивые девушки за барной стойкой разливали коньяк, вино и шампанское всем желающим.
Внимание же Сергея было приковано к столу, стоящему немного в стороне. На нём, накрытом зелёной скатертью, высилась пирамида из бокалов с шампанским.
Очень красиво: плавные повторяющиеся грани бокалов, расположенных рядами, преломлённый солнечный свет в стекле и всплывающие на поверхность тысячи пузырьков…
И тут произошло то, от чего впоследствии Сергей проснулся.
Внезапно из толпы зевак к этому столу подбежала неизвестная девушка. Она посмотрела по сторонам и остановила свой взгляд на Сергее. Желая понаблюдать за его реакцией, взяла из пирамиды один бокал. И, как можно уже догадаться, она взяла его снизу, а не сверху.
Не успев зафиксировать в своём сознании этот её странный шаг – его последствия, Сергей уже видел, как хрустальная пирамида начала складываться: бокалы стали крениться, падать друг на друга, со звоном разбиваться. Будто горизонт, сама земля покачнулась под ногами! Многочисленные осколки исчезали в золотых потоках шампанского.
«Да уж, – подумал Сергей, интерпретируя свой сон. – Так и память моя работает; без какого-то важного звена – всё рушится…»
Нужно отдать должное этой незнакомке – она показала более впечатляющий пример, нежели Вадим Аркадьевич со своими камнями домино.
Глава двадцать восьмая
День двадцать второй
Затишье
Облака, из-под которых часто выглядывало солнце, были сейчас похожи на брюхо низко пролетающего самолёта. Тени «крыльев» то и дело проходили по земле. И под этим «брюхом» на пляже Караджинской бухты шли последние приготовления сёрферов.
Что ни говори, а homo studere, то есть человек увлечённый, превращает нас в homo miratus, в людей, восхищённых его умением. А восхищаться Вадиму Аркадьевичу и Сергею было чем: настоящие трюкачи сегодня показывали своё мастерство в чувстве ветра. То ли ещё будет! Ведь большая часть спортсменов пока на берегу.
В лагере царила обычная подготовительная суета: кто-то только приехал и, поздоровавшись со всеми, начинал энергично вытаскивать нужное из машины. Кто-то одевался в гидрокостюм, кто-то подготавливал парус, натягивая или отпуская стропы, а кто-то, уже установив его на доске, заранее фиксировал гик на удобной для себя высоте.
Но самые нетерпеливые уже вовсю ходили по волнам, развлекая тех, кто оказался сегодня на пляже.
Вадим Аркадьевич с Сергеем подошли к лагерю.
– Эй, ребята, здравствуйте! Сегодня праздник, что ли? – полюбопытствовал Вадим Аркадьевич.
И правда, атмосфера была праздничной: лагерь был расцвечен и снаряжением, и музыкой, доносящейся из машин. Успели обустроить сёрферы и прилегающую территорию: поставить походные столы, стулья; рядом сумки-холодильники. Даже воткнули в песок несколько тотемов и флагов тех клубов, какие они представляют.
– Добрый день! Ну как сказать,– задумался над ответом долговязый парнишка. – Питерские приехали – хотят поучить нас уму-разуму.
– Вконец оборзели?! – шутливо возмутился Вадим Аркадьевич.
– Не то слово! – заулыбались сёрферы и глянули в сторону парня с чубом – видимо, он и был с берегов Невы. – Ум прям из ушей лезет.
Тот лишь добродушно улыбнулся.
– Сань, ты не видел подковку? Только что здесь была! – Один из парней шарил вокруг.
– Ну ты и левентик! – непонятно выразился Александр – тот самый долговязый. – На, держи!
– Вот блин! – пробурчал рассеянный.
Пока они искали подковку, Вадим Аркадьевич окинул взглядом остальных.
– Зачем? Чтобы не развалилось? – улыбнулся Вадим Аркадьевич – один спортсмен стоял неподалёку и заматывал скотчем мачту.
– Чтобы песок не попадал. Стас, тебе нужен скотч?
– Вы местные? – спросил Сергей.
– С Крыма.
– А кто с Питера?
– Они с той стороны, – кивнул блондин за машины.
– Соревноваться каким образом будете?
– Да не будет никакого соревнования – просто покатаемся в своё удовольствие, – улыбнулся Стас. – Себя покажем, других посмотрим.
– Ну ладно, удачи, ребят!
– Спасибо.
Вадим Аркадьевич с Сергеем пошли дальше – ближе к водной кромке. По другую сторону этой кромки готовился к выходу в море спортсмен. Он уже оттолкал свою доску подальше от берега и, подтянувшись, вскочил на неё. Потоптавшись немного, уловил в воде шнурок и стал тянуть за него – синее полотнище паруса постепенно стало отлипать от воды.
– Эй, Вася! Что ты раком вертишься? Нормально стартануть не можешь? – подали голос питерские.
– Я жду вас, ребятушки! Собирайте свои игрушки, и – вперёд! – с плотоядной улыбкой ответил Василий.
Его парус наполнился ветром, и доска задрейфила по поверхности моря.
Гости в ответ захохотали и продолжили готовить оснастку.
Пока Вадим Аркадьевич и Сергей провожали Василия взглядом, к воде подошла девушка с парусом; доска лежала неподалёку.
– Привет! А чего это хрупкую девушку заставляют носить такие тяжести? – спросил Сергей.
– Привет! Он вообще-то лёгкий! – улыбнулась она. – Ребёнок может донести.
– Но на всякий случай держитесь за нас, – Сергей сделал движение локтем, как бы предлагая взять его под руку. – А то ветер подует – улетите…
– Вот улететь я сейчас и попробую!
Вадим Аркадьевич и Сергей подошли к девушке поближе – любопытно ведь, как там парус крепится. Пока шли, успели познакомиться – имя девушки – Марина.
– Сама судьба заставляет вас заниматься этим делом, – сказал Вадим Аркадьевич. – Подходящее имя.
– Не, – покачала головой Марина. – Меня и заставлять не надо.
Шустро приладив парус к доске и немного поколдовав с парусом, девушка стала уверенно заходить в воду.
– Не холодно? – поёжился Сергей.
– Нет. У меня же гидрокостюм.
– Хороший такой гидрокостюм, – с кокетливой расстановочкой похвалил Сергей.
– Под ним, небось, носки шерстяные и штаны с начёсом, – сломал весь эротизм момента Вадим Аркадьевич.
Улыбка сёрферши стала ещё шире; и тут же девушка сделала лицо серьёзным – Марина попросила никому не говорить про носки со штанами.
– Тс-с-с, – приложила она указательный палец к губам.
Так же поворачивая парус, как это недавно делал Василий, девушка постепенно наполняла его ветром. Начав ход, крикнула:
– Оп! Ну всё! Я пошла! Всего хорошего, господа. Бывайте!
– Попутного ветра!
Ещё одно крыло стало рассекать степные ветра.
Сергей сравнил спортсменов с птицами, парящими у него над головой. Но так как отражения не было – море волновалось, то птицы были, скорее, акулами.
Вдали привлёк к себе внимание кайтсёрфер: поймав высокую волну, он взлетел с её гребня выше горизонта, к чайкам, как показалось наблюдателям с берега, и завис в том положении на несколько секунд.
Сергей вспомнил, с каким восхищением Инга рассказывала ему про свои впечатления от катания сёрферов. Вот и он тоже сейчас сопереживал им, наблюдая, какие трюки они выполняют. Пытался представить себе, что видит перед собой спортсмен – как это захватывающе, свежо и радостно от ещё одной победы над стихией, над собой.
– Смотри, Серёж. Как Марина резвится, – обратил его внимание отец.
Сергей быстро нашёл её ярко-красный парус. Изящная девушка лихо управляла алым полотнищем. Держась за гик, она с лёгкостью приручала лошадей Борея. Как любимица морских богов, она бесстрашно взлетала над волнами. Тот случай, когда имя характеризует человека.
Сергей мысленно дал спортсменам имена: Синий, Красный, Зелёный – по цветам парусов. У Васи, например, был синий парус. В этой компании он, судя по всему, был самым мастеровитым. Как рыба в воде, как птица в ветрах – с такой лёгкостью он управлялся со снарядом. Загляденье!
Тут к кромке воды стали подходить и другие участники. Один за другим они выходили в море и сразу же шли сначала против ветра. С берега за ними остался наблюдать Юрий – так его назвали в разговорах приятели. Вадим Аркадьевич и Сергей подошли к нему.
– Ого! – воскликнул Сергей, когда Синий сделал прыжок.
– Булочка, – Юрий тоже не остался равнодушен. – Класс!
– Это название такое?
– Да, «сырная булочка» элемент называется.
– Я думал, для таких трюков волны больше должны быть, а вон оно как… – проговорил Вадим Аркадьевич.
– Главное – взять воздух, – сказал Юра.
– А этот трюк как называется? – спросил Сергей.
– У них там, за бугром, зовётся «шака». А мы меж собой – «тулупом» кличем; как у фигуристов.
Теперь уже Марина исполнила этот элемент, и вновь можно убедиться – похоже.
Слово за слово – так и познакомились с Юрой. Он поведал Сергею и Вадиму Аркадьевичу много интересного про трюки, как они исполняются и в чём их сложность: видно – человек в теме; только непонятно, что он делает на берегу.
– Восстанавливаюсь, – от досады поморщился Юра и махнул рукой. – Связки потянул.
– Нелегко тебе, – посочувствовал ему Сергей.
– Ничего. Бывает.
– Я всё хотел спросить, а каким образом получается идти против ветра? – сменил тему Вадим Аркадьевич.
– Грубо говоря, негодное для хождения положение паруса – это сорок пять градусов слева и справа от левентика… – сделал Юра упор на слове «негодное».
– Левентик? – переспросил Сергей.
– Это положение, при котором нос корабля расположен прямо по ветру.
– А я думал, это ругательство такое.
– На этот счёт ничего не знаю, – усмехнулся Юрий. – Возможно. Вот. Эти девяносто градусов – мёртвая зона. А все остальные сектора вокруг нас пригодны для катания. Поэтому и ходим против ветра галсом: прошёл левым галсом, развернулся на девяносто градусов и идёшь дальше правым галсом…
– Не пойму; ветром же должно сносить…
– Не сносит, потому что есть такая полезная штука – шверт.
– А что, он там есть? – кивнул Вадим Аркадьевич на доску.
– Конечно! Куда же без него?!
– Не обратил внимания.
– Он спрятан в специальном колодце. Когда он нужен – его ногой просто выпускаешь…
– А как вы поворачиваете?
– Разворачиваться можно относительно шверта. На парусе есть точка парусности; в миру – этакий центр тяжести. Когда он расположен прямо под швертом, доска идёт прямо. Стоит парус наклонить вперёд, то центр тяжести относительно шверта перемещается вперёд – начнёт действовать рычаг и, соответственно, разворачивать корму относительно ветра. Если наклонить назад – нос.
