Алек Владимирович Рейн
Алька. Кандидатский минимум
Признаться, мне до сих пор стыдно за эту халтуру. Сказать по совести, фильм не получился, но был принят, получил оценку – хорошо, режиссёр с директором-оператором пригласили нас с Толей в ближайшую пятницу в ресторан Дома кино – отметить выпуск кинофильма.
Отчего не пойти, встретились, как договорились, внизу у входа. Режиссёр пришёл с женой – крупной блондинкой, тоже выпускницей ВГИКа. Посадили нас в центре зала – все уютные места были заняты. Сидели, поглядывали по сторонам – в зале было много лиц, знакомых по кинофильмам, в те годы в этом ресторане собирались в основном работники киноиндустрии.
Выпили изрядно, разговаривали. Мы с Анатолием слушали затейные рассказы наших киношников. Помнится, они в основном мыли кости артистическому бомонду. Режиссер рассылал воздушные приветы многочисленным знакомым, остановил проходящего мимо негра в белом костюме, встал, поздоровался, они перекинулись несколькими незначащими фразами – негр говорил прекрасно по-русски. Режиссёр сообщил, что мы отмечаем сдачу фильма, указал на меня:
– Это наш сценарист.
Я приосанился, режиссёр предложил негру выпить с нами за успех нашей картины. Чокнулись, выпили – чернокожий джентльмен пошёл к своей компании. Было странное чувство, и я сказал:
– Такое ощущение, что я его где-то видел.
Меня поддержал Прокопыч:
– И у меня такое же.
Вся наша киношная тусовка стала наперебой объяснять:
– Так, конечно, видели, и наверняка не один раз.
– Где это?
– Это же Джими, помните чернокожего малыша из фильма «Цирк»?
Через полчаса к нашему столу подошёл поздороваться какой-то усатый мужик, наш режиссёр вскочил.
– Саввушка, полтыщи, ну как ты?
Они обнялись, Саввушка, глянув на стол, сказал:
– Гуляете, ребята, что обмываем?
Режиссер, выпрямившись, ответил:
– Фильм сдали, – и добавил, указывая на меня: – Это наш сценарист.
Саввушка пристально глянул на меня, режиссёр предложил присоединиться к нам, но Савва отказался, ссылаясь на необходимость присутствия в своей компании, где идёт обсуждение важного проекта, и, распрощавшись, ушёл.
Молчанов поинтересовался:
– А кто это такой?
Режиссёр удивился нашей неосведомлённости:
– Это ж Савва Кулиш, известный режиссёр – «Мёртвый сезон» снял.
Вечер продолжился, я сидел, размышлял о непростых судьбах нас – киносценаристов, посвятивших жизнь киноискусству, – мало нас ценят. Стал искать глазами в зале Андрона Кончаловского, возникло желание пообщаться с фигурой, близкой мне по масштабу вклада в киноискусство, не нашёл, а жаль – он много потерял, не посетив в тот вечер ресторан Дома актёров.
Прощались как близкие друзья – практически родственники, жаль, не удалось поработать вместе ещё.
* * *
Жинка моя перешла на работу в Управление делами президиума Верховного Совета РСФСР. Взяли её делопроизводителем на временную ставку, а через два месяца перевели на постоянную. Основной причиной перехода было то, что её из «Гознака» стали частенько отправлять работать в обычные почтовые отделения, когда там заболевал кто-нибудь.
Признаться, мне давно надо было озаботиться её работой – нет нерешаемых задач, подумать, поискать – и всё получится. Зарплата её уменьшилась раза в полтора, но это нас не волновало – я зарабатывал вполне, чтобы она вообще не работала, а на новой её работе появлялись возможности, о которых в те годы большинство населения могло только мечтать: ежегодные путёвки в элитные дома отдыха и санатории, еженедельные поездки в подмосковные пансионаты, продуктовые заказы и множество прочих льгот и привилегий.
Помогла ей в этом переходе двоюродная сестра моей мамы, то есть моя двоюродная тётка, она работала в отделе писем Президиума ВС РФ и была каким-то профсоюзным боссом их канцелярии. Всё произошло довольно просто – видя, как ласточка моя мается на своей работе, я стал думать, куда бы мне её определить, и вспомнил, где у меня родственница работает. Ввиду небольшой разницы в возрасте я её звал Ниной, вдобавок она одно время была замужем за близким другом моего зятя. Мы, бывало, виделись на различных семейных мероприятиях, однажды она пригласила нашу семью в пансионат ВС в Мамонтовке – это впечатлило. Жили мы в историческом деревянном корпусе семьи Мамонтовых, питание, обслуживание – всё было по высшему разряду, и стоило всё это копейки. Вспомнив всё это, я позвонил.
– Нин, привет, это Алек.
– Узнала, как дела у вас, всё нормально?
Я ей никогда не звонил, и поэтому в её голосе слышалась тревога.
– Да всё нормально, но есть к тебе просьба.
– Какая?
– Да, понимаешь, у меня Людка работает в почтовом отделении при «Гознаке», её там гнобят, ты же знаешь – девка она безответная. Ты не сможешь помочь пристроить её куда-нибудь к себе в ВС?
– А что у неё с образованием?
– Не очень – десять классов.
– Ты знаешь, если в отдел писем делопроизводителем – письма читать – этого достаточно. Я переговорю, у нас девочка уходит в декрет – вакансия будет, а после посмотрим. Главное – попасть, а там варианты наверняка будут.
Нина была человеком слова, сказала – сделала. В конце февраля 1986 года Людмила была временно назначена на должность делопроизводителя Приёмной Президиума ВС РФ, в начале марта того же года была зачислена в штат.
А у меня было всё как-то не слава богу – Бочаров стал пытаться претворять свои дикие планы в жизнь, призвал меня к себе, и у нас состоялся такой разговор:
– Алек Владимирович, пора браться за дело!
– Что Вы имеете в виду, Юрий Александрович?
– Хватит валять дурака, Вы прекрасно понимаете – надо приступать к работам по ГАПам.
– Юрий Александрович, я даже не представляю, что это такое.
– Я об этом и говорю, начинайте изучать, разберётесь, обсудим, чем конкретно в этой области будете заниматься.
– Юрий Александрович, я по большей части технолог, занимаюсь очень современной проблематикой – транспирационными материалами, их созданием, изготовлением деталей из них и изучением изменения их свойств после деформирования – и хотел бы продолжить свои занятия.
– Алек Владимирович, это неактуальная тема для кафедры, а человеку, который не хочет заниматься ключевой проблематикой кафедры, сами понимаете, здесь делать нечего.
– Понятно, а можно мне дать небольшую отсрочку в два года? А потом я займусь ГАПами и буду работать вдвое эффективней.
– А зачем Вам это?
– Закончу докторскую диссертацию по пористым материалам под Вашим руководством и включусь.
– Да Вам не нужна никакая отсрочка – занимайтесь своей тематикой в своё личное время, на работе занимайтесь тем, что важно для кафедры, а когда закончите обе темы, то ваша работа по пористым материалам войдёт органичным куском в Вашу докторскую диссертацию по гибким автоматизированным производствам.
– Интересная мысль, но мне нужно подумать.
– Думайте, но недолго.
Я ушёл, размышляя, как бы мне его об…ть. Что такое гибкие автоматизированные производства, я вроде бы себе представлял – я не понимал, что там делать технологу. Нет, конечно, заводскому технологу там работы найдётся, а вот что там делать технологической науке? Там для неё нет проблем, математикам, программистам, логистам, возможно, конструкторам – да, но технологам… Не понимал – я ж кузнец, моё дело – кувать, а хош – и ковать. А там чо? Так, если только по синьке кувалдой херакнуть по всей это трахомудени.
Пребывая в этих размышлениях, я встретил в коридоре факультета моего доброго приятеля Гену Смолянкина, находящегося явно в приподнятом настроении, с которым мы вместе трудились в СМУиС факультета, разговорились:
– Привет, ты чего такой смурной?
– Здорово, да у нас новый завкафедрой – Бочаров, силком заставляет меня заниматься какой-то хренью, которую он напридумывал и в которой сам ещё ни уха ни рыла не смыслит, топит при этом, по сути, все мои наработки. А ты как?
– А я на днях положил своему шефу заявление на увольнение – решил перейти на Завод-ВТУЗ при ЗИЛе. Защитился, сижу в мэнээсах. Ну, думаю, если здесь всем на меня наплевать, пойду туда, где я нужен. Шеф увидел и спрашивает:
– Гена, а что случилось, почему Вы от нас решили уйти?
– Да я после защиты сижу на ставке младшего научного, и никаких перспектив.
– Гена, а ты можешь подождать один день?
– Конечно.
– Тогда зайди ко мне завтра во второй половине.
Захожу на следующий день – шеф показывает мне приказ о переводе меня на должность ассистента, я поглядел и говорю:
– Извините, я вчера забыл Вам сказать, что меня на должность старшего преподавателя берут.
– Понял, Гена, а ты можешь подождать ещё один день?
– Конечно.
Прихожу на следующий день – вручают мне приказ о переводе меня на должность старшего преподавателя, вот иду из отдела кадров – приказ подписывал.
– Поздравляю. Ты меня на мысль интересную натолкнул – пойду попробую у Бочарова что-нибудь выклянчить.
Явившись в тот же день к Бочарову, я заявил:
– Юрия Александрович, я вот тут поразмышлял, решил, что можно попробовать, но у меня к Вам просьба. Я, знаете, в ассистентах пребываю на временной ставке. Мне кажется, что я уже вполне могу претендовать на должность старшего преподавателя.
– Я рад, что Вы приняли правильное решение, готовьте план работ – обсудим. А относительно старшего преподавателя – я этим делом заниматься не буду.
Стало всё кристально прозрачно – Юрасик точно сформулировал своё отношение ко мне и в моём лице ко всем своим подчинённым: вы будете заниматься любым говном, которое придёт мне в башку, а мне на вас насрать.
При таком подходе собрать нормальную команду для реализации своих планов представляется маловероятным.
Я поблагодарил его и пошёл составлять план – я очень был огорчён отнюдь не его отношением ко мне, таких руководителей за двадцать два года работы я повидал немало, мне на него, признаться, было наплевать. Огорчён я был тем, что работу мою над докторской диссертацией надо было просто выкинуть в мусорную корзину, было обидно.
В это время вышла моя статья в журнале «Проблемы прочности», и пришёл отрицательный отзыв от «чёрного оппонента» из «Порошковой металлургии».
Интересно совпало, тогда был у нас в Москве в командировке Санька Лаптёв, защищавшийся у Овчинникова по пористой тематике и работающий в вузе в Днепропетровске. Он зашёл к нам в секцию, потрепались, и Трындяков вдруг спросил его:
– А ты почему дал отрицательный отзыв на статью Алека?
Санёк явно не предполагал, что кто-то может знать, что это он в роли «чёрного оппонента» дал отрицательный отзыв на мою работу, и растерянно сказал:
– А чего он не ссылается на работы?
Надо сказать, ссылки даются на работы предыдущих авторов, когда есть какие-то логические связи с их работами, а просто ссылаться на любые предыдущие невозможно, тогда надо начинать с работ средневековых механиков и алхимиков. А выклянчивать себе таким образом ссылки, чтобы повышать свой рейтинг, – это как-то западло, нет слов приличных – проституция какая-то. Но делать было нечего – дополнил свою статью ссылкой на его работы – мне не жалко, и статья вышла, но мне уже было всё равно, стало понятно, что заниматься диссертацией Бочаров мне не даст, и я решил уйти с кафедры назло Бочарову, пусть не думает, что может наклонить любого. Поступок мой, конечно, был спонтанным, не очень обдуманным, каким-то мальчишеским – увы, я такой человек.
В поисках разрешения своей коллизии я как-то разговорился с Колей Бабиным, и он сказал:
– Я тут недавно, пытаясь увеличить свою зарплату, ходил беседовать в один проектно-конструкторский институт по поводу устройства, но не прошёл кастинг. Сходи поговори, они ищут кандидатуру на должность начальника отдела штамповки. Могу дать телефон директора.
Я позвонил директору, мы договорились о встрече, и я поехал.
Головное здание института находилось на Лесной, в двадцати минутах езды на трамвае от моего дома, что показалось мне хорошим знаком.
В кабинете директора сидело человек пять народа – директор, главный инженер, начальник отдела кадров и ещё пара мужиков, как позже выяснилось, начальники отделов. Поговорили – у меня был один огромный по тем временам недостаток, который сводил на нет все возможные мои достоинства, если таковые были, хотя это маловероятно – я не был членом КПСС. Узнав это, директор сморщился, как будто проглотил чего очень кислого или неаппетитного, но разговор мы продолжили. Подробно выспросив меня, где я трудился, кроме МВТУ, директор сказал:
– Давайте так, мы возьмём двухнедельную паузу, после чего обязательно Вам перезвоним.
Было понятно – надо навести справки по возможным каналам.
Я дал ему свой домашний телефон, и дней через десять он позвонил.
– Если вы не передумали, то мы готовы взять Вас на работу.
– Я не передумал.
– Подъезжайте в любой удобный для Вас день, но со звоночком, дадим Вам переводное письмо.
Получив переводное письмо, я отпечатал два заявления об уходе и заглянул в кабинет Бочарова.
– Юрий Александрович, можно к Вам?
– Алек Владимирович, заходите. План работ принесли?
– Не совсем, но подпись Ваша нужна.
Подойдя к столу, я молча положил на стол заявления и переводное письмо, Юра прочитал.
– Хорошо, пусть они у меня полежат положенные две недели, знаете, как бывает, вдруг передумаете.
– Конечно, Юрий Александрович. Просьба – на втором заявлении об увольнении визу свою поставьте и дату, знаете, как бывает.
Юра побагровел, поставил дату, расписался и молча отдал мне листок. Через две недели я зашёл к нему.
– Не передумали?
– Нет.
– Воля ваша.
В тот же день я оформил заявление, тепло попрощался с мужиками и покинул родные стены Московского ордена Ленина, ордена Трудового Красного Знамени высшего технического училища. Тогда думал, что навсегда.
Все фотографии взяты из личного авторского архива.
