Борис Ярне
Свобода
– 56 –
Андрей резко вскочил, но тут же повалился на пол – тело полностью затекло. Он засмеялся, и, предприняв вторую попытку, поднялся, плюхнулся рядом с Оксаной и обнял ее, что было силы, уткнувшись лицом в плечо.
Уложив Оксану обратно в кровать, строго наказав ей не подниматься без надобности, он принялся готовить завтрак.
– Тридцать восемь и шесть, – объявила Оксана, глядя на градусник.
– Вот это прорыв! – воскликнул Андрей, – но у нас впереди длинный курс. Пневмония это не шутка. Ты четыре дня лежала без чувств, три из которых бредила. Извини, вырвалось, дорогая. Это чтобы ты понимала серьезность твоего положения. Да и клятву Гиппократа я не давал.
– И все это время ты?.. – начала Оксана.
– Был медбратом, – закончил Андрей.
– У меня одно подозрение, связанное с тем, что кое-где у меня болит…
– Утром и вечером я ставлю тебе уколы!
– Андрюша!
– Все согласно курсу. Плюс лекарства. У тебя температура ниже сорока не падала. Так, готово. Ты не ела уже пять дней минимум. Скоро тебя ветром сдувать будет. Я все принесу тебе в постель.
– Андрюша…
Позавтракав, Оксана приняла лекарства, выдержала укол, и, пересиливая себя, выпила настой из трав.
– А это что? – спросила она, – это есть в курсе?
– Я тебе после расскажу, ты пропустила несколько дней из истории цивилизации. Но, так уж совпало, что с началом приема этого зелья ты пошла на поправку. Сила Сибири!
– Не пугай меня, – смеясь, заметила Оксана.
– Ох, знала бы ты, что нас может напугать…
– Что ты говоришь?
– Я вынесу тебя на воздух попозже, а то ты тут уже столько лежишь…
– На мне такой слой одеял!
– Холодно было. Сегодня первый день, как потеплело.
– Но, в городе же, вроде, жара была, или это у меня жар был? Я с того момента, как мы залезли в вагон, отрывочно все помню. Больницу помню, потом… какие-то фрагменты, тайга… Андрей?
– Да, Оксана? – Андрей заметил испуг во взгляде девушки.
– А мы где?
– Ну, что ж, – Андрей задумался, но тут же продолжил: – Слушай, как все было. Расскажу все, ну… почти все.
Андрей рассказал Оксане все, начиная с того момента, как они прибыли в Тынду. И о таксисте, о полицейских, о лодке, о леснике, о том, как шли к сторожке, и о том, как он занимался ее лечением, пока та была без сознания. Рассказал он и о том, что это за избушка.
– Но, почему ты выбрал именно это место? – настороженно спросила Оксана.
– Я… я не знаю, как ответить на этот вопрос, – признался Андрей.
– Милый?
– Да, любимая?
– А что это за ящик в углу, а возле него…
– С оружием, – глухо произнес Андрей.
– Милый? – Оксана замерла. – А почему ты лежал на полу?
– Ух! – Андрей тяжело выдохнул. – Это относится к вопросу о том, зачем мы сюда пришли. У меня нет ответа, который бы не вызвал сомнений в моей адекватности. Возможно, в психиатрии есть какой-нибудь термин, но… Похоже на то, что у меня крыша совсем протекла. – Он рассмеялся.
– Андрей?
– Я вынесу тебя на воздух.
Андрей вытащил наружу стул, поставив его перед домом, потом вернулся за Оксаной и, взяв ее на руки, перенес и усадил, примостившись рядом, на пне.
– Какой запах? – восхищенно прошептала Оксана. – А это…
– Я сейчас! – Андрей подскочил. – Только, прошу тебя, не спрашивай меня пока ни о чем. Мне сложно. В общем, после…
Андрей сделал несколько шагов вперед и подобрал с земли винтовку и оба пистолета. Он забежал в дом, и через пару минут вернулся.
Оксана молчала, глядя перед собой.
– Голова не кружится? – спросил Андрей.
– Немного, болит, но…
– Как устанешь, скажи, я тебя обратно отнесу.
– Тут так хорошо! – проговорила она.
– Да, нам тут еще недели две наслаждаться девственной природой, не меньше. Я не представляю, как убедиться в том, что тебе уже ничего не угрожает.
– Я это почувствую, – уверенно сказала Оксана.
– Ну да, и на этом основании мы поставим диагноз. Ох, не знаю, что делать с этим. Нам еще отсюда нужно как-то выбраться, – промолвил Андрей, оглядываясь по сторонам. – Это нужно будет тщательно взвесить. Подготовиться, как следует, потому как, честно тебе признаюсь, об этом я даже не думал. А как выберемся, в первом же городе найдем клинику и покажем тебя. Рентген тебе нужен. А мне томография мозга. Не устала?
– Нет, Андрюшенька, тут так хорошо, тепло. Голова немного кружится, но я чувствую, как иду на поправку. С тобой мне ничего не страшно, даже воспаление легких в гуще тайги.
– Оксана. – Андрей рассмеялся.
– Андрюшенька, – ласково проворковала Оксана, – ты такой заботливый. Ты такой хороший. Я… как я могла раньше жить без тебя?
– Милая. – Андрей зашел за спину Оксаны и обнял ее.
– Ты меня не бросил, – задумчиво проговорила Оксан. – Я тебя умоляла меня оставить, но ты вернулся. Любимый…
– Я тебя не отпущу, – шепотом сказал Андрей.
– И мы ее найдем?
– Обязательно.
– И ты пострижешься и сбреешь эти заросли, которые и бородой назвать нельзя!
– Безусловно! – Андрей рассмеялся.
Оставив Оксану наслаждаться природой, Андрей сходил к ручью за водой и по возвращении приготовил обед.
– С учетом наших запасов тут как раз на пару недель и хватит, – говорил он, перечисляя содержимое тайника. – Жаль только, ничего полезного для организма. Но, для поддержания тепла в организме, – Андрей улыбнулся, – достаточно. И воду пей, не останавливаясь.
– Ты это уже раз десять повторил.
– Я, как твой лечащий врач, должен быть всегда начеку.
– Доктор, а можно мне вас поцеловать?
– А это не можно, а нужно, и как можно чаще. Нужно вписать в курс лечения. И не только это. – Андрей сделал строгое выражение лица. – Я дополню курс еще кое-какими процедурами. Чуть позже, температура еще немного снизится, приступим к физиотерапии. Так, нужно лишь установить частоту исполнений…
– Андрюша! – воскликнула Оксана, смеясь.
Вечером Андрей, уложив Оксану в кровать и подбросив в печь дров – тепло, вернувшееся днем, покидало тайгу на ночь, – устроился возле нее на полу на куче одеял, забравшись в спальник.
– Как ты? – спросил Андрей. – Температура та же, но как себя ощущаешь?
– Намного лучше, – тихо сказала Оксана, – и голова прошла. Кризис миновал. Так, кажется, это называют.
– Что ж, значит, все у нас будет замечательно, – потянувшись, проговорил Андрей. – Вот и я лег, и лежу…
– Что ты говоришь?
– А, нет, это я так, прокомментировал свои действия, – хмыкнув, ответил Андрей. – Спокойной ночи, маленькая моя.
– Спокойной ночи, любимый.
Тайга засыпала, погружаясь во тьму.
– Андрей? – послышался шепот Оксаны.
– Да, милая?
– А ты как? – серьезно спросила она.
– Честно?
– Конечно, милый.
– Я бы напился, да так, чтобы в пыль!
Оксана прыснула.
– Ты мне так и не сказал, что было с тобой.
Андрей приподнялся на локтях и задумался.
– Андрюша?
– Я встретился с ними, – медленно произнес он. – С теми, кто не хочет, чтобы мы шли к ней, с теми, кого ждал Ислам, кто удержал Марию, кто заманил Славу, кто остановил Петра Ильича. Это те, кто держат в плену все человечество, весь мир, и, черт возьми, не только наш мир. Это… это… Я не знаю… И живут они где-то тут. – Андрей прикоснулся рукой к своей голове. – А может, и не только тут. Я… мне было страшно. Это, они, он, она, оно… Это цепи, яма, позорный столб и плеть. Это болото, тьма, серая тина, в которую завернут мир, но который не догадывается об этом, или делает вид, что не догадывается. Это… черные псы, шайтаны, волки, черт их разберет. Это какое-то немыслимое зло. Это зло управляет всеми. Нами, мной! Мне кажется, это они превратили меня в чудовище и…
– Андрюша.
– Они – это и есть тюрьма! Рабство! Я должен был встретить их и плюнуть им в лицо. Они должны были убедиться в твердости моих намерений, в моей решимости, в том, что я не сверну с пути… в том, что мы не свернем с пути!
– Ты выстоял.
– Я так думаю. Но… мне было страшно… я уже был на пределе… Я…
– Она ждет тебя, милый. – Оксана погладила Андрея по голове.
– Я выйду, покурю. – Андрей поднялся. – А ты спи, милая. Хорошо?
– Хорошо.
Андрей вышел в ночь, отошел немного от сторожки и прикурил, пуская дым в черное небо, спрятанное за черными ветвями деревьев.
– Ты все же считаешь себя чудовищем? – спросила незнакомка в черном плаще.
– Да, и я не знаю, как это исправить, как с этим быть, – ответил Андрей, повернувшись на голос и стараясь разглядеть во тьме уже привычный изящный женский силуэт.
– Ты сомневаешься в том, что я приму тебя?
Андрей склонил голову.
– Идя к цели, не замечаешь, какие средства приходится использовать, – сказал он. – А достигнув ее, оглядываешься назад и начинаешь себя корить до такой степени, что приходишь к тому выводу, что цель того не стоила.
– Но это не твой случай, верно?
– И поэтому я считаю себя чудовищем. Нет, у меня есть масса доводов, которые я готов привести в качестве оправдания собственных действий, но все они ничтожны, поскольку их весомость не выходит за рамки моих собственных суждений. Я запутался. Но я не хочу сдаваться, ни при каких условиях…
– Человек сам определяет границы справедливости, как бы ни смешно это звучало. Присутствие относительных величин позволяют ему маневрировать в лабиринтах жизненного пространства.
– Ты считаешь, что я могу сформировать, так сказать, оправдательную базу, руководствуясь условными положениями?
– Нагромождение условностей порой не позволяет отличить порок от добродетели, и чистоту помыслов сложно представить на суд таковой ввиду отсутствия четких критериев дозволенности. Но твои помыслы это только твои помыслы, и судить о них можешь лишь ты. И сквозь какую бы призму ты их не разглядывал, лишь твоя собственная воля в состоянии вынести надлежащий приговор.
– Воля? Но я говорю о другом! О совести! Не о помыслах! Не об их чистоте! Реализация идеи оказалась настолько…
– Сложна?
– Нет, не сложна, а… иных способов, иного выхода из положений, обстоятельств, препятствий, встававших на пути… не было и… да, сложна…
– Что ж, твоя совесть останется при тебе, и если ты считаешь, что ее необходимо очистить, то действуй по своему усмотрению. Твоя совесть только твоя!
– Ты хочешь сказать, что границ, препятствующих…
– Остановись! Этого я тебе не скажу. Но, повторю еще раз. В этой пурге сейчас есть только ты! Ты и принятая тобой на себя ответственность! И отвечать ты будешь перед собой! Внешнего контроля нет…
Андрей вздрогнул. Как будто молния пронзила его сознание и сковала его.
– Я иду к тебе, – выговорил он. – Я увижу тебя и узнаю твое имя!..
Тень незнакомки растворилась в таежной мгле и взлетела ввысь, разбрызгивая на лету звонкий шелестящий смех.
С каждым днем Оксане становилось лучше. Андрей строго следил за курсом лечения, не забывая об использовании эликсира, оставленного лесником. Уже через неделю температура пациентки вошла в норму, щеки порозовели, тело обрело бодрость и гибкость. Весь день Андрей с Оксаной стали проводить в лесу, иногда осуществляя короткие прогулки к ручью или к одной из двух, расположенных неподалеку, полянок, где выхватывали солнечные лучи, которых так не хватало в лесной глуши. Целебный таежный воздух постепенно возвращал Оксане украденные болезнью силы.
Все время Андрей с Оксаной старались держаться за руки. Влюбленные гуляли, смеялись, разговаривали до позднего вечера, строя планы на будущее. А ночью прямо над избушкой звезды выплясывали дикие шаманские пляски.
Пошла третья неделя пребывания Оксаны с Андреем в тайге. Однажды утром, Оксана, проснувшись раньше Андрея, оделась, вышла в лес и ощутила такой прилив радости и сил, что не смогла сдержаться и разбудила Андрея с криками:
– Я готова идти дальше! Я полностью выздоровела! Я исцелилась!..
– Тише, тише, успокойся! – Андрей, смеясь, обнимал Оксану.
После завтрака Андрей предложил устроить совещание и выработать план дальнейших действий. Оксана согласилась, но предложила первым делом сходить к ручью. Андрей, пожав плечами, согласился и они, побродив по уже проложенным тропам, направились к ручью.
– Чистая, – проговорила Оксана, зачерпнув ладонью воду. – Отвернись!
– Что? – удивился Андрей.
– Отвернись, пожалуйста, сюрприз, – задорно произнесла Оксана.
– Ну, хорошо. – Андрей послушно отвернулся.
– Можно! – крикнула Оксана.
Андрей обернулся и увидел, как Оксана, совершенно нагая окунается в воду и расплескивает ее вокруг себя.
– Жаль мелко! – крикнула она.
– Ты с ума сошла! – закричал Андрей. – А ну, живо выходи! У тебя же легкие!
– Да она теплая!
– Да уж, теплая! Красное море просто!
– Пять секунд и выхожу! Сколько можно мыться, поливаясь из кружки?
– Выходи!
Оксана выскочила. Андрей снял с себя майку и вытер ею хрупкое тело Оксаны, после чего быстро помог ей одеться, накинув ей на плечи еще и свою куртку.
– Тебе нравится болеть или лечиться? – строго спрашивал он, когда они возвращались.
– Ну, прости, я… я не могла сдержаться… а? Андрюша, я больше не буду. На, тебя сейчас насекомые съедят. – Оксана передала Андрею его куртку.
Только они подошли к дому и открыли дверь, как за спиной раздался голос:
– Что, детки, не устали комаров кормить?
Андрей с Оксаной одновременно вздрогнули и развернулись. Перед ними стоял лесник, Оталан.
– Вы? – удивленно воскликнул Андрей. – Как? Вы же? Как? Зачем?..
– Девочка здорова, – весело заметил Оталан. – Можно возвращаться.
– Вы же говорили, что это проклятое место, что тут зло, или еще что-то такое…
– А ты разве не прогнал зло?
– Что? – Андрей оторопел.
– Давайте уж собирайтесь. Долго я вас ждать буду?
– Как вы узнали, что… – начала Оксана.
– Уж я-то знаю, сколько времени нужно, чтобы моя трава подействовала. И еще знаю, что никто сразу ее не начинает пить – боятся. Вот и все. Идите, забирайте вещи.
Сборы заняли не более десяти минут. Оталан повел молодых людей к реке.
– А что вы говорили про зло?.. – не унимался Андрей.
– Э, мальчик, ты не поймешь, ты же не шаман!
– Но, и вы тоже не шаман!
– Я здесь живу. Это моя тайга. Поверь, мальчик, я много чего знаю. Скажи, куда вас везти?
– А как…
Оталан засмеялся.
– Ох, дети, дети! Все я знаю, много видел. – Он остановился, пристально глядя на Андрея, после посмотрел на Оксану, и продолжил: – А теперь и вас вижу.
Выйдя к реке, Оталан предложил усаживаться, снова предупредив Андрея о том, что ему нужно будет помогать, если попадется мель или еще какое препятствие.
– Девочка, а ты укройся хорошо, ветер будет – холодно станет. Э, да ты вся сияешь! Совсем здоровая? Мои травы. Куда вас отвезти?
– А куда вы можете? – серьезно спросил Андрей, разворачивая карту. – Мы можем заплатить, если у вас есть время и вы…
– Э, мальчик, ты мне только топливо покупай, а отвезти я тебя, куда угодно отвезу. Лишь бы вода была. Вы идете хорошо, хорошо идете, вы молодцы. Вижу, я вижу, детки.
– Вы сейчас что такое говорите? – совсем запутавшись, спросил Андрей.
Оксана смеялась.
– Ох, веселая девочка, хорошая девочка! – воскликнул Оталан. – Куда же?
Андрей снова взглянул на карту и медленно произнес:
– А вы до впадения в реку Зею можете?
– Конечно, могу? И дальше могу.
– А до Благовещенска?
– Можно и туда, но далеко, долго будет. Так что?
– Вперед…
Вещи, вместе с топливом распределили между лодкой Оталана и лодкой, купленной Андреем, взятой на буксир, и отправились в путь.
Река, река, берега, берега. Ночевали на берегу, в спальниках. Плыли, тряслись, преодолевали пороги, да перекаты, переносили лодку через мели. Благодаря запасам топлива, взятого с собой Оталаном, его хватило до города Зея. Там запаслись провизией, закупили топлива, и выдвинулись дальше. По реке Зея идти было проще, селений по пути было много, ночевали в деревнях. Добравшись до села Красноярова, Андрей решил сойти на берег.
– Не люблю прощаться, детки, – сказал Оталан. – Давно я так не плавал. Чем же вы меня заколдовали? – Оталан улыбнулся.
– Мы… может… – начал Андрей.
– Я все знаю, шучу, мальчик. Все, дети, не буду спрашивать, куда вы дальше… итак знаю! – старик рассмеялся.
Андрей с Оксаной переглянулись.
– Хороший ты мальчик, тьму свою сбросишь, не переживай. И девочка хорошая, береги ее, береги.
Оталан резко развернулся и направился к своей лодке.
Андрей на мгновение задумался.
– Куда, Андрюша? – спросила Оксана.
– Вперед, – проговорил Андрей.
Поздним вечером на помощь путешественникам пришла попутная машина – грузовик, едущий из Сковородино в Биробиджан.
К вечеру следующего дня Андрей с Оксаной были уже в административном центре Еврейской автономной области. Купив в магазине аккумулятор, Оксана, реанимировала смартфон, отыскала объявления о сдаче квартир, выбрала одну и уже поздно вечером они с Андреем в нее заселились.
Измотанные, немытые, – а Андрей ко всему прочему, заросший, как Робинзон Крузо, – они вошли внутрь, бросили вещи, и, не раздеваясь, упали на кровать.
По словам Фиделя Кастро, Че не хотел возвращаться на Кубу, однако Кастро уговорил его тайно вернуться, чтобы начать подготовку к созданию революционного очага в Латинской Америке.
– 57 –
Словно какой-то туман окутал сознание Вячеслава, когда он покидал Марию, и не давал трезво оценивать происходящие вокруг события. Послушно сев в автомобиль, он даже не спросил, куда его везут. Не было ему ни до чего дела и тогда, когда его привезли. Что-то лязгало, гремело, шуршало, кто-то что-то говорил. Он послушно отвечал на вопросы, не понимая, о чем его спрашивают, разделся, его обрызгали из шланга, потом, когда он оделся, его привели в какую-то до отказа набитую людьми камеру, где он провел ночь, ни с кем не разговаривая, не отвечая ни на один вопрос.
На следующий день его перевели в одиночную камеру, и как будто забыли о нем. Лишь подносы с едой напоминали о том, что за дверью кто-то есть.
Так прошла неделя. Кортнев молчал. Только те несколько минут, проведенные с Марией, ее голос, ее шепот звучал в его голове. Ее последний образ так прочно держал его в своих нежных руках, что он постоянно находился в сетях ее сказочного очарования.
Дважды приходили какие-то прилично одетые люди, его куда-то водили, он что-то подписывал. До его слуха, сквозь чудесный перезвон Машиного голоса доносились такие фразы: «Подаем на апелляцию?», «Это действительно возможно?», «Нужно письменное обращение», «Пересмотр дела», «Прокурор подал в отставку», «Все будет по новому», «Мы вытащим тебя, майор», и так далее.
И шум моря, того Черного моря, на котором они с Марией провели несколько дней в мае. Ее смех, ее улыбка, ее ласковый голос…
К концу второй недели Вячеслав, все также находясь под властью чар Маши, попытался проанализировать свое положение, и даже не текущие положение, – до него ему по каким-то причинам уже не было никакого дела, – а последние полгода своей жизни, а то и всей жизни.
«Что же это за причина, по которой мне нет дела до моего нынешнего положения?» – задался он вопросом.
Наступала ночь. Котрнев как всегда не мог заснуть, и стоял лицом к окну, скрашенному решеткой. Окно было под самым потолком камеры, и увидеть, что было снаружи, он не мог. В камере было настолько тихо, что он слышал малейший шум, доносящийся с улицы.
– Есть же какая-то причина того, что все так произошло? – шептал он, опершись обеими руками о стену. – Должно быть какое-то объяснение, кто-то должен это знать? Неужели, это не так? Неужели, это все следствие моей собственной воли? Я служил, я исправно служил и был горд тем, кто я есть и что я делаю. Но, что меня угнетало? Зачем я это спрашиваю, да еще сам у себя? Я прекрасно это знаю: необходимость постоянно подчиняться приказам, быть всегда под контролем. Быть всегда под контролем! Не иметь собственного места в жизни, в мире. Что ж, я избавился от этого. И был предоставлен сам себе. Но, чего-то не хватало. Задумывался я когда-нибудь о семье? Любил ли я? Конечно, любил, но… боже, я и в тех случаях был зависим, зависим от любви, от моей любви и любви ко мне. Что я говорю, офицер? Может, это была не любовь? Или любовь подразумевает зависимость? Я уже был один, но не ощущал свободы, не чувствовал ее. Господи, но как я мог ее ощущать, или чувствовать, если я не знаю, что она такое? Кто она такая? И я встретил Машу. И все вокруг изменилось! С ней я был собой, с ней я был свободен. Пусть для себя самого. И да, я всегда думал о семье, а после встречи с Машей я ее уже и видел. И вот она, любовь и семейное счастье! Это же моя внутренняя свобода!..
– Ты хороший человек, Слава, – раздался мелодичный женский голос из угла камеры.
Вячеслав бросил туда взгляд, и увидел женский силуэт, спрятанный за длинным черным плащом.
– Кто ты? – совсем не удивившись, спросил Вячеслав.
– Лишь для самого себя ты можешь быть убежден в чем-то, – не отвечая, продолжала незнакомка. – Это и есть твоя воля.
– Я готов был всю оставшуюся жизнь посвятить своей любимой женщине и нашей семье. Но, тюрьма… Мне удалось, мне удалось снова ее найти и забрать. У меня был план, и я уже вел свою любимую к новой жизни. Почему я свернул в сторону? Как это произошло?
– Вероятно, тебе чего-то не хватало? Время, проведенное в тюрьме, ожесточило тебя, и дало понять, что та граница, что ты определил себе, покинув службу, или обретя любовь, вовсе не граница, что есть куда идти… вперед.
– Ты права, она захватила меня. Я даже не могу вспомнить, как это произошло. Как будто в один миг, еще до заключения, когда я увидел, как мою любимую унижают. Да, именно тогда я решил, что должно быть что-то более сильное, что-то непобедимое, пусть, необъяснимое, пусть таинственное, но оно должно быть! И не понял я этого, я это почувствовал, я это чувствовал все те годы, что сидел в тюрьме.
– Должные обстоятельства обостряют чувства.
– Но, этого нельзя сказать об Андрее, – вдруг произнес Вячеслав. – Он провел жизнь в тепле, лишь в мечтах становясь руководителем восстаний, революционных движений, он лишь грезил освобождением всего мира от рабства, сам не имея ни малейшего понятия о том, что это такое. И его, не нуждающегося ни в чем, могла задеть тень этой загадки? Он же, как «книжные дети, не знавшие битв, изнывал от мелких своих катастроф». Что это? Ну, что-то там не сложилось на работе. У каждого каждый день на работе происходит что-то не то. Почему он решил… это же нелепо!
Незнакомка молчала.
– Гордон – успешный бизнесмен! Ну, не уважали его. Да плюнь ты и живи в свое удовольствие. Нет, он замкнулся в себе, обмотался комплексами и рванул. Зачем? Это же нелепо? Оксана. Не повезло девочке. С родителями не повезло, отчим – скотина, в институт никак не поступит. Пошла на такой роковой шаг. Зачем? Нелепо. Исламу не повезло с самого детства… Мы все, словно… просто неудачники.
– Жизнь совсем непроста, Слава, – тихо произнесла незнакомка. – И далеко не однолинейна. И ты это прекрасно понимаешь. Вы все сделали свой выбор. Свой путь вы определили сами. А на это способны немногие. И дело совсем не в том, что кажется со стороны, как то жизнь Андрея или Гордона, или остальных, не в выбранном времени, месте, а тем более, в возрасте, не в том, как этот путь выглядит. Важно, что есть определенная цель. И определили ее вы сами. И пусть никто из вас ее не понимает до конца. Толчком к этому решению было у всех одно, оно было лишь в разных вариациях – выход из-под контроля, из болота, тины, бегство от рабства, что бы оно собой не представляло! Вам нужно было ее понять, вам стало нужно ее понять, вам нужно ее понять, иначе сама жизнь может лишиться смысла. И, стараясь вырваться, вы выбрали путь…
– К ней?.. К… тебе?..
Незнакомка промолчала.
– Но, Маша…
– Ее любовь к тебе сильна, и она положилась, и полагается на тебя. Она вся отдалась любви к тебе, и силы ее оказалось недостаточно.
– На путь к тебе?
– На выход из-под контроля.
– Я не понимаю, – признался Вячеслав.
– Вспомни ее последние слова.
– Ее цепи растворились, – грустно проговорил Вячеслав.
– Ей легко, и она будет тебя ждать, – ласково проговорила незнакомка.
– Как? – На глазах у Вячеслава выступили слезы. – Как я могу к ней прийти?
Незнакомка молчала.
– Маша говорила, что видит какую-то дорогу в темноте, там, где она… где она находится, где сейчас живет. – Голос Вячеслава дрожал. – Она больна, она не понимает, что говорит. И я, я чувству, как схожу с ума! Ведь тебя не существует! – Вячеслав крикнул, развернувшись в сторону незнакомки.
В углу никого не было. Он осмотрелся по сторонам. Камера была пуста.
– Я схожу с ума. Я сошел с ума. – Вдруг он резко поднял голову и крикнул: – Как попасть на ту дорогу?
Лишь какой-то еле слышный смех растворился за окном камеры.
– Я сошел с ума, – твердым голосом произнес Вячеслав. – Но, я к тебе приду, Маша. Я приду к тебе.
Кортнев прошелся по камере, и, подойдя к стене, в которой зияло окно, снова встал, упершись в него обеими руками. Так он простоял не менее получаса. Тишина поглотила пространство. Лишь размеренное дыхание, да стук сердца. Сон не собирался наведываться в камеру.
Вдруг Вячеслав вздрогнул. Он услышал, как замок его камеры заскрежетал, за ним раздался звук медленно открывающейся двери. Послышались шаги. Вячеслав не обернулся, продолжая стоять, как стоял.
– Ну, здравствуй, Корт, – донеслось сзади. – Устал нас ждать? Извини, пока весточка дошла. Тут-то климат помягче будет. Нравится? Молчишь, Корт?
Вячеслав не обернулся.
– Мы тебе привет привезли. От «Черных псов». Слыхал о таких? Козырный ты мужик, Корт, реальный такой. Мы уважаем тебе, вся наша братва уважает. Это не гон, базарю, как есть. Но, извини, дело к тебе есть, и ничего тут не попишешь.
Вячеслав медленно развернулся, и ему на мгновение показалось, что он увидел какую-то серую массу, распыленную по камере. Он тряхнул головой и различил четыре тени, стоящий перед ним. Он ухмыльнулся.
– Кажется, я понял, что это за причина, по которой мне нет дела до моего нынешнего положения? Я уже иду туда. К тебе, на твою дорогу, – едва слышно произнес Вячеслав.
– Что ты сказал, Корт? Не расслышал. Не повторишь?.. Ну, как знаешь. Без обид, брат. В общем, расклад такой: за Могилу ответить придется…
– Слава!
– Маша!
На следующее утро Вячеслава Кортнева обнаружили повешенным в камере.
