Дмитрий Николаевич Таганов
Кремлевский клад: Cosa Nostra в Москве
17. Встреча
Я прилетел в Рим после полудня. Через два часа я уже несся в полупустом автобусе по холмистым просторам Тосканы в сторону Флоренции: в точности, как мне посоветовал важный московский чиновник по фамилии Черкизов.
Во Флоренцию мы въехали, когда уже смеркалось. С историком Сизовым у меня была назначена встреча поздно, – в десять, когда он вернется от дочери, – поэтому у меня оставалось два часа с лишним, и я пошел гулять по Флоренции.
Едва я ушел от обычной безликой суеты автовокзала, вошел в узкие улочки старого города, увидал за черепичными крышами купол знаменитого собора, я почувствовал, что оказался в нужном месте, и в самое лучшее летнее время.
Я взялся за это дело по нескольким причинам. Во-первых, мне стало просто жалко этого Сизова с его несчастной дочерью. Во-вторых, я никогда не был до этого во Флоренции и в ее прославленных музеях. В третьих, и это самое главное, я никогда не только не работал внутри настоящей итальянской мафии, – я ее даже никогда раньше не видел. А ведь я был сыщиком.
Я шел по узким улочкам, вдыхал теплый южный воздух, поглядывал на стайки веселых счастливых туристов, на прекрасные палаццо и церкви, поднимавшиеся надо мной в звездное небо, и постепенно, незаметно начал растворяться изнутри, как кусок сахара в стакане чая, превращаться из мотка московских нервов в поток тихого и спокойного восторга.
Все улочки в этом городе вели к главному храму. Я вышел на площадь перед ним, поднял вверх голову, на его мраморные, белые с зелеными отбивками стены, на уходящий в небо ребристый купол, – один из величайших в Европе, – и мое, уже умиротворенное сердце, заколотилось громче. Я знал историю этого великого собора: я прочитал перед отъездом в Интернете все, что успел. В прошлом этого великого католического собора было много крови. Коварное покушение перед алтарем на двух братьев-наследников фамилии Медичи. Смерть от кинжала младшего и чудесное спасение после храброй кровавой схватки старшего, Лоренцо, нареченного впоследствии Великолепным. Было это в том же 15-м веке, в архивах которого копался, как я потом понял, мой новый клиент историк Сизов.
Я обошел кругом эту площадь, с малым храмом-баптистерием в центре, у которого даже в темноте толпились туристы, восхищаясь прекрасными барельефами на бронзовых створках дверей, и побрел к реке.
Река Арно блестела под ранними вечерними звездами в глубоком и каменистом ложе. Это была горная и дикая река, сейчас спокойная и мирная, вся в камышах, с утиной возней на закате, но грозная, – и тоже со своей историей. Слева и справа от меня внизу шумели невысокие водопады, на противоположном берегу поднимались холмы, изящно изгибались над водой мосты.
Я направился к самому странному мосту, из виденных мною: четырехэтажному, застроенному, как маленький город, в котором даже жили. Это был знаменитый Понте Веккио. Я ступил на его древние камни и медленно побрел среди веселой праздничной толпы. Вниз по течению реки, на запад к морю, небо еще розовело, и золотило бронзу стоявших на мосту скульптур. Но только с середины моста можно было увидеть воду реки или далекие холмы: с обеих сторон, от берега до берега, мост был застроен лавками, еще с тех самых средних веков. Они и теперь бойко торговали ювелиркой, сверкая современными витринами и огнями. Под ними, на двух этажах над рекой в тесных комнатках жили люди, и тоже со средних веков. Но над лавками, на тонких ножках арок, висел еще один, самый верхний, четвертый этаж, – двухкилометровый коридор, построенный тем же Лоренцо Великолепным. Познавший ужас покушения еще в юности, он ходил из своего соседнего палаццо на работу в городскую Сеньорию только по этому коридору, не имея нервов спускаться и смешиваться с городской толпой, особенно на этом узком мосту.
Я был потрясен мостом. Еще и потому, что знал, кто ходил по нему, по этому пятиметровой ширины фантастическому переходу. Ходил точно, как я, и чувствуя, возможно, то же самое. Леонардо да Винчи. С этого моста открываются те же тосканские холмы, что и на его «Мона Лизе». Микеланджело Буанарроти тоже впитал с детства эти виды, он родился в этом городе. Эти холмы и краски – на его фресках. Здесь бродил и наш Достоевский, живший отсюда в ста шагах, и мрачно писавший своего «Идиота».
Я перешел на другой берег реки, вернулся, снова перешел мост, потом еще раз вернулся и пошел вдоль набережной. Я шел под арками коридора, построенного для своей безопасности Лоренцо Великолепным, шел его же путем, полагая, что он приведет меня к площади пьяцца Сеньории, куда он ходил, и где у меня была назначена встреча с московским профессором Сизовым. Но до этого оставался еще час.
Я прошел пустынной по вечерам, но людной днем и бурлящей очередями в галерею Уффици, колоннадой, и вышел на площадь. В пяти метрах, у входа в Сеньорию, передо мной возвышался и белел в сумерках четырехметровый мраморный «Давид» Микеланджело, – с отбитой рукой человеческим телом, сброшенным когда-то с башни. За спиной шуршала подошвами туристов площадь, – на ней полтысячи лет назад горели костры из прекрасных картин и мудрых книг, и метались в исступлении фанатики. Все в этом городе дышало удивительной, но страшной историей, – но как могло быть иначе в колыбели мирового искусства?
Я еще покружил по этой площади, взошел на бельведер, подивился выставленными тут античными мраморами, спустился и сел на теплые от солнца каменные плиты ступеней. Сюда и должен был прийти мой Сизов.
Теплый южный вечер, гуляющая счастливая публика, прекрасная вокруг архитектура – вводили меня в тихое созерцательное состояние. В двух шагах, у колоннады, стоял бронзовый, и живой, человек, изображавший бронзовую же скульптуру. Каждое его движение и жест были верхом изящества – именно так, наверное, двигались люди времен Ренессанса. Туристы так и льнули к нему фотографироваться. Потом подошел и устроился невдалеке гитарист. Он присел на складном стульчике, настроил гитару, и, отражаясь многократно от старых камней, понеслись дивные звуки лютневой музыки.
Сизов пришел ровно в десять. Сначала я не узнал его, – потому, что не сразу опустился из мира грез на преступную землю. В сумерках он показался мне серым лицом, а в окружении флорентийских красот – неуместным со своим горем.
– Спасибо, что приехали, Николай. Посидим? – и Сизов пристроился рядом со мной на плитах.
– Так что мы будем с вами делать? – спросил я не сразу, стараясь не пропускать звуков лютневой мелодии.
– Я вас попрошу быть неотлучно рядом с ней. Ну, где-то недалеко, я имею в виду. Только днем. Вечером на виллу буду приезжать я.
– А ночью?
– Пожалуйста, не надо так шутить.
– Какие шутки! Ночью с кем она будет? Или мафиози ночью только спят?
Сизов закрыл глаза ладонями и потер их, как после сна.
– Дело в том, что днем я должен работать. Я не могу весь день представлять про нее всякие ужасы. А ночью я сплю, и снов не вижу, – если вам это интересно.
– Может, вы все-таки обратитесь в полицию?
– Нет. Тогда они убьют ее. Полиция найдет только ее труп. Если найдет.
– Вы уверены?
– Абсолютно. И вы сами только не вздумайте это сделать. Никакой чтобы полиции!
– Надо мне на них посмотреть…
– Завтра увидите.
– У нас не было в Москве времени, и вы не сказали… что за работа у вас такая?
– В архиве.
– Из-за каких-то старых бумажек вас так жмут?
– Из-за бумажек…
– Что в них?
– Когда-нибудь скажу. Или не скажу.
– Получается?
– Пока нет. Но еще есть полторы недели.
– Что потом?
– Я не знаю. Я должен все успеть, тогда они ее освободят. – Сизов еще потер себе глаза. – Я очень устал. Поедем. Переночуете сегодня в комнате дочери. Моя машина на набережной: пришлось снова взять в прокате.
На набережную мы прошли пустынной колоннадой Уффици. Закат над рекой уже догорел, но небо в стороне моря было светлее, и высокий загадочный мост чернел на его фоне.
18. На новую работу
Рано утром Сизов повез меня на виллу дона Спинноти. С набережной левого берега реки Арно мы взлетели на холм, в окнах промелькнули черепичные крыши и башни города, затем сразу начались виноградники и ухоженные фруктовые сады. Через полчаса мы припарковались у высокого кирпичного забора с бритвенной проволокой поверху, у проходной, около серых стальных ворот. После нескольких итальянских фраз, сказанных Сизовым по «домофону», нам предложили подождать. Ждали мы полчаса, наконец, дверь проходной отворилась, и мы вошли. Кроме двух охранников в форме в проходной стоял еще блондинистый парень в джинсах. Тот без тени улыбки или намека на приветствие мрачно оглядел нас, особенно внимательно меня. Я ожидал какого-нибудь разговора, вопросов, но этого не было, только молчаливое разглядывание моей персоны.
– Паспорт! – сказал на чистом русском блондин, и я с интересом посмотрел на этого «предателя». Я вынул из кармана паспорт и протянул ему. Но паспорт из моей руки забрал не блондин, а охранник, и даже не раскрыл его.
В отеле любой страны мира при регистрации нужен паспорт. Но здесь, на частной вилле, это было неожиданно и неприятно. Паспорт мне не вернули, и уже через десять минут он лег в сейф в кабинете «дона», рядышком с таким же паспортом и кошельком Тани Сизовой.
– Что в рюкзаке? – спросил «предатель» блондин.
– Оружие, – ответил я.
– Достань.
Я снял с плеча свой рюкзачок, в котором была лишь смена белья, книжка, да ветровка, и без слов, с силой, швырнул тому в живот. Тот поперхнулся, и даже пригнулся. С пола мой рюкзак поднял охранник, раскрыл и начал в нем копаться. Ничего тут его не заинтересовало: ожидая какой-нибудь шмон, я даже перочинный ножик, чтобы порезать хлеб, с собой не взял.
– На себе что? – спросил блондин уже с вызовом.
– Ширинку расстегнуть?
Ко мне подошел охранник с ручным металлодетектором, стал водить им по моей одежде, потом и щупать руками – от ног, до самой шеи. С «тела», то есть из кармана, он снял у меня, с радостью легаша, только мобильник. Его я тоже больше не увидел.
Наконец, двинулись за проходную. Втроем мы пошли по дорожкам парка: блондин первым, за ним мы с Сизовым. Впереди, за густыми деревьями белели колонны виллы, – старинной, чуть ли не античной постройки. Но, оказалось, мы направлялись не туда.
Мы проходили мимо виллы, а с высоких ступеней, под мраморной колоннадой, за нами наблюдали несколько фигур. Я не выпускал их из бокового поля зрения: это и были «главные мафиози». Один пожилой, второй молодой, потом рядом с ними появилась еще и женщина. «Вот они, самые настоящие итальянские мафиози…». От них я тоже не ждал теперь знаков внимания, поэтому и сам не кивнул, и мы прошли мимо них молча. Постепенно я начинал представлять здешний расклад для себя и для Сизовых.
Мы подошли к приземистому зданию, протопали вверх по узкой деревянной лестнице и оказались в узком коридоре с несколькими дверями.
– Здесь будешь спать, – сказал блондин и ткнул ногой фанерную дверь в узкую комнату. – А здесь живет твоя подопечная. Твоя и моя. Вместе будем ее стеречь. Вопросы есть?
Блондин стукнул кулаком в противоположную через коридор дверь, та была заперта. Он усмехнулся:
– Всегда запирается. Боится.
– Танечка, это я, твой папа, открой нам, – позвал Сизов. Дверь Танечки отворилась, но нешироко, сама она осталась в проеме, с испугом глядя то на блондина, то на меня. – Не бойся, Танечка, это Николай, он из Москвы, я тебе о нем говорил. Ты его не узнала? Ах да, ты была маленькой… Он наш родственник, он побудет с тобой, когда меня нет.
– Здравствуйте… – тихо сказала девушка. – Вы все хотите ко мне войти?
– Нет, не хотим, – сказал с усмешкой блондин, – но нужно.
Он толкнул ногой дверь шире и прошел в комнату первым, за ним – Сизов, но я остался в дверях.
– Слушайте и запоминайте, – продолжил блондинистый «вохр», – Прогулки по парку, – по желанию, но с моего разрешения, и я всегда буду рядом. Вечером, после девяти – отбой, девочка уходит в комнату, а папочка – на улицу. Про тебя, родственничек, я еще уточню. Еду буду приносить в номера сам: вот какой вам сервис! Чтобы ни телефона, ни Интернета, – с этим строго! Каждого накажут по-своему.
– Ты что, и меня собрался здесь запереть?
– Если хочешь, чтобы тебя обратно на виллу впустили, тогда не выходи. Выйдешь – больше не войдешь. Понял? Что еще?
– Это ты будешь мне за начальника?
– Считай, Коля, что да. Буду. Не нравится?
– Нет.
– Потерпи полторы недели. И очень советую тебе – со мной повежливее. А то пожалеешь.
– Что тогда сделаешь?
– Убью.
– Ну, раз так… Тогда это для нашего знакомства!
Я ударил его правой в челюсть, сбоку, как в спортшколе когда-то укладывал в нокауты. «Предатель» щелкнул зубами, закинул под моим кулаком голову, качнулся назад, бухнул затылком об стену и сполз на пол. А, вообще, кокой ответ может быть человеку, который ни с того ни с сего и вполне серьезно говорит тебе «Убью»? Сизов с дочерью в ужасе смотрели на это. Но сделать мне так было необходимо, – хотя все получилось непроизвольно, само собой, – и это было еще самым слабым ответом на унижения обоих Сизовых, а теперь даже на мое личное. Зато этот русский холуй, последняя «шестерка» на этой вилле, сообразит, с кем будет иметь дело. Да и с Таней станет учтивее. Мафия из-за этого одного на меня не обидится, – это я чувствовал по здешней «атмосфере», – а, может, и научит его манерам. Я ткнул его носком кроссовки в бок, тот заморгал глазами, заворочался и начал вставать.
– Больше не хочешь? – спросил я и сжал перед его лицом кулак. – И запомни, чуть что, буду бить каждый день. Вечером, после отбоя. Расскажи это своему боссу, и передай, что ты мне не понравился. И еще передай, что мне с ним поговорить бы лично не мешало. Все запомнил?
Блондин мне не ответил, прошел осторожно бочком мимо меня, не задев, и вышел в дверь.
– Зачем вы так! – зашептал Сизов с ужасными глазами.
– Вы еще не поняли – зачем?
– Он отомстит! Он же сказал – убьет.
– Это касается только меня. И не надо вмешиваться, у меня свои методы. К вам, Таня, он не приставал?
– Приставал.
– Вот видите. Тогда тем более полезно.
– Ты ничего мне не говорила! – Сизов теперь в ужасе повернулся к дочери.
– Ах, папочка… – дочь обняла отца и тихо заплакала на его груди.
На вилле, когда позвонили из проходной, Марио с отцом сидели в кабинете и беседовали о текущих делах в Милане. Консильери Филиппо сидел рядом, записывал в блокнот, но в разговор не вступал.
– Пропусти, – сказал в трубку Марио. – Передай Тере, чтобы потом зашел. Они приехали, папа. Поглядим? – сказал Марио отцу и положил трубку.
– Что ж, выйдем. Зря ты это позволил. Он полицейский, – ответил ему отец. – И чужой человек в доме. А ты мне про Джулиано еще выговаривал…
– Тот работать без этого не мог. Говорит – его родственник.
– Все равно – зря. Он полицейский.
– Кто бы ни был, мы на даче, а не в Милане. Риск небольшой. Зато нервы ему успокоит.
– Ладно, сам будешь с этим разбираться.
Вдвоем они вышли на ступени колоннады. Солнце стояло уже высоко, но было еще не жарко.
Внизу из проходной вышли трое мужчин и, не спеша, направились к флигелю.
– Крепкий парень, – заметил «дон», осматривая незнакомую фигуру. – Родственник, говоришь?
– Это он говорит.
– И ты веришь?
– Не верю. Но я его предупредил.
За спиной скрипнула входная дверь.
– А! Вы тоже здесь гуляете! – за их спинами стояла Анжела. – Кто это к нам приехал так рано? Еще русские?
– Один, – ответил ей брат. – Остальных ты уже видела.
– Тот высокий? Какой красивый…
– Уж ты разглядела…
– Это ее парень?
– Не знаю.
– Ты и его убьешь?
– Не знаю.
– Не надо убивать, он мне нравится.
Трое неторопливо прошли мимо виллы и скрылись в кустах парка.
Теря пришел на виллу через полчаса, доложился охраннику и остался ждать у дверей. Марио спустился к нему сам.
– Ну, что?
– Поселил, объяснил.
– Отвечаешь теперь за обоих. И особо – за парня.
– Будет сделано. Кто он ей?
– Неважно. Что у тебя с лицом?
– Так… Споткнулся, и об дверь.
– Заметишь что, сразу докладывай. Все, иди.
– Этот новый мужик что-то еще вякал: хочет поговорить с вами.
– С тобой пусть разговаривает. Иди.
19. На скамеечке
Джулиано увидал Таню на следующий день после своего неудачного визита к ее отцу. Он шел утром к гаражу, чтобы поехать прокатиться, и вдруг увидал на парковой скамеечке девушку. Он подумал сначала, что это Франческа, с которой был знаком, приветственно помахал ей рукой, но та не ответила и демонстративно отвернулась. Что-то здесь было не так: это была не Франческа, а неизвестно кто. Напротив девушки, на другой скамеечке сидел молодой блондин, которого он несколько раз тут видел.
Джулиано завел «Мазерати», прогрел с минуту мотор и, выезжая из гаража, опять взглянул на ту скамеечку. Девушка сидела так же, отвернувшись. Джулиано вышел из машины, чтобы закрыть ворота гаража, поглядывая на девушку, – и та обернулась. Он узнал ее, но сначала не поверил этому. «Почему здесь? И без отца? Она ли?»
Джулиано подошел ближе и зашел так, чтобы та, даже отвернувшись, увидала его:
– Сеньорита Таня? Вы меня помните?
– Нет, я вас не помню, – ответила Таня по-английски, не поворачиваясь.
– Как вы тут оказались?
– Это вам лучше знать.
– Я не знаю, поверьте!
– Тогда спросите у хозяина виллы. Потому, что я тоже этого не знаю.
– Мне можно с вами присесть?
– Спросите сначала у этого, – она кивнула на блондинистого парня.
– Кто он? Брат, жених?
– Тюремщик. Вы что, прикидываетесь?
Несколько минут ушло на то, чтобы объяснить Джулиано, почему она тут сидит под наблюдением Тери. Таня, не таясь, выложила Джулиано все, что она думала об этом.
– Что им нужно от вашего отца? – только и мог растерянно спросить Джулиано.
– Я ничего не знаю! Спросите это лучше у своих хозяев!
Но в Танином голосе уже слышались явственные кокетливые нотки. Ей ужасно скучно было на этой вилле: книжек на русском языке тут не было, по телевизору мелькало только на итальянском языке, а Терю она ужасно боялась. На его откровенные заигрывания она не отвечала даже взглядом. Поэтому, заметив у гаража Джулиано, узнав его, сердечко Танино радостно забилось: он ей понравился еще в отеле.
– Так, выходит, я не могу пригласить вас на прогулку на этой машине?
– Пригласить вы можете. Спасибо. Но только и всего.
– Я поговорю с этим… – Джулиано подошел к Тере, и тот вынул из своих ушей наушники. Через полминуты Джулиано вернулся обратно и сел на скамеечку рядом с Таней. Молчали с минуту, Таня заговорила первой.
– Вы гостите у этих бандитов?
– Можно и так это называть.
– Вы тоже бандит?
– Я – нет.
– И вы ничего про них не знали?
– Про вас нет, конечно…
– А про все остальное?
– Это очень сложно… мы в Италии.
– Ничего сложного. Значит, вы тоже бандит. Мне пора. Видите? Теря встал. Сейчас он поведет меня в камеру.
– Я вас увижу?
– Если меня тут не задушат.
– Я буду приходить сюда во время ваших прогулок.
– Как трогательно! Только не пробуйте меня выкрасть отсюда. У вас ничего не получится. И я с вами не побегу. Потому, что вы тоже бандит.
Джулиано проследил, как Теря провел Таню в дверь флигеля, сел в «Мазерати», газанул, и из-под широких задних шин ударили в ворота гаража струи гравия.
20. За проволокой
Первый день на вилле я перенес как-то легко. С утра – новое место, новые лица, опять же и адреналинчик после «контакта» с Терей еще поигрывал. Но со второго дня она начала на меня наваливаться, как медведица, – ее величество Скука. Не знаю, как у других людей, а у меня в жизни всегда с одной стороны Боль, во всяких ее проявлениях, а другая противоположная стенка – Скука. И вот гонишь по этому коридору куда-то вперед, изо всей мочи, изо всех своих сил, да еще будто кто-то погоняет сзади, – и одна у меня забота, как бы не «мазануться» по одной или по другой стенке…
Кормили тут отлично. И не похоже было, что «объедками» с барского стола. То же самое приносили и охранникам, и механику в гараже, и прочим «служащим», кого я уже тут приметил в этих стенах под бритвенной проволокой.
Уже с вечера первого дня начал я свои неторопливые прогулки – для предварительной разведки. Мысль – бежать из этого «райского» лагеря вместе с «подопечной» у меня зародилась с самого начала. Бежать без паспортов, конечно, было плохо, но лучше, чем… Мне так и не было еще ясно: лучше, чем что?
Протаранить стальные ворота на каком-нибудь «Мазерати» из гаража нечего было и думать. Махнуть по старинке, с простынями да веревками через четырехметровую стену с бритвенной проволокой, – тоже не привлекало: видеокамеры стояли и глядели на меня холодными глазками со всех сторон.
Ничего иного пока не приходило на ум, и я просто гулял. С Танечкой забот оказалось много меньше, чем я предполагал. Она обычно сидела на скамеечке, с Терей немного поодаль, на другой скамеечке, и тогда я кружил по соседним аллеям, не выпуская их из виду. Иногда мы с ней молча гуляли под ручку. Но как только я о чем-нибудь с ней заговаривал, так у нее сразу начинал дрожать подбородок, и я умолкал. Остальное время она сидела взаперти у себя в комнате, и тогда у меня вообще не было никакого занятия, за которое мне не стыдно было получать плату от Сизова. Вечером, уже в сумерках, приезжал он сам, они запирались в комнате с дочкой, и тогда я вконец не знал, куда бы мне податься от тоски и скуки.
Но с третьего дня кое-что в поведении моей подопечной круто изменилось. Изменился и состав ее «опекунов». На свою скамеечку она вдруг стала допускать во время прогулок третьего – незнакомого брюнета, итальянского парня. Тогда-то с ее скамеечки я впервые услыхал ее смех.
– Кто это? – спросил я ее, провожая в комнату, чувствуя, что имею на это полное право.
– Так, один мой знакомый, – ответила она очень легко, и заперла за собой дверь.
Анжелу я увидал тоже на третий день. Я отгулял днем положенное время с Танечкой, проводил ее в комнату, удостоверился, что никто на ее запертую дверь не посягает, и снова вышел в парк.
Этот парк, или старый фруктовый сад вокруг древней и прекрасной виллы, сам по себе был нечто. Мало того, что все тут благоухало, каждый лист или травинка, но особенно чудесно пахла мало знакомая мне густая листва инжира. Но, самое главное, тут по всем дорожкам стояли мраморные скульптуры.
В российском Петербурге, в Летнем саду, тоже стоят мраморные скульптуры. Они тоже старинные, и тоже из Италии. Но на те, бывает, посмотришь – и мурашки бегут по коже: полуголые богини на резком балтийском ветру, под холодными струями нескончаемых дождей. Брр… Но царю Петру это нравилось – раз он за большие деньги переселил на свои болотистые берега этот мраморный народец из здешнего рая.
Так я брел в глубокой уже скуке по дорожкам парка, поглядывая на этих счастливых родственников питерских ссыльных. Этим-то было тут очень хорошо. Их гладкий мрамор был теплым от долгого и ласкового солнца, у ног их вились родные им плющи, карабкались по мрамору постаментов выше и выше. А ароматы! – богини их, возможно, тоже чувствовали.
Мраморные статуи, – понятно, – белые. И мои глаза уже благосклонно привыкли к этим безмолвным призракам, белым пятнам в густой листве. И вдруг впереди на дорожке стоит одна ярко красная! Я даже приостановился: так это показалось неожиданным – вот так богиня… Очень стройная, и не на постаменте, а на песке дорожки. И живая.
Именно так я возвратился на землю: оказывается, я уже витал в облаках – старые итальянские скульпторы хорошо знали свое дело!
Она не смотрела на меня, а просто стояла. Я слегка замешкался, – ведь она могла меня испугаться, она была здесь у себя дома, и вдруг незнакомец… Кто она? Жена главного мафиози? Или его дочка? Красная статуя впереди вдруг повернулась и взглянула на меня. Несколько секунд мы так молча глядели друг на друга. Затем я сделал медленный шаг вперед и пошел к ней. Метров за пять до нее я, как сумел учтиво, поклонился и сказал про доброе утро: Бон джорно.
– А-а! – она неожиданно и очень мило изумилась, – Вы уже знаете такие слова! – Это она сказала по-английски, и сразу заговорила быстро по-итальянски, но я ничего не понял.
Я подошел по дорожке ближе. За два метра от нее остановился и повторил: Бон джорно. Теперь она уже громко засмеялась, и я за ней. Так мы познакомились – прекрасным утром, в саду итальянской виллы, за колючей проволокой.
– Я – Анжела, – сказала она, продолжая похохатывать. – А вы у нас новый русский?
– В некотором роде. Я – Николай.
– А! Вам у нас тут нравится?
– Неплохо.
– Ваше имя по-английски – Ник, раз уж мы заговорили на этом языке. Не возражаете?
– Нисколько. Вы такая красивая. Я чуть было не принял вас за одну из этих богинь.
– Как мило! Я могу не устоять перед вашими комплементами.
Мне только сначала показалось ее платье красным, – в контрасте с зеленью сада. Оно было розовым, облегающим, ее высокая и открытая грудь как будто вырывалась из него, а полные бедра растягивали его спереди глубокими поперечными складками. Мне казалось неудобным оглядывать ее фигуру, – она ведь смотрела мне в глаза, – но то, что я рассмотрел в ней боковым зрением, меня восхитило.
– Вы тоже мафиози? – спросил я прямо, но с широкой и дружеской улыбкой.
– Нет, но я дочка. А это, как вы понимаете, одно и тоже. Вас это пугает?
– Тогда я сюда бы не приехал. Меня ничего не пугает.
– Ник, тогда вы тоже, наверное, мафиози. Ведь в вашей России есть мафиози?
– Полным полно.
– Так вы русский мафиози, Ник? – она вдруг сделала шаг навстречу, остановилась, улыбаясь, очень близко, и я почувствовал аромат ее волос.
– Я вас огорчу. Никогда им не был. Я сюда приехал за русской девочкой. Вы ее видели?
– Очень милая. Она ваша подружка?
– Нет. Но ей у вас плохо, и она хочет домой.
– Мне тоже тут очень скучно. И зачем я сюда приехала? Тогда вы, наверное, русский полицейский. Я угадала?
– Ваш папочка разве пустил бы сюда полицейского?
– Он уже старый. И очень больной. Он мог не разобраться. Но вы с ним по-осторожней… – она вдруг резко повернулась на каблуках, скрипнув песком, и молча пошла по дорожке к вилле. Розовое платье туго облегало ее фигуру, полные бедра покачивались, длинные красивые ноги плавно несли ее мимо застывших мраморных статуй.
– Я вас еще увижу, Анжела? – крикнул я ей вдогонку. Но она не повернулась и не ответила. Только подняла над головой руку и помахала мне одними пальчиками.
