Борис Ярне
Свобода
– Дорогая моя…
– Тебе пора, Слава.
– Машенька, любимая.
– Иди, Слава, я тебя люблю…
Вячеславу стоило немалого труда, чтобы отпустить Марию из своих рук. Он поднялся, глядя в ее глаза и, развернувшись и склонив голову, пошел прочь, на ходу силясь как-то воспринять все, что он только что услышал. На выходе из больницы его остановил молодой человек.
– Вячеслав Кортнев? – спросил он.
Вячеслав, ухмыльнувшись, утвердительно кивнул.
– Гражданин Кортнев, прошу вас следовать за мной.
Весной 1966 года в Гаване состоялась конференция, на которой была основана Организация солидарности народов Азии, Африки и Латинской Америки. Гевара направил конференции послание с эпиграфом «Создать два, три… много Вьетнамов – вот наш лозунг», изложив в нем свои планы по разжиганию в Азии, Африке и Латинской Америке с помощью «интернациональных пролетарских армий» многочисленных конфликтов.
– 55 –
Дождь то прекращался, то начинал лить с новой силой. К полудню вся комната пропахла медицинским спиртом, сырой одеждой и ароматом горящих дров. За избушкой Андрей обнаружил поленницу, и перенес как можно больше дров в дом, чтобы те не намокли. Еще утром он увидел напольную дверь погреба, отмеченного в тетради, и извлек оттуда, уже ставшие, как он для себя отметил, привычные запасы: провиант и одежду. Оружие он не стал трогать. Среди одежды был и тулуп, которым Андрей накрыл Оксану. Ему казалось, что жара печи все еще недостаточно для того, чтобы в полной мере нагреть дом. Вместе с дождем пришел непривычный для этого времени холод. Это была настоящая осенняя стужа.
Андрей попытался изучить курс лечения вместе с названиями лекарств, что он накупил, но так ничего и не понял. Единственное знакомое слово было антибиотик. И он решил просто послушно следовать курсу и инструкциям, приложенным к лекарствам, которых, как оказалось, было не так уж и много. «И что я столько скакал по аптекам?»
Оксана продолжала бредить, лишь несколько раз приходя в себя, чем и пользовался Андрей, когда заставлял ее проглотить лекарства или выпить воды, каждый раз опасаясь за то, что та не в состоянии будет справиться, и вода или таблетки попадут в дыхательные пути. Но Оксана, казалось, осознанно принимала медикаменты и пила воду, в то же время, не узнавая Андрея и не понимая, ни где она находится, ни что с ней происходит. Она молчала. Лишь впадая в горячку, она продолжала бредить, выкрикивая самые неожиданные фразы. Она, то звала мать, то отца, то Андрея, то просто бессвязно бормотала. Андрей регулярно вытирал смоченным платком пот с ее лица.
Он не отходил от нее ни на шаг. Ее температура не опускалась ниже сорока градусов. Находясь постоянно в состоянии стресса и напряжения, Андрей не испытывал страха, он был словно парализован весь день.
– Оксаночка, очнись, прошу тебя! – шептал он, – Как мне тебя лечить? Что мне делать? Но… – Он останавливался и твердо произносил: – Я справлюсь!
Днем Андрей, собрав все пустые пластиковые бутылки, что болтались, привязанные к рюкзаку, когда он сюда шел, и сходил за водой к ручью, протекающему в полукилометре от сторожки.
Поставив вечером Оксане укол, он свалился возле кровати и тяжело вздохнул. Девушка перестала бредить и тихо лежала рядом.
– Всех мы победим, дорогая, – шептал он. – Какая-то там пневмония…
Оксана спала. Андрей вскипятил воды и заварил чай. Сидя за столом, он смотрел на маленький кожаный мешок, оставленный ему лесником.
– Рискнуть? – прошептал он. – Или подождать, пока ты придешь в себя? Подожду. Спи, маленькая, спи.
Он встал над Оксаной, глядя на ее измученное лицо, наклонился и поцеловал ее в щеку.
Дождя не было. Лишь ветер шумел за стенами, да стволы деревьев трещали от его напора. Вдруг Андрей остро ощутил тревогу. Он бросил взгляд на Оксану, и сердце его сжалось от боли. Напряжение, удерживающее его последние сутки, покинуло его, и он вдохнул реальность, накрывшую его с головой своим холодом.
За окном стемнело. Ветер продолжал жалобно завывать в трубе. Андрей подкинул дров в печь и вышел наружу, крепко прикрыв за собой дверь. Он сделал несколько шагов в тайгу и остановился, глядя перед собой. Он стоял и смотрел в накатывающуюся темноту. Собравшись с духом, он тихо произнес:
– Кто вы такие?
Только ветер гулял среди стволов деревьев.
– Кто вы такие? – уже громче спросил он.
– А ты кто такой? – в несколько голосов зашипело отовсюду.
Резкий холод покрыл спину Андрея, мгновенно бросив его в дрожь.
– Я иду вперед, – проговорил Андрей.
Множество голосов жутким шепотом рассмеялось со всех сторон.
– Кто тебе позволил? – спросили они.
– Я сам так решил.
Снова раздался хохочущий шепот.
– Ты ничего не решаешь, дурачок, – раздался голос совсем рядом.
– Я сам так решил, – повторил Андрей.
– Не глупи, ты делаешь то, что мы тебе внушаем! И получаем от тебя то, что хотим получить, – тот же голос звучал уже издалека.
– Ты врешь! – закричал Андрей.
– Если мы, вообще, хотим от тебя что-то получить, – не обратив внимания на Андрея, продолжал голос. – Ты такое ничтожество, что, в общем-то, и не нужен нам. Твой удел быть червяком, слиться со стадом таких же, как ты, и ползти туда, куда мы тебя, всех вас, направим.
– Как бы ни так, – возразил Андрей, стараясь успокоиться.
– А ты становишься непослушным. Одно дело разглагольствовать по пьяной лавочке, как клоун, другое – бесстыдно поднять голову вверх.
– Я не только поднял голову, я сделал шаг.
– Что ж, сам напросился.
Неожиданно с двух сторон от Андрея, словно из тьмы леса, вылетели цепи с браслетами на концах и обхватили кисти его рук. В тот же момент его стремительно потянуло вперед, и он уткнулся лбом в деревянный столб. Руки были соединены впереди столба и скованы.
– Ну и кто ты? – раздался голос.
– Я свободный человек, – прошептал Андрей.
По лесу разметался хищный хриплый смех.
– Зачем ты сюда пришел? – спросил шепотом хор.
Андрей сжал зубы, зажмурился и прокричал, что есть силы:
– Я хотел плюнуть вам в морды, поганые псы!
Где-то сзади послышался хлопок, что-то засвистело, приближаясь, и Андрей ощутил жгучую боль в спине, где-то между лопаток.
– Раз! – смеясь, радостно послышалось вокруг.
Еще удар.
– Два!
Еще…
– Три! Четыре! Пять!..
Андрей терял сознание.
– Шесть! Семь! Восемь!..
Весь следующий день он был в подавленном состоянии. Выходя из дома, он оглядывался по сторонам. Лишь серый полумрак, сквозь моросящий сверху дождь, пристально наблюдал за ним, ухмыляясь и продолжая сковывать холодом воздух. Он ощущал слабость во всех членах. Никакой боли в спине не было. Был страх, чувство позора, бессилия и бессмысленности.
Оксана снова бредила. Температура не снижалась. Андрей также не отходил от нее, стараясь не пропустить возможности дать ей лекарств и воды.
Наступила ночь. Андрей поцеловал Оксану в щеку, подкинул дров в печь и вышел из дома, крепко закрыв дверь. Только он сошел с порога, как грянул гром и моментально хлынул ливень. Не обращая на него внимания, он шагнул во тьму.
– Я иду вперед! – крикнул он.
– Ты в стаде, в болоте, в тине, в куче, в однообразной серой куче. Ты пылинка, перетекающая внутри кучи, растворяющаяся в инертной массе, состоящей из таких же, как ты… – шептали голоса ничуть не перекрываемые ни громом, ни дождем.
– Я иду вперед! Я спасу Оксану! И я пойду вперед! А вы пошли прочь! – закричал он во все горло, стараясь перекричать шум дождя.
– Ты никто в этом мире, ты никто в любом мире, ты никто! Мы ведем тебя туда, куда захотим, у тебя нет права выбора… – шептало вокруг.
– У меня есть…
– У тебя есть лишь иллюзия права, иллюзия выбора, иллюзия мнения, иллюзия мысли. Все, что в тебе должно быть, это готовность к выполнению наших приказов!
Дождь хлестал по щекам. Руки сковал холод.
– Верните мне Оксану, твари! Она ни при чем!
– Это твоя забота. Ты сам сюда пришел. Зачем ты это сделал?
– Чтобы сказать вам, что я не сверну с пути, пути, выбранного мной…
Мгновенно дождь прекратился. Воцарилась мертвая тишина. Андрей перестал видеть. Он расставил руки в стороны, но тут же наткнулся в стену с обеих сторон.
– Где я? – прошептал он.
– В яме, где же еще, – спокойно ответил голос, донесшийся сверху. – Так что за путь ты выбрал? Грабежи, угоны, да убийства? Похвально. Ты достойный член любого общества. Полезный гражданин. Не так ли? Что ты рыпаешься? Чем тебе не жилось спокойно? Ты жил в тепле, катался в масле. Окончил институт и тут же попал на престижную и высокооплачиваемую работу, сменил ее на более выгодный вариант. Купил квартиру, машину. Да, закабалил себя кредитами, но это нормально для вас, так называемых, цивилизованных людей. Ты плачешь и убиваешься своим рабством? Да твое рабство просто сказка! Ты подумай, каково было рабам Древнего мира, к примеру, или неграм с плантаций, крепостным, да, сколько их только не было по всему миру! Их продавали, как вещи, и обращались с ними, как с вещами. И это совсем не фигуральное выражение. Плачет он, бедный. От жира? Ты хоть малейшее представление о лишениях или страданиях имеешь? Ты, родившийся в тепле и живший в неге? Ты хоть представляешь, каково быть узником концлагеря? Каково находиться под пытками Великой инквизиции? Раб? Да, ты раб, но тебе повезло со временем и местом. Смирись и живи, как прежде.
– Я не раб, – прошептал Андрей.
– Ох, как ты заблуждаешься! Как же ты заблуждаешься! И да, вот еще что, Оксана умрет.
– Нет! – закричал Андрей.
– Так смирись, и прекрати свои бессмысленные шаги. «Я иду вперед». Ислама что ли наслушался? Смирись.
– При чем тут Оксана?
– Ну, ты же волен распоряжаться судьбами, контролировать их. Ты же думаешь, что волен, и сам ты вольный. Что ты можешь?
– А вы?..
– А мы? Мы-то как раз вами и распоряжаемся.
– Кто вы такие? – прохрипел Андрей.
– Уймись. Ты ничего не сможешь, если не смиришься. Оксана умрет. Да ты же это итак знаешь. Ты думаешь, что лесник тебе случайно попался? Ты без него не добрался бы сюда. Такие, как он подвозят таких дурачков, как ты…
– Что ты несешь?
– Смирись, и вернись обратно. Оксана умрет, и ты ничего не сделаешь. У тебя…
– У меня хватит воли спасти ее! – вне себя закричал Андрей. – Она будет жить!
– Нет у тебя воли! – послышался страшный вопль. – Воли нет! Нет ее нигде, не было и не будет! Ни у кого! На колени, раб!
– Что? – прохрипел Андрей.
В этот миг он оказался посреди леса. Гремел гром, хлестал дождь.
– На колени, раб! – зарычал хор.
– Я… – начал Андрей, прикрывая лицо ладонью от крупных капель, сплошным потоком льющихся сверху, – я не раб!
– Ты раб! – пронзительно рычал хор.
И снова кандалы, позорный столб и плеть.
– Я не раб, – без остановки хрипел Андрей до тех пор, пока не потерял сознание.
Стало еще холоднее. Ломило все тело. В голове кружился едкий туман, не позволяющий Андрею сосредоточиться. Был страх, чувство позора, бессилия, бессмысленности и безысходности.
Температура не падала. Оксана горела. Андрей лежал на полу и корчился от отчаяния, он мычал, стараясь не закричать от необъяснимой боли.
– Мамочка… Андрюша… Папа… Море… Играть, хочу играть! Я не убивала! Я не хотела, я не могла! Маша, как тебе там? Прости нас, Маша… Дядя Петя… Страшно, мне страшно… Они уже совсем рядом, они уже здесь… Пить, хочу пить.
Андрей резко поднялся с пола, и тут же чуть не упал от головокружения. Оксана сидела на кровати, смотрела куда-то в стену и повторяла:
– Пить, хочу пить…
Андрей бросился за водой и поднес Оксане кружку. Та жадно выпила, Андрей поднес еще, потом еще, дал ей выпить лекарства.
– Оксана, ты как?
Оксана молчала, глядя в стену. Андрей обернулся, и вдруг взгляд его упал на кожаный мешок.
– Это ложь, – прошептал он, – вас нет.
Он подошел к мешку, высыпал из него на лист бумаги немного травы, вскипятил кружку и засыпал в нее траву, две минуты подержал, перелил, процедив содержимое, в другую кружку, и вернулся к Оксане. Та продолжала сидеть в той же позе. Андрей дал ей выпить настой. Она медленными глотками, немного морщась, выпила его, медленно опустилась на кровать и закрыла глаза. Андрей укрыл ее, проверил, не поддувает ли откуда. Протерев влажным платком ее лицо, он сел рядом, взяв ее за руку, и просидел так до позднего вечера. Оксана больше не пришла в себя, но и перестала бредить, лишь изредка крутила головой. Андрей сделал ей укол.
Наступила ночь. Андрей встал над Оксаной и долго смотрел на ее лицо. Нагнувшись, он поцеловал ее в щеку, подкинул дров в печь и вышел из дома, крепко закрыв дверь. И опять, только он сошел с порога, как грянул гром и моментально хлынул ливень. Он шагнул во тьму.
– Я спасу Оксану, – твердо сказал он. – Я спасу ее! У меня хватит сил! У меня хватит сил, потому, что я иду вперед, потому, что у меня есть воля! И вы меня не остановите! Слышите! Вы!
Только гром и шум дождя. Вдруг налетел неимоверной силы ветер и сбил Андрея с ног. Он прокатился несколько метров, пока не врезался в дерево. Андрей поднял голову, и ему почудилось, как что-то огромное, черное нависло над тайгой, словно живая черная туча. Туча спустилась ниже, просочившись сквозь стволы деревьев, и повисла над сторожкой, принявшись кружиться над ней.
– Нет, твари, не выйдет! – стараясь перекричать неимоверный шум, заорал Андрей и бросился к дому.
Его тут же сбили с ног цепи, они обвили его руки, ноги, шею. Его что-то дернуло и потащило к позорному столбу.
– Зачем тебе это? – зашептало вокруг, – зачем? Чего ты хочешь?
– Я не хочу вас видеть, – с трудом ответил он.
– Зачем ты этого хочешь? Ведь ты даже не знаешь…
– Чего я не знаю?
– Ты не знаешь, – вкрадчиво писклявым голосом прошептал кто-то.
– Чего я не знаю? – закричал Андрей.
И тут страшный рев раздался со всех сторон:
– Ты не знаешь, кто она такая! Ты не знаешь, к кому идешь! Зачем она тебе?
Руки Андрея, охватывающие столб, сжали накинутые браслеты так, что он услышал хруст собственных костей.
– Я не раб! – простонал он.
– Ты раб! – заревело со всех сторон. – Раз, два, три, четыре, пять…
Андрей до крови закусил губы и слушал, как плеть врезается в кожу его спины. Вскоре он потерял сознание.
Казалось, ударил мороз. Тела не чувствовалось. Голову ломало так, что хотелось выйти и расшибить ее обо что-нибудь. Был страх, чувство позора, бессилия, бессмысленности, безысходности и скорого поражения.
– Но я не сдамся, – хрипло прошептал Андрей и с трудом поднялся с пола.
Руки дрожали так, что он полчаса не мог поставить Оксане укол. Ее температура не падала. Он закрыл глаза и зажмурился от отчаяния. После он вскипятил воды, выпил кружку чая, вскрыл банку тушенки и немного поел.
Огонь в печи не гас. Андрей принес в дом еще несколько охапок дров и разложил их на полу сушиться. Вымыв руки, он подсел к Оксане. Вдруг он живо поднялся, налил в кружку воды, поставил ее греться, после заварил траву лесника, процедил ее и вернулся на место, поставив кружку на стол. Вместе с этим он приготовил лекарства, сверившись с курсом лечения.
– Оксана! – прошептал он. Та не пошевелилась. – Оксана! – громче произнес он. Никакой реакции. Тогда он закричал: – Оксана, прошу тебя, очнись! Очнись! Помоги мне! Оксана! Умоляю тебя, милая! Любимая моя! Оксана!
Он принялся покрывать ее лицо поцелуями. Оксана открыла глаза, глядя мимо Андрея. Он тут же посадил ее.
– Спасибо, Оксана!
Он тут же дал выпить ей все лекарства, настойку, и продолжал подливать ей в кружку воды, пока та ни напилась вдоволь и снова не легла на кровать.
И снова Андрей просидел рядом с ней до вечера, следя за каждым ее движением. Но, температура не снижалась. Вечером он повторил ту же процедуру с лекарствами, сделал ей укол и тщательно укрыл одеялами.
Наступила ночь. Андрей встал над Оксаной и долго смотрел на ее лицо, улыбаясь. Сегодня у нее не было бреда. Температура не поднималась выше сорока градусов.
– Мы справимся, – прошептал он.
Вдруг снаружи послышался вой. Андрей вздрогнул и бросился к двери. Выйдя на улицу, он оказался в серой мгле. Ночь, казалось бы, должна была скрыть все краски, замалевав все пространство черным цветом, но вокруг все было серым. Все серело разными тонами, но в целом оставалось серым. Серые деревья, серые кусты, серая тайга. Серый рваный туман летал вокруг. Снова послышался вой, уже ближе. Вой усиливался, разделялся, сливался, переливался.
– Волки, – прошептал Андрей, – стая волков.
Он бросился в дом, заперся изнутри и полез в погреб. Вытащив винтовку, вставил магазин, засунул за пояс два пистолета, прихватив к каждому по обойме, и выбежал обратно на улицу, накрепко заперев дверь.
Вокруг все также оставалось серым. Он сделал несколько шагов от дома. Завывания слышались со всех сторон. Андрея охватил ужас. Он вспомнил Ислама.
– Вспомнил Ислама? – послышалось ему.
– Вы же не волки, вы псы, в чем тут дело? – стараясь говорить как можно тверже, спросил Андрей.
Раздались многочисленные смешки.
– Как тебе серый цвет? Это цвет твоей жизни. Это цвет любой жизни. Все вы серые, все ваше рабское племя серое и тонет в сером болоте. Будь у тебя хоть все золото мира, твоя зависимость от золота будет настолько сильна, что ты будешь копошиться в сером болоте. Будь у тебя хоть вся власть над миром, ты будешь зависеть от собственной власти, кувыркаясь в сером болоте. Будь у тебя любовь хоть всех женщин в мире, ты будешь трепетать над ней, барахтаясь в сером болоте. Не будь у тебя ничего, живи ты всю жизнь один, питаясь воздухом, ты будешь дрожать над своим хрупким одиночеством и мнимой независимостью, утопая в сером болоте.
– Это как посмотреть, – смело заметил Андрей.
– Ты еще шутишь? Дурачок, неужели ты даже не представляешь, насколько это удобно – жить в сером болоте, в теплом сером болоте? Ты спокоен, как сам штиль. И вся жизнь будет штилем, никаких волнений, беспокойств, стрессов. Сказали – сделал. Тот, кто тебе сказал, тому сказали, а тому еще сказали, и так далее, замкнутый круг, лишенный индивидуальной ответственности. Спи, жри, да трахайся! Чего еще нужно? Ты с детства, с самого раннего детства живешь, исполняя приказы. Взрослея, ты не замечаешь, что продолжаешь жить, только благодаря этому. Ты продолжаешь жить, ты живешь, только благодаря тому, что ты…
И снова, как и накануне со всех сторон грянул жуткий рычащий хор:
– Благодаря тому, что ты раб!
– Я не раб, – не заставляя себя ждать, ответил Андрей. – Я не буду рабом.
И снова раздались многочисленные смешки.
Вой, переходящий в лай и рычание приближался. Андрей заметил, как за кустами промелькнула черная тень, за ней еще, потом еще. Черные тени закружились среди кустарника, вокруг дома. Андрей вскинул винтовку и, прицелившись в одну из теней, выстрелил. Тени закружились быстрее, их очертания приближались. Стая сужала круги. Андрей не выдержал и принялся палить во все стороны, пока не израсходовал магазин. Тени кружились, приближаясь, рыча и воя. Он сменил магазин и возобновил пальбу. Отбросив винтовку, он выхватил из-за пояса пистолеты, взяв их по одному в каждую руку.
Тени перестали кружить. Прямо напротив Андрея, в куще деревьев, тени начали стекаться, собираясь вместе. Андрей поднял обе руки, направив оружие в огромную черную тень, готовую броситься на него массой звериных туш. Прямо перед собой он ощущал дыхание, вырывавшееся вместе с грозным рыком из единой пасти стаи.
Стая затихла.
– Ну, что вы замерли, твари? – закричал Андрей. Он уже был готов ко всему. – Я вас жду! Что вы притухли? Идите ко мне! Я не сдамся, не отступлю и не смирюсь! Я не раб! Слышите вы, черные суки!
Множество пар желтых глаз вырвалось из серой мглы и ринулось на Андрея. Зажмурившись, он спустил курки обоих пистолетов…
Грянул гром и хлынул ливень, придавливая тело Андрея к земле. С трудом поднявшись, он отбросил пистолеты и осмотрелся. Серые краски сменила черная ночь. Ветер гнул деревья к земле. Андрей поднял голову вверх, встречая поток дождя, и закричал во все горло. Он кричал и кричал, не замолкая, пока не охрип. Тогда он перешел на смех.
– Тебе смешно? – раздался голос.
Андрея тут же подхватили цепи и пригвоздили к столбу. Он продолжал смяться.
Первый удар плети не смог заставит его замолчать. Второй, третий, четвертый…
– Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать…
Андрей уже перестал смеяться. Он, стиснув зубы, крепился, боясь потерять сознание.
– Двадцать пять, двадцать шесть…
Андрей беззвучно орал.
– Тридцать девять, сорок, срок один!..
Андрей беззвучно хрипел.
– Это все в твоей голове, это твой разум, это твой каземат… – доносилось откуда-то изнутри, из глубины его испуганных и спутавшихся мыслей.
– Пятьдесят восемь, пятьдесят девять…
Андрей перестал что-либо слышать.
– Семьдесят шесть, семьдесят семь…
Счета уже не было слышно. Лишь плеть яростно свистела, да впиваясь в спину, сотрясала тело Андрея.
Вдруг что-то произошло. Что-то необычное. Удары прекратились, цепи спали с его рук, и он рухнул, обнимая столб, на землю.
– Ну и дурак! – послышался удаляющийся голос.
Андрей хотел было подняться, но тут же потерял сознание.
Тела не было, его невозможно было ощупать, почувствовать. Голова была сокрушена настолько, что уже ничего не хотелось с ней делать. Теплилось слабое чувство победы. Казалось, наступило лето.
– Андрей, что с тобой?
Андрей приподнялся с пола и увидел Оксану. Она сидела на кровати, свесив босые ноги вниз, и с удивлением разглядывала позу, в которой ее возлюбленный распластался посреди комнаты.
