Юджин Роган
Арабы. История. XVI–XXI вв.

Первой задачей, вставшей перед османами в Сирии и Египте, было формирование лояльного правительства во главе с мамлюками. Только у мамлюков имелись необходимые знания и опыт, чтобы успешно управлять этими регионами от лица османов. Однако рассчитывать на их благонадежность было сложно. В первое десятилетие османского правления произошло несколько кровопролитных восстаний, организованных мамлюками, которые хотели отсоединиться от Османской империи и восстановить свою власть в Сирии и Египте.

В первые несколько лет после завоевания существовавшие там государственные институты фактически не менялись. Османы поставили во главе них мамлюкских эмиров, или «военачальников». Бывшие мамлюкские земли они разделили на три провинции со столицами в Алеппо, Дамаске и Каире. Провинция Алеппо стала первой, полностью перешедшей под османское правление. С назначением османского наместника она тесно интегрировалась в политическую и экономическую жизнь империи. Хотя местное население тогда не могло этого знать, с османским завоеванием в Алеппо начался настоящий золотой век, продлившийся вплоть до XVIII столетия. Город стал одним из ключевых центров сухопутной торговли между Азией и Средиземноморьем. Несмотря на удаленность от побережья почти на 80 км, в Алеппо размещались конторы многочисленных голландских, британских и французских компаний, что превращало его в один из самых космополитичных городов арабского мира^[21]. Когда в пьесе Шекспира «Макбет» ведьма говорила о жене моряка: «Ушел на "Тигре" муж ее в Алеппо» (акт I, сцена 3), зрители в «Глобусе» прекрасно понимали, о чем идет речь.

Наместниками в Дамаске и Каире султан Селим назначил мамлюков. Стоит заметить, что он вряд ли мог выбрать двух более разных людей. Правителем Дамаска стал Джанберди аль-Газали, бывший мамлюкский наместник в Сирии, доблестно сражавшийся с османами в битве на равнине Мардж Дабик. После этого сражения он атаковал авангард османской армии в Газе, где его отряд был разгромлен, а сам он получил ранение. С остатками своего войска он отступил в Каир и вместе с Туман-беем защищал город от османов. Очевидно, Селим уважал Джанберди за смелость и преданность своему султану и надеялся, что тот будет так же относиться к новому властителю. В феврале 1518 года Селим наделил Джанберди всеми полномочиями эмира Дамаска в обмен на ежегодную дань в 230 000 динаров^[22]. Разумеется, в передаче такой власти одному лицу без всякой системы сдержек и противовесов имелись явные риски, но, похоже, у Селима не было иного выбора.

Своим наместником в Каире он выбрал Хайр-бея, бывшего мамлюкского эмира Алеппо. Накануне сражения на равнине Мардж Дабик Хайр-бей вступил в тайные переговоры с Селимом и перешел на его сторону. Именно предательство Хайр-бея привело к быстрому и сокрушительному разгрому мамлюкской армии в этой решающей битве. Он был арестован Туман-беем и брошен в каирскую тюрьму. После захвата Каира Селим освободил Хайр-бея и наградил бывшего эмира Алеппо за его заслуги. Однако Селим никогда не забывал, что Хайр-бей однажды уже предал своего правителя, и, как пишет Ибн Ийас, называл его «Каин-беем» или «Господином предателем»^[23].

Пока султан Селим был жив, никто в арабских землях не пытался бросить вызов османскому господству. Но в октябре 1520 года распространилась весть о смерти Селима и восхождении на трон его наследника Сулеймана. Некоторые мамлюки сочли, что клятвы верности относились только к султану Селиму, завоевавшему их земли, но не к династии в целом, поэтому со сменой верховной власти в арабских провинциях началась череда восстаний.

Первое было поднято в Дамаске не кем иным, как Джанберди аль-Газали. Лелея надежду восстановить мамлюкскую империю, тот объявил себя султаном и принял мамлюкский высший титул «аль-малик аль-ашраф» («самый благородный правитель»). Он облачился в мамлюкскую одежду и светлый тюрбан и запретил жителям Дамаска одеваться как османы. Он также запретил имамам упоминать в пятничных молитвах имя султана Сулеймана и принялся очищать Сирию от османских солдат и чиновников. К его восстанию присоединились города Триполи, Хомс и Хама. Вскоре Джанберди собрал армию и двинулся на Алеппо^[24].

Однако население Алеппо сохранило верность османскому султанату. Люди оплакивали смерть Селима и в пятничных молитвах благословляли нового султана Сулеймана. Когда эмир узнал о подходе повстанческой армии, он в спешном порядке бросился укреплять оборону города. В декабре армия Джанберди осадила Алеппо. Повстанцы обстреливали городские ворота из пушек и пускали через стены укреплений горящие стрелы, но защитники быстро восстанавливали повреждения и сдерживали натиск повстанцев. После 15 дней безуспешной осады Джанберди был вынужден отступить. В ходе этого противостояния погибло около 200 жителей Алеппо и множество солдат^[25].

Видя, что пламя мятежа не разгорелось, как он планировал, Джанберди вернулся в Дамаск, чтобы консолидировать силы. В феврале 1521 года он вступил в сражение с османской армией на подходах к Дамаску. Но его войско потерпело поражение, а самопровозглашенный султан был убит. Паника охватила Дамаск. Своей поддержкой Джанберди и его мятежа дамасцы лишили себя привилегий мирного подчинения османскому правлению.

Разгромив силы мятежников, армия османов вошла в Дамаск. По словам Ибн Тулуна, больше 3000 человек были убиты, городские кварталы и соседние деревни разграблены, а женщины и дети уведены в плен. Голова Джанберди и отрезанные уши тысячи убитых повстанцев отправили в Стамбул в качестве трофеев^[26]. Мамлюкское правление в Дамаске подошло к концу. Отныне провинцией стал править османский наместник, присланный из Стамбула.

В Египте антиосманские восстания вспыхивали неоднократно. Несмотря на то что Селим не доверял своему наместнику в Каире и называл его «Господином предателем», Хайр-бей успешно поддерживал османскую власть в провинции вплоть до своей смерти в 1522 году. Османам потребовался почти год, чтобы найти ему достойную замену. Воспользовавшись этим периодом безвластия, двое эмиров из Среднего Египта в мае 1523 года подняли мятеж при поддержке ряда мамлюков и бедуинских вождей. Находившаяся в Египте османская армия быстро подавила восстание, многие из повстанцев-мамлюков были заключены в тюрьму или убиты.

Инициатором следующего восстания оказался новый османский правитель Египта Ахмед-паша, мечтавший стать великим визирем, т. е. премьер-министром Османской империи. Раздосадованный своим назначением, Ахмед-паша решил сделаться независимым правителем Египта. Вскоре после своего прибытия в Каир в сентябре 1523 года он принялся разоружать размещенные в городе османские войска и отправлять солдат на кораблях в Стамбул. Он выпустил из тюрем мамлюков и бедуинов, брошенных туда за участие в предыдущем восстании. В конце концов Ахмед-паша объявил себя султаном и приказал своим сторонникам уничтожить оставшиеся в каирской цитадели османские войска. Как и Джанберди, он приказал совершать пятничные молитвы в свою честь и начал чеканить монеты с собственным именем. Но мятеж продлился недолго. Противник напал на Ахмед-пашу и заставил отступить из города, после чего его схватили и в марте 1524 года обезглавили. Стамбул направил в Каир нового наместника, поручив ему положить конец влиянию мамлюков и расширить в Египте власть центрального правительства. В дальнейшем своим грамотным правлением султан Сулейман сумел заслужить лояльность арабских подданных, и до конца его пребывания на престоле те больше не поднимали восстаний.

В течение десятилетия после завоевания и Египет, и Сирия, и Хиджаз полностью перешли под османское правление. Все решения и законы, по которым жили эти провинции и империя в целом, принимались в Стамбуле. Управляющая империей пирамида власти подчинялась султану, абсолютному монарху. Тот жил во дворце Топкапы, за высокими стенами, на холме, откуда открывался вид на имперскую столицу, пролив Босфор и залив Золотой Рог. За стенами располагались канцелярии великого визиря и его министров. Благодаря великолепным воротам, которые вели в этот правительственный комплекс, османское правительство прозвали Блистательной Портой, или просто Портой (на турецком языке Баб-и али, или «Высокие ворота»). Эти два института – султанский двор и Блистательная Порта – устанавливали законы и порядки для всей империи, включая арабские провинции.

С новой властью пришли и новые административные практики. В XVI веке Османская империя жила при феодализме: центральная власть раздавала земли военачальникам. Те были обязаны обеспечивать отправление правосудия и сбор налогов на своих землях, а также содержать на доходы от них определенное количество экипированных конных воинов и выплачивать в центральную казну установленную сумму в виде налогов. В отличие от европейского феодализма, в Османской империи система владения землями не была наследственной, что исключало возможность формирования могущественной аристократии, способной соперничать за власть с султаном. Эта система идеально отвечала потребностям империи, территория которой расширялась так стремительно, что государство не успевало готовить чиновников-управленцев. Чиновники занимались в основном ведением учета государственной собственности. Они составляли подробные налоговые регистры, где для каждой деревни указывалось точное количество подлежащих налогообложению мужчин, домашних хозяйств, полей и размеры доходов. Эти регистры должны были обновляться каждые 30 лет, однако уже к концу XVI века государство начало пренебрегать налоговым учетом, и в XVII веке эта практика была прекращена^[27].

Новые османские провинции в Сирии – Алеппо, Дамаск, а затем и прибрежная провинция Триполи (современный Ливан) – были разделены на более мелкие административные единицы и переданы во владение османским военачальникам. Наместник провинции получал самый большой земельный надел; второй по размеру надел доставался военному командиру провинции, а остальные офицеры наделялись владениями в соответствии с их рангом и количеством солдат, которых они должны были предоставлять для военных кампаний султана^[28]. Эта модифицированная феодальная система никогда не применялась в Египте, которым османы продолжали управлять в непростом партнерстве с мамлюкскими командирами.

Чиновники, назначавшиеся центральным правительством на административные посты в арабских провинциях, как правило, не были арабами. Как и у мамлюков, в Османской империи была своя система подбора невольников – так называемая девширме. Ее иногда называют «налогом кровью». Ежегодно в христианских деревнях, главным образом балканских провинций, отбирали мальчиков, которых отправляли затем в Стамбул, обращали там в ислам и обучали, чтобы те посвятили свои жизни служению империи. Атлетичные мальчики проходили военную подготовку и пополняли ряды янычар (так назывались элитные подразделения османской регулярной пехоты). Мальчики с интеллектуальными способностями обучались, чтобы служить потом во дворце султана или в правительственных канцеляриях.

На современный взгляд подобная «дань мальчиками» выглядит варварством: детей отнимали у родителей, забирали в рабство и насильственно обращали в ислам. Однако в те времена это было единственным способом подняться вверх по социально-экономической лестнице в жестко структурированном обществе. Благодаря девширме сын крестьянина мог стать генералом и даже великим визирем. На деле фактически вся верхушка османской армии и государственной иерархической пирамиды состояла именно из мужчин-девширме. В то же время арабы, будучи в подавляющем большинстве свободнорожденными мусульманами, оказались исключены из этой системы и, как следствие, практически не были представлены в правящей элите ранней Османской империи^[29].

Одним из важнейших нововведений султана Сулеймана I стало определение структуры административного управления каждой османской провинции (вилайета) в законодательной форме. Известный в Европе как Сулейман Великолепный, в своей империи он был награжден прозвищем Кануни, что в переводе с турецкого означает «законодатель» (или «справедливый»). Прошло больше двух веков после смерти Сулеймана, а египетский историк аль-Джабарти превозносил достоинства проведенных им правовых и административных реформ: «Султан Сулейман Кануни установил принципы государственного управления, завершил формирование империи и определил административную организацию провинций. Подобно светочу, он озарил тьму сияющим светом правой веры и затмил огонь неверных. С тех дней и поныне Египет остается частью его империи и повинуется ей»^[30]. Принципы административного управления каждой провинцией были изложены в законодательных документах, известных как канун-наме, или «законоположения». В них четко прописывались отношения между наместниками и налогоплательщиками и определялись права и обязанности каждой стороны, что для той эпохи было верхом подотчетности в государственном управлении.

Первый провинциальный свод законоположений был введен в действие в Египте сразу после восстания Ахмед-паши в 1525 году. Великий визирь Сулеймана I Ибрагим-паша использовал введение канун-наме для укрепления власти султана над Египтом. Это поразительно всеобъемлющий документ, в котором в мельчайших деталях прописана вся структура административного управления вплоть до уровня деревень. В нем определяются обязанности государственных служащих по обеспечению безопасности, сбору налогов и поддержанию ирригационной системы. Устанавливаются четкие правила межевания земель, использования пожертвований верующих, обслуживания зернохранилищ и управления морскими портами. И даже указывается, как часто наместник должен встречаться со своим государственным советом (четыре раза в неделю, как и великий визирь с имперским советом в Стамбуле)^[31].

Чтобы обеспечить соблюдение законов, управленцы в Османской империи нуждались в дисциплинированной и надежной военной силе. Наместники провинций имели под своим командованием подразделения османской регулярной армии, включая янычар, а также нерегулярные войска, рекрутируемые из местного населения. Командир янычар назначался Стамбулом. В таком городе, как Дамаск, порядок обеспечивался полком янычар численностью от 500 до 1000 человек, а также несколькими кавалерийскими подразделениями, содержавшимися за счет провинциальной казны. Согласно османским источникам, в провинциях Алеппо, Триполи и Дамаск в последней четверти XVI века насчитывалось в общей сложности больше 8000 кавалеристов^[32]. Эти силы дополнялись рекрутами-пехотинцами из числа местных жителей и североафриканскими наемниками.

Третьим элементом османской администрации, наряду с наместниками и военными, была судебная система. Центральное правительство направляло в каждую провинциальную столицу старшего судью, который председательствовал в исламском суде. Хотя христиане и евреи имели право разрешать споры в судах своих общин, многие предпочитали обращаться в мусульманский суд. Османские суды выполняли широкий спектр функций. В судах публично зачитывались и заносились в судебные реестры все имперские указы из Стамбула. Помимо рассмотрения уголовных дел суды занимались арбитражным разрешением споров, выполняли нотариальные функции, регистрируя коммерческие договоры и сделки по обмену земельными участками, а также регистрировали браки и разводы, назначали пособия для вдов и сирот и распределяли личное имущество умерших. Все дела аккуратно фиксировались в судебных реестрах, многие из которых сохранились до наших дней, что дает нам бесценную возможность познакомиться с повседневной жизнью населения Османской империи.

Султан Сулейман I оказался одним из самых успешных правителей Османской империи. За 46 лет пребывания у власти (1520–1566) он завершил завоевание арабского мира, начатое его отцом. В 1533–1538 годах Сулейман захватил принадлежавшие персидской империи Сефевидов Багдад и Басру, где суннитское население приветствовало османскую армию как освободителей после многих лет гонений со стороны шиитов. Завоевание Ирака стало важным событием как в стратегическом, так и в идеологическом плане. Подчинив себе древнюю арабскую столицу Багдад и остановив наступление шиитского ислама на суннитские земли, Сулейман I консолидировал свою империю.

В 1530–1540 годы он начал продвижение к югу от Египта и захватил земли Йемена. С 1525 по 1574 год присоединил к Османской империи так называемые вассальные даннические государства на Средиземноморском побережье Ливии, Туниса и Алжира. К концу XVI века все арабские земли были в той или иной степени подконтрольны османам, за исключением Центральной Аравии и султаната Марокко, которым удалось сохранить независимость.

Поскольку все арабские территории включались в состав Османской империи в разное время и при разных обстоятельствах, имея свои исторические корни и системы управления, история османского владычества в каждой из этих провинций уникальна и формировалась под влиянием местных условий.

Земли в Северной Африке были присоединены к Османской империи не традиционными военными методами, а благодаря пиратству, хотя, как говорится, кто для одних пират, тот для других адмирал. Возьмем знаменитого английского пирата XVI века сэра Фрэнсиса Дрейка. Он был вице-адмиралом и одним из самых доверенных советников Елизаветы I, помог Англии разгромить испанскую Непобедимую армаду и получил рыцарский титул из рук самой королевы. Похожая судьба была и у Хайр ад-Дина Барбароссы, получившего от европейцев такое прозвище из-за рыжей бороды. В истории Османской империи он остался одним из величайших адмиралов, но для испанцев был безжалостным пиратом, грозой капитанов, бороздивших Средиземное море, работорговцем, продавшим в неволю тысячи пленных христианских моряков. Для жителей североафриканского побережья он был воином Аллаха, ведущим священную войну против испанских захватчиков, а его пиратские трофеи были важной составляющей их местной экономики. Наконец, для османов он был соотечественником, родившимся около 1466 года на Эгейском острове Митилена (Лесбос) неподалеку от побережья Турции.

На пороге XVI века западное Средиземноморье стало ареной ожесточенного противостояния между христианами и мусульманами. С падением Гранады в 1492 году испанцы завершили завоевание Пиренейского полуострова, положив конец почти восьмивековому мусульманскому владычеству (711–1492). В новой католической Испании религиозный прозелитизм принял форму принудительного обращения в христианство, и большинство иберийских мусульман были вынуждены бежать в Северную Африку. Эти беженцы, мориски, не забыли свою родину и не простили испанцев. Но испанские монархи Изабелла Кастильская и Фердинанд Арагонский принесли священную войну и на мусульманские земли в Северной Африке, где нашли убежище мориски. Испанцы создали ряд крепостей-колоний, так называемых пресидио, вдоль североафриканского побережья от Марокко до Ливии и заставили местных вождей платить дань испанской короне. Две из этих крепостей-колоний – Сеута и Мелилья – и сегодня остаются испанскими анклавами на марокканском побережье.

Прибрежные мусульманские мини-государства почти не сопротивлялись агрессивной экспансии испанцев. Правившие северо-западной Африкой местные династии – в Фесе (находился на территории современного Марокко), Тлемсене (Алжир) и Тунисе – предпочитали платить дань испанской короне и не осмеливались нападать на испанские крепости, контролировавшие ключевые порты и гавани. Покорность мусульманских правителей испанцам дискредитировала их в глазах собственных подданных, и вскоре местные ревнители веры организовали движение сопротивления захватчикам. Поскольку крепости-колонии снабжались только по морю, решено было нападать не на хорошо укрепленные цитадели, а на испанские суда. Местные моряки вооружили свои корабли и повели джихад на море. В Европе их прозвали берберийскими пиратами (либо от греческого слова barbaros – «варвар», либо, по другой версии, от названия североафриканского народа берберов). Как и обычные корсары, берберийские пираты грабили испанские суда и продавали их команды в рабство, однако считали свой разбой священной войной с захватчиками. Дерзкие нападения на христиан превращали пиратов в местных героев и обеспечивали им горячую поддержку среди арабского и берберского населения побережья.

Самым известным берберийским пиратом был Хайр ад-Дин Барбаросса. Его брат Арудж также был корсаром и создал независимое мини-государство в небольшом порту Джеджель к востоку от Алжира. Постепенно расширяя границы своих владений вдоль алжирского побережья, в 1517 году Арудж захватил город Тлемсен. Но в следующем году испанцы атаковали Тлемсен и убили его правителя. Хайр ад-Дин Барбаросса оказался более дальновиден. Понимая, что пираты нуждаются в поддержке могущественного союзника, если хотят сохранить свои завоевания от посягательств испанской короны, он вступил в союз с Османской империей.

В 1519 году Хайр ад-Дин отправил к османскому двору своего представителя с богатыми дарами и посланием от алжирского народа, просившего у султана защиты и предлагавшего перейти под его правление. Хотя Селим Грозный находился при смерти, он согласился присоединить алжирское побережье к Османской империи. Посланник Хайр ад-Дина вернулся домой с османским флагом и отрядом из 2000 янычар. Отныне за спиной берберийских корсаров стояла величайшая мусульманская империя в мире, что радикально изменило баланс сил в западном Средиземноморье.

Воодушевленные союзом с османами, берберийские пираты распространили свои вылазки далеко за пределы прибрежных вод Северной Африки. Хайр ад-Дин Барбаросса и его люди стали нападать на итальянские и испанские города и на Эгейские острова. В 1520-х годах Барбаросса захватывал перевозившие зерно европейские корабли и, словно Робин Гуд, раздавал добычу жителям алжирского побережья, пострадавшего от засухи. На своих судах он спасал бегущих из Испании морисков и перевозил их в безопасные места, где они присоединялись к борьбе против испанцев.

Но наибольшую славу Хайр ад-Дину принесли дерзкие нападения на испанский флот. Он топил галеры, освобождал мусульманских рабов и захватывал десятки вражеских кораблей. Имя Барбароссы вызывало страх по всему испанскому и итальянскому побережью. Количество плененных им христиан исчислялось тысячами. За дворян он требовал огромный выкуп, а простолюдинов продавал в неволю. Мусульманские корсары видели в этом высшую справедливость: в прошлом многие из них были взяты в плен испанцами и отправлены на галеры.

Испанцам срочно требовался адмирал, способный совладать с Хайр ад-Дином Барбароссой. И в 1528 году король Карл V нашел такого человека – прославленного флотоводца, генуэзца Андреа Дориа (1466–1560). Тот имел собственный флот из боевых галер и нанимался на службу к европейским монархам. По сути, он был таким же корсаром, как Барбаросса.

Дориа был выдающимся адмиралом, но Хайр ад-Дин Барбаросса оказался адмиралом от бога. За 18 лет их противостояния Дориа редко удавалось взять верх над своим рыжебородым противником. Их первое столкновение в 1530 году было весьма показательным. После короткой осады в 1529 году Хайр ад-Дин захватил испанскую крепость в Алжирском заливе. Он заставил обращенных в рабство испанцев разобрать форт и соорудить из камней мол для защиты гавани. Карл V пришел в ярость от потери стратегически важной крепости и созвал государственный совет. Андреа Дориа предложил атаковать порт Шершель к западу от Алжира. В 1530 году Дориа с отрядом испанцев высадился под Шершелем. Они освободили несколько сотен христианских рабов, однако столкнулись с ожесточенным сопротивлением со стороны населявших город морисков, которые ненавидели испанцев. Хайр ад-Дин отправил в Шершель помощь, и Дориа, побоявшись вступать в сражение с крупным османским флотом, увел свои корабли, бросив испанских солдат на берегу. Многие из них погибли, остальных взяли в плен и продали в рабство. Так Хайр ад-Дин Барбаросса нанес испанской короне два поражения и укрепил свои позиции в Алжире.

Этой победой он также поднял себя в глазах османского султана Сулеймана Великолепного, который в 1532 году пригласил его в Стамбул. Собрав флотилию из 44 кораблей, Барбаросса направился в имперскую столицу, по пути разорив побережье Генуи и Сицилии и захватив 18 христианских кораблей, которые он также разграбил и сжег. Прибыв во дворец, Барбаросса был препровожден к султану, распростерся перед ним ниц и поцеловал землю. Сулейман попросил пирата подняться и объявил, что назначает его главнокомандующим Османским флотом, т. е. капуданом-пашой, и эмиром морских провинций. На протяжении всего визита в Стамбул Хайр ад-Дин жил в султанском дворце и регулярно встречался с Сулейманом для обсуждения военно-морской стратегии. Во время прощальной дворцовой церемонии султан прикрепил к тюрбану Барбароссы золотую медаль в знак своей благодарности капудану-паше за его заслуги в расширении территории Османской империи в Северной Африке и в борьбе против испанской короны^[33].

По возвращении из Стамбула Хайр ад-Дин начал готовиться к следующей крупной кампании – завоеванию Туниса. Он собрал почти 10-тысячное войско и в августе 1534 года взял Тунис без боя. Теперь османы контролировали североафриканское побережье от Туниса до Алжира, поставив под угрозу господство испанцев в западном Средиземноморье. Андреа Дориа посоветовал Карлу V изгнать корсаров из Туниса. Испанский король согласился и решил лично возглавить поход. Огромная флотилия из «галер, галеонов, карраков, фуст, бригантин и других кораблей всех видов» с испанскими, немецкими, итальянскими и португальскими солдатами на борту – всего около 24 000 солдат и 15 000 лошадей – двинулась на Тунис. «Мы отправились в путь, воззвав к нашему Создателю и попросив его покровительства и наставлений… – писал Карл V, – чтобы с божьей помощью сделать то, что представляется наилучшим для успешной победы над Барбароссой»^[34].

Когда христианская флотилия подошла к Тунису, Хайр ад-Дин Барбаросса понял, что не сможет противостоять этой армаде, и отступил со своими войсками в Алжир. Тунис оказался в руках испанцев. В своих письмах Карл V писал, что они освободили 20 000 христианских рабов. Арабы же утверждали, что испанцы убили по меньшей мере столько же местных жителей. В стратегическом плане завоевание Туниса обеспечило испанцам полный контроль над Сицилийским (Тунисским) проливом, являющимся воротами в западное Средиземноморье, где у османских корсаров остался последний оплот в Алжирском заливе.

В 1541 году Карл V решил выжечь это пиратское гнездо, раз и навсегда покончив с Хайр ад-Дином Барбароссой. Он собрал армаду из 65 боевых галер и более чем 400 транспортных судов, перевозивших почти 36 000 солдат и осадные машины. В октябре объединенное христианское войско отправилось в Алжир. По словам алжирского историка Сейида Мурада, «их флотилия покрыла всю поверхность моря, насколько хватало взора. Кораблей было так много, что я не мог их сосчитать». Силы берберийских пиратов насчитывали 1500 османских янычар, 6000 морисков и несколько сотен ополченцев. Колоссальные силы вторжения превосходили их численностью больше чем в четыре раза, и положение Хайр ад-Дина Барбароссы казалось безнадежным. Пытаясь поднять боевой дух своих солдат, один из командиров сказал им: «Христианский флот огромен. Но не забывайте, что Аллах всегда помогает правоверным в борьбе с врагами веры»^[35]. Как пишет местный летописец, эти слова оказались пророческими.

Накануне дня вторжения погода резко ухудшилась. Разразился свирепый шторм, он бросал испанские корабли на берег и разбивал их о скалы. Высадившиеся на побережье солдаты страдали от проливных дождей и холодных ветров, а весь порох промок и стал непригоден для стрельбы. В этих условиях сабли и стрелы защитников оказались более эффективным оружием. Потеряв 150 кораблей и 12 000 человек убитыми и пленными, деморализованная армия европейцев была вынуждена отступить. Берберийские корсары нанесли своему главному врагу, испанцам, сокрушительное поражение и окончательно закрепились в Северной Африке. Это был величайший триумф Барбароссы, и он ежегодно отмечался в Алжире как праздник на протяжении всей эпохи османского правления.

Хайр ад-Дин Барбаросса умер пять лет спустя, в 1546 году, в возрасте 80 лет. Благодаря ему османы получили контроль над частью североафриканского побережья, и во второй половине XVI века преемники Барбароссы продолжили его дело, завоевав Триполи и Тунис. Османское правление этими корсарскими владениями в Северной Африке отличалось от того, что существовало в других арабских провинциях. После смерти Барбароссы власть в Алжире делили между собой назначенный Стамбулом наместник, адмирал османского флота и командующий османским янычарским корпусом. В середине XVII века правителем Алжира стал командир янычар, которые обосновались в Алжире и превратились в местных жителей. Ему помогал совет – диван. В 1671 году командир янычар был свергнут, и вместо него адмирал флота поставил во главе провинции местного гражданского правителя, дея^[36]. На протяжении многих лет реальная власть в Алжире принадлежала деям, хотя Стамбул продолжал назначать пашу (наместника), чьи полномочия имели скорее формальный характер. После 1710 года полномочия паши перешли к деям, и контроль Стамбула над Северной Африкой заметно ослабел, поскольку деи пользовались полной автономией в обмен на небольшую ежегодную дань Блистательной Порте.

Поскольку османо-испанское соперничество в западном Средиземноморье завершилось, Порту такое положение дел вполне устраивало. Алжирские земли находились слишком далеко от Стамбула и были слишком малонаселенны, чтобы устанавливать там прямое османское правление без надежды окупить связанные с этим расходы. В результате берберийское побережье было типичной арабской провинцией, которая, хотя и вошла в состав Османской империи, по факту управлялась местной элитой. Османская империя установила свой контроль над стратегической мусульманской территорией и обеспечила пусть небольшой, но поток доходов при минимальных затратах для имперской казны. Это устраивало и алжирских деев, которые пользовались защитой могущественной Османской империи и в то же время широкой автономией в своих отношениях с морскими державами Средиземноморья. Такая система успешно функционировала в интересах обеих сторон вплоть до XIX века, когда ни деям, ни османам не хватило сил противостоять новой эре европейской колонизации Северной Африки.