Алексей Наумов
Ушма
Глава 11
Он открыл глаза около двух часов ночи. Он будто и не спал вовсе, а просто лежал с полуночи с закрытыми глазами. Быть может так и было. Ещё пару часов и он вновь уйдёт на болота, а пока короткий отдых. Не для него – зверь не чувствовал усталости – для его тела. Так было нужно.
Людмила стояла у его изголовья. В призрачном свете уличного фонаря, проникавшего сквозь занавеску, её заострившееся, посеревшее лицо походило на лик ожившего мертвеца.
– Что? – спросил он негромко. – Что такое?
– Ты слышишь их? – спросила она. – Слышишь?..
Её голова была наклонена в сторону, рот полураскрыт, а одно плечо приподнято. Прошло всего три дня с того момента как исчезла Анюта, но за это время она так сильно сдала, что временами была неузнаваемой.
– Кого «их»? – спросил он, прекрасно зная ответ.
– Детей… – ответила она, после длинной паузы. – Раньше я их не слышала, но теперь слышу… Они там, на улице… Их много… Зачем они приходят сюда?..
– Там никого нет, – ответил Олег, поправляя подушку. – Ложись.
– Есть, – с пугающей убеждённостью прошептала Людмила, склонив голову к другому плечу. – Они там… Неужели ты их не слышишь?.. Боже, они не дают мне спать…
– Там никого нет, – отрезал Олег. – Спи.
– Я не могу спать, пока они тут… – продолжила Людмила, глядя в пространство. – Они теперь постоянно приходят… Каждую ночь… Раньше я думала, что мне мерещится, но теперь я знаю, это были они… Зачем они к нам приходят?.. Почему?.. Я не хочу их слушать… Не хочу…
– Тебе просто кажется, – сухо отозвался он. – Ты очень устала. Тебе нужно отдохнуть. Ты выпила своё лекарство?
– Оно мне не помогает… – отозвалась Людмила, подходя к окну. – Я всё равно их слышу… Они там, за калиткой… Боже, неужели ты и вправду их не слышишь?.. Вот сейчас?! Вот!.. Будто вода говорит, но это они!..
– Нет, – мотнул головой Олег. – Это просто дом скрипит…
Дом действительно скрипел и стонал, словно тонущий во мраке корабль покинутый своим экипажем, и этот стон был ужасен, потому что даже кораблю было страшно погружаться в разверзшуюся перед ним бездну.
Людмила тихо заплакала.
– Почему они приходят к нам? – залепетала она. – Почему?.. Что мы им сделали?.. Я больше не хочу слышать их! Не хочу! Не хочу… Нет!..
Олег встал и обнял её за плечи.
– Послушай, тебе просто чудится… – сказал он, стараясь не поддаваться раздражению. – Там никого нет… Ложись…
Он усадил её на кровать, потом уложил и накрыл одеялом. Она лежала неподвижно, глядя прямо перед собой, безумная и сломленная, и только её пальцы нервно вздрагивали и шевелились, точно парочка бледных пауков.
– Сначала я думала, что они знают, где моя Анюточка, – залепетала она сквозь слёзы. – Я спрашивала их… Много раз спрашивала… Но они только плачут в ответ… Это ужасно… Я не вынесу этого… Не вынесу… Не вынесу…
Слезы текли из её остекленевших глаз, но она не шевелилась и не моргала.
– Но потом я поняла… Да… Потом я всё поняла… Это ангелы… Мёртвые ангелы… Они просто… Просто…
Тут её лицо исказилось, и она крикнула, приподнявшись на локтях:
– Но я не желаю больше слушать их! Не желаю! Нет! Нет!
– Тебе нужно успокоиться, – монотонно повторил Олег. – Я принесу тебе пустырник. Лежи, я быстро.
Он вышел из комнаты и притворил за собой дверь. Коридор вновь был полон чёрных джунглей. Они проросли разом, одновременно отовсюду, и уже не покидали его ни днём, ни ночью. Никто не замечал их, даже Людмила, и это его устраивало. Он не боялся теней. Он привык к ним. Чернота его сердца была страшнее любой из них, и тени чувствовали это. Они тянулись к нему, обволакивали, прижимались. Он шёл среди них, медленно и твёрдо, точно король поднимающийся на эшафот, и лишь на мгновенье задержался у открытой двери в комнату дочери.
На веранде он налил в чашку воды, накапал пустырника и только потом посмотрел в окно. Они были там. Всё. Свет далёкого фонаря очерчивал их мёртвые, изуродованные лица, делая их ещё более ужасными. Он задёрнул занавеску и зашагал обратно. Он уже настолько привык к царившей в его доме кошмарной мгле, что почти не замечал её. Она стала ещё одной частью его существования, такой же, как его полубезумная жена, мёртвые дети за окном, стонущий скрип дома и чудовищная пустота комнаты дочери. А вокруг дома, неуклонно и настойчиво, бродил кто то ещё, огромный и уродливый, чьего взора устрашились бы даже камни… У чудовища был голос. Он звал его. Манил. Требовал. Но зверь внутри был начеку. Он никому не позволял собой командовать. Даже Олегу. Он всегда был на страже, и даже самое жуткое зло встречало свирепый отпор, и эта битва двух чудовищ внутри Олега заслоняло любые ужасы снаружи.
– Вот, держи.
Он протянул Людмиле стакан, но она не желала пить. Тогда он приподнял её, силой разжал рот и влил жидкость внутрь. Она закашлялась, но проглотила питьё.
– Вот так… Молодец…
Он лёг рядом и затих. Тени на потолке сплетались в дьявольские узоры. Дом выл и хрипел, а за стеной, в комнате дочери, стояла мёртвая тишина и она была хуже любых звуков.
Часы пробили три. Олег лежал без сна, чувствуя, что Людмила тоже не спит, хотя её дыхание было ровным и почти не слышным. В отличие от жены он не потерял рассудка. Смерть Анюты – а он знал, что девочка мертва, – потрясла его, но не уничтожила. Зверь внутри него стал огромным и он жаждал мести. Больше всего его поразило тот факт, что кто-то осмелился бросить ему вызов. Ему, полновластному хозяину этой земли.
Это наполнило его такой ненавистью, что все прочие чувства были внутри были истреблены, выжжены без остатка. Но он не кричал, не бился в истерики и не падал в обмороки, как Людмила в первые сутки. Нет. Он был спокоен и собран. Он копил свой гнев, скрупулёзно и алчно, как последний скряга, не тратя сил и нервов, готовясь излить его в нужный день и час, который, он верил, должен был однажды настать. Но сначала, он должен был найти свою дочь. Найти, принести домой и похоронить, и только после этого, заняться поиском убийцы.
«Я найду тебя, моя хорошая… – думал он, со звериной нежностью вспоминая её запах и очертания тела. – Обязательно найду… Я знаю, ты где-то рядом… Я чувствую это… Нужно просто как следует поискать… Я знаю, как это бывает… Знаю… Поверь мне… И я тебя найду… А потом, не сомневайся мой тигрёнок, придёт и его черёд…»
Мысли о мщении привычно охватили его разум и перед его глазами сам собою замелькал «фильм». Он смотрел «кино» каждую ночь, но это были новые «фильмы», не те, что хранились в его коллекции. В новых всё было иначе и нередко они настолько захватывали его, что он даже забывал, где находится.
Все «картины», как правило, начинались по-разному, но их сюжет был схож, а конец – неизменен. На полу небольшой комнаты или подвала, лежало в ряд несколько связанных людей, с заткнутыми ртами. Иногда их был больше, иногда меньше, но среди них всегда были женщины и дети – это были все родственники убийцы, пусть даже самые дальние. Сам убийца всегда был в стороне. Как правило он был крепко привязан к стулу и первым, что делал Олег, это аккуратно и хладнокровно обрезал ему веки маникюрными ножницами, чтобы мужчина – а это был мужчина – не мог закрыть глаза, т.к. должен был видеть всё, что будет происходить. Рот у мужчины был зашит проволокой ещё до этого…
Когда главный зритель был готов, и кровь прекращала заливать ему глаза, Олег начинал пытать связанных людей. Первыми шли старики. Он кромсал их ножом и бритвой, выкалывал глаза, отрезал носы и уши, прижигал паяльной лампой лицо и пах, просверливал дрелью отверстия в черепе и вливал в них кипяток, откусывал кусачками пальцы, отпиливал ножовкой кисти и ступни, и просто бил их молотком и кастетом, разбивая локти и колени, кроша носы и зубы, ломая рёбра, ключицы и позвоночник.
Он никогда не торопился. Он хорошо знал, когда ему следует остановиться и дать жертве, дошедшей до полуобморочного состояния, немного отдыха, чтобы она набралась сил для дальнейших страданий. Во время таких пауз он занимался следующим по списку, «разогревая» его для настоящей экзекуции. Он заботился о своих жертвах. Заметив, что кто-то из них теряет слишком много крови, он заботливо прижигал рану, чтобы человек не умер раньше положенного ему срока.
Женщин и детей он всегда сначала насиловал. Тут он также был весьма изобретателен и неспешен. Он терзал их долго и с наслаждением, а когда они окончательно обессиливали, переходил непосредственно к истязаниям.
Пытки длились нескончаемо долго, порой по нескольку дней и всё это время он не забывал, чтобы привязанный к стулу человек всегда мог всё хорошенько разглядеть. В особых случаях, когда он доходил до детей, он укладывал убийцу его на бок, поближе к «сцене» чтобы тому было лучше видно, как он насилует его ребёнка, а затем, со знанием дела разделывает садовым секатором или проволочной туристической пилой…
Эйфория, которую он испытывал при просмотре этих «фильмов» была настолько сильной, а желание столь жгучим, что он неизменно возбуждался и временами не выдерживал и набрасывался на свою жену, утоляя свою похоть жестоко и грубо, как никогда прежде.
Когда он навалился на Людмилу в первую же ночь после исчезновения дочери, она окаменела от ужаса и негодования, а затем попыталась вырваться и даже ударила его несколько раз в лицо. Но это только подстегнуло его желание. Он прижал её к кровати, как прижимал своих жертв, сдавил горло, раздвинул ей ягодицы и изнасиловал, мало заботясь о последствиях своих действий.
Это стало последней каплей. С той ночи, Людмила стала другой, безучастной и замкнутой. Она более не сопротивлялась ему и была покорна как манекен, позволяя Олегу делать с её телом всё, что ему заблагорассудится. И он делал это. Каждую ночь. По нескольку раз. Молчаливо и неистово, как одну из тех связанных женщин в залитом кровью подвале, где среди изуродованных живых и мёртвых тел на него смотрели обезумевшие глаза привязанного к стулу убийцы его дочери…
В «фильмах» он насиловал их снова и снова, а когда выдыхался, использовал вместо члена ножку от стула, палку, бутылку, а затем – длинный охотничий нож…
Возбуждение и сейчас охватило его. Он пододвинулся к Людмиле, привычно перевернул её на живот и взгромоздился сверху. Он входил в неё резко и беспощадно, но она, кажется, даже не замечала этого. Быстро утолив свою похоть, он сполз на свою половину кровати и вновь погрузился в кровавые грёзы, даже не удосужившись прикрыться одеялом.
Когда, в конце концов, все родственники убийцы были мертвы, Олег начинал методично расчленять их на куски, сваливая руки, ноги, торсы и головы в большую груду посреди комнаты. Только затем наступал черёд убийцы. Олег мучил его с особым вниманием, не желая давать тому ни малейшего шанса на скорую смерть, и с каждым разом у него это получалось всё лучше и лучше.
Он сажал своего оскорбителя на кол, рубил пальцы, сдирал кожу, расплющивал мошонку, жёг его, варил, давил, кромсал, душил и снова сажал на кол и проделывал это всё так долго, что сам терял счёт времени. Кровавый туман застилал всё вокруг, и он плыл в нём, как в тёплом море, невесомый, счастливый и абсолютно свободный…
А ещё, он пожирал своего пленника. Пожирал в самом прямом и примитивном смысле этого слова. Он чувствовал неудержимое желание ощутить на вкус плоть и кровь своего обидчика и вгрызался в него с остервенением и страстью, стараясь, однако, не убить жертву, по возможности растянув своё свирепое удовольствие.
Олег мурлыкал точно кот, представляя себе, как будет содрогаться каждый раз тело убийцы, когда он будет вонзать в него свои зубы и отрывать куски мяса, и жалел только об одном, что человека можно убить лишь один раз, и что как бы он ни старался, смерть, в конечном итоге, получит своё.
«Ничего… – ухмылялся он. – Она получит лишь объедки, что получает шакал, после трапезы тигра… Только кости и ошмётки… Ошмётки и кости… Больше ничего…
Глаза он не трогал до последнего момента. Убийца должен был до самого конца видеть то, что с ним происходит. У Олега даже было припасено большое зеркало, чтобы человек мог видеть, что стало с его спиной, ягодицами и анусом.
Лишь когда убийца полностью терял силы и ни прижигания, ни переломы, ни перетирание конечностей верёвкой более не могли заставить его страдать должным образом, Олег укладывал его на пол, садился сверху и вырывал ему глаз. Он делал это голыми руками, всё также медленно и основательно, и вопли жертвы, что звучали сквозь забитый войлоком и зашитый рот, казались ему победным маршем. Он вслушивался в них с наслаждением и восторгом, стараясь не упустить ни единого звука, ни одной ноты, понимая, как они недолговечны.
Второй глаз он вырывал быстрее, так как человек под ним становился всё более и более походить на ватную куклу, и терял способность реагировать на причиняемую ему боль.
Плеснув в кровоточащие глазницы кипяток, он наскоро вспарывал зашитый рот жертвы, вытаскивал кляп и проталкивал вырванные глаза ему в глотку и заставлял проглотить их. Следом шёл давно отпиленный член и яички, которые, впрочем, более походили на фарш.
Далее он уже не церемонился. Он набрасывался на убийцу, точно голодная крыса, рвал и терзал его зубами, прогрызая в конечном итоге дыру в животе, вырывал внутренности и разбрасывал их по подвалу. Это был апофеоз, после которого, «экран» начинал меркнуть и Олег постепенно возвращался в реальность.
«Я найду тебя… – улыбался он, лёжа в кишащей призраками темноте. – Найду и буду терзать целую вечность… Я буду пить твою кровь и твой ужас… Ты пройдёшь весь долгий путь и познаешь ад, но сначала, ты увидишь, как этот путь пройдут твои близкие… Твои друзья… Все до единого!.. Ты мне не веришь?.. Ты смеёшься?.. Ты думаешь, что ты особенный?.. Что тебя не выследить?.. Не найти?.. Не узнать в толпе?.. О, как ты ошибаешься!.. Я обязательно отыщу тебя… И я узнаю тебя, можешь мне поверить… Узнаю из миллиона… Узнаю из всех людей на свете… Узнаю, и тогда ты заплатишь за всё, что сделал… За всё… За всё…»
– Я знаю, где она… – внезапно сказала Людмила, прервав его размышления. Её голос был сух и скрипуч.
– Где? – спросил он и его глаза сверкнули во тьме.
– Она рядом… Я слышала её голос несколько раз… Ночью… Она приходит сюда иногда… Стоит на крыльце… Я слышу её… Нужно просто открыть дверь и она вернётся… Почему ты мне не веришь?.. Почему не разрешаешь открыть дверь?.. Почему не позволяешь ей войти?.. Нашей девочке… Она же совсем рядом, моя маленькая девочка, совсем рядом…
Она заплакала, а он выдохнул и закрыл глаза. Рано утром он собирался вновь отправиться на болота и хотел хоть немного отдохнуть.
– Не думай, что я сошла с ума… – заговорила Людмила настойчивым тоном, приподнимаясь в кровати. – Она рядом!.. Я и сейчас её слышу! Разве ты не слышишь сам?! Вот сейчас, на пороге! Она стоит у двери! Поэтому там каждое утро лужа воды! Это с неё капает! Ей холодно! Она промокла на болота! Умоляю тебя, впусти её!.. Она совсем близко!..
– Я слышу, – негромко ответил Олег и Людмила вздрогнула так сильно, что закачалась кровать. – Но это не она… Тебе нужно отдохнуть… Поспи… Я скоро уйду… Отдыхай… И не забудь принять лекарство… Тебе нужно…
Жена затряслась в рыданиях, а он закрыл глаза, взял её за руку и чутко задремал. Ему снились проплывающие в реке крови отрезанные части тел, которые он ловил сетью и складывал на берегу в большую кучу. Руки и ноги трепыхались, точно умирающие рыбы и ему приходилось время от времени поправлять кучу обрубков, чтобы она не расползлась. Головы он складывал отдельно, в большой металлический садок. Они открывали и закрывали рты, а их пустые глазницы, казалось, следили за каждым его движением. Некоторые головы даже пытались укусить его, когда он брал их в руки. Тогда он бросал их на землю и бил большой деревянной колотушкой, пока они не стихали.
Он трудился не покладая рук, и всё это время, на другом берегу, кто то следил за его работой, удобно развалившись на стуле. Олег избегал смотреть на него, но иногда их взгляды ненадолго встречались, и он видел мерзкую ухмылку на лице наблюдателя и спешил отвернуться. Он искренне не понимал, почему на стуле, предназначенном для убийцы его дочери, сидит он сам…
Время от времени, Олег подходил к берегу и пытался разглядеть своё отражение в густых водах красной реке, но видел лишь чёрную тень на её поверхности. Тогда он ощупывал своё лицо руками, стараясь понять, кто же он есть, и каждый раз слышал издевательский смех с того берега. Это окончательно сбивало его с толку, но он всё равно продолжал вылавливать и складывать на берегу проплывающие мимо части тел, боясь упустить хотя бы одну, точно от этого зависела его жизнь.
Он открыл глаза за две минуты до будильника. Небо за окном начинало светлеть. Он потянулся и встал. Жены рядом не было. Он спрыгнул с кровати и кинулся к двери, но нашёл Людмилу в комнате дочери. Она сидела на её кровати и монотонно покачивалась из стороны в сторону. Длинная седая прядь свисала поперёк её лба.
– Ты хоть немного поспала? – спросил он, чтобы хоть что-то сказать.
Она не никак отреагировала. Её глаза были мертвы.
– Ложись сейчас, – посоветовал он. – Выпей своё лекарство и ложись. Не изводи себя так.
Людмила замерла и посмотрела на мужа.
– Он сказал, что он хозяин… – прошептала она.
Олег ощетинился и сжал кулаки.
– Что ты сказала, повтори?.. – произнёс он сиплым голосом. – Повтори!
– Хозяин… – повторила Людмила. – Он так сказал…
– Кто?! Кто тебе это сказал?! – закричал Олег, хватая её за плечи и грубо тряся. – Кто здесь был? Кто? Говори!
– Он сидел здесь… – ответила жена, указав на угол кровати. – Чёрный… Он сказал, что знает, где наша Анюточка…
– Он врёт! – закричал Олег и в бешенстве так ударил кулаком о стену, что у него пошла кровь. – Врёт, врёт, врёт! Он не хозяин! Нет! Не он!
– Он так сказал… – беззащитно пожала плечами Людмила. – Он всё знает… А ещё, он сказал, что знает, почему те дети сюда приходят…
Олег не дал ей закончить и наотмашь ударил по лицу. Потом ещё и ещё раз. Сначала её голова безвольно моталась из стороны в сторону, но потом она очнулась и отпрянула.
– А теперь послушай меня, – прорычал он, склоняясь к её покрасневшему лицу. – Сейчас ты встанешь, умоешься, съешь что-нибудь, выпьешь свои чёртовы таблетки и ляжешь спать! Поняла?! И не смей больше бродить ночью по дому! Ночью, ты будешь спать, а днём… Днём можешь делать всё что захочешь, но не смей, слышишь, не смей больше говорить мне всю эту чушь! Ясно тебе?!
Людмила безучастно кивнула. Она не хотела, чтобы он снова её бил.
– Вот и славно, – сказал он, слизывая кровь с разбитого кулака. – Вот и замечательно…
Когда он выходил из дома, Людмила пила чай на кухне. Её взгляд был усталым, но не пустым. Она даже попыталась улыбнуться.
– Буду поздно, – сказал он на прощанье.
Людмила ещё раз кивнула. Она еда слышала его слова сквозь шум воды в ушах…
После его ухода, она тщательно вымыла посуду, подмела пол и долго приводила себя в порядок сидя у зеркала в комнате. Около полудня её кликнула с улицы соседка и она перекинулась с ней несколькими фразами не сходя с крыльца, заверив, что всё в порядке.
Когда соседка ушла, она надела своё любимое старое платье, серьги, взяла с кухни нож, поднялась на второй этаж и срезала бельевую верёвку. Петля у неё получилась неумелая, но добротная.
Время от времени она замирала, точно вслушиваясь во что-то и её лицо застывало как неумело снятая ужасная посмертная маска.
В последний момент, уже стоя на краю бильярдного стола она снова увидела Хозяина. Он стоял сзади и чуть сбоку. Она вскрикнула, узнав в нём Олега, только совершенно чёрного и с руками такими длинными, что они почти доставали до щиколоток. Она вдруг всё поняла и хотела что-то сказать, но её ноги соскользнули и она полетела вниз, и летела бесконечно долго, всё глубже и глубже, как Алиса в стране чудес, с той лишь разницей, что внизу её ждала вечная тьма…
Олег нашёл её сразу. Едва открыв дверь, он безошибочно определив запах смерти, тянущийся со второго этажа. День был жаркий: обещали грозу, но она ходила где-то далеко, то приближаясь и уходя вновь, и труп ощутимо пах.
Он не был удивлён этим, скорее раздосадован. Он мельком заглянул наверх, просто чтобы удостоверится, что ошибки нет, а потом закрыл люк и спустился вниз. Время было немного и ему нужно было подготовиться.
Сегодня на болотах он неожиданно осознал, что его обидчик не человек. Это было странное чувство, но оно принесло ему некоторое облегчение. Брошенный ему вызов не был вызовом существа из плоти и крови. Это всё объясняло. И противоречивые рассказы ребят, и полное отсутствие следов, и пропажа Свифта и слова Людмилы утром. Это тень. Тень увела его дочь за собой. Она обманула его. Она только притворилась, что исчезла, а на самом деле устроила ему ловушку. Только попался в неё не тигр, а его несмышлёный детёныш – маленький беззащитный котёнок, который лишь начал познавать джунгли, но первая же встреча с ними оказалась для него последней. Это была его вина. Его и больше никого. Он не смог защитить её. Не был рядом, когда тень обрушилась на неё – он не знал, как именно, но понимал, что она обманула его дочь, заставила поверить, увела за собой, а затем погубила.
Олег опустился на мох, закрыл лицо руками и впервые за долгие годы заплакал. Настюков, который шёл недалеко от него остановился и полез за тысячной сигаретой. И пока Олег рыдал, он стоял поодаль, сосредоточенно курил и чувствовал, что и на его глазах выступают слёзы, а большие, грубые, давно потерявшие чувствительность пальцы – трясутся.
Когда Олег успокоился, Настюков предложил ему вернуться – они и сами всё прочешут, как и было запланировано, но получил твёрдый отказ. Олег снова был спокоен и сосредоточен и, даже, страшно сказать, как будто повесел. По крайней мере так Настюкову показалось. Он не лез с расспросами. Он знал, что может сотворить с людьми горе. С Людмилой, к примеру. За несколько дней дней она превратилась в полуседую старуху с безумным взглядом, а что она говорила, пока её ещё слушали, так это вообще было уму не постижимо…
Взгляд Олега и правда мог показаться весёлым, хотя на самом деле в нём горел охотничий азарт. Теперь, когда он знал, кто его обидчик, кто посмел покуситься на его власть и он готовился к схватке. Кровь бурлила в его жилах, но не так как прежде – от пустого, бесконечного, слепого поиска среди безликих болот, в горячке неутолённой мести. Теперь он был охотником, который почуял след добычи и начинает подкрадываться к ней. Шаг за шагом, движение за движением, сужая круги и отрезая пути к отступлению. Для него не стоял вопрос что и как он будет делать, и возможно ли вообще сделать что-либо. Он жаждал только одного – встретиться лицом к лицу с тем, кто его звал всё это времени, кто ходил вокруг дома, кто стоял на пороге. Встретиться и решить всё в смертельной поединке.
«Теперь мой черёд, – думал он, продираясь сквозь кусты. – Теперь я понимаю, зачем он приходит… Зачем зовёт разными голосами… Зачем бродит вокруг… Смотрит в окна… Стоит на пороге… Трогает ручку двери… Он хочет схватки… С первого дня… А раз я не выхожу, не открываю дверь, он наверняка решил, что я боюсь… Он смеётся над мной… Пытается напугать… Сломать меня… Раздавить, как раздавил Людмилу… Но он не знает меня… Он совсем меня не знает… Сегодня я «забуду» запереть дверь… Сегодня мы встретимся…»
Когда солнце село, Олег не стал включать люстру, а зажёг большую керосиновую лампу, поставив её в коридоре. Гроза так и не пришла на дачи, но её всполохи были отчётливо видны над лесом. В такие грозы электричество нередко отключали и он не хотел рисковать, оставшись без света в самый ответственный момент. Он заправил лампу доверху, а фитиль сделал длинным, так что она свет был ярким.
Он ещё раз убедился, что дверь слегка приоткрыта, и устроился на кресле, в углу гостиной, под лестницей, так что его не было видно. Откуда бы не появился незваный гость он не смог бы подкрасться к нему незаметно.
На столе перед ним лежали длинный нож, походный топорик с цельнометаллической ручкой, а посередине – длинное, мощное ружье для подводной охоты, заряженное тяжёлым гарпуном. Его острие было направлено точно на дверной проём гостиной. Кто бы не появился там, его контур будет отчётливо подсвеченный светом лампы из коридора.
Ночь была тихой и безветренной. Это его устраивало. Он боялся, что ветер будет попусту распахивать дверь и хлопать ею, так что будет неясно, вошёл в неё кто то или нет.
Время, как всегда бывает в таких случаях, текло лениво, но он умел ждать сидя в засаде. Он был полностью расслаблен, давая мышцам отдохнуть и набраться сил. Только его слух и зрение работали в полную силу, подмечая каждый шорох, каждое движение, каждый мимолётный звук.
Он видел, как начали расцветать чёрные джунгли, как первые адские цветы раскрыли свои чудовищные бутоны, словно давая сигнал остальным тварям проснуться. Весь дом шевелился и переливался оживающим мраком, который скользил по стенам, полу, потолку, обвивал его ноги и касался лица. Но то были лишь бесплотные тени, которые ничему не могли помешать и он не отвлекался на них. Он чувствовал их касание, только когда они трогали его лицо, но это было сравнимо с ощущением от густого холодного морского тумана, если идёшь сквозь него быстрым шагом.
Наверху тоже были слышны какие-то звуки. Поначалу, у него волосы встали дыбом, когда ему показалось, что это шаги, но затем он успокоился. Он понял, что тень просто хотела его испугать. Заставить понервничать перед схваткой. Лишить сил. Но ей не удастся его обмануть. Он был готов и если она хочет схватки, то ей придётся сразиться на его условиях…
Он почувствовал приближение противника, до того как услышал легкие шаги на крыльце. Кто то стоял снаружи. Он видел сквозь занавеску, как большая тень заслонила отблески фонаря в окнах дома напротив и замерла, точно прислушиваясь к тому, что происходит внутри. Он слышал голос. Точно с ним пыталась заговорить вода… Точно хотела ему что то сказать… Открыть какую-то тайну… Что то совсем простое… Всего одно слово… Но зверь внутри был на страже… Он не давал воде взять верх… Не давал затопить его разум… Он скорее был готов умереть, но не пропустить её и вода понимала это… И она ждала… Она тоже умела ждать…
Олег не услышал, как распахнулась дверь. Он лишь почувствовал дуновение воздуха, а с ним и тяжёлый запах болотной гнили. Кто то очень большой и тяжёлый был на веранде, и не то полз, не то просто очень медленно двигался в его сторону. Олег крепко сжал рукоять ружья, прижимал второй рукой ствол к столу. Его глаза горели как у настоящего тигра. Он давно перестал быть человеком внутри, но в этот момент утратил и внешний облик.
Что то огромное, чёрное, потустороннее вползало в гостиную. Настолько жуткое, что даже зверь испустил сдавленный крик ужаса, поняв, что перед ним не добыча, и даже не охотник, а сама смерть. Тем не менее он нажал на спуск, давая тугой пружине наконец то сорваться с места, а затем, в слепой ярости, ринулся вперёд сам…
