Артур Саянов
Неоправданная ставка
– Ты не сказал мне, что галеон «Аполлинария» затонул в этих широтах, – не поворачивая головы, сказал Сэмуил.
– Акула успел просветить тебя о гибели моего корабля? Не узнаю я нашего капитана: с твоим появлением он сильно изменился. Я никогда не замечал за ним особой разговорчивости. Капитан не любит говорить о своих подвигах и, вероятно, не сказал тебе о том, что это он спас моряков из команды «Аполлинарии». Я попросился на борт галеона после того, как узнал, что они будут проходить зону Семи ветров, в пучине которой когда-то погиб мой отец. В детстве он говорил мне: «Мой дед и отец нашли свою погибель в морской пучине. Возможно, и мне уготована та же участь. Если такое случится, обещай мне, что, когда ты станешь капитаном (а ты им обязательно станешь), проходя место моей гибели, бросишь в том месте бутылку хорошего рома. Твой старик-отец с большим удовольствием осушит её, находясь в гостях у Посейдона, и замолвит словечко за тебя богу морей». Подобным курсом ходят только смелые моряки, как мой отец или капитан «Апполинарии», и, может быть, я. Этот путь значительно короче, но немногие отваживаются здесь проходить. Из десяти кораблей, идущих этим курсом, в порт приходят не более семи. Последний проход «Аполлинарии» стал роковым, а я с тех пор стал пиратом. Если бы ты тогда на острове не назвал «Аполло» и имя его капитана, я бы вряд ли взял тебя на борт «Посейдона», ведь капитан Брю был матросом у моего отца, и свой корабль назвал в честь погибшего галеона, только вдвое сократив имя. Вообще наш капитан Акула Пьер, не любит слабых, а своим видом ты тогда напоминал восставшего из мёртвых. Как всё же непредсказуема рука судьбы, сводящая воедино людей, незнакомых друг с другом, но крепко связанных узами дружбы своих предков. То, что связало нас, быть может, свяжет и наших внуков, когда им понадобится верная и крепкая рука. А то, что мои дети и внуки будут крепкими ребятами, можешь не сомневаться, – развеселился Гром.
– То, о чём ты говоришь, Гром, называется философией. Твой разум в состоянии трактовать прописные истины, а это значит, что ты научился выводить итоговые, ключевые фразы, называемые афоризмами. Этого достигает человек, часто задумывающийся, не только над благами жизни, но и над её смыслом.
– Это только так кажется, что тех, кого Господь наделил большим телом, он ограничил умом. Я не умею читать и не могу заглянуть в книги, которые вы с таким удовольствием изучаете, но, когда я встаю у штурвала, я думаю вместе с океаном. С каждым порывом ветра я чувствую его дыхание. Океан о чём-то переживает и дышит, словно боится потревожить, или, напротив, хочет диктовать свою волю, и тогда его дыхание становится могущественным. Он играет кораблём в приподнятом настроении и может безжалостно бросить на скалы, если взбешён. Думать вместе с океаном – великое счастье, и оно дано только тем, кто перестал страшиться властной стихии. Посмотри на Карамо, – опять неожиданно прерывая тему разговора, развеселился Гром. – Вот ему, например, ни к чему думать о смысле жизни. Могу поспорить, что в очертаниях берега он увидит пышные формы портовых дамочек. Карамо! – громко крикнул здоровяк. – Если собрать всё золото, потраченное тобой на Марго, можно будет отлить её бюст и тискать его в минуты грусти.
Команде нравилась беззлобная словесная перепалка двух уважаемых пиратов, и они всегда с удовольствием слушали, о чём те разговаривают. Если кого-то из них на корабле не было, становилось скучно.
– Мне кажется, что ты думаешь о Марго гораздо чаще меня, потому что постоянно повторяешь её имя, уж не хочешь ли ты дружище Гром, у меня её украсть? – ухмыльнувшись, бросил Карамо.
– Земля! – закричал дозорный.
– Ну вот, Барракуда, пришла пора ступить на земную твердь. Моя требуха приятно постанывает в предвкушении доброго вина и душистой, хорошо зажаренной свиной корочки. Отгадай, где постанывает у Карамо? Вот именно друг мой Барракуда, свербит у канонира в ядрышках. ХХХ
Через два часа «Посейдон» вошёл в большую бухту.
Якорь бросили в миле от берега. Акула взял с собой десять человек, среди которых был и Сэмуил.
Добравшись до берега, капитан оставил матросов в портовой таверне и в сопровождении Сэмуила пошёл искать человека по прозвищу Одноногий Брюс.
Брюс, в прошлом отчаянный пиратский капитан, потерял свою левую ногу в драке с Акулой. Когда два матёрых морских волка начали драться, никто не мог заранее сказать, кто в этом бою выйдет победителем. Капитан Брюс владел абордажной саблей так, что мог сражаться сразу с несколькими противниками. Он легко ориентировался в любом палубном бою и выбирал наиболее удачные позиции для нападения. Капитана Акулу Пьера в береговом братстве знали, как самого выносливого рубаку. Он усыплял внимание сильного противника своей показной усталостью и, как только тот начинал искать лёгкие пути к победе, нападал со страшной силой, нанося разящий удар.
Никто из капитанов не решался бросить Акуле вызов, зная его несгибаемую волю и выносливость. Первым и последним, кто это сделал, был капитан Брюс, в среде пиратов непревзойдённый фехтовальщик, отлично владеющий абордажной саблей. Он хотел доказать Акуле своё мастерство, но Акула не намеревался соревноваться в искусстве, и при первых же выпадах Брюса, резко опустившись на колено, рубанул соперника по ноге. Рану, полученную в этой схватке, невозможно было вылечить, и после недолгого совещания один из членов команды без лишних церемоний опустил на раненую ногу капитана топор. Лишившись ноги, Брюс продолжал оставаться капитаном и несколько раз подсылал к Акуле убийц, с которыми тот моментально расправлялся. Брюс, как правило, выбирал на роль убийц самых отпетых негодяев, и это стало ему нравиться. Получалось, что Акула выполнял его волю, убивая тех, кого Брюс мысленно приговорил. Через год противостояния Брюс заболел и, оставив вместо себя капитаном своего помощника, сошёл на берег. Дружба прежних врагов началась после того, как к Брюсу, умирающему в одиночестве от нищеты и лихорадки, пришёл его заклятый враг Акула Пьер и привёл с собой лекаря, который в течение пяти дней поил Брюса отварами из трав. После этого случая прошло несколько лет, и старый пират скучал без вестей от своего заклятого друга, Акулы Пьера .
Брюс имел небольшую портовую контору, которая приносила неплохой доход. Он отыскал свою давнюю подругу, которая ещё в его пиратскую бытность родила ему двоих сыновей-близнецов, и зажил со своей семьёй. Через год счастливой семейной жизни по городку прошла эпидемия чумы, унёсшая большую часть населения города. Брюс нашёл спасение от чумы в море. Как только эпидемия начала распространяться, он забрал сыновей и ушёл в море со знакомым капитаном. Через три месяца Одноногий Брюс вернулся и узнал, что среди тех, кого забрала «черная смерть», оказалась и его любимая Кассандра. Брюс ждал её на корабле, чтобы забрать с собой, но так и не дождался. И только спустя два года одна старуха рассказала ему, что Кассандра не пришла, потому что была уже больна. С тех пор Брюс вместе с сыновьями, которым к моменту прихода «Посейдона» исполнилось по пятнадцать лет, занимался разными портовыми делишками, включая покупку и продажу различных грузов, и даже кораблей.
Одноногий Брюс покачивался в гамаке, подсчитывая в уме, сколько денег ему надо заработать, чтобы обеспечить свою старость и достойную жизнь сыновьям.
– Здравствуй, одноногая развалина! – произнёс Акула, стоя таким образом, чтобы слепящее солнце мешало его рассмотреть. Брюс прикрыл ладонью глаза и какое-то время рассматривал пришедших, догадываясь, что человек, наградивший его такими эпитетами, может быть только Акулой Пьером.
– Неужели твои глаза перестали быть такими зоркими? А ведь раньше ты без подзорной трубы мог определить принадлежность корабля на расстоянии в несколько кабельтовых и рассмотреть, как я расправляюсь с твоим очередным подсылом. Может быть, ты уже подумываешь увидеть ангела в золотом сиянии, но тебе ещё рано отправляться к праотцам, раз ты до сих пор нужен Акуле Пьеру.
– Раньше я не замечал за тобой подобной болтливости, – пристёгивая ремнями деревянный протез, сказал Брюс. – Кто это с тобой?
– Это Барракуда.
– Это тот Барракуда, который распорол брюхо галеону-охотнику?
– Даже сидя на берегу в тысяче миль от событий, ты по-прежнему знаешь все новости берегового братства.
– За свою никчёмную жизнь я не нажил себе много друзей, зато приобрёл достаточно врагов, которые заставляют интересоваться происходящим. Среди них найдётся немало желающих засунуть мою голову в петлю за старые проделки. Думаю, ты пришёл не затем, чтобы потрепаться со мной. Ты помог мне остаться без ноги, но не без глаз и ушей. А я на старости лет расплодил столько глаз и ушей, что на них уходит половина всех моих денег. О твоём появлении здесь я знал ещё тогда, когда ты только собирался посетить наши края. Тебе должно быть известно: то, что знают двое – знает весь мир. «Посейдон» ты, конечно же, оставил в миле от берега, а сопровождавших тебя посадил в портовой таверне. Боюсь, что не позднее чем через пару часов они будут болтаться на виселицах. Губернатор имеет среди пиратов немалое количество своих осведомителей, и о твоём приходе уже известно.
– Что же ты молчишь, тухлая требуха? Тебе в назидание необходимо отрубить вторую ногу, чтобы ты говорил о главном в первую очередь, – злобно произнёс Акула.
– Я отправил тебе весть с капитаном «Розы ветров», но он не застал тебя.
Акула и Сэмуил выскочили из дома Брюса и побежали короткой дорогой через небольшую рощицу, выходящую на портовую пристань. Приближаясь к набережной, они услышали выстрелы, крики и лязганье стали. Акула выскочил на портовую площадь как раз в тот момент, когда члены его команды выбежали из таверны. Раздался свист Карамо и, обнажив спрятанное оружие, пираты напали на окруживших площадь солдат. Силы были неравны. Солдаты втрое превосходили пиратов по количеству, но боевая закалка научила последних не обращать внимания на численное превосходство противника. На этот раз исход боя решило многократное превосходство подоспевших на пристань солдат. Акула ранил нескольких из них и сумел отбить у них раненого в плечо Карамо. Пираты подбежали к краю пирса и прыгнули в воду. Солдаты начали стрелять по беглецам из мушкетов. Внезапно как по команде Акула Пьер громко вскрикнул, за ним вскрикнул Карамо и оба исчезли под водой. На водной поверхности появилось кровавое пятно и стало быстро расползаться.
– Всё, с этими покончено, отправились на корм крабам, – сказал один из солдат, закидывая мушкет на плечо.
В пятидесяти ярдах от берега стоял фрегат «Мэри Роуз», капитан которого частенько заходил пополнять запасы пресной воды и знал многих членов берегового братства. Он видел всё происходящее и ничуть не удивился, когда у борта, обращённого к морю, появились две головы. Капитан тихо скомандовал бросить верёвочную лестницу, и через две минуты на палубу вылезли Акула Пьер, и Карамо. Акула зажимал на руке рану, которая сильно кровоточила.
– Да, капитан, – выпалил Карамо, – ты лишний раз подтвердил своё прозвище. Акулы были рядом, но не тронули нас.
– Если бы солдаты не увидели кровь, ты не стоял бы на этой палубе. А кровь я припас заранее, – с этими словами Акула вытащил из кармана небольшой жёлтый мешок, – сколько раз этот фокус спасал мне жизнь. Это бычий мочевой пузырь с кровью, – добавил он, бросая использованный предмет за борт.
Метод вскрикивания, словно в тебя попали, был опробован уже давно, а вот пускание крови до Акулы никто не практиковал, зная молниеносную реакцию морских обитательниц. Достаточно было отрубить курице голову, бросить в море, и акулы появлялись с точностью до пяти минут. Они распознавали этот запах за несколько миль.
– Самое главное, Карамо, не махать конечностями. Сегодня ты по моему примеру освоил движение угря. Считай, что мы сбили акул с толку, но сильно не обольщайся, акулы прощают подобные фокусы только капитану Акуле Пьеру.
Сэмуил остался в укрытии немым свидетелем происходящего. Слух о поимке пиратов быстро разлетелся по городу. Гром снялся с якоря и курсировал в трёх милях от гавани, ожидая появления военных кораблей. В море быстроходность и маневренность «Посейдона» давали ему преимущества перед противником, вдвое превосходящим по силе оружия. Ночью фрегат «Мэри Роуз» доставил капитана и канонира на борт «Посейдона».
Акула собрав членов команды, сказал:
– На берегу остались восемь членов нашей команды, и, если их еще не повесили, мы спасем их.
Команда одобрительно загудела.
– Действовать будем немедленно. Команду разобьём на три отряда. Первый возглавлю я, второй поведёт Гром, а третий пойдёт с Карамо. С собой возьмём шесть малых палубных пушек. «Посейдоном» останется управлять Барракуда.
– Но он не вернулся на корабль, капитан, – сказал Гром.
– Скоро он будет здесь, – ответил Акула. – Спускайте шлюпки.
Сэмуил, не зная о дальнейшей судьбе капитана, вернулся к одноногому Брюсу. Старый морской волк, покуривая трубку, покачивался в гамаке, когда Сэмуил добрался до его дома.
– Мне нужна лодка, чтобы добраться до «Посейдона».
– Мой человек сказал, что Акуле и ещё кое-кому удалось уйти. Я знаю повадки этого безумца. Если Акула добрался до воды, обязательно уйдёт. Слишком громко вы прожили последний год, раз за ваши головы назначена такая цена. Морем из бухты тебе не уйти, каждый корабль и лодку будут досматривать таможенные патрули. Лучше уходить по суше с каким-нибудь караваном, и чем быстрее ты это сделаешь, тем раньше избавишь себя от неприятностей.
Брюс несколько минут оглядывал Хэмпфила и наконец сказал:
– Впрочем, если ты по-прежнему хочешь вернуться на «Посейдон», я знаю, как это сделать. Капитан Акула Пьер никогда не оставляет членов своей команды, и не позднее часа с момента его возвращения на корабль отправится на поиски. В этом весь Акула Пьер, – закончил Брюс, довольно усмехаясь. – Власти не знают тебя в лицо, так что можешь оставаться в городе, а если тебя спросят, скажешь, что привёз мне заказ на корабельный лес. В этой сумке подтверждающие бумаги.
Брюс бросил Сэмуилу кожаную сумку.
– Остановишься в таверне «Шарлотта», что находится в порту, за верфями Круазье. Акуле я скажу, где тебя искать.
Хэмпфил хорошо помнил барона Круазье, который был соседом маркиза Лотти, и его немало удивило, когда он услышал о судоверфи барона, находящейся за тысячи миль от дома. Не эти ли верфи упоминал маркиз Лотти, когда говорил о закладке нового фрегата? Это стоило выяснить, и Хэмпфил направился в сторону, где виднелись многочисленные строящиеся остовы кораблей. Пройдя чуть больше мили, он увидел большой каменный дом с надписью «Шарлотта». По доносящемуся гулу голосов было несложно предположить, что это популярное место пребывания моряков и судостроителей.
В таверне было многолюдно, и Сэмуил сел на одно из свободных мест, оказавшись рядом с компанией матросов, один из которых уставился на него пьяными глазами.
– Тебя в детстве мамочка не учила спрашивать разрешения? – сказал тот, оскалив гнилые зубы. – А если ты плохо слышишь я отрежу твои уши, и заставлю их сожрать.
Сэмуил повернул к нему голову и, смерив его взглядом, спокойным голосом произнёс:
– Если ты посмотришь под стол, то увидишь там стволы моих пистолетов, а если не заткнёшься, твоя вонючая требуха окрасит эти стены.
–Что? – зарычал гнилозубый, но в эту минуту в дверях показалась массивная фигура Грома.
Он обвёл присутствующих взглядом и, увидев Сэмуила, направился к его столу.
– Барракуда, друг мой, а ты не теряешь времени зря. А ну, раздвиньтесь, крысы портовые, – добавил он, усаживаясь на лавку.
Два человека, сидевшие за столом, упали с лавки.
Гнилозубый выхватил нож и с воинственным кличем бросился на Грома.
Здоровяк даже не привстал, перехватывая руку нападающего, но в следующую секунду тот уже лежал на столе с горлом, зажатым мертвой хваткой пирата. Гром со всей силы воткнул нож в стол, и раздался истошный крик. Здоровяк столкнул задиру со стола и бросил ему, скулящему на полу, отрезанное ухо, сопроводив это словами:
– Так ты лучше научишься слышать раскаты Грома.
После сказанного Гром как ни в чём не бывало повернулся к Сэмуилу:
– Пошли Барракуда, у нас много незаконченных дел. Капитан сказал принять командование кораблём тебе, пока мы не вернёмся. Если нас не будет больше полутора часов, ты поднимешь паруса и приведёшь «Посейдон» в восточную бухту. Сегодня мы наведём свои порядки в этом городке. Властям это вряд ли понравится, и за нами организуют погоню, но в западную бухту.
– Почему ты так уверен, что вас будут искать в западной бухте?
– А вот это знает только капитан. Дальше будешь действовать по обстоятельствам. Это на тот случай, если мы не вернёмся. Но будь уверен, что ты ещё выпьешь рома с другом Громом.
Пока Сэмуил добирался до корабля, три пиратских отряда пробирались к городской тюрьме, находящейся на территории военного гарнизона. Во дворе стучали топоры и молотки, и виселицы одна за другой зловеще поднимались над забором. Акула, поговорив с каким-то человеком, появившимся из темноты, приказал установить палубные пушки, предусмотрительно притащенные пиратами, и дать залп по одной из стен тюрьмы. Громкий раскат выстрела разлетелся по улицам портового городка. В проделанной залпом двух пушек бреши появилась голова одного из членов команды, и когда семеро из восьми пленников выбрались наружу, капитан скомандовал отход.
Пираты, пользуясь кромешной темнотой, успели покинуть берег прежде, чем в гарнизоне организовали погоню. Через полтора часа «Посейдон» под всеми парусами вышел в открытое море и взял курс на северо-восток, огибая полуостров, в западной части которого раздавались выстрелы.
– Я же тебе говорил, что мы ещё выпьем по кружке доброго рома, – произнёс Гром, поднимаясь на мостик к стоящему у штурвала Сэмуилу. – Вообще-то мы сейчас воюем вон там, – Гром показал рукой в сторону порта и засмеялся, – а заодно пьём вино здесь, на корабле. Наш капитан большой выдумщик, я это понял, когда увидел отряд, вроде нашего, убегающий в восточном направлении. Это, вероятно, с ними сейчас воюют власти. Никогда не знал, что у Акулы Пьера есть такие резервы. Думаю, он как-нибудь поведает нам об этом.
Гром прошёлся по палубе, разыскивая Карамо, потом спустился в кубрик, откуда стали доноситься короткие словесные перепалки, сопровождающиеся хохотом команды.
Когда стало светать и на море опустился туман, дозорный с марса закричал:
– Парус по правому борту.
Все, кто находился на палубе, бросились к правому борту.
Постепенно стали вырисовываться очертания. По высоте паруса можно было понять, что это трёхмачтовый корабль, идущий перпендикулярно курсу «Посейдона».
– А вот и они, – раздался за спинами пиратов голос Акулы.
– Кто они? – переспросил Гром.
– Те, кто нам нужен, – ответил Акула, глядя в подзорную трубу. – А мы уже готовы к встрече с ними. Всем спрятаться и быть в полной боевой готовности.
Канониры спустились к пушкам и, держа наготове тлеющие фитили, вытащили свинцовые затычки из запальных отверстий.
«Audaces fortuna juvat» (Счастье покровительствует смелым), вспомнив латинское выражение, подумал Сэмуил. Когда расстояние между судами составляло не больше двух кабельтовых, Акула передал трубу Сэмуилу.
– Посмотри на грот-мачту и вообще посмотри внимательно.
Сэмуил просунул трубу в пушечный порт и не поверил своим глазам: паруса и вся оснастка корабля казались порванными и потрёпанными. Верхняя часть мачты оказалась невероятно толстой.
Сэмуил напряг зрение и только теперь разглядел то, о чём говорил Акула. На мачте висел человек, но разглядеть его было сложно. Лохмотья так ловко имитировали порванную парусину, что разглядеть под ней человека было практически невозможно, и, не скажи ему Акула посмотреть повнимательнее, Сэмуил вряд ли увидел бы, что на мачтах прячутся люди. «Ловко маскируются», – подумал Сэмуил и повернул голову к Акуле, давая понять, что он видит.
Когда расстояние сократилось до двух кабельтовых, встречный корабль сделал поворот оверштаг (один из двух способов смены галса на парусной лодке, при котором нос лодки какое-то время повёрнут в сторону, откуда дует ветер) и пошёл параллельным курсом, как бы предлагая рассмотреть его пустую палубу. Паруса действительно выглядели оборванными, снасти – беспорядочно запутанными, и, если учесть, что на палубе не было людей, его вполне можно было бы принять за «Летучий голландец». Имя корабля – «Святая Бриджитта» – привлекало своим тусклым зловещим свечением.
– Корабль-призрак, – прошёл шёпот среди пиратов.
Сэмуил внимательно посмотрел на мостик. Штурвал ничем не крепился, и как раз в тот момент, когда Хэмпфил размышлял, корабль сделал резкий поворот, и пошёл наперерез «Посейдону». Поворот штурвала был настолько точен, что не заметить этого в подзорную трубу мог разве что человек, никогда не управлявший судном. Вывод был один: судном кто-то управляет, и команды на штурвал подаются снизу.
Карамо, подменивший Барракуду за штурвалом, дабы избежать столкновения, направил корабль в правую сторону. Корабль-призрак ещё какое-то время шёл на расстоянии трёх кабельтовых, затем стал забирать вправо до тех пор, пока не пошёл противоположным курсом, и в тот же момент по очерёдности стали стрелять пушки правого борта. Четыре залпа. Цифра Акулы Пьера. На многих лицах видавших виды пиратов отразился ужас. Встретить «Летучий Голландец» по пиратскому поверью означало скорую смерть.
– А вот это для «Летучего Голландца» было лишним! Мёртвые иногда стоят на палубе, но чтобы могли стрелять из пушек!.. – захохотал Гром, и звуки смеха быстро переросли во всеобщий хохот.
Верить в мистику Сэмуила отучил маркиз Лотти. «Каждое действие имеет логическое подтверждение, – говорил маркиз, – и только человек, не способный логически мыслить и рассуждать, относит многое, происходящее в нашем мире, к мистическим явлениям, потому что не может дать этому разумного объяснения».
Потому Сэмуил судорожно соображал, восстанавливая детали корабля. Что-то в этой картине было такое, чего нет на других кораблях, какое-то пространство. В его памяти возник чёткий образ корабля. Вот штурвал – что в нём не так? Вот большое пространство за штурвалом – что за пространство? Он начертил на память некоторые особенные детали, и решил выяснить, каким образом можно управлять кораблём, оставаясь при этом вне поля зрения.
Когда корабль-призрак скрылся в утреннем тумане, Акула позвал Грома, Карамо и Барракуду в свою каюту.
Глава XIV
ПЕРВАЯ РАЗДАЧА. ОХОТНИЧИЙ ЗАМОК КОРОЛЯ ЛЮДВИГА
Вернувшись в свой номер после очередной прогулки, Майкл достал из чемодана самое дорогое, самое сокровенное, имевшее особый смысл понятный только ему одному – Её Величество Схему. Он давно называл так этот прямоугольный кусок картона, исписанный вдоль и поперёк. Глядя на многочисленные рисунки, надписи и исправления, несведущий человек мог подумать, что эти каракули, выполненные в виде какой-то незатейливой детской игры, абсолютный абсурд, и только Майкл мог дать аргументированное объяснение этим хаотичным надписям, и рисункам. Методом проб и ошибок на этой схеме были обозначены титулы и имена участников его мистических событий. В каждом из пятидесяти двух квадратов была нарисована карточная масть и достоинство карты. В большей части клеток были вписаны имена, часть пустовала. Это был целый мир, но понимать, распознавать и просчитывать его мог только сам Майкл. Незримый свидетель мистических событий мира, существующего по другую сторону реальности, привязанного к игральным картам. Майкл несколько минут внимательно вглядывался в схему, стараясь ещё раз всё тщательно взвесить и запомнить. Ещё до отъезда из дома он дополнительно углубился в изучение разных комбинаций гадальных карт и отшлифовал их в памяти до автоматизма.
Теперь предстояло проверить свои догадки за игровым столом. Майкл был уверен, что только там, он сможет увидеть настоящую картину происходящего по ту сторону реальности. Для того чтобы не вызывать лишних вопросов юноша снял номер в отеле, на первом этаже которого располагалось казино, заплатил коридорному, который сбегал и забронировал место для игры мистера Питчера.
Спустившись в полумрак игрового зала, он сел рядом с игровым столом, а на вопрос крупье, ответил, что ждёт здесь своего отца мистера Питчера, о приходе которого крупье был оповещён заранее.
.Майкл провел в казино пару часов, внимательно наблюдая за игрой. Теперь все его ранние размытые предположения обрели реальные очертания. Многое встало на свои места.
Карточная колода – это город и всё, что в нём происходит.
Карты крупье – это жизнь города, обыкновенная городская рутина: приезд и отъезд из города, любовь, интриги, торговля – в общем, всё то, чем живёт город.
Карты игрока – это один из домов этого города, либо один из его жителей, и все события, происходящие с ним. Игровой стол с его полями и секторами – это несколько отдельно взятых домов, причем меняющихся в зависимости от времени суток, проживаемых Майклом во сне. Это могли быть замки короля Людвига, барона Круазье, маркиза Лотти, герцога Лебресси, или иные места, предположим, дом банкира де Бурга и многих других участников происходящих событий. Всё зависело от того, где в это время находились участники, и что видел Майкл. Карты делились на две категории: либо они указывали на личность, либо являлись сопровождением, поясняющим действие этой личности, с описанием обстоятельства и показателем определённого момента и временного периода. Если бубновая двойка в каком-то конкретном случае являлась королевским пажом Джозефом, то остальные карты могли быть его действиями. Двойка бубен, шестёрка, семёрка, валет и туз любой масти, пришедшие игроку, могли говорить о том, что Джозеф (двойка бубен), отправился в дорогу (шестёрка) для разговора (семёрка) с каким-то вельможей (валет), от которого ждал важные вести (туз). Любая из карт могла быть действующим лицом либо самим действием. Самым важным являлось правильное определение происходящего и его участников. Также очень важной особенностью являлись создаваемые картами комбинации. Любая карточная пара вдвое усиливала действие и его значение. Допустим, если семёрка в данном контексте являлась разговором, то две семёрки (пара) говорили о значимости этого разговора. Если же приходили три семёрки (сет), то разговор становился крайне важным. В том случае, когда комбинация состояла из четырёх карт (каре) – разговор имел судьбоносное решение. И так трактовались все значения или действия других карт. Если рассматривать это на примере, то выглядело следующим образом: пришедшие бубновая двойка (Джозеф) и три семёрки с бубновым валетом трактовались, как важный разговор Джозефа с маркизом Лотти. Местопребывание участников разговора определялось местоположением на игровом столе.
Деньги, которые выплачивал крупье, напрямую, по наблюдениям Майкла, показывали доход всех его персонажей, и, наоборот, его выигрыш говорил о тратах карточных героев. Стоило ему ухватиться за одного вельможу, и он начинал восстанавливать события, не прибегая к увиденному во сне. Теперь он понимал, что может вполне предсказывать ход событий по ту сторону реальности. Существование всех персонажей было налицо. Оставалось уточнить игровые места. По его предположению, это были дома знати или их приближенных, но где и чей – пока оставалось под вопросом.
Хотя многое стало ясным, но для самого себя Майкл ещё не принял решения. Должен быть какой-то сигнал, который он сумеет разгадать, и только потом включится в игру. Одна ставка может стать большой победой, равно так же, как и одна ставка может обернуться сокрушительным поражением. Ещё абсолютно свежими были воспоминания о состоятельном господине, проигравшем в казино всё, что только могло представлять ценность. Отец купил у него библиотеку, подарившую Майклу столько счастливых минут и открывшую невиданные литературные лабиринты. Казино отбирало у одних, чтобы передавать другим? Нет, оно не передаёт оно только отнимает, но только не у него. Зачем он столько времени посвятил картам? Ответ был очевиден – чтобы быть победителем в этой неравной схватке. Именно он сумеет изменить этот порядок вещей. Хозяин казино наживается на людском азарте, зарабатывая баснословные суммы, до тех пор, пока не появился он – король покера. В памяти восстановилась картинка его первого прихода в тёмный зал казино. Его первая ставка благодаря этому состоятельному господину по фамилии Разумовский. Он тогда сказал: «Быть может, перед нами король покера», – и он был прав. Король родился! Да здравствует король! Майкл Эпштейн – король покера. Теперь необходимо сопоставить события, сравнить их с происходящим за игровым столом и сделать ставку. От возбуждающих сознание мыслей закружилась голова. Юноша покинул казино, и вернулся в прибрежный отель. Размышляя над произошедшим Майкл лёг на кровать, а через несколько минут сознание наполнилось сонной, туманящей поволокой, и юноша крепко заснул.
***
Барон Круазье, приехавший в охотничий замок по приглашению герцога Лебресси, сам герцог и король Людвиг обедали под раскинутым балдахином.
Из близкого окружения короля в его охотничьем замке не было только Джозефа. Людвиг с нетерпением ожидал, когда паж приедет в сопровождении милой особы, переодетой в мужской костюм, и тогда королевская ночь наполнится новыми красками. Даже скорая свадьба не охлаждала ненасытный пыл царственного гуляки. Король пригласил гостей в большой зал, где обычно перед началом охоты проходила трапеза. Людвиг не был большим поклонником охоты, несмотря на то, что отлично стрелял и прекрасно владел шпагой, но всё же предпочитал мясо в приготовленном виде. Егеря, зная отменный аппетит короля и его свиты, заготовили большое количество разной дичи, которую с раннего утра разделывали и запекали на кухне.
– Что мы сделаем в первую очередь, мои благородные вассалы? – торжественно обратился король к свите, поднимая большой кубок.
– Выпьем за здоровье королевы-матери! – хором произнесли присутствующие.
– За здоровье королевы-матери, друзья мои! – король был в отличном расположении духа, и именно в такие моменты все старались обращаться к нему с просьбами личного характера.
Рядом с королём сидели главнокомандующий королевскими войсками и его кузен герцог Лебресси, первый советник короля маркиз Лотти, граф Фалер, начальник тайной канцелярии короля Уильяма барон де Венти, барон Круазье и ещё несколько вельмож двора. Король был весел и сыпал шутками, которые подхватывались дружным смехом придворных.