Борис Ярне
Свобода
–
30
–
Прибыв в третьем часу ночи в Омск, Шоцкий и его команда разместились в гостинице, номера в которой были забронированы заранее Кротовым.
Очутившись у себя, Иван Владимирович, не раздеваясь, прилег на кровать и закрыл глаза. События последних нескольких дней, его разъезды, слежка, бессонные ночи сказались на его состоянии и сковали его тело усталостью. Опустив голову на подушку, он в одно мгновение провалился в сон.
Со всех сторон он был окружен плотным кольцом деревьев, чьи ветви были настолько размашисты, что крона их полностью закрывала пространство над головой, не давая возможности обнаружить ни малейшего признака неба, как бы он не всматривался вверх. Какой-то тусклый серый свет едва просачивался сквозь бесконечный слой листьев, причем лучи света были не прямые, а приобретали всевозможные причудливые формы и все без исключения стремились описать вокруг Ивана Владимировича круги, заворачиваясь в спираль и после, врезаясь в землю, разбрызгивали по сторонам уже черные блики, которые, накапливаясь, образовывали вокруг него непроницаемую стену. Откуда-то издалека послышалось завывание, потом еще, еще, постепенно лес наполнился единым жалобным воем, от которого вся спина Ивана Владимировича покрылась мурашками. Вой усиливался, приближался, окружал его. Еще немного и вой превратился в рычание. Иван Владимирович нервно осматривался по сторонам. Вдруг из-за деревьев вышли огромные черные псы и моментально обступили Ивана Владимировича со всех сторон.
Шоцкий открыл глаза и приподнялся на кровати. За окном было темно. Он взглянул на часы. Прошло несколько минут с того момента, как он оказался в номере. Он тряхнул головой, посмотрел перед собой и глубоко вздохнул. Он признался себе в том, что ему было страшно.
«Можно не успеть, – думал он. – Можно так и остаться навсегда в лампе. На местном уровне не составит труда закрыть и стереть из памяти даже само упоминание о связи беглецов с разгромом аула в горах Карачаево-Черкесии, а выход на них в Самарской области, да и непосредственно начало операции в Поволжье объяснить профессиональным чутьем. Откуда у них в руках оказалось оружие вопрос не главный, экспертизу замнут. Официально я нигде не фиксировал версию, лишь несколько лиц из руководства, да окружение было осведомлено, и Кротов, несомненно, докладывал, методично докладывал об этом наверх, дублируя мои отчеты. Я же упоминал об этом лишь как о версии, именно версии, не будучи в этом убежденным, и не имея веских доказательств. Но для того же Кротова эта версия рабочая, и при нужном давлении так оно и выйдет, учитывая его возможную непродолжительную связь с кавказцами… Тут я, конечно, могу ошибаться на его счет, но иной претендент на предоставление данных на сторону маловероятен… А почему его, вообще, ко мне приставили в таком качестве? – неожиданно сам себя спросил Шоцкий. – Никогда ничего подобного руководство в моем отношении не предпринимало. И почему я сразу не придал этому значения, несмотря на то, что сразу же понял смысл его назначения, негласный смысл? Мне было все равно! Я не видел в нем угрозы, даже помехи. Разве он мог помешать мне, расстаться с лампой? Но обстоятельства выстрелили именно так, как выстрелили. Что ж, придется форсировать ситуацию».
За окном светало. Шоцкий посмотрел на часы. Он снова закрыл глаза, постарался успокоить дыхание, и вскоре у него получилось заснуть.
В девять утра он был уже в кабинете, выделенном УМВД по Омской области, и рассматривал карту, висевшую на стене.
У окна сидел Кротов и читал что-то в телефоне. В соседнем кабинете члены их команды по поручению руководства, не переставая, разговаривали с инспекторами, дежурившими на постах по всем трассам и дорогам от Тюмени до Новосибирска.
– Подключили всех, кого могли, – между делом сказал Кротов. – Вчера вечером всем прилетело, не ты один под раздачу попал, то есть, тебе, конечно, как руководителю больше досталось, но, похоже, наши вчера в ударе были, построили всех и везде. По областям прошлись. Задействовали даже спецподразделения. Думаю, кто-то что-то невнятно ляпнул на самом верху, да так, что там решили, будто под угрозой национальная безопасность.
– Очень скоро одумаются, – задумчиво проговорил Шоцкий, – откат пойдет. Ты говорил о ФСБ. Если это не просто слух, спустят все с горки, и…
– Нас с тобой ничего хорошего не ждет.
– Это верно.
– Но, зачем они тут нужны? Это, понятное дело, федеральный масштаб, но не их интерес. Как думаешь?
Шоцкий пожал плечами.
– Из-за кавказских дел, – предположил Кротов, – мы задели мафию?
– Это лишь предположение, лишенное прямых улик, – немного напрягшись, сказал Шоцкий.
– Как? – удивленно воскликнул Кротов, – ты же только благодаря этой версии вышел на них, разве нет?
– Это сейчас уже не важно, – стараясь уйти от темы, произнес Иван Владимирович, – нам бы снова на след напасть… и как они проскочить сумели?..
Кротов, ничего не сказав, пристально смотрел на Шоцкого. Тот подошел к окну.
– Говорят, где-то здесь Колчак сбросил свое золото, – проговорил он. – Тут совсем рядом Омь впадает в Иртыш. Ты не устал, Илья Константинович? – Шоцкий совсем не хотел ничего подобного спрашивать у Кротова, но его будто что-то подтолкнуло, словно нарочно тянуло к какой-то мелкой провокации.
– Ты о чем, Иван Владимирович?
– Обо всем этом… – Шоцкий на мгновение задумался. – Я устал. Честно.
– По тебе не видно. Сколько я о тебе слышал, ты никогда не устаешь…
– Ничто не вечно. Ладно, не будем об этом. – Шоцкий махнул рукой и отошел от окна, вернувшись к рассмотрению карты.
– Я тут новости читаю, – как-то с натугой произнес Кротов, обнаружив для себя, что боится взглянуть на Шоцкого.
Тот посмотрел на Илью Константиновича и сразу же это заметил.
– Что там? – спросил он.
– Ночь длинных ножей в Ростове-на-Дону. Зверски убит криминальный авторитет Василий Чакин по кличке Ротор, а с ним семеро его подельников, из основного приближения, в разных частях города и области. Задержан некий Аслан Мирзоев, как один из возможных организаторов убийства, а с ним и несколько боевиков. Мирзоев принадлежал к клану Джабраила Кудаева, убитого во время сходки в своем доме месяц назад. Более того, правая рука Кудаева, Рашид Мамбетов, был обнаружен мертвым в окрестностях Тюмени вместе со своими людьми, убиты они были в результате перестрелки. Что делал Мамбетов в Тюмени, не ясно. Не имея на настоящий момент полной картины произошедших событий, следственные органы, однако, склонны считать, что речь идет о конфликте, возникшем между Чакиным и Кудаевым, приведшим сначала к ликвидации последнего, и далее повлекшим за собой череду убийств уже осуществленных на почве мести, со всеми вытекающими последствиями. Вот, о каких последствиях они говорит?
Шоцкий молчал, продолжая смотреть на карту.
– Что думаешь, Иван Владимирович? – несмело спросил Кротов.
– Что ты имеешь в виду? – переспросил его Шоцкий.
– Получается, что Кудаева грохнули люди этого самого Ротора, а этот Мирзоев за это грохнул его, а перед этим тот грохнул этого, как его… так, вот, Мамбетова… в Тюмени. Получается, что наши ребята не при чем? Но, почему Тюмень? Я…
– Илья Константинович, что именно тебя смущает? – спросил полковник.
– Ты как раз в это время был в Тюмени, – несмело произнес тот, – и обнаружил каким-то образом преступников, которые покинули город вскоре после перестрелки. Это совпадение?
– Ты так не думаешь, верно?
– Я не верю в такие совпадения, – подтвердил майор. – На одном из селекторов ты озвучил какие-то имена, которые, я так полагаю, имели отношение к одной из банд, но на мой вопрос о том, кто это такие и откуда ты их взял, ты мне так ничего и не сказал.
– Взявшись за разработку версии, я вышел на них с помощью коллег из Черкесска, я тебе говорил. Но! Ложный след, тем не менее, помог раскрыть другое преступление. Ну, если и не раскрыть, то пролить некий свет. Я не потребовал за этот факультатив сверхурочных. – Шоцкий натянуто улыбнулся.
– Знаешь, Иван Владимирович, с тобой приятно работать в том плане, что ты способен докопаться до руды, но, в то же время, ты как будто боишься поделиться своими соображениями, а то и планами с коллегами.
– Это не всегда целесообразно.
– Да? И поэтому ты такой одинокий? – Кротов совсем не то хотел сказать, но что-то его занесло, как он сам подумал, и, спохватившись, тут же добавил: – Я имел в виду, такой одинокий волк, как герой боевиков. – Кротов попытался рассмеяться.
– Знаешь, Илья Константинович, думаю, тут имеет место быть двойной ложный след. На первый напал я, вскоре осознав его ложность, на второй, благодаря моему опрометчивому замечанию, в том числе, излишне подаваемой на селекторах информации, наткнулись субъекты, заинтересованные в ведении войны, мстители, так скажем, сошедшие с гор.
– Но, как же это все?.. – Кротов запнулся.
– Илья Константинович, давай свежим воздухом подышим? Не возражаешь?
Оказавшись в Первомайском сквере, Шоцкий предложил пройтись дальше, в сторону реки.
– Вот, Илья Константинович, – говорил Шоцкий, – вон там Омь впадает в Иртыш, вокруг исторический центр города, вон Тарские ворота, дальше Достоевский, там крепость, набережная… Ты бывал в Омске?
– Нет, не довелось.
– Каторжный город. Удачно мы здесь оказались именно сейчас.
– Я тебя не понимаю. – В голосе Кротова Шоцкий заметит испуг.
– По соседству в здании МВД находится Управление ФСБ, – ты заметил, наверное, но, это я так, к слову. Слухи, дошедшие до тебя, думаю, небезосновательны. События, о которых ты только что читал, уверен, связаны с их деятельностью, и нас они касаться не должны.
– Что значит с их деятельностью? – удивился Илья Константинович.
– Не так выразился. Эти происшествия входят в зону их ответственности.
– Почему ты так думаешь?
– Слышал их дыхание каждый раз, когда пытался что-то выяснить в Черкесске. Эти абреки промышляют не только в горах, как ты понимаешь, у них завязки по всей стране. Хоть их основной хлеб это юг. Это дело федералов. Да, я не об этом тебе говорю, это, думаю, итак, ясно. Мы нечаянно вклинились в их вотчину, и кое-что попортили, я думаю.
Кротов напряженно слушал Ивана Владимировича.
– Я отправился в Тюмень по двум причинам: о первой я тебе говорить не стану, слишком фантастическая, да и это излишняя информация, способная тебе лишь навредить, без обид, Константиныч, поверь, так лучше; а вторая, наиболее прозаическая, заключалась в том, что я выяснил, кому интересны наши беглецы, особенно, один из них. Выяснив, кто это, я понял, что в порыве благородной мести, а то и для подачи урока всем остальным, он готов пойти на все, чтобы их найти и расправиться с ними по своему усмотрению. Я вышел на него и проследил за ним до самой Тюмени. Но, что интересно, выходя на него, я уже понял, что шел он в верном направлении, а это значит, что ему были известны наши планируемые шаги, которые он старался, и довольно успешно, обгонять. О чем это говорит?
Шоцкий намеренно смотрел в сторону, чтобы не показывать Кротову своего лица, по которому тот мог догадаться о его подозрениях. Кротов в свою очередь также отвел взгляд, опустил глаза и напряженно ждал продолжения разговора.
– Как думаешь, Илья Константинович? – не унимался Шоцкий.
– Даже не знаю, что сказать. Ты предполагаешь что-то очень неприятное?
– Да уж, – продолжил Иван Владимирович, – думаю, кто-то сливал горцам информацию о наших планах. И мог это быть кто угодно – в селекторах многие принимали участие.
– Но на селекторах ты особенно не распространялся о конкретных шагах, – участливо заметил Кротов.
– Значит, кто-то из наших, или нас могли прослушивать, да все, что угодно.
– Прослушивать? Кто, бандиты? – искренне удивился Илья Константинович.
– Уже не имеет значения, мы не станем проводить внутреннее расследование. Возможно, указание идет немного сбоку и сверху…
– Не понимаю.
– Илья, я могу предположить, что ты даешь нашему с тобой руководству… извини, не сложно догадаться, это отчасти здоровая практика, и никуда от нее не деться. Даешь отчет о наших действиях, в первую очередь, конечно, о моих шагах. – Кротов хотел было вспыхнуть. – Так вот, думаю, тебе стоит фильтровать все, что ты говоришь. А то и без нашей с тобой инициативы могут начать разбираться во всем том, что пока связать между собой они не могут, пока не могут. ФСБ как раз, судя по всему, уже начали связывать. Чем грозит, сам понимаешь. Ты меня понимаешь?
– Я тебя понял, Иван Владимирович, – как можно спокойней произнес Кротов.
– Это в наших общих интересах.
– Я понял.
– Мы никогда ничего не слышали о Рашиде Мамбетове, – сказал Шоцкий.
Кротов растерянно закачал головой, пытаясь собраться с мыслями, и, наконец, выговорил:
– Я итак о нем ничего не слышал.
– Отлично. И, разумеется, версия о том, что наши подопечные напали на аул, несостоятельна. Нам просто повезло, что мы вышли на них, заметь, уже очень далеко от гор. Самара, Оренбург, а дальше, дальше – это уже наши оперативные мероприятия, не имеющие ничего общего с горскими разборками.
– Я, я все понял, Иван Владимирович, – приходя в себя, сказал Кротов.
– В Тюмень же я отправился для проверки версии того, что они разделились примерно на том географическом участке. И я оказался прав.
– Все так.
– И теперь наша задача заключается в том, чтобы их снова обнаружить, уже всех вместе, и покончить с этими гонками.
– Исчерпывающе, – воскликнул Кротов.
– Тогда, за дело! А вон и Иртыш.
– Красиво.
– Да, и ФСБ не захочется показывать связь, не в их интересах.
– Почему так думаешь?
– Просто поверь. Взвешивай каждое слово.
– Я уже все понял.
– А мне, буду с тобой откровенен, Илья Константинович, не совсем понятна твоя функция смотрителя. – Шоцкий все же не сдержался.
– Иван Владимирович, я всего лишь исполняю приказ…
– Но, с чего вдруг… извини, это всего лишь любопытство. Скажи коротко.
– Ты был не в себе, – отрезал Кротов.
– Не совсем ясно.
– Сам просил, коротко. Мне вот что сказали, тоже коротко: «Наш Феликс издал лирические ноты. Может, это случайность, а вдруг что-то другое. Проконтролируйте его, очень ценный сотрудник, чтобы дать сбой». Вот, как-то так.
Шоцкий ухмыльнулся.
– А что вы, Иван Владимирович, тут про каторжников говорили, про каторжный город? – вспомнил вдруг Кротов.
– А ты взгляни на скульптуру, – призвал Шоцкий, указывая на памятник Достоевскому. – Идет, как на заклание, руки будто скованы его же одеждами… Мы оказались в незавидном положении… с определенной точки зрения.
– Когда нас кинули на это дело или когда мы влипли с этой кавказской мафией?
– Когда смирились с нашей жизнью.
– Извини, Иван Владимирович, не понимаю.
– Разве ничего не слышишь?
– Нет, а что я должен услышать?
– Кандалы лязгают…
– 31 –
Расстояние в пятьсот с лишним километров удалось преодолеть за день. Выехав рано утром из Тобольска, к вечеру были уже в Сургуте. За все время пути сделали три остановки. Как и в Тобольске, в Сургуте была снята квартира. Бюджет был спланирован с таким расчетом, чтобы можно было теряться в больших городах, снимая квартиры. Если со съемом жилья особенных проблем не возникало, отелями решили не пользоваться. По обстоятельствам, в зависимости от местности, погодных условий и прочих сторонних факторов было решено разбивать лагеря. Жилье, бензин и еда! До Тихого океана денег хватит с излишком. Оставался вопрос пополнения бюджета для перехода границы, для Вячеслава с Марией, и для оформления документов и обустройства на выделенной земле, с учетом времени проживания в ожидании подтверждения заявки и непосредственно выбора самого участка, для остальных. Кроме того, Андрей не исключал возможности поселиться где-нибудь «в такой глуши на берегу океана, что и документов никаких не нужно». Данная перспектива при всей прелести ее романтизма ничего, кроме скептической улыбки у всех, даже у Петра Ильича, да и у самого Андрея, не вызывала. Ислам оставался равнодушен ко всему. Казалось, он до сих пор не понимал, что с ним произошло и происходит. Тем не менее, Петр Ильич был полон решимости, взять всю ответственность за молодого горца на себя.
Андрей изучал местность по картам, нарисованным в тетради Вячеслава. Он насчитал еще два тайника, которые должны будут встретиться на пути, и в которых, согласно этому бесценному справочнику должны храниться деньги.
– Заметь, Слава, я выбрал только те, что на пути. Если мы будем наматывать круги по стране, то, думаю, вскоре разбогатеем. Я шучу, конечно. Меня не оставляет мысль о продаже тачки. Я бы рискнул. Не прямо сейчас, но в самое ближайшее время. Честно говоря, каждый раз, когда я сажусь за руль, у меня начинают трястись руки. Что если нас остановят? Нам придется стрелять, чем мы возьмем и так запросто себя обнаружим. Я понимаю, что для местной полиции это можем быть и не мы, но, это уже, как повезет. Ты понимаешь меня? Если бы не оружие, не… да, я не спорю, так мы мобильнее, нам комфортнее, но не хотелось бы после всего, что мы преодолели снова попадаться в те же капканы. Нужно подумать об этом. Ты как думаешь? А?
Вячеслав соглашался со всем, что предлагали. Фактически руководство мероприятиями взяли на себя Андрей с Оксаной. Вячеслав лишь мог проконсультировать относительно того или иного вопроса. Да, он был готов ко всему, но сам он инициативу не проявлял. С каждым днем он становился все задумчивее, суровее и отрешеннее. Он словно пытался слиться таким образом с Марией, стремился прокрасться в ее мир, полный тихой боли, чтобы забрать всю ее боль себе, освободить свою возлюбленную от оков страдания.
Петр Ильич тоже ушел в свой мир с головой. Как только он переборол последний приступ, он вернулся к написанию своих путевых заметок с такой яростью, словно боялся опоздать к выходу номера журнала, в котором должны были опубликовать его труды от начала и до конца. Он лишь изредка делился некоторыми своими мыслями с Андреем или Оксаной, оставляя основную идею своего произведения в тени, как он говорил. Это, на его взгляд, способствовало более глубокому его проникновению в свои личные переживания, которые он намеревался излить в мир уже в отредактированном для этого самого мира образе.
– Сколько мы здесь пробудем, как считаешь? – спрашивала Оксана, когда они с Андреем прогуливались по берегу Оби.
– Я бы уже завтра снялся, – отвечал Андрей, – не хотелось бы прибыть на место осенью. – Андрей рассмеялся. – Да и надежды на нашего ангела в погонах не так много, как хотелось бы. Даже не на него лично, а на саму его идею. Допустим, он подыграл нам и увел следствие по другому следу, долго это продолжаться не будет. Он не волшебник, и он не один в органах, и рано или поздно его ошибка, а то и явная подтасовка выльется наружу.
– То есть, станет известно, куда мы направились, – продолжила Оксана.
– Конечно, поэтому, не стоит злоупотреблять случаем, каким бы счастливым он не казался. Тем более… – Андрей запнулся, задумавшись.
– Что?
– Взгляд у этого полковника был какой-то странный.
– Что ты имеешь в виду?
– Не то, чтобы больной, а какой-то словно увлеченный игрой, источающий азарт, и в то же время отчаяние. Может, я уже начинаю бредить, но мне показалось, что в его голосе звучали нотки независимого духа… Независимого, но в тоже время обреченного.
– Не совсем тебя понимаю, – улыбаясь, заметила Оксана.
– Не уверен, что смогу объяснить, – признался Андрей, – но, мы все находимся в каком-то совмещенном состоянии. Мы словно синтезировали в себе все свои чувства, стремления, страхи, надежды, и, стараясь вырвать самое необходимое, нужное в настоящий момент, мечемся среди своих мыслей, установив призрачную цель и убедив себя в том, что она достижима. Мы бежим от оков, но бежим, по сути, в неизвестность. Мы стремимся к независимости, и убеждаем себя в том, что мы свободны, но нас гложет отчаяние, гложет настолько, что не ясно, что нас захватило сильнее, какой из процессов: путь к свободе или бегство от отчаяния.
– Может, нам недостает силы?
– Возможно. Опасность, на мой взгляд, заключается в том, что отчаяние способно поглотить нас настолько, что преградит путь к свободе. Взгляни на Славу. Его любовь и чувство ответственности за Марию порабощает его стремление к воле.
– Разве можно так говорить? – воскликнула Оксана.
– Но, разве ты его не видишь?
– Да, но… нельзя так говорить, – Оксана потупила взгляд. – Ты же не хочешь сказать, что если бы…
– Что ты? – вскричал Андрей. – Я… В том-то и дело, что я не знаю, не могу о себе сказать то же или… Хватит ли у меня силы… Тебя же я не оставлю… И ты меня.
– Конечно, Андрюша! Как ты можешь рассуждать об этом, да еще вот так?
– Хватит ли силы продолжать борьбу, видя, осознавая, что эти силы, всего себя нужно отдать любимому человеку? Где та грань, которую нельзя переступить? Есть ли она? И как, что нужно сделать, чтобы отдав себя другому человеку, не отречься от выбранной цели, особенно, если… Оксана…
– Если цель способна отнять дорогого человека, а дорогой человек задержать, а то и преградить путь к цели… Милый, я всегда буду держать тебя за руку.
– Да, Оксана, но… Что нужно сделать, чтобы… я, признаться, хоть и часто об этом думал, не только в последнее время, да и, вообще, на протяжении всей жизни, но не смог дать себе ответ. А этот ответ можно получить только от самого себя. Я буду держать тебя за руку, любимая, и мы постараемся не сворачивать…
– Если мы друг друга будем держать за руку, то мы со всем справимся!
Но разве высокий слог, яростные клятвы в любви могут подтвердить будущее? Окажется ли любовь победительницей в схватке с грядущим, или сдаст свою позицию? Может ли настоящая любовь сдать позицию? Сможет ли настоящая любовь помочь в достижении цели, если в какой-то миг придется выбирать между ней и самой целью? И что это за цель, когда речь способна зайти о сомнениях в любви?.. И что это за любовь? И что это, любовь?..
Андрей с Оксаной стояли на берегу и смотрели на реку. Андрей чувствовал легкую дрожь в теле. Те мысли, что он только что высказал, будоражили его с тех пор, как произошел случай с похищением Марии. С одной стороны его терзало ощущение собственной вины, – ведь, с каких сторон не разглядывай произошедшее, какими именами не называй, а именно он инициировал освобождение Ислама и сопутствующий этому разгром дома его дяди, а значит, это он виновен во всех последующих происшествиях, так или иначе связанных с этим событием. С другой же стороны, он серьезно задумался о том, что рано или поздно он может оказаться перед выбором: призрак, тень, осмысление свободы или близкий человек, близкие люди, люди… И он никак не мог отыскать пути к компромиссу, он не мог убедить себя в том, что компромисс, вообще, имеет место быть. Размышления незнакомки об ответственности лишь подогрели его нетерпение в отношении этого вопроса. Ведь если она настаивает на необходимости чувства ответственности, то компромисс должен быть. Но как это осуществить в жизни? Возможно ли?
– Тебя я не оставлю никогда, чтобы не произошло, чего бы это мне ни стоило, – произнесла Оксана. – Мы будем бороться, я буду бороться.
– Я уверен, что так ты и поступишь, – сдавленным голосом проговорил Андрей, – ты женщина, ты бы и не могла сказать иначе, не могла подумать иначе, и сделать… Но, честно… Мне сложно… Я сам не могу понять, почему…
– Что ты, Андрей? – испуганно воскликнула Оксана.
– Но… Я… я буду бороться вместе с тобой, и за себя и за тебя, за нас. Мы вместе придем к нашей цели, и не выпустим рук друг друга, – говорил, словно во сне Андрей. – Верь мне. Я верю…
– Я верю, Андрюша. – Оксана крепко сжала руку своего возлюбленного.
Через два дня с первыми лучами солнца команда выдвинулась дальше, в сторону Нижневартовска.
Где-то посредине пути, между Сургутом и Нижневартовском, беглецы сделали остановку. Андрей с Вячеславом ушли далеко на север от трассы и проверили еще одни тайник, стоявший первым в списке Андрея. Эта вылазка так же, как и предыдущая оказалась удачной. Тайник был нетронутым. В результате запасы были пополнены консервами и деньгами в размере ста тысяч рублей.
– Грабь награбленное, – резюмировал Андрей. – И как на него не наткнулись? Тут же нефтяники все уже перепахали, наверное. Тонкая работа. Не перестаю восхищаться твоими бывшими коллегами. Жаль, валюты не оставляют, при нашей жизни это было бы актуальнее. Извини, Слав. Пошли отсюда, от греха.
Гордон вез Вячеслава с Марией. Андрей ехал с Оксаной и Исламом.
– Мы топчем кровь нашей страны, – заметил Андрей, оставив за спиной Лангепас, – все здесь, и там дальше, на севере, да и вокруг, пропитано нефтью да газом. Вот она, житница наша… Страна ресурсов! И больше ничего! Ничего…
– У тебя на этот счет тоже есть какие-то планы? – спросила Оксана.
– Уверен, на этот счет у всего населения страны есть какие-то планы, только эти планы не согласуются с намерениями правительства, чьи интересы, совпадающие с интересами владельцев акций этих самых ресурсодобывающих, ресурсопрекачивающих и ресурсопродающих инструментов, лежат в плоскости, бесконечно удаленной от этого самого населения.
Немного не доезжая до Нижневартовска, в районе поселка Мегион автомобиль Петра Ильича скрылся из вида, уйдя после развязки за поворот. В этот самый момент Андрей увидел, как словно из-под земли метрах в ста вырос инспектор ДПС и взмахнул жезлом. Автомобиля его видно не было.
– Андрюша, – испуганно прошептала Оксана.
– Твою мать, – отозвался Андрей, доставая из-под сидения пистолет. – Вокруг никого пока. Откуда он взялся, пешком бродит?
– Что будешь делать? Андрюша, может…
– Спокойно.
Андрей остановил машину, не глуша двигатель, и, не дожидаясь инспектора, сам вышел ему навстречу.
– Я что-то нарушил, товарищ лейтенант? – услышала Оксана.
– Проверка документов. – Инспектор взял под козырек.
– Тут такое дело, командир… – начал Андрей, отстраняя лейтенанта к обочине.
Дальше Оксана ничего не слышала. Андрей с инспектором стояли на обочине, со стороны ее окна. Она медленно опустила стекло. Андрей продолжал что-то говорить, стоя к ней спиной. Вдруг он развернулся и указал инспектору на нее.
– Ну, по рукам? – расслышала она.
Андрей вернулся назад, сел за руль и надавил на газ.
– Пять рублей, – заявил он. – И никакого насилия!
– А если он…
– Я ненароком сфоткал его удостоверение, пригрозил, а заодно сказал, что факт получения взятки ты зафиксировала на видео. В общем, мы расстались друзьями. Камер тут нет поблизости, так что, похоже, он не зря выбрал это место. – Андрей рассмеялся. – Тут на повороте многие не успевают сбросить скорость и…
– Андрюша! – радостно воскликнула Оксана.
Еще до полудня беглецы покинули Югру и въехали в Томскую область, остановившись в небольшом городке Стрежевой, где Вячеслав с Марией заселились в гостиницу, а остальные на машинах отправились дальше, к причалу Колтогорск, от которого в час дня отходил паром до поселка Каргасок.
Вячеслав настоял на том, чтобы остаться с Марией наедине на пару дней и добраться до Каргасока на теплоходе, отплывающем утром, на следующий день. Андрей был против разделения, но Оксана уговорила его оставить друзей, и положиться на удачу. Договорились встретиться в Каргасоке, где Вячеслав намеревался заселиться в гостиницу в ожидании остальных. Паром от Стрежевого до Каргасока шел почти двое суток в отличие от теплохода, преодолевающего то же расстояние за восемь часов.
После погрузки автомобилей на паром, Андрей предложил Петру Ильичу занять спальное место в вагончике, но тот наотрез отказался, сославшись на то, что он еще не настолько стар, чтобы при малейшей возможности отказываться от романтики путешествий.
– Двое суток по реке, Андрей! – восклицал он, – это же чудесно! Кроме прогулочных теплоходов на Москве-реке я ничего не пробовал. А тут… Сибирская река! Мощь! Сила! Природа!
– Ну, будь, Петр Ильич, по-вашему. Никто морской болезнью не страдает? Два дня без земли. Можно только смотреть, но не трогать. У Ислама не спрашиваю.
Ислам скупо улыбнулся. Андрей взглянул на часы.
– Пора уже. Отдадут швартовы?
Уже через час после того, как паром начал свое движение по реке, Гордон был полон такого восторга, разглядывая берега, что не выдержал и, заявив, что на него нахлынуло вдохновение, уединился в автомобиле с ноутбуком. Ислам стоял, держась за перила, и грустно смотрел на воду.
– Ты как, Ислам? – спросил Андрей.
– Я даже представить не мог, что все это существует, – признался он. – Все, все то, что я успел увидеть до сих пор.
– Тебе нравится?
– Я устал ждать, – глухо произнес он.
– Чего ждать? – удивленно спросил Андрей. – Когда мы доберемся до места? Такая у нас большая страна, ничего не поделаешь. Предки наши постарались…
– Нет, – отозвался Ислам.
Андрей вопросительно посмотрел на него.
– Я жду своего дядю, брата, всех, кто меня привязывал к столбу и бил, всех, кто сажал меня в яму, кто избивал меня, пинал, смеялся надо мной и моими покойными родителями, всех, у кого я был рабом, у кого я раб. Все они теперь – шайтан, один шайтан, мой шайтан, и пока он со мной, я не могу быть свободным, я раб.
– Ты не раб, Ислам, ты больше не раб, мы покончили с теми, кто тебя притеснял и обижал, мы… убили их. И ты сам. Ты свободен… – натянуто проговорил Андрей, не забыв подумать о том, что он изо дня в день повторяет Исламу одно и то же.
– Нет, я не свободен, шайтан идет за мной, он все еще держит меня у столба и раскручивает плеть. – Андрей вздрогнул. – Он смотрит на меня и не дает свободно вздохнуть. Я раб, я все еще раб, я раб где-то вот здесь… – Ислам приложил руку к сердцу, потом к голове. – И я не знаю, когда он придет за мной, чтобы сразиться.
– Ислам… – Андрей замотал головой, – я не совсем понимаю, о чем ты говоришь.
– Ты не поймешь, ты не горец. Ты можешь быть свободным, а можешь быть рабом. Но горец может быть только свободным. И пока я не освобожусь, пока не одолею шайтана, я буду оставаться рабом.
– А как ты сможешь его одолеть? – осторожно спросил Андрей.
– Убить! – горячо ответил Ислам. – Иначе я навсегда останусь рабом.
– Но, как? – искренне удивился Андрей.
– Я пойму это. Только я это пойму…
Андрей некоторое время смотрел на Ислама, после медленно отвел взгляд и нахмурил брови, глядя на проплывающие за бортом берега.
– Твой разум, вот твой каземат, – прошептал он.
С марта 1958 года партизаны перешли к более активным действиям, начав работать за пределами Сьерра-Маэстры. С конца лета наладилась связь и сотрудничество с кубинскими коммунистами. Началось генеральное наступление, в ходе которого колонне партизан под командованием Че поручалось овладеть серединой острова, провинцией Лас-Вильяс и ключевым городом на пути к Сантьяго – Санта-Кларой, объединив и скоординировав для этого все антибатистовские силы.
