Бауыржан Чердабаев
Золотая лодка
Нурбике удивленно взглянула на Ахана. Тот жадно впился взглядом в ее лицо и, не дождавшись ответа, добавил:
– Вам решать, Нурбике.
Нурбике смутилась и отвела взгляд.
Время перевалило за полночь. Ахан устало вздохнул и встал из-за стола.
Поблагодарив хозяйку за ужин, направился к выходу, но, остановившись у порога и снова взглянув на неё, произнес:
– Если не против, пускай Камбар приходит к нам на раскопки. Мальчику нравится то, чем мы занимаемся.
Глядя на Ахана, Нурбике легонько улыбнулась и, тихо кивнув, произнесла:
– Спасибо вам.
Шли дни. Камбар стал помогать археологам. Он с удовольствием вставал рано утром и отправлялся на раскопки, возвращаясь домой только поздним вечером.
Все это время Ахан не забывал про Нурбике. Временами он наведывался к ней, объясняя это тем, что провожал Камбара до дома. Женщина, видя радостные глаза сына, постепенно стала проникаться уважением и симпатией к Ахану, все чаще стала разговаривать с ним и приглашать в дом к чаю.
Для Камбара это было самым лучшим временем. Он сидел за столом рядом с мамой и Аханом, рассказывал им об очередных находках на раскопках. Нурбике заметно сияла от счастья и с благодарностью поглядывала на Ахана, который был готов растаять от её взглядов.
Наступало следующее утро. Камбар просыпался и снова бежал на работу, где поначалу ему доверяли не слишком сложные дела. Мальчик начинал орудовать штыковой лопатой и Ахан подсказывал ему, как аккуратно надо снимать слой за слоем.
– Это тебе не сараи строить, – проговорил как-то Ахан и засмеялся. – Здесь подход другой нужен. Инструментом надо осторожно работать, а не махать им, словно ты хочешь колодец вырыть.
Камбар не обижался на слова Ахана. Ведь он был для него ученым человеком, а значит знал все тонкости этой работы, во время которой мальчику попадались интересные находки. Некоторые из них он называл удивительными находками. К таким относилась городская система водопроводов. Когда Камбар впервые увидел фрагменты глиняных труб, то был сильно удивлен, что в средневековом городе такое могло существовать.
А однажды он наткнулся на монету. Это был серебряный дирхем. На аверсе дирхема отчетливо виднелся силуэт города Сарайджук. Камбар поглядел на монету и, сжав ее в кулаке, представил, что совсем рядом, под его ногами, продолжает существовать и жить по своим законам, окутанный тайнами и загадками, мир прошлого.
На следующий день Камбар, поработав в одном месте, и уже собираясь переходить на другое, решил немного передохнуть и утолить жажду. Мальчик подошел к палатке, где хранились продукты и вода. Рядом с палаткой стояли археологи и оживленно что-то обсуждали. С ними был Ахан и профессор Аксютов.
Выпив воды, Камбар подошел к археологам и, со знанием дела, проговорил:
– Поорудовали здесь эти чертовы вандалы. Столько ям после них осталось, что становится сложно работать.
– Вах! – воскликнул долговязый грузин, подшучивая над мальчиком. – Глядишь, еще немного, и с таким подходом к делу наш Камбарджан станет академиком!
Все засмеялись. Но Камбар не обратил внимание на шутку археолога и продолжил:
– Мне часто приходилось видеть здесь чужих людей раньше. Они ходили с лопатами и увлеченно рыли эти ямы. В общем, рыскали словно шакалы по всей округе. Явно, что-то ценное искали. Они и оставили после себя эти ямы.
– Возможно, искали золотую лодку? – перебил его долговязый грузин и засмеялся, но увидев, что никто на этот раз его шутку не оценил, посерьезнел и, немного смутившись, добавил:
– Ведь о ней гласит местная легенда. Не так ли?
– Да, верно! – воскликнул Камбар. – Я тоже слышал о ней от наших местных стариков.
В этот момент глаза мальчика загорелись, и он принялся рассказывать археологам легенду.
– Старики рассказывали, что золотая лодка принадлежала ханской дочери, – начал он. – Они говорили, что эту лодку подарил ей Хан-отец в честь какого-то знаменательного события. А перед этим хан велел своим придворным ремесленникам соорудить рядом с городскими стенами пруд. Водоем они соорудили и запустили туда всякую живность: рыб и птиц. И затем ханская дочь каталась на пруду в своей золотой лодке с подругами. Но однажды на город напал враг. Дочь хана вместе с отцом и другими родными покинули город. Перед уходом они спрятали золотую лодку, в надежде, что вернутся и вытащат её обратно. Но враг разрушил город до основания и истребил всех жителей. Хан со своими родными не вернулся сюда. Золотая лодка осталась где-то здесь спрятанной, и до сих пор никто не знает, где именно.
Мальчик смотрел на археологов, ожидая увидеть удивление в их лицах, но тут вмешался профессор Аксютов:
– Ну ладно ребята, хватит разговоры разговаривать, – сказал он и, указывая на дальний объект, строгим голосом добавил:
– Давайте обратно за работу. Надо сегодня еще успеть закончить вот с той песчаной насыпью, пока до неё не добралось половодье. Похоже, под ней что-то есть. Хотя, кто знает, это может оказаться всего лишь пустышкой.
Сказав об этом, Аксютов взглянул на Ахана. На работы, связанные с неясностями, профессор зачастую направлял его. Ахан, как никто другой в их партии, спокойно относился к любым промахам или неудачам в делах. Они его нисколько не огорчали, а напротив закаляли и делали сильнее. Он мог долго и упорно выжидать своего счастливого момента. Аксютов знал об этом. Он знал и хорошо понимал всех своих людей.
– Ахан, – вежливо обратился он к коллеге. – Пожалуйста, возьмите с собой Камбара и еще двух ребят и приступайте к раскопу этой насыпи. Если что-то там появится, то я направлю к вам подмогу.
– Будет сделано, Николай Петрович! – по-солдатски отчеканил Ахан, глянув на коллег, выбрал пару толковых специалистов и отправился исполнять с ними новое задание.
Камбар взял свою лопату и направился за археологами. В этот момент он успел подумать: вдруг если под этим холмом они найдут золотую лодку. Вот было бы здорово! Их всех тогда обязательно наградили бы медалями, а может быть и орденами. Лодка то золотая! Про них написали бы в газету, и о них узнала бы вся страна. Камбар радостно подпевал себе под нос веселую пионерскую песенку, с гордостью неся свою лопату, словно оружие, доверенное ему вышестоящей организацией. Оно так и было. Лопата была сейчас для него ничем иным, как его личным оружием. Ему доверили это оружие и фронт работ советские археологи. И этим фронтом становилась для него та насыпь у воды, пускай и небольшая, но она скрывала под собой что-то таинственное.
Но, спустя время, археологи поняли, что насыпь не скрывала под собой ничего ценного. Под ней не оказалось даже обычного куска от стены или глинобитного вала, принадлежавших в прошлом какой-нибудь самой заурядной постройке Сарайджука. Не было обнаружено под этой насыпью и глиняного кусочка от водопроводной трубы, не было и осколка от посуды, простого украшения или истертой медной монеты. Это была обычная насыпь, которую когда-то кто-то соорудил для каких-то целей. Возможно, пытаясь таким образом укрепить берег от воды, а может это был черный копатель: в недалеком прошлом он вырыл яму и сгрудил всю землю рядом с ней. Кто знает, может быть он опередил их тогда и нашел здесь что-то?
Наступило время обеда. Дежурный по кухне, бородатый украинец с широким и добрым лицом, пригласил всю группу к столу. Археологи, умывшись и приведя себя в порядок, сели за стол, установленный под открытым небом недалеко от палаток. Погода была безветренной и позволяла находиться на свежем воздухе, не беспокоясь, что еда будет покрыта слоем пыли.
Археологи неспеша ели, а Аксютов принялся рассказывать им ещё одну версию легенды о золотой лодке. Её он услышал от своего учителя, академика Ревкова Павла Анатольевича, директора Саратовского областного музея краеведения.
– Итак, – продолжил археолог. – После того, как ремесленники соорудили пруд у стен города, ханская дочь или, как еще монархи титуловали своих дочерей в средние века, принцесса, стала часто проводить время вместе со своими подругами на водоёме. По приказу хана для принцессы была изготовлена золотая лодка, и она каталась все время по воде, наслаждаясь общением со своими сверстницами.
Аксютов был хорошим рассказчиком. Его красивая и грамотная речь неспеша обволакивала слушателей.
– Действительно, и как нам об этом рассказывал Камбар, – говорил Аксютов, – пруд был полон разной живностью. В нём плавали всяческие диковинные рыбы и на водную гладь слетались прекрасные птицы. Но принцессе не суждено было радоваться этому долго. В один из дней она внезапно заболевает. Какие только лекари и целители не появлялись в Сарайджуке, никто так и не смог помочь ей излечиться от этой болезни. Вскоре принцесса умирает. И огромное горе охватывает тогда ханом. Он не знает, как утешить себя. Ведь это была его любимая дочь. Хан готов был отдать за ее исцеление все что угодно, но, к несчастью, принцесса покинула этот мир.
Археологи сидели тихо за столом и внимательно слушали профессора. Наверное, находясь здесь, в том самом месте, где когда-то происходило все то, о чем рассказывал их руководитель, они молча представляли себе эту средневековую трагедию. И, если бы предметы, найденные ими в земле, могли говорить, то они, непременно, добавили бы многое к сказанному о каждом дне живших здесь в прошлом людей. И Камбар, подперев рукой в задумчивости подбородок, размышлял о том, что вот тот черепок от фарфоровой чаши, найденный на днях Аханом, мог видеть самого хана и его дочь. Почему бы и нет! Они, возможно, любили сидеть также, как и они сейчас, на природе, пить чай и общаться между собой. Кто знает, может быть и так, что эта чашка выпала однажды из ослабленной руки больной принцессы и, упав оземь, разбилась вдребезги, как разбилась когда-то её жизнь, а после разбилась жизнь всех горожан в Сарайджуке, разбился сам город от набега врага, а затем разбилась и вся империя Золотой Орды?
В тот день Камбар сильно впечатлился рассказом Аксютова. Мальчик воодушевился, подумав, что золотая лодка могла существовать на самом деле. Ведь о ней говорил сам профессор археологии! Мальчику настолько понравился этот вариант легенды, что он сразу же его запомнил, проникшись каждым словом.
Камбар с затаенным дыханием продолжал слушать профессора.
– Согласно легенде, – продолжал говорить Аксютов. – Принцессу похоронили где-то в степи, положив её тело в золотую лодку. Церемония и само погребение проходили по древнему степному обряду. Когда те, кто принимал участие в похоронах принцессы, вернулись обратно в город, хан велел незамедлительно казнить их. Таким, казалось бы, для нас диким и варварским способом хан просто пытался сохранить то, что осталось от его дочери. В то время это было нормальным явлением, хотя и не удачным для тех, кто принимал участие в похоронах, ибо их тут же казнили, дабы они не смогли поведать другим о местонахождении могилы, и чтобы кто-то не осквернил могилу и не украл золотую лодку, а также другие дары, которыми, убитый горем, отец велел снабдить захоронение своей дочери…
– Наверное, поэтому там в степи тоже можно увидеть такие же ямы, – перебил Камбар профессора и, извинившись, добавил:
– Наверное, черные копатели знают об этой легенде и все это время ищут везде эту золотую лодку.
– Да, – согласился с ним Аксютов. – Верно говоришь Камбар: подпортили они культурный слой основательно.
– Но, ничего страшного не произошло, – с оптимизмом в голосе проговорил Аксютов. – Будем работать с тем, что есть у нас сейчас в наличии. Все равно нам не выправить то, что они уже подпортили. Отсюда значится, что будет немного сложнее работать, вот и всё.
Поблагодарив дежурного повара за вкусный обед, археологи вернулись к своим работам на раскопках.
Профессор Аксютов встал из-за стола и отправился к себе в палатку, где хранились в деревянных лотках пронумерованные артефакты. Уходя, он сообщил Ахану, что собирается сделать записи в журнале для регистрации по вновь найденным предметам. Но похоже, он просто хотел уединиться, так как в последнее время чем-то тревожился и выглядел беспокойным. С таким настроением профессор все чаще стал торопить людей с раскопками, говоря тем, что берег в любой большой разлив подмоет и произойдет «вторая гибель» города, но уже от воды.
Археологи поторапливались как могли. Основную работу они старались завершить в самой близости к реке, где берег был обрывистым и неустойчивым. Вода все больше подтачивала это место, разрушая его и всё то, что хранило веками время. Берег кусками обрушался, стирая культурные слои и унося безвозвратно с собой под воду историю этого места.
Шло время. Теплая, почти что жаркая весна незаметно перешла в лето.
Ахан к этому времени уже перебрался на постой в дом к Нурбике. Камбар не возражал против этого. Он даже был рад такому событию в их жизни.
Работа продолжалась. Археологи спешили успеть охватить до осени многие участки раскопками. Да и Аксютов не зря торопил своих работников. Похоже, он чувствовал, что в скором времени их работы и вовсе будут остановлены. Волнение профессора порой передавалось и подчиненным. Ахан, для которого археология была всем в его жизни, – делал на нее большую ставку. У него были большие планы на жизнь.
В свободное от работы время Ахан увлекался изучением опыта немецких археологов. В совершенстве владея немецким языком, он с большим интересом изучал их исследования. Будучи еще в Саратове, ему удавалось находить работы немецких археологов. Немцами делался акцент в основном на изучение цивилизаций Древней Греции, Древнего Рима и Вавилона. Погружаясь после работы в научные статьи, Ахан узнавал из них для себя много новых, интересных и даже неожиданных обстоятельств.
На археологию Ахан тогда взглянул другими глазами. В исследованиях профессоров немецкой археологии отмечалось, что германские народы находились на высоком уровне развития. Об этом свидетельствовали найденные ими в северных частях Германии различные изделия, изготовленные из металла и датированные началом бронзового века.
Одним из профессоров, принимавших участие в создании национальной археологии, был немецкий филолог и профессор германской археологии Берлинского университета Густаф Косинна. Свою известность профессор Косинна приобрел за счет основания метода «археологии обитания». Идея его метода по духу была очень близка национал-социалистической идеологии Германии, усиленно продвигавшая свое становление в 1930-е годы. Германские нацисты были одержимы расовыми теориями, и для поддержки идей о древней расе чистых арийских суперлюдей и превосходстве их нации над другими, они активно использовали археологию. А метод профессора Косинны, для которого археология символизировалась с рыцарством и крестовыми походами по завоеванию далеких земель, стал предтечей нацистской пропагандистской археологии и одним из идеальных ее инструментов.
Метод профессора Косинны заключался в том, что права народа на территорию должны были определяться и измеряться древностью его пребывания на той или иной земле. Это означало, что давние хозяева земли были вправе изгнать нынешних жителей: у первых было больше прав на нее, они владели ею раньше. Земли, где были найдены немецкие артефакты, должны были считаться немецкими, а вернее, частью древней немецкой территории. Подобные археологические факты, интерпретированные методом профессора Косинны, могли бы являться законными аргументами в спорах по поводу юридической принадлежности определенной территории. Археология, как наука, становилась орудием политики и средством оправдания территориальных претензий и военных агрессий. И эта наука в чьих-то умелых руках становилась полем для национальных столкновений.
Помимо своего метода, профессор Косинна выдвигал идею, что в древности существовала нордическая арийская раса. Их потомками стали современные немцы. Сформировавшаяся еще в бронзовом веке, эта раса превосходила по своим физическим и интеллектуальным параметрам все остальные расы. Переселение её с севера на юг внесло ключевое и поворотное событие в мировую историю. На ученых советах профессор Косинна рьяно отстаивал свою эволюционистскую модель культуры, считая, что культурная эволюция происходит путем передачи идей, достижений и научно-технического прогресса от более продвинутых народов менее продвинутым, с которыми они вступают во взаимодействие и контакт. В одно прекрасное время профессор Косинна добился своего. Сделав свою идею национальной и политизированной, он наконец-то мог проникнуться сознанием собственного величия.
Изучая его доклады и статьи о происхождении и распространении древних германцев, Ахан видел, насколько профессор Косинна ликовал после победоносных внедрений своих научных взглядов в германскую науку – это было ничем иным, как результатом его научного метода. Ахан знакомился с материалами профессора Косинны и незаметно для себя становился ярым поклонником его метода.
На руках у Ахана было немного материалов. В Сарайшык он захватил с собой всего лишь несколько публикаций, выпущенных когда-то в немецких научных журналах конца двадцатых и начала тридцатых годов. Но этих материалов было достаточно. Он периодически перечитывал их, вникая заново в каждую фразу своего новоявленного кумира. Ахану казалось, что каждое слово в статьях профессора несло мистическую силу и поддержку его планам и начинаниям.
Даже сейчас, когда глубокой ночью Нурбике с Камбаром спали, Ахан перечитывал одну из статей. Он сидел в общей комнате за столом с зажженной рядом керосиновой лампой, читал в статье о несправедливой доле, доставшейся немецкому народу в империалистической дележке мира, о необходимости воспитания чувства национального превосходства, и о важности агрессивного устремления, если таковое потребуется для дела.
Живя у Нурбике и Камбара, Ахан был занят не только археологией, раскопками средневекового городища и учением профессора Косинна. Он добивался руки и сердца хозяйки дома, которой недавно исполнилось двадцать девять лет. Но Нурбике не спешила. За все те годы, после гибели Шоны, она так и не взглянула ни на одного мужчину, оставаясь верной своему покойному мужу. Женщина стойко переносила все невзгоды и самостоятельно поднимала на ноги сына. Но с момента появления Ахана в её жизни с ней словно что-то случилось. Она стала оживать. При каждой удобной возможности она тайком и завороженно рассматривала его. Внешне он сильно напоминал ей Шону. У него были такие же черные волосы, пронзительные карие глаза, волевое лицо и уверенное тело. И после того, как он остался жить в их доме, она каждое утро вставала пораньше, готовила завтраки и кормила его и Камбара. Нурбике выходила из комнаты, быстро накрывала на стол и, ожидая, когда появится Ахан, смущенно здоровалась с ним. А после, когда они возвращались вечером домой, она ждала их на ужин. Также смущенно приветствуя его дома. Но это не продолжалось долго. После непродолжительных присматриваний к Ахану, Нурбике все-таки решилась ответить ему взаимностью. И, как ей показалось, она в нем не ошиблась.
Несмотря на свою необщительность и нелюдимость, Ахан был серьезно настроен и заботлив к Нурбике и Камбару.
Любовь к нему зарождалась у Нурбике постепенно. Вернее, она с опаской вылезала из нее наружу. И если это была и любовь, то она была другой, не той, которая была у нее когда-то с Шоной, который тоже, как и Ахан был старше ее на пять лет. Но Шоны не стало и теперь его место заполнил Ахан своим внимательным отношением к ней и к её сыну. Он ворвался в их жизнь словно весенний ветер: приятно обдавая свежей прохладой, но в тот же момент заставляя зажмурить глаза, чтобы ненароком не попала в них пыль, поднявшаяся вместе с этим ветром. Такой он был для нее. С ним было надежно, но она чувствовала, что он не до конца с ней откровенен. Нурбике старалась не обращать на это внимание, мудро размышляя, что на это надо дать Ахану время. Возможно, она думала, что он просто не умел проявлять своих чувств или, что поделать, таков был его характер. А с этим просто надо было ей смириться. Что она и делала.
Прошло ещё немного времени. Наступил август 1937 года. Несмотря на жаркое лето, работы на раскопках ни разу не приостанавливались и велись ударными темпами.
В один из таких жарких дней археологи работали рассредоточено. Торопя людей, Аксютов решил таким способом сделать больший охват на городище. Группа распределилась, и в некоторых местах работы велись в одиночку. Даже Камбару стали доверять более сложные дела. За лето он многому научился и сейчас, отложив свою лопату, он сидел на коленях и легонько, как ему не раз показывал Ахан, орудовал кисточкой, счищая слипшийся песок с недавно найденного им артефакта.
Ахан работал в стороне от всех. Для него, как и, пожалуй, для многих в археологической экспедиции, это был обычный день, не предвещавший ничего экстраординарного. По его лицу было видно, что он о чем-то думал. Наверное, он думал о Косинне и его методе. Ведь, все те артефакты, найденные их группой, доказывали, что здесь существовала средневековая империя. Характерные предметы идентифицировали её культуру. И если применить к этому метод археологического обитания профессора Косинна, то становилось явным, что эта территория когда-то исконно принадлежала определенному народу со своими степными законами, обычаями и порядками.
В задумчивости Ахан воткнул небольшую пехотную лопатку в землю, собираясь зачерпнуть очередной слой почвы. Лезвие инструмента вдруг звякнуло, ударившись о какой-то металл.
– Что такое? – воскликнул он вслух, бросив лопатку рядом с собой.
Археолог принялся счищать землю руками и через миг увидел перед собой блестящий предмет.
– Золото! – проговорил громким шепотом он и осекся, испугавшись, что его могли услышать.
Ахан ощупывал предмет руками и, еле сдерживая в себе нахлынувшие волны эмоциональных чувств, принялся шептать:
– Это золото! Это золото!
Ему неистово хотелось закричать, но он не мог себе этого позволить. От напряжения его лицо и руки затряслись, а глаза закатились от нахлынувшего блаженства.
Но вот Ахан взял себя в руки и осторожно огляделся по сторонам. За ним никто не наблюдал.
Он принялся засыпать землей свою находку и, тихо проговорил вслух, словно обращаясь к ней:
– Приду сюда ночью с фонариком, проверю свою догадку.
И вновь посмотрев по сторонам, добавил:
– Только бы никому не проговориться о ней!