Алексей Калинин
Война кланов. Охотник 2
Бой за жизнь
Появляются разноцветные палатки. Каждый вечер, пробегая по лесу, я то и дело вижу новых туристов. Иногда приходится тушить забытые костры, чтобы по лесу не пошел пал.
В один теплый вечер я бесшумно мчусь по лесу, под ногами пружинит мягкий мох, едва слышно шуршит прошлогодний ковер опавших листьев. Птицы, припозднившиеся к ночевке, провожают заходящее солнце усталым пересвистом. Красные лучи пронзают зародившуюся листву, постепенно поднимаются выше, оставляют деревья на ночь без света и тепла. Природа понемногу засыпает.
Легкие работают, как поршни в «Ламборгини». Ноги не знают усталости. Куда там Ведьмаку Сапковского с его тропой – охотник по имени Саша легко уделает его по скорости и выносливости.
Сквозь шелест играющего с листьями ветерка издалека доносится зычный голос кукушки. Не считаю, сколько раз прокуковала – ни к чему тревожить судьбу. Подныривая под раскидистые ветви кустов, огибая шершавые стволы деревьев, я бегу вслед уходящему солнцу, стараюсь двигаться как можно тише.
Ничего не предвещает опасности, когда впереди пилой лесопилки звенит тонкий женский визг. Крик о помощи обрывается почти сразу, будто выключили звук на телевизоре. Я бегу туда, как и всякий нормальный русский человек, когда звучит мольба о помощи.
Ноги сами выбирают дорогу, перепрыгивают через поваленные стволы, обегают небольшие овражки. Звук борьбы приближается с каждым прыжком, с каждым отрывом от земли.
Я со всего маху налетаю на невидимую упругую стену, жестко отбросившую назад.
Долбанный Защитный круг! Он меня не выпускает!
В нескольких десятках метров от меня происходит яростная борьба. Двое парней разложили на земле девушку, а та кричит и из последних сил пытается вырваться. Поодаль лежит парень с разбитым носом и связанными руками. Возле него без сознания другая девушка.
Один насильник улыбается, прижав локти светловолосой жертвы коленом к земле. Правая рука закрывает рот, левая же активно мнет белоснежные груди с пунцовыми навершиями. Разорванная майка белеет опавшими крыльями.
Второй пытается стянуть красные трусики, резко контрастирующие на белизне незагорелого тела. Девушка отпихивается ногами, бешено мотает головой, мыча сквозь удерживающую руку.
Она кажется чем-то знакомой, а когда её взгляд падает на меня, то словно ушат ледяной воды опрокидывается на голову!
Юля!
Юлю распяли на земле и пытаются удовлетворить животную похоть незнакомые парни! Точно не сельские ребята – этих я не видел раньше, даже среди тех, кто приезжал в гости.
Юля!!!
Только сейчас до меня доходит ужас происходящего, до этого мозг отказывается верить глазам. Я бью в стену защитного круга, но, как всегда, она упруго отшвыривает обратно. Кидаюсь второй раз, третий.
Парень смог раскинуть бьющиеся ноги и дергает за ширинку, пытаясь опустить бегунок вниз…
– Отпустите девчонку, твари!!! – я ору как можно громче, в надежде испугать и сорвать преступление.
Молодые люди вздрагивают и поворачивают голову на звук. Лежащая Юля тоже увидела меня и активнее забилась в удерживающих руках.
Юля, моя девочка!
Ещё раз вонзаюсь плечом в защитный круг – моя охрана и моя преграда на пути к спасению любимой. Я отлетаю и шлепаюсь на пятую точку. Вскакиваю обратно. Может, со стороны это и выглядело забавно, будто я мим и даю бесплатное представление, но мне явно не до смеха.
Молодые парни ничем не отличаются от других, гуляющих по улицам, сидящих на парах, болеющих за футбольные команды – никаких угрюмых взглядов и тупых лиц. Глаза внимательно осматривают меня, а после рты растягиваются в улыбке – я оказался один, парень без сознания не в счет.
– Слышь, пацан, вали отсюда! Или присоединяйся, после нас будешь. Тут на всех хватит, – парень похлопывает по лоскутку красной ткани.
Юля умоляюще смотрит на меня, как на последнюю надежду, так утопающий смотрит на медленно приближающийся берег. От взгляда, от молчаливого призыва о помощи глубоко внутри закипает клокочущее безумие ярости. Моментально все краснеет, остаются три цвета, ярко-белый, зловеще-черный и различные оттенки крови. Время замедляется.
Уничтожить! Ненавижу!
Я всасываю недостающий воздух…
Дрожат колени от выплеска адреналина…
Злая энергия распирает изнутри, по венам струится обжигающий огонь, я буквально вижу разделяющую нас преграду. Защита натягивается переливающейся паутинкой, когда я сантиметр за сантиметром прорываю твердую ткань. Тонкие лапки трещин бегут по магической стене, и она продавливается, распадается на сотни блеснувших и тут же растаявших осколков.
Волна торжествующей радости от преодоления преграды подносит к следующему кругу.
Ещё немного и я смогу тебя защитить!
Юля! Держись!
Со стороны выглядит представлением французского клоуна, когда человек, вырвавшись из одной невидимой преграды, ударяется о другую.
Меня отбрасывает назад отпружинившей преградой, но я начинаю продавливать очередную стену. Капли пота дрожат на бровях, я чувствую, как в плечо втыкаются раскаленные иглы, но давлю дальше. Наполненные влагой карие глаза придают сил, энергия выхлестывается через край. Я беззвучно кричу, пытаясь вдохнуть как можно больше воздуха.
– Блаженный что ль? Много сейчас дурачков в деревнях развелось! – удерживающий тонкие руки, парень наблюдает за моим выступлением. Он кидает вниз. – Расслабься, милая и получай удовольствие, этот пацанчик тебе не защитник. Видишь, он сам с собой не может справиться, ноги заплетаются.
Я чувствую, как плечо протискивается в прогибающуюся стену, тело превращается в каменный таран, и в тоже время такой легкости в мышцах давно не ощущалось.
Беззвучный треск, мириады искр в плечо, и глаза, молящие о спасении…
Держись, Юля, я иду!
Ещё немного и стена разлетается, как и прежняя. Отнимается от боли плечо, когда ударился о последнюю преграду.
Защита? Какая защита, когда рядом такое…
Насильники в десяти метрах даже не думают прекращать свое дело. Юля из последних сил выбивается, крутится как уж на сковороде, но видно, что не так далек тот миг, когда она обессилено сдастся.
Миллиметр за миллиметром я протискиваюсь в непробиваемую твердь…
Миллиметр за миллиметром толкает иссякающая сила…
Миллиметр за миллиметром я глубже проникаю в последнюю, самую заговоренную стену…
Юля закатывает глаза, похоже, что сознание не вынесло унижения и соскользнуло в спасительное беспамятство. Точеные ноги обессилено вытягиваются по обе стороны от насильника. На матовой коже ярко-синими пятнами наливаются следы от хватавших пальцев.
– Смотри, убогий, что настоящие мужики с бабами делают. Потом и сам сможешь попробовать, а то когда ещё шанс обломится! – насильник стягивает джинсы, не отрывая взгляда от сдавшейся цели.
Я рычу, с головой захлестывает ненависть, подбрасывая в горящую топку ярости очередную порцию гнева.
Миллиметр за миллиметром…
Мразь! Уничтожить!
Таким не место на земле.
Миллиметр за миллиметром.
Воздух вагонами летает по легким.
Убить! Разорвать!
Миллиметр за миллиметром.
Все ближе, лишь бы успеть. Лишь бы не дать ей повода возненавидеть мужчин.
Миллиметр за миллиметром.
Я второй раз рождаюсь, пробивая держащую пленку.
Другой насильник тоже избавляется от одежды – скидывает майку и берется за ремень джинсов.
– Стойте, гандоны! – я захлебываюсь криком.
Но главное – смог отвлечь!
– Как ты нас назвал, полудурок?
Парни поднимается от полуобнаженной девушки, уверенные в своей силе и превосходстве двоих над одним. Два молодых человека, убежденные в своей правоте и праве поступать безнаказанно…
Меня отделяет от них тоненькая пленка…
Незыблемая стена падает, разлетается мелькнувшей серой пылью. Я оказываюсь лицом к лицу с полураздетыми парнями. Тяжелые руки взлетают в стойку.
Прорыв сквозь стены защитных кругов отнял почти все силы, красная пелена ярости понемногу спадает, но я ещё в состоянии справиться с двумя засранцами. Дыхание вырывается сквозь раскаленные легкие, в ушах гулко бухает кипящая кровь.
Молодые люди избавляются от одежды, остаются в небольших плавочках. Спортивные тела, рельефные животы – на таких девушки сами вешаются, а им захотелось недоступного. Позади «культуристов» лежит без сознания Юля.
– Ну что, парни, я вам предлагал оставить девчонку? Пеняйте на себя! – из горла вырывается не то крик, не то рык.
Парни переглядываются и ржут. Смех пригибает все ниже к земле. Хохот сотрясает крепкие тела, головы клонятся к молодой траве, ещё немного и парни уткнутся лицами в землю.
Ну, посмотрим, кто сейчас посмеется, ублюдки!
Я делаю шаг по направлению к смеющимся людям, и те резко выпрямляются. Однако, не просто выпрямляются – словно внутренним взрывом разрывает розоватую кожу, и на свет вырывается черная шерсть. Кожа ошметками ссыпается вниз, в сочную траву, в желтизну одуванчиков. К небу поднимаются оскаленные пасти, из недр вырвается оглушающий вой, бьющий молотом по барабанным перепонкам.
Руки, недавно тискавшие мягкое тело, вытягиваются в мохнатые грабли с острыми когтями. По ним буграми струятся мускулы, похожие на корни старого дуба. Туловища раздаются в плечах, подобно надувшей капюшон разозленной кобре, вспучиваются круглыми валиками разросшихся мышц.
Спустя несколько секунд передо мной стоят два молодых оборотня. Острые блестящие клыки вылезают наружу, глаза сверкают из чащи жестких черных волос, вытянувшиеся уши нервно подрагивают. Вот почему ребята оставались спокойными, когда я ломился к ним – какой-то сельский дурачок против двоих мощных зверюг.
И я сам проломил защиту от них, да к тому же остался почти без сил. Колени дрожат, пелена ушла из глаз, но ярость продолжает поддерживать на ногах. Теперь же к ней прибавляется ненависть. Ненависть к убийцам родителей и многих охотников, к свободно разгуливающим тварям.
Убить! Уничтожить!
Перевертни довольно переглядываются, когда я «в ужасе» заслоняюсь руками, падаю на колени и ползу обратно. Никакого оружия в руках, но я успеваю заметить блеснувшую на солнце шляпку медной иглы под елочками мха. Тетя всегда заставляла носить с собой одну из игл.
На всякий случай.
Как гласит японская мудрость: «Даже если меч понадобится один раз в жизни, носить его нужно всегда». Понадобился меч, но он так невообразимо далеко от меня…
Я проломил три Защитных круга, и эта спасительная соломинка вылетела из петли на одежде.
Как до неё добраться?
Оборотни урчат, предвкушая скорую потеху. Только бы доползти, а там мои шансы выжить немного увеличатся. Два метра до иглы, словно два миллиона километров – бесконечность. Я играю самозабвенно, словно выступаю перед Станиславским, подвываю и морщусь. Обоссался бы, но решаю не переигрывать. Я отползаю прочь, загребаю руками влажную прелую листву.
Как же трудно двигаться – после преодоления кругов тело ломит, руки даже и не думают подниматься.
Надо собраться! Надо!
– Защитник! – ревет правый «демон ночи». – А кто тебя защищать-то будет?
– Уйдите, бесы! Не трожьте меня, окаянные! – тонким голоском я верещу в ответ. Вроде получается.
Перевертни упиваются своей властью над ползущим, ничтожным человечишкой. Растягивают удовольствие, наслаждаются страхом и ужасом, у меня даже слюна течет из уголка губ. Возвышаюсь над слизняком, словно вставшие на дыбы кони.
Все для зрителей, все для успеха…
Убить! Уничтожить!
Время понемногу замедляется.
Полтора метра до иглы. Шляпка краснеет как налитая солнечным светом клюква среди пушистых кисточек мха – тонкий столбик надежды на победу, надежно утопленный в мягкой земле. До него всего один прыжок, пара шагов или пять ползков – только бы не заметили. Я стараюсь не показывать направление, а медленно отползаю. Прочь от оборотней… и ближе к игле.
– А хочешь стать таким же бесом? – спрашивает оборотень и шагает ко мне.
Второй же принюхивается, блестящий нос подергивает под дуновения ветра.
– Нет! Не-е-ет! Мама-а!! – пищу я и отшатываюсь от нависающей глыбы мышц.
Получается выиграть ещё полметра – протяни руку и возьми, но внезапно гулко ухает земля. Возле перепачканных рук вырастает нога перевертня, по ней струятся взбухшие вены, которые бечевками перетягивали мохнатый ствол.
Цель так близка, но нельзя показывать вида, нужно продолжать играть. Я испуганно сжимасюь, остальными чувствами ощущая склонившегося оборотня. На плечо ложится лохматая лапа с острыми когтями, словно выструганными из крепкого дерева и опущенными в черный лак. Крючковатые пальцы похожи на толстые ветви вяза, крупные, шершавые. Спинным мозгом я ощущаю, как оборотень приготовился вцепиться в шею «беззащитной» жертвы, но его тяжелая лапа слегка подталкивает мое тело вниз. Я этим не преминул воспользоваться.
Нырок головастиком в подрастающую траву, и кончик носа почти упирается в шерсть на мускулистой ноге. Запах мокрой псины ударяет по обонятельным рецепторам.
Взгляд падает на красного муравья, который спешит по своим делам и перебирается через жесткие волоски. Вот ему-то совсем наплевать на двух громадин в синем небе – он тащит соломинку.
Руки скользят вперед, животом я ощущаю выпирающий из земли корень. Дождевым червем в руку скользит холодный стержень.
Есть!
Теперь я вооружен и даже опасен, хотя и подвываю от ужаса.
Играть! Всё для благодарных зрителей! Всё для Игры!
– Тля! – гремит надо мной так, словно небольшой обвал случился в горном ущелье. – И ты хотел заступиться за девку, когда сам себя не в силах защитить? Ты не достоин человеческой смерти и будешь раздавлен как насекомое, как вонючий клоп.
Нога убирается, пора!
Выдох!
Время замирает, застывает в воздухе тополиная пушинка, еле-еле поднимаются крылышки у пролетающей мимо стрекозы. В её фасеточных глазах отражается поднятая лапа оборотня, словно танцующий ухарь выделывает коленце и замер, прежде чем топнуть о землю; отражаюсь я, что застыл под лапой; отражается второй оборотень, который скалится в стороне.
Окружающий мир покраснел…
Я перехожу в режим охотника…
Перекатываюсь на спину и выстреливаю правой рукой! Как раз в точку на ноге, которая парализует волосатую конечность. Как на тренировке – удар и тут же откат от чудовища.
Время возвращает свой прежний ход. Перевертень воет, ударив по пустому месту. Лапища взрывает дерн и по щиколотку погружается в мягкую землю.
Я успеваю подняться и встаю в стойку – левая ладонь на уровне плеча, а в правой зажата медная игла. Оборотень двигается ко мне, но парализованная нога предательски подламывается. Огромный зверь едва не падает ничком. Каким-то чудом «насильник» восстанавливает равновесие и переносит вес тела на здоровую ногу.
Бросок вперед!
Шпалой проносится над головой смертоносная лапища. Игла с легким чмоканьем впивается в левую глазницу. Вслед за брызнувшей алой струйкой скулящий вой пронзает вечерний воздух.
Я тут же отскакиваю, боковым зрением слежу за вторым оборотнем, и делаю скользящий блок на удар. Как на тренировке от летящей груши… Лапища проносится в миллиметре от виска, слегка ерошит волосы.
Раздается тихий звук хлопка второго глаза. Я успеваю присесть под лохматой лапой и снова отпрыгнуть.
Ослепленный перевертень машет лапами как мельница при сильном ветре. На один из мощных ударов и попадает лохматый коллега. Оборотень кидается на помощь, но я уворачиваюсь и подныриваю под мохнатую балку ослепленной мельницы, которая с треском врезалась в лобастую башку напарника.
Пока нападавший оборотень отлетает, я успеваю вонзить иглу в лоб ослепленного. Тот вздрагивает и обмякает, устало опускает лапищи вдоль тела.
Волосы втягиваются в тело, темная сморщенная кожа разглаживается и светлеет. Перевертень уменьшается в размерах, переходит в человеческое состояние. Парень в плавках заваливается назад, во лбу, как красная точка у индусов, красуется шляпка медной иглы.
Остается удар в сердце! Комбинация должна быть завершена!
Скользкие от крови пальцы едва успевают захватить шляпку, когда подлетает второй оборотень.
Широкой лапищей, размером с лопату для снега, меня относит в сторону. Двигается оборотень гораздо быстрее первого. А тот теперь лежит подрубленным стволом на окровавленной траве. Я перекатываюсь через голову и вскакиваю на ноги, сжимая скользкий стержень.
Выдох.
Сил не осталось, руки налились свинцовой тяжестью. Возникает предательская мысль – закрыть лицо и будь что будет, но я тут же отгоняю ее прочь.
– Охотник! – рычит оборотень. – Мы тебя давно ищем!
– Шел бы ты своей дорогой, перевертень! – я стараюсь отдышаться, не отрывая взгляда от изготовившегося к прыжку оборотня.
– Ты один, охотник! Смирись и прими быструю смерть! – рычит оборотень и переносит вес на правую лапу.
Оборотень хрипло дышит и радостно скалится. Похоже, потеря напарника ни мало его не смущает. Я успокаиваю дыхание, готовлюсб к нападению, «качаю маятник» – чтобы уйти с линии атаки и оказаться сбоку противника.
Солнце почти скрылось за горизонтом, лишь окрашенные оранжевой краской лучей верхушки деревьев показывает, что оно ещё здесь. На полянке лежат два молодых человека, а также две девушки без сознания. А на краю поляны, неподалеку от могучих сосновых стволов, застыли друг напротив друга человек и оборотень. Картинка из фильма ужаса…
Руки тяжелые, как чугунные болванки. Ноги дрожат, но не от адреналина, а от усталости. Воздуха не хватает, глотаю его как воду – такой же жидкий и прохладный. Пот водопадом струится вниз, спутанные волосы лезут в глаза. Вдох.
Оборотень броском кобры появляется возле меня. С земли взлетает мох и тонкие веточки – массивная лапа шлепает по тому месту, где мгновение назад находится моя ступня. Я вальсирующим пируэтом ухожу в сторону и бью верной иглой снизу вверх, метясь в заросший кудлатой шерстью глаз.
Рука так и повисает в воздухе, перехваченная стальной хваткой когтистой лапы…
Удар другой руки уходит в сторону – так ракеткой отбивают легкий волан играющие дети. Оборотень довольно скалится, глядя на мои слабые попытки вырваться из металлической лапищи.
Предательская мысль сдаться снова возвращается, но я вопреки всему продолжаю сопротивляться, свободный кулак поднимается раз за разом. Мои усталые удары с легкостью отбиваются.
Ноги подламываются, глаза жжет огонь едкого пота, в раскаленные легкие не поступает достаточно воздуха. Рука с зажатой иглой понемногу синеет от крепкой хватки. Красные глаза оборотня светятся предвкушением скорой победы над обессиленной жертвой.
Я не могу увернуться…
Перевертень хватает меня в охапку, и огромные зубы оказываются в нескольких сантиметрах от лица.
Если он меня укусит, то я тоже стану оборотнем…
Железные лапы неторопливо сжимаются, жизнь понемногу уходит из меня, как сок из сдавливаемого пакета. Попытки уколоть иглой лохматое тело не приводят к успеху – оборотень лишь морщится, как от щекотки. Безуспешно пиная чугунные колонны, я не могу пошевелить руками, вдыхаю зловонный смрад из ухмыляющейся пасти.
Зверь не торопится кусать, ждет, пока мое тело окончательно обмякнет, играет как кошка с мышкой, то разжимает, то снова сжимает лапы. В глазах темнеет, словно невидимый оператор гасит свет в кинозале перед наступлением фильма.
Время почему-то не останавливает своего хода… Я умираю в стягивающем обруче.
Воздух не хочет входить в сжавшиеся легкие, я вижу, как кусты и деревья окрашиваются в серый цвет. Оборотень наблюдает за моей агонией с интересом профессора, разглядывающего в микроскоп жизнь бактерий. Спасения ждать неоткуда, рядом нет тетки-заступницы.
Мелькает мысль – зачем полез в это дело, а не пробежал дальше за защитными кругами?
Я русский! Я не могу иначе!
Яркой молнией вспыхивают мысли, и это придает немного сил. Их как раз хватает, чтобы слегка взмахнуть кистью.
Игла бордовым росчерком взлетает вверх. Ладонь ломит от неловкого броска.
Мутнеющим сознанием я отмечаю несколько переворотов блестящей палочки. Оборотень слегка скользнул по ней краем глаза и тут же уставился на меня, не желая пропустить ни мгновения выдавливания жизни.
Я вытягиваю шею и успеваю ухватить иглу за шляпку. Зубы противно ноют, когда впиваются в жесткий металл.
Чмок!
Оборотень ещё радостно скалится, когда мои губы касаются шерсти, окружающей глазную впадину. Лохматая голова резко отдергивается, едва не вырывает зажатую в зубах иглу. Из пустеющей глазницы льется бело-красная жижа, сопровождаемая жутким ревом боли. Уши тут же закладывает толстой ватой, не пропускающей ни звука.
Кольцо лап слегка разжимается, и прохладный воздух струей окатывает раскаленные легкие. Сквозь мутную пленку вижу, как зубастая пасть стремительно приближается к моему горлу.
Помирать так с музыкой!
Я бью иглой в оставшийся глаз, подаю голову навстречу острым зубам, словно укротитель, засовывающий голову в пасть льву.
Клыки касаются моей кожи, но тут же отдергиваются прочь, когда игла пронзает второй красный глаз. Щетинистый нос шлепает по подбородку так, что у меня хрустит в шее. Лапищи взлетают к осиротевшим глазницам, я же, как сброшенный с телеги мешок картошки, падаю в примятую траву.
В полете я успеваю пронзить черное сердце оборотня – словно дятел пробил крепкую кору.
Воздух!
Вдох!
Сквозь сжатые зубы свежий ветер проникает вместе с какими-то крошками. Сверху валится обнаженный человек, придавливает центнером веса к мягкой траве. Я еле дышу. Болит все, что могло болеть, начиная от корней волос и заканчивая ногтями на ногах.
Крошки оказываются кусочками крепко сжатых зубов – от напряжения чересчур сильно стиснул челюсти.
Дело ещё не закончено – отдыхать рано, нужно завершить дело и нанести каждому перевертню по последнему удару.
Я спихиваю тяжелое тело неудавшегося насильника. Тот перекатывается на спину, выставляет вверх торчащую из груди шляпку иглы. От медного штырька по розовой коже растекаются струйки алой крови, капают на примятую осоку. Сквозь судороги маячит легкое дыхание, оборотень ещё живет, и вскоре может восстановиться, если не принять срочных мер.
Преодолевая немощь и охватившее бессилие, какое появляется при очень высокой температуре, я смог подняться на колени. Голова кажется опустошенной дождевой бочкой, непослушные пальцы скользят по окровавленной шляпке, срываются и захватывают вновь.
Медленно выходит блестящий стержень, тотчас цвиркает небольшой фонтанчик, в такт ещё бьющемуся сердцу. Игла выскользывает из непослушных рук, окрашенная осока жадно принимает в моё небольшое оружие.
Ещё три вдоха и выдоха…
Через «не могу», через «не хочу» я тянусь за иглой и слышу, как рядом хрустит ветка. Ещё одного оборотня я не вынесу.
Сквозь мутную пелену я вижу стоящую Юлю.
Понимаю, как я выгляжу в любимых глазах, весь оборванный и окровавленный на коленях перед ослепленным противником, и ещё один валяется поодаль…
Юля испуганно смотрит на меня, как на чудовище. Как на монстра, что убивает всех на своем пути. Испуг и одновременно отвращение читается в её взгляде. Она даже не пытается прикрыться, забыв о своей наготе.
Как ей объяснить, что на самом деле произошло?
– Ка-ак ты себя ч-ч-чувствуешь? – слова выдавливаются по капле.
Усталость накрывает тяжелым пологом. Сейчас бы лечь и забыться.
Рядом с трупами.
Неважно.
Но ещё нужно завершить начатое.
– Я в порядке, а ты весь в крови… Что случилось? Что с ними? – Юля показывает на лежащих оборотней.
– Юля, я должен… закончить одно дело. Проверь, пожалуйста, как там твои… друзья! – рука скользит по игле.
Остается нанести два удара.
Только бы девушка отвернулась.
Карие глаза сверкают, и Юля бросается к лежащей паре. Тихо приговаривая, она пытается привести их в чувство.
Мне хватает этого времени, чтобы успокоить оборотней навсегда. Навсегда. Твари больше не будут ходить по земле…
В голове всё крутится, руки трясутся как у эпилептика, в ноги налили раскалённого свинца.
Убрать эту мерзость, утащить в кусты, а после похоронить!
Чтобы случайно не наткнулись дети, чтобы не возникало вопросов у взрослых…
Вдох и выдох.
Шаг за шагом, кровь окрашивает траву в грязно-бурый цвет… тянутся мятые полосы… выскальзывает из рук ещё теплая кожа.
Второе тело падает в небольшой овражек и ложится поверх первого. Не до порнографии, нужно закрыть от случайных глаз. Кто-то бросает сверху ветку.
Юля!
– Они очень плохие люди. Я не оправдываю тебя, Саша, но ты иначе не мог.
Странно такие речи слышать от девушки, я думал, что Юля завизжит, убежит, или ударится в слёзы. Красавица, что снилась мне по ночам, стоит рядом и помогает закидывать трупы травой и ветками.
Я жестом показываю, что хватит.
Отходим на десяток метров, и я падаю на колени. Юля обеспокоенно подхватывает меня, опускается рядом.
– Как твои друзья?
– Понемногу приходят в себя, я волнуюсь больше за тебя. Снимай майку, я обработаю раны. Ох, и ничего себе, – вырывается у неё при взгляде на мою спину.
Я весь один сгусток боли, поэтому не ощущаю, что там…
Разодранная в клочья майка предвещает мало хорошего. Юля отбегает и возвращается с автомобильной аптечкой.
– Не дергайся, сейчас будет щипать! – её прохладные пальцы скользят по спине.
От нежных прикосновений боль отступает. В голове всё шумит, когда по спине прокатываются капли лавы. Я слышу, как шипит перекись водорода на краях раны.
– Тебе срочно нужно в больницу! – безапелляционно говорит Юля.
– Ничего, на мне заживает как на собаке. Как ты здесь оказалась? И почему в такой компании?
– После твоего письма я не отставала от Евгения, и он под большим секретом рассказал, что ты живешь в Мугреево. Я упросила отчима отпустить нас с Таней и её парнем в поход. Ехать до вас недалеко, мы и решили остановиться на ночь на природе, а утром собрались погулять по селу и… возможно… увидеть тебя. А эти, – она кивает на овражек, – появились из кустов и сначала попросили закурить, а потом начали приставать. Серёжка вступился за нас, они его избили, ударили Таню. А меня… Потом я увидела тебя и… потеряла сознание.
– Значит, я успел вовремя. Ой! – дергаюсь я на очередной ожог.
– Извини, ещё немного осталось!
– Ничего, всё нормально. Но отсюда нужно уходить. Вдруг они были не одни.
– Ночь наступает, вряд ли кто-нибудь придет. А в темноте я боюсь идти, ты весь изранен, да и ребята ещё слабы для переходов. Давай, переночуем здесь, а утром поищем помощи?
Рядом с убитыми оборотнями ей спокойнее? Странная девушка, может, я чего-то о ней не знаю?
Головокружение накидывается с новой силой, и окружающий лес вертится в бешеной пляске.
Юля теребит меня за плечо.
Почему я лежу на земле? Зачем на меня бросились кусты?
– Саша, Саша, очнись.
– Всё в порядке, секундная слабость. Пройдет.
– Пойдем к палатке, я сейчас костер разведу. Ты должен прилечь.
Я и сам не заметил, как на небо высыпали звезды. Думал, что это в глазах так потемнело.
Парень благодарно пожимает мне руку, что-то говорит, но слова с трудом проникают сквозь шум в ушах. Темноволосая девушка раньше была рыженькой, я вспомнил, как в тот злополучный вечер девушка танцевала с Евгением. Она чмокает меня в щеку. Я мычу в ответ что-то героическое.
Ноги не держат, и я чуть не падаю у брезентового полога. Но всё же беру себя в руки и заползаю внутрь. Падаю на спальный мешок и почти отключаюсь, когда чувствую, что рядом кто-то есть.
– Ты спас меня, Саша! – произносит девичий голос.
– Юля, я не мог поступить иначе, – слова выдавливаются с трудом, как паста из полуоткрытого тюбика.
– Я никогда не была с мужчиной… а эти…
– Всё позади, Юля, всё позади, – глаза слипаются, в этот момент так хотелось, чтобы меня оставили в покое.
– А у тебя… У тебя когда-нибудь было?
Я лишь усмехаюсь в ответ. Если играть рыцаря без страха и упрека, так играть до конца. Я вздыхаю и закрываю глаза.
– Подожди, скажи, у тебя раньше… это… было?
Я вспоминаю слова опытного общажного ловеласа о том, что с девушками никогда нельзя говорить о бывших. Не рассказывать же Юле о Людмиле, и я решаю отрицательно помотать головой.
– Нет, как-то не до этого было. Учёба и спорт занимали всё время.
– Ты мне не врёшь? – её глаза поблескивают в сумраке палатки.
– Не вру, – я стараюсь сделать голос как можно более убедительным.
– Извини, что спрашиваю. Отдыхай, я пойду с ребятами поговорю, – Юля накидывает ветровку и выскальзывает наружу.
Я успеваю улыбнуться во все свои тридцать два зуба, когда снаружи раздается испуганный крик.
Я дергаюсь наружу, но не успеваю…
Крыша палатки сминается внутрь и бьет в лицо…
Мир вспыхивает ослепляющим светом боли, заполняет пространство головы и растворяет меня в ней.
Яркая вспышка уходит в непроглядную тьму…
