Дмитрий Николаевич Таганов
Кремлевский клад: Cosa Nostra в Москве
Анжела следила за своей сестрой с начала ужина. Она сразу заметила, как та глядела на гостя: стреляла в него глазами и сразу застенчиво их опускала, тихая улыбка не сходила с ее губ. Забавляясь, Анжела наблюдала и за Джулиано: сколько раз и как взглянул тот на ее сестру. Но она с удовольствием заметила, что тот скользил глазами по ее собственной открытой груди много чаще.
– Вы очень скоро увидите мое платье, – ответила Франческа сестре, блестя глазами и улыбаясь. Вы как раз тогда отыщите клад, и у нас будет праздник.
– Вот, точно… давайте спросим девочку! – сказал вдруг Марио. – Она должна все знать о будущем, пусть она будет нам пифией, прорицательницей. Франческа, мы найдем клад?
Франческа сначала смутилась, но потом взглянула на Джулиано и тихо ответила:
– Вы его найдете.
– Тогда я прошу всех поднять бокалы, – сказал дон Спинноти и встал со своего места. – За наш успех и московский клад!
15. Похищение
Встреча с Марио была назначена Сизову на шесть вечера. Сизова сначала удивило позднее время, но он решил, что таким образом не хотят отвлекать его от работы в архивах, да и сам «спонсор» мог быть занят в своей паркетной фирме. С раннего утра в этот день Сизов писал и переводил на итальянский язык научный отчет о проделанной работе, – точно так, как бы это полагалось в его институте. Но когда Сизов к шести часам подошел к офису «спонсора», на душе у него было тяжко.
Охранник у входа улыбнулся ему и пропустил без вопросов. За дверью офиса ему тоже улыбнулась милая секретарша. После этого дверь кабинета хозяина отворилась, за ней стоял и тоже улыбался ему Марио.
– Профессорэ, как я рад, я вас так ждал. Джульетта, ты можешь идти, ты больше мне не нужна.
– Спасибо, сеньор Марио.
– Профессорэ, прошу вас…
Сизов в этот раз внимательней рассмотрел просторный кабинет «хозяина» паркетной фирмы. С изумительным вкусом были подобраны драпировки на стенах, картины, мебель в стиле Art-Deco. Самым поразительным был наборный пол кабинета – это была витрина паркетной фирмы. По такому шедевру, составленному из множества пород цветного дерева, Сизову было боязно ступать, и он как-то бочком прошел по нему.
– Присаживайтесь, профессорэ. – Марио дождался пока Сизов не устроился на высоком стильном кресле перед его столом, и только потом зашел за письменный стол к своему месту.
– Ну, я вас внимательно слушаю. Чем порадуете?
Сизов, мешкая отвечать, начал вынимать и своей папки бумаги с отчетом и раскладывать их на столе. Потом он прочистил горло и тихо сказал, не отрывая глаз от своих бумаг:
– К сожалению, сеньор Марио… я вас не обрадую.
– Я слушаю, профессорэ.
– Ничего нового и интересного для вас в архивах я не нашел. Где лежат московские клады – я не знаю.
– Вот те раз… Подробнее, пожалуйста.
– Тут я все для вас подробно написал… – Сизов провел ладонью по своим бумагам. – Вы потом, пожалуйста, почитайте.
– Я не люблю читать, можете унести это с собой.
– Дело в том, что многие бумаги из архива Фьораванти оказались утерянными после наводнения…
– Это следовало ожидать, профессорэ. Может, вы что-то скрываете от нас?
– Что я могу скрывать! Я вам тут все написал. Хорошо, не буду вас утруждать отчетом, я сам расскажу. Нашлись интересные исторические факты…
– Не надо исторические факты. Только про клад. Где нам его искать?
– Не знаю.
– А что вы тогда знаете?
– Не понимаю вас.
– Вы две недели жили тут на наши деньги. Вам были предоставлены все возможности.
– Господин Марио, прошу вас изменить тон. Кое-что новое об этом кладе я все-таки узнал. В моем отчете все написано.
– Что написано? К чертям ваш отчет!
– В архиве Фьораванти до наводнения имелся какой-то лист с планом, pingo consilium. Теперь его нет в тех бумагах. Возможно, на нем отмечено местоположение клада.
– Где этот план?
– Он унесен водами реки или затерян в чужих архивах.
– Вам придется его найти.
– Не понимаю…
– Вы останетесь у нас и будете искать этот план, пока не найдете.
– Вы забываетесь! – вскричал Сизов, переведя дословно на итальянский язык это любимое русское восклицание.
– Вовсе нет, – спокойно ответил Марио и ударил ладонью по кнопке изящного колокольчика на своем столе.
Дверь за спиной Сизова отворилась, и от этого звука у него пробежали марашки с поясницы до затылка. Он обернулся, когда вошедшие в кабинет остановились у него за спиной. Их было двое, они стояли у окна и против света, но одного из них он сразу узнал: блондин, с которым на прошлой неделе приезжал к ним в отель Марио. Второй был чернявый и незнакомый.
– Так вот, проф, вам придется остаться и продолжить работу.
– Я не могу. И я свободный человек.
– Теперь нет, не свободный.
– Вы что, всерьез хотите меня что-то заставить?
– Именно. Вы никуда отсюда не уедите.
– Вы спятили, Марио.
Сизов заметил, как Марио подал знак двоим за его спиной, и сразу почувствовал, как кресло выскочило из-под него, он полетел с него на пол и больно ударился затылком о блестящий наборный паркет. Он оставался лежать на полу, а Марио встал, перегнулся через стол и сказал сверху вниз:
– Это только начало, проф. Советую быть посговорчивее.
С сильной головной болью Сизов, наконец, поднялся с пола, и остался стоять, придерживаясь рукой за стол.
– Я обращусь в российское посольство. В полицию!
– Не советую.
– Что вы мне сделаете?
– Вам еще ничего. Но пока вы ищете этот потерянный план в архиве, ваша дочка поживет у нас.
– Вы преступник!
– Возможно. Но нам очень нужен этот кремлевский клад. Наш клад, нашей семьи. И вы найдете недостающий лист. Вы это сможете. Я вам даю на это еще две недели.
– А если не найду?
– Вы его найдете. Настраивайтесь только на победу.
– Но если его нет, если лист давно уплыл в море!
– Тогда вы больше не увидите свою дочь. Это должно быть вам совершенно ясно.
– Что вы такое говорите!
– Все то, что вы должны были услышать. Сегодня вечером ваша дочь переедет к нам. Разумеется, в гости, пока вы заканчиваете вашу работу. Вы сможете ее навещать каждый вечер после работы. Скажем, с семи до девяти. Никаких проблем. Но если вы ничего через две недели не найдете, то все станет много хуже.
– Что хуже? – Сизов так и стоял, оперевшись рукой о стол, покрытый бумагами его отчета.
– Тогда вы больше никогда не увидите своей дочери. Она умрет. Но это, надеюсь, не случится. Вам не стоит так огорчаться, это помешает вашей работе. Но сейчас вы сами напишите записку своей дочери, чтобы она собрала свои вещички и поехала с нашим провожатым.
– Вы с ума сошли!
– Или вы хотите, чтобы ее силой затащили в машину? Сначала перед этим побили, выволокли из отеля, а потом оставили на две недели взаперти? И, конечно, уже не на правах почетной гостьи. Вам такое больше по душе? Нет? Тогда вот бумага, ручка, и пишите.
– Что писать?
– Что хотите. По-русски. Имейте в виду, тут есть, кому проверить вашу записку на предмет ошибок. Пишите лучше так: «Дочка, поезжай с этим молодым человеком, возьми свои вещи, я увижу тебя позже, ничего не бойся. Целую, папа».
Сизов слабо кивнул больной головой.
– Дайте ему кресло. Садитесь и пишите. Повторяю, не пробуйте меня обмануть. Тут есть, кто читает по-русски.
– Моя дочь не поверит. Я должен ей сам позвонить.
– Никаких звонков. Не поверит – вам обоим только хуже. Пишите ей так, чтобы поверила. И не теряйте время.
Сизов, поколебавшись с полминуты, начал писать. Первый лист скомкал, взял второй. Потом решил писать так, как подсказал ему по-итальянски Марио, ничего от этого уже не менялось. Когда он закончил и оторвал шариковую ручку от бумаги, Марио резко бросил: «Возьми». Теря подошел к Сизову со спины, протянул над его головой руку и выхватил бумагу из его пальцев. Сизов с интересом посмотрел на него.
– Окей. Тут все, как вы сказали, только по-русски, – сказал Теря на малограмотном итальянском языке.
– Ну что ж, проф, благодарю за сотрудничество, – сказал, повеселев, Марио. – У нас с вами все получится, не унывайте. Карло, бери бумагу и давай по-быстрому.
Сизов проследил, как чернявый принял его записку из рук блондина и бегом вылетел из офиса.
– Я вас ненадолго тут задержу, проф, на час, не больше, – сказал Марио. – Отдохните пока. К сожалению, угостить вас кофе слишком хлопотно без секретарши, но могу вам предложить бокал вина. – Марио достал оплетенную соломкой бутылку кьянти и один бокал.
Сизов не ответил и закрыл глаза. Потом негромко сказал:
– У меня болит голова. Я могу где-нибудь пока прилечь?
– Разумеется. Вот мягкий диван, я сам частенько развлекаюсь тут с подружками. Ложитесь. Но я вас покину, с вами останется этот молодой человек. Он, кстати, русский, вы можете с ним пообщаться. Его зовут Петер или Петя, но мы привыкли звать его Терей. И отдайте-ка ему ваш мобильный телефон, для вашего же блага. Ненадолго. Увидимся, проф. И последнее, на прощание… Если вы обратитесь в полицию, – а это мы узнаем в нашем городе в тот же час, – то вы никогда не увидите свою дочь. Никогда. Вы поняли? Даже не пробуйте. И то же самое с посольством: не вздумайте туда обращаться. Пожалейте свою дочь. Чао.
Сизов пролежал на диване с закрытыми глазами полчаса, потом услыхал над собой, на чистом русском:
– Вы сильно ушиблись, профессор?
Сизов не ответил, и только перевернулся лицом к стене.
– Вы меня простите…
Не поворачиваясь, Сизов спросил:
– Ты как сюда попал?
– Работаю.
– Людей грабишь?
– Не, этого я не делаю.
– А что делаешь?
– Здесь я так, чепуху всякую делаю. Вам принести воды?
– Ничего мне не надо. Помолчи только.
Еще через полчаса у Тери звякнул в кармане телефон. Он приложил его к уху, помолчал, и снова положил в карман.
– Профессор, а профессор… Вы можете идти домой.
Сизов спустил ноги с дивана, но не встал.
– Вы один-то дойдете?
Сизов не ответил. Встал и, как в тумане, направился к двери.
– Профессор, профессор, возьмите свой телефон!
Вернувшись в отель, Сизов забрал на ресепшен оба ключа от их комнат и, держась за поручни, поднялся по лестнице. Комната дочери была пуста и несла следы поспешных сборов. Кое-что из ее вещей тут осталось, – косынка, чулки, – от их сиротливого вида у Сизова защемило в груди. Он сел в кресло и тихо посидел с закрытыми глазами. Потом тяжело поднялся и побрел к себе в номер.
У себя он первым делом вошел в ванную и подставил голову под струю холодной воды. Затем вытер насухо руки, вынул свой мобильный телефон и набрал московский номер.
– Господин Черкизов? Это Сизов. У меня все очень плохо.
– Что стряслось, Вадим Сергеевич?
– Они забрали мою дочь.
– Что такое! Зачем? Вы нашли что-нибудь в архивах?
– Ничего я не нашел. Они убьют ее!
– Кого!?
– Мою дочь! Я говорю, они убьют ее! Убьют! Они требуют, чтобы я продолжал сидеть в архивах.
– Так поработайте еще немного…
– Вы соображаете? Они забрали ее в заложницы! Это преступники. Это мафия. С кем вы меня тут оставили? Вы что, с ними одна шайка?
– Спокойнее, Вадим Сергеевич. Что-то вы, наверное, не так поняли. Этот «спонсор» – мой давний приятель, он на такое не способен, он приличный человек…
– Это бандиты!
– Хорошо, Вадим Сергеевич, я во всем разберусь, я ему сейчас же позвоню. Ни о чем не беспокойтесь. Пока спокойно работайте.
Сизов отключился, не попрощавшись. Стараясь занять руки и голову, он начал собирать ужин. Через несколько минут раздался громкий и настойчивый звонок телефона на тумбочке у постели. Сизов бросился к нему и схватил трубку. Голос был знакомый:
– Это вы, профессор? Говорит Джулиано. Я вчера заходил к вам …
– Что вам от меня нужно?
– Я внизу. Приехал на машине… Хотел пригласить вас с сеньоритой Таней прокатиться по вечерней Флоренции. Я покажу вам самые интересные места, мы поднимемся на холм, к пьяцало Микеланджело, откуда Данте…
– Здесь больше нет сеньориты Тани. Ее нет! Ее забрала у меня мафия! Ваша итальянская мафия. Вы что, еще не знаете этого? Вы же из одной шайки! Оставьте вы меня все в покое!
Сизов бросил трубку и сел на кровать. Потом закрыл лицо ладонями и беззвучно, не сдерживаясь, затрясся в рыданиях.
16. Заложница
Таня Сизова вернулась в отель, как всегда, немного раньше семи, как раз к приходу из архивов отца. За две недели она уже все осмотрела, всем насладилась во Флоренции, и ей хотелось со всеми ее впечатлениями поскорее в Москву. Чтобы совсем не заскучать, она купила бумаги, карандашей, и проводила время на улицах Флоренции, делая зарисовки.
Когда раздался стук в дверь, она вздрогнула и растерялась: так никто и никогда не стучал в ее номер. Но она и не подумала испугаться, поправила себе кофточку, волосы, и открыла дверь. На пороге стоял незнакомый черненький парень и широко улыбался. Потом парень начал быстро говорить по-итальянски, из чего Таня поняла только «Бона сера, сеньорита Таня». Парень забавно жестикулировал и, не переставая, смеялся, даже закатывался в смехе, делая какой-нибудь новый выверт руки. Таня не удержалась и начала смеяться в ответ, и тогда парень полез к себе за пазуху, вынул оттуда сложенный вчетверо листок и протянул ей.
Записка была от ее отца. Почерк был несомненно его, но то, что он ей писал, было странным и совершенно неожиданным. Таня перечитывала записку, а парень уже начал изображать руками чемоданы, заплечные сумки, показывать на свои часы, продолжая при этом добродушно похохатывать.
Таня отошла от двери назад, в комнату, совершенно не понимая, что ей теперь делать. Еще более неожиданно было для нее, что парень пошел тоже за ней в дверь, и даже прикрыл ее за собой.
Она поискала глазами мобильник на тумбочке у кровати и потянулась за ним. Парень, заметив это, повертел в воздухе руками, выражая сожаление, и покачал головой. Телефон отца действительно молчал. Таня снова прочла отцовскую записку и начала неторопливо собираться. Она не могла представить себе ни одной причины, из-за которой могла появиться такая спешка, – с ее отъездом или переездом, неизвестно куда, – но у нее не было и никаких других мыслей, что теперь делать. Тем более, если отец ее это просил, значит, так было нужно, и раздумывать ей совершенно нечего. В конце концов, вся его командировка в этот город была для нее немного загадочной, странной и непонятной.
Через десять минут она были готова, парень подхватил обе ее сумки, они спустились вниз, – на улице их ждал большой черный автомобиль с шофером. Смешливый парень распахнул перед ней заднюю дверь, но когда она села, к ее удивлению, он попросил ее жестом подвинуться, и сел рядом.
Ехали недолго. За окнами сначала промелькнули огни вечернего города, затем потянулись темные тосканские холмы на фоне пылающего заката. Когда они, наконец, остановились, нос машины уперся в глухие стальные ворота. По обе стороны от ворот отходили высокие, с бритвенной проволокой сверху, кирпичные стены. Половинки ворот разъехались в стороны, Таня увидала в боковом окне лицо охранника, мрачно поглядевшего на нее, зашуршал гравий под шинами, они проехали мимо высокой и красивой виллы с колоннами, мимо каких-то хозяйственных построек и остановились около двухэтажного приземистого здания.
– Финита, сеньорита, – громко сказал смешливый парень, вышел из машины, открыл багажник, вынул сумки и понес их в дверь.
Таня сначала не шелохнулась, но шофер обернулся, махнул рукой на дверь дома, сказал «Престо!», и снова отвернулся. Таня вылезла из машины, оглядела обступившие ее вокруг темные кусты, деревья, и робко последовала за своими вещами. Она вошла в полутемную дверь и в замешательстве становилась перед узкой деревянной лестницей. Но сверху донеслось: «Сеньорита, сеньорита!», и она медленно поднялась по скрипучей лестнице.
Ее вещи уже стояли на полу маленькой чистенькой комнатки. В ней кровать, столик и телевизор, подвешенный на кронштейне перед кроватью. Таня положила свою сумочку с паспортом и деньгами на столик, и уже хотела присесть, но смешливый парень опять быстро заговорил, показывая одной рукой за дверь, а другой, подзывая ее за собой. Таня встала и послушно последовала за ним в коридор. Но парень, оказалось, хотел лишь показать ей «удобства», общие для всех на этаже. К ее изумлению, парень даже распахнул перед ней дверь ванной комнаты, зажег там свет и демонстративно пошел по коридору назад. Таня, как во сне, вошла в ванную, заперлась и начала умываться.
Когда она вернулась, дверь комнаты была приоткрыта, смешливого парня уже не было. Таня вошла, заперла на крючок дверь, села и открыла сумочку, чтобы позвонить отцу. Мобильного телефона в сумочке не оказалось. Не было тут ни ее паспорта, ни кошелька с деньгами, ни кредитки.
Сизов, прорыдав беззвучно с четверть часа, вдруг сообразил, что мог давно позвонить своей дочери на мобильник. Ругая себя за глупость, он схватился за свой телефон. Считая длинные гудки, он молился всевышнему, чтобы кто-нибудь ему ответил. Молитвы не помогли. На двенадцатом гудке он нажал кнопку отбоя и отбросил мобильник.
После этого Сизов вскипятил себе чая, что-то пожевал, глядя неподвижным взором в окно, затем снова набрал номер дочери. В этот раз на третьем гудке в трубке щелкнуло, гудки прекратились и сменились тишиной, в которой угадывалось чье-то дыхание. Сизов прочистил горло и тихо попросил по-итальянски:
– Пожалуйста, передайте трубку моей дочери.
– Это вы, профессорэ? Я сожалею, ваша дочь уже отдыхает. – Мужской молодой голос был незнаком Сизову, и это подстегнуло его беспокойство.
– Еще рано отдыхать… Она здорова?
– Очень здорова, даже весела, – и голос в трубке залился частым смехом. Это был смешливый Карло. – Но знаете, профессорэ, она не будет говорить с вами по телефону. Ей вообще нельзя говорить по телефону.
– Ваш сеньор Марио сказал мне, что я могу ее навещать…
– Я спрошу сеньора Марио. Но только не сегодня. Сегодня уже поздно. Позвоните завтра.
– Когда завтра?
– Ну, не знаю… вечером. Я его спрошу. Чао.
Трубка замолчала. Сизов посидел недолго перед телевизором, пощелкал пультом, потом начал укладываться спать.
Весь следующий день он не мог работать. Буквы на ветхих архивных листах прыгали в его глазах, слова не складывались в осмысленные предложения, и он забывал все, что прочел на предыдущей странице. Он не решался слишком рано звонить по номеру своей дочери, потому, что боялся получить отказ от вчерашнего охранника, а прямого номера к Марио он не знал. Ближе к вечеру он в первый раз позвонил. После пятого гудка в трубке послышалось знакомое дыхание.
– Э-э, я хочу приехать и увидеть свою дочь.
– Профессорэ? Ровно в семь, не раньше.
– Куда?
– Записывайте адрес.
Сизов на такси подъехал к вилле немного раньше семи. На его звонок открылось стальное окошко в двери, охранник постучал пальцем о свои часы и захлопнул окошко перед его лицом. Только в семь часов стальная дверь отворилась. Сизов вошел в проходную и увидел здесь русского блондина Терю.
– А-а, профессор, – сказал Теря, улыбаясь, как старому знакомому, – я вас провожу.
Они пошли по темным дорожкам парка, между фруктовых деревьев, мимо виллы.
– Какая тут природа, а профессор! – сказал Теря. – Не то, что наши елки.
– Где Марио?
– Зачем он вам? Он мне все поручил.
– Что поручил?
– Дочку вашу стеречь. Ну, быть с ней. И все такое прочее.
– Ишь ты…
Перед двухэтажным низким домиком они остановились.
– Второй этаж, третья дверь. Я вас тут подожду. Но профессор, не больше часа.
– Марио сказал – до девяти.
– Сегодня не больше часа! – жестко повторил Теря и начал распутывать провода от наушников плеера.
С колотящимся сердцем Сизов постучал в тонкую фанерную дверь. Дочь бросилась Сизову на грудь и беззвучно прижалась. Потом тихо, губами ему в плечо, спросила:
– Что это, папочка?
– Беда. Беда, дочка. Тебя не обидели?
– Нет. Но я боюсь.
– Потерпи. Это нужно. – Они так и стояли за порогом, не выпуская друг друга из рук. – Недолго потерпи.
– Сколько?
– Я не знаю. Неделю… две. Потерпи.
– Кто они?
– Мафия.
– Что им от нас нужно?
– Моя работа нужна. Это недолго, я постараюсь, Танечка, я очень постараюсь, – и на плече у дочери Сизов впервые по-настоящему заплакал, со слезами, со всхлипыванием.
Через час в дверь комнаты громко постучали:
– Профессор, время! Прощайтесь. Лишние минуты – за счет завтра! Заканчивайте!
Спускаясь, Сизов чуть не упал с крутой лестницы. На обратном пути с Терей через парк, на дорожке, он вдруг остановился и громко сказал:
– Мне нужен Марио! Слышишь? Звони ему!
– Зачем он вам? Его, может, нету.
– Я тебе говорю – звони! Это по делу! По нашему делу! Живо, ты, холуй!
– Полегче, проф. Нам лучше с вами дружить.
– Звони или беги! Говорю тебе – это по делу, сволочь!
Теря нехотя и неуверенно достал из кармана телефон и отошел от Сизова на несколько шагов. Потом вернулся.
– Повезло вам, проф, сейчас он выйдет на крыльцо. Пошли туда. Но только слушай меня сюда, проф, если ты мне еще такое скажешь, я с твоей дочкой, знаешь, что сделаю? Изнасилую. Запомни это.
Марио вышел на ступени под колоннады виллы с зубочисткой в губах, пожевывая и цокая зубами.
– А-а, профессорэ! Ну, как у вас прошел сегодняшний день?
– Отвратительно. Я не могу так работать. Я не могу сосредоточиться. Я все время думаю о дочери!
– Это плохо. Очень плохо. Время у нас мало, нужно вам собраться.
– Вы не понимаете этого! Я не могу так работать, я боюсь за нее! Я ничего не вижу перед своими глазами!
– Что вы от меня хотите? Доктора?
– Я не отказываюсь работать! Я буду искать… Но, пожалуйста, помогите мне!
– Ради бога, проф, если это нужно для дела, я помогу. Что вам нужно? У вас есть предложения?
– Я прошу вас принять и поселить рядом с ней моего родственника. Он будет находиться с ней днем, и я смогу работать. Это успокоит меня. Я не буду так бояться. Только днем.
– Что-то очень новенькое… И очень необычное. Кто он? Русский полицейский?
– Я повторяю вам, сеньор Марио, иначе я не смогу работать!
– Странная просьба… Вы хотите, чтобы он и жил у нас? Этот ваш полицейский.
– Он не полицейский, я обещаю. Он – родственник. И я смогу тогда спокойно работать, я найду вам этот клад!
– У вас осталось меньше двух недель.
– Я успею. Только разрешите мне.
– Я не хотел бы, конечно, вам все запрещать, и огорчать отказом, но не советую. Если ваш родственничек окажется еще кем-нибудь, даже если вы этого не знаете, и потом обратиться в нашу итальянскую полицию, – а это мы узнаем в тот же день, – то тем же вечером мы похороним вашу дочь, и вы никогда не узнаете, где ее могилка. Подумайте об этом, профессорэ.
– Я вас не понимаю. Так я могу привезти своего родственника? Под мою полную ответственность.
– Я вас предупредил, проф. Если вам будет так спокойнее работать, – пожалуйста, я приму на себя лишние хлопоты. Но не советую. Дочь вы можете так потерять. А потом и собственную жизнь.
Из проходной Сизов вышел на темное шоссе, добрел до автобусной остановки, сел на лавку и стал ждать. Автобус пришел через час.
