Юджин Роган
Арабы. История. XVI–XXI вв.
Нападение на зималу возымело желаемый эффект. По оценкам Абд аль-Кадира, французы убили десятую часть населения лагеря. Гибель родителей, жен и детей оказалась для его воинов сокрушительным ударом. Кроме того, Абд аль-Кадир лишился большей части имущества и казны. Это стало началом конца его войны против французских захватчиков. Абд аль-Кадир и его сторонники отступали до тех пор, пока в ноябре 1843 года не были вынуждены искать убежища в Марокко.
В течение следующих четырех лет Абд аль-Кадир со своим небольшим войском совершал набеги на французов в Алжире, скрываясь от преследования на марокканской территории. Султан Марокко Мулай Абд ар-Рахман не хотел вмешиваться в алжирский конфликт, однако за укрывательство своего врага французы атаковали марокканский город Уджда недалеко от алжирской границы и отправили флот, чтобы обстрелять порты Танжер и Могадор. В сентябре 1844 года правительства Франции и Марокко подписали договор о восстановлении дружеских отношений, по которому Абд аль-Кадир официально объявлялся вне закона на всей территории Марокко[139]. Лишившись безопасного убежища и ресурсной базы, Абд аль-Кадир был не в силах противостоять французам и в декабре 1847 года сдался властям.
Франция праздновала поражение Абд аль-Кадира как победу над крупным противником. Один из биографов алжирского эмира (и его поклонник) скептически заметил: «Не укладывается в уме, что нашей величайшей в мире армии потребовалось целых семь лет и 100 000 солдат, чтобы разгромить войско ополченцев, созданное этим эмиром за два года и пять месяцев»[140]. Эта война дорого обошлась алжирскому народу. Количество жертв среди мирного населения исчислялось сотнями тысяч.
Абд аль-Кадир был перевезен вместе с семьей во Францию и заключен в тюрьму. Король Луи Филипп I собирался воспользоваться популярностью своего узника, чтобы даровать ему милосердное прощение. Но эти планы были сорваны революцией 1848 года, приведшей к его отречению от престола. В политическом хаосе смены власти про алжирского эмира просто забыли. Только в 1852 году новый президент Французской республики Луи Наполеон (позже ставший императором Наполеоном III) объявил об освобождении Абд аль-Кадира и пригласил его в качестве почетного гостя посетить французскую столицу. Бывший алжирский эмир вместе с президентом торжественно проехал по улицам Парижа на белом коне и принял участие в смотре французских войск. Хотя французы запретили Абд аль-Кадиру возвращаться в Алжир, они назначили ему пожизненную пенсию и предоставили пароход, чтобы отвезти в любое место изгнания по его выбору. Абд аль-Кадир решил поселиться в Дамаске, где его встретили как героя. Он и его семья были приняты знатью Дамаска, и на протяжении нескольких лет эмир играл важную роль в местной политике. В конце жизни Абд аль-Кадир посвятил себя занятиям литературой, богословием и исламским мистицизмом. Он умер в Дамаске в 1883 году.
Победа над Абд аль-Кадиром была только началом французской колонизации Алжира. В течение следующих десятилетий французы продвигались на юг страны, расширяя свои владения. В 1847 году в Алжире проживало почти 110 000 европейских поселенцев. В следующем году они добились права избирать своих депутатов во французский парламент. В 1870 году, когда количество французских поселенцев достигло 250 000, Алжир был официально присоединен к Франции, получив статус департамента, и его неевропейские жители стали подданными (но не гражданами) французского государства. Помимо сионистской колонизации Палестины, на Ближнем Востоке больше не было примеров поселенческого колониализма таких масштабов, как французский в Алжире.
За исключением французской колониальной войны в Алжире европейские державы до Берлинского конгресса 1878 года оставались верны закрепленным Лондонской конвенцией в 1840 году обязательствам сохранять территориальную целостность Османской империи. Официальная колонизация Северной Африки возобновилась в 1881 году с французской оккупацией Туниса.
Многое изменилось в период между 1840 и 1881 годами в Европе и Османской империи с появлением новой мощной идеологии – национализма. Продукт европейского Просвещения XVIII века, национализм в течение XIX века распространялся по Европе. Первая волна националистического движения поднялась в Греции, которая в 1830 году, после десяти лет войны, добилась независимости от Османской империи. В Германии и Италии общественно-политические движения, вдохновленные национальной идеей, на протяжении нескольких десятилетий трансформировали эти раздробленные союзы в единые государства, приобретшие свой современный вид только в начале 1870-х годов. Австро-Венгерская империя столкнулась с обострением националистических настроений внутри страны, и это было только вопросом времени, когда национально-освободительные движения охватят восточноевропейские провинции Османской империи.
С 1830-х годов балканские страны – Румыния, Сербия, Босния, Герцеговина, Черногория, Болгария и Македония – повели борьбу за обретение независимости. Европейские державы все активнее поддерживали османских христиан, стремящихся освободиться от турецкого «ига». Политики в Великобритании и Франции обсуждали возможные меры помощи балканским националистическим движениям. Российская империя покровительствовала православным христианам и славянам на Балканах. Австрийцы надеялись извлечь выгоду из сепаратистских движений в Боснии, Герцеговине и Черногории, чтобы расширить свою территорию за счет бывших османских владений (тем самым они способствовали усилению националистических движений, что в 1914 году привело к началу мировой войны, а затем и к распаду самой Австро-Венгерской империи).
Внешняя поддержка придавала балканским националистам смелости в борьбе с османским владычеством. В 1875 году в Боснии и Герцеговине началось крупное восстание. В следующем году восстали болгарские националисты. От ожесточенных стычек между повстанцами и османской армией страдало как христианское, так и мусульманское население. Однако европейские газеты игнорировали высокие цифры потерь среди болгарских мусульман и трубили о массовой резне христиан, называя происходящее «болгарскими ужасами». В июле 1876 года, на фоне продолжающихся военных столкновений в Боснии-Герцеговине и Болгарии, сербский князь Милан объявил войну Османской империи, и вскоре за ним последовала Россия, вставшая на защиту славянских народов на Балканах.
Османы ожидали, что Британия, как всегда, вмешается в конфликт и придет им на помощь. Британский премьер-министр, консерватор Бенджамин Дизраэли, традиционно выступал за поддержку Османской империи, сдерживающей амбиции России в континентальной Европе. Однако на этот раз у Дизраэли оказались связаны руки. Кровавые бесчинства в отношении христиан, о которых трубила пресса, дискредитировали его туркофильскую политику в глазах общественности и сделали уязвимым к нападкам его либерального оппонента Уильяма Гладстона. В 1876 году Гладстон опубликовал знаменитый памфлет «Болгарские ужасы и восточный вопрос», вызвавший широчайший резонанс. В нем «турецкая раса» красноречиво обличалась как «один большой антигуманный экземпляр человеческого рода». Гладстон выступал за изгнание османов из их европейских владений. «Единственный способ избавиться от злодеяний турок в Европе – это избавиться от самих турок», – заявил он. Его позиция выражала общественное мнение, и британское правительство во главе с Дизраэли было вынуждено отказаться от поддержки Стамбула.
Как только принцип турецкого суверенитета над провинциями был нарушен, европейские державы начали рассматривать вопрос о разделе Османской империи. Усилия османов по реформированию своего государства не сделали его стабильным и жизнеспособным, утверждали европейские критики. Они указывали на банкротство 1875 года как на одно из доказательств того, что Османская империя является «больным человеком Европы». Перераспределение османских земель между европейскими державами будет лучшим выходом для всех. Германия быстро предложила свой план: поделить Балканы между Австрией и Россией, Сирию отдать Франции, а Египет и ключевые средиземноморские острова – Британии. Ошеломленная такой поспешностью, Британия предложила созвать в ноябре 1876 года в Стамбуле международную конференцию, чтобы попытаться разрешить балканские кризисы и русско-турецкий конфликт.
Дипломатия позволила выиграть время, но участвующие в конфликте державы были настроены на военные действия, и нестабильность ситуации открывала перед ними соответствующие возможности. В апреле 1877 году Россия объявила войну Османской империи и начала одновременное вторжение с востока и запада. Стремительно продвигаясь по Восточной Анатолии и Балканам, русские наносили османской армии тяжелые поражения. К началу 1878 года османская оборона была сокрушена, русские войска с легкостью прошли через Болгарию и Фракию и захватили предместья Стамбула, вынудив османское правительство безоговорочно капитулировать, чтобы предотвратить оккупацию столицы.
Потерпев от России сокрушительное поражение, османы могли очень мало повлиять на условия мирного соглашения, навязанные им Берлинским конгрессом 1878 года. Многолетний императив на сохранение территориальной целостности империи канул в Лету, и европейские державы приступили к первому разделу османских земель. По условиям Берлинского трактата была провозглашена независимость Румынии, Сербии и Черногории; Болгария была объявлена автономным княжеством в составе Османской империи, а Австро-Венгрия получила права на оккупацию Боснии и Герцеговины, которые номинально оставались под османской юрисдикцией. России отошли обширные территории в Восточной Анатолии. Таким образом, Османская империя потеряла две пятых своей территории и пятую часть населения (половину которого составляли мусульмане)[141].
Не сумев предотвратить разделения Османской империи, британцы поспешили позаботиться о своих стратегических интересах в регионе еще до начала Берлинского конгресса. Будучи морской державой, Британия давно хотела создать в восточном Средиземноморье военно-морскую базу, чтобы обеспечить себе безопасность судоходства по Суэцкому каналу. Остров Кипр отлично подходил для этой цели. И поскольку накануне Берлинского конгресса османский султан Абдул-Хамид II (правил в 1876–1909 гг.) нуждался в сильном союзнике гораздо больше, чем в острове, он заключил с Британией оборонительный союз в обмен на Кипр.
Эти притязания на остров привели к тому, что раздел османских земель распространился с Балкан на Северную Африку. Германия согласилась с передачей Кипра Британии, хотя и англичане, и немцы признавали необходимость предоставить соответствующую компенсацию Франции для сохранения баланса сил в Средиземноморье. В ответ Франция потребовала Тунис, чтобы объединить свои колониальные владения в Северной Африке и обеспечить безопасность алжирских границ. Германия, которая после Франко-прусской войны 1870–1871 годов аннексировала французскую провинцию Эльзас-Лотарингия, была рада дать свое согласие в надежде на сближение с Парижем. Против выступила только Италия – в Тунисе жило много итальянских поселенцев, и она немало инвестировала в экономику этой страны, – но другие страны проигнорировали ее возражения, предложив ей удовлетворить свои колониальные амбиции в Ливии (что она и сделала в 1911 году).
Французы получили санкцию на оккупацию Туниса, но у них не было никаких оснований для оправдания этого враждебного акта против миролюбивого североафриканского государства. С момента своего банкротства в 1869 году правительство Туниса активно сотрудничало с французскими финансовыми советниками и постепенно выплачивало внешний долг. В 1879 году Франция предложила установить протекторат над Тунисом, но тунисский бей Мухаммад ас-Садик (правил в 1859–1882 гг.) вежливо отказался передавать свою страну под иностранное правление.
Ситуация осложнялась тем, что французское общественное мнение обратилось против колониальных авантюр. Большинство считало, что Алжир слишком дорого обошелся Франции и расширять присутствие в Северной Африке неразумно. Не найдя общественной поддержки у себя дома и весомого повода извне, французское правительство отказалось в тупике. Между тем Италия использовала это промедление, чтобы продолжить расширять свое присутствие в Тунисе, где итальянская община уже значительно превосходила численностью французскую. Именно это франко-итальянское противостояние в конечном итоге и побудило французов к активным действиям.
Им срочно нужно было найти причину для оправдания оккупации Туниса. В 1880 году один французский делец потерпел крах с концессионным предприятием и был выслан из страны. Французский консул в знак протеста предъявил бею ультиматум, потребовав выплатить французу компенсацию и наказать тунисских чиновников, ответственных за высылку несостоятельного должника. Конечно, эта неурядица не могла сравниться с алжирским «инцидентом с мухоловкой», но французское правительство с радостью ухватилось за это очередное «оскорбление национальной чести», чтобы объявить о мобилизации сил вторжения. Однако тунисский бей снова повел себя чересчур разумно, уступив всем возмутительным требованиям французов и тем самым лишив их предлога для военных действий. Войска были отправлены обратно в казармы ждать, когда подвернется следующая благоприятная возможность.
Наконец в марте 1881 года одно из кочевых арабских племен из Туниса совершило налет на территорию Алжира. Хотя бей предложил компенсировать причиненный ущерб и наказать виновных, французы настояли на том, что они сами примут меры. Французский кавалерийский отряд пересек границу с Тунисом и, минуя территорию виновного племени, двинулся вглубь страны. В апреле 1881 года он соединился с высадившимся на берег десантом. После того как французские силы захватили важнейшие центры и столицу Туниса, 12 мая 1881 года Мухаммад ас-Садик был вынужден подписать Бардоский договор, который фактически разрывал связи Туниса с Османской империей и передавал страну под протекторат Франции. Таким образом, неграмотные реформы и последующее банкротство привели Тунис сначала к установлению неформального европейского контроля, а затем и к полной утрате суверенитета.
Пока французы были заняты включением Туниса в состав своей североафриканской колониальной империи, в Египте назревали серьезные проблемы. Как уже говорилось в предыдущей главе, реформы и банкротство египетского правительства привели к вмешательству Европы в управление страной и ее финансовые дела. Но, вместо того чтобы восстановить стабильность, меры, предпринятые европейскими державами, настолько дестабилизировали внутриполитическую ситуацию в Египте, что возникло мощное оппозиционное движение, угрожающее правлению хедива. То, что началось как согласованные между Великобританией и Францией совместные действия по укреплению власти хедива, в 1882 году закончилось совершенно непредвиденно – британской оккупацией Египта.
Новый хедив Египта Тауфик-паша (правил в 1879–1892 гг.) оказался под давлением и со стороны европейских держав, и со стороны влиятельных групп внутри страны. Он пришел к власти неожиданно, после того как Великобритания и Франция заставили османского султана сместить его предшественника (и отца) хедива Исмаила, препятствовавшего работе их финансовых контролеров в Египте. Поэтому Тауфик-паша хорошо знал, что перечить европейским державам не стоит. Но беспрекословное выполнение британских и французских требований сделало его мишенью для критики внутри страны. Крупные землевладельцы и городские элиты, недовольные жесткими экономическими мерами, введенными ради погашения иностранных долгов, все более открыто выступали против правления хедива.
У египетских элит имелась своя политическая платформа – Собрание депутатов, прообраз египетского парламента, учрежденное хедивом Исмаилом в 1866 году. Их представители в Собрании начали требовать предоставления им права участвовать в утверждении государственного бюджета, введения ответственности министров перед Собранием, а также принятия либеральной конституции, ограничивающей полномочия хедива. Тауфик-паша не обладал ни полномочиями, ни желанием уступать этим требованиям и в 1879 году при поддержке европейцев приостановил работу Собрания депутатов. В ответ землевладельческая элита начала поддерживать набиравшее силу оппозиционное движение в египетской армии.
Меры жесткой экономии, введенные после банкротства, больно ударили по египетской армии в целом и в первую очередь – по служившим в ней египтянам. В те времена существовал глубокий разрыв между турецкоязычной элитой в офицерском корпусе и арабоязычными коренными египтянами. Турецкоязычные офицеры – турко-черкесы – вели свое происхождение от мамлюкского военного сословия. Они имели тесные связи с династией хедива и с османскими элитами в Стамбуле. К коренным египтянам они относились высокомерно, считая их деревенщиной. Когда европейские экономические советники заставили хедива издать указ о сокращении армии, турко-черкесские офицеры отстояли свои интересы, и сокращения коснулись только нижних чинов из числа египтян. Египетские офицеры сплотились и встали на защиту своих соотечественников против несправедливых увольнений. Их движение возглавил один из самых высокопоставленных египетских офицеров, полковник Ахмад Ораби.
Ахмад Ораби (1841–1911) был одним из первых египтян, кому удалось дослужиться до офицерского чина. Сын крестьянина из восточной дельты Нила, в 1854 году он оставил учебу в мусульманском университете аль-Азхар, чтобы поступить в недавно созданную Саид-пашой военную академию. Ораби считал, что достоин стать офицером ничуть не меньше, чем любой турко-черкес. По его собственным заверениям, он по линии матери и отца вел свое происхождение от семьи пророка Мухаммада, что по исламским понятиям было благороднейшей родословной, с которой не мог соперничать ни один мамлюк, ведь мамлюки были военными рабами из числа кавказских христиан, обращенных в ислам. Обладая большими талантами и честолюбием, Ораби сумел добиться славы и войти в историю, хотя и не как солдат, а как мятежник. Поднятое им восстание фактически спровоцировало британскую оккупацию Египта в 1882 году.
В своих мемуарах Ораби идеализировал прежнюю египетскую армию как меритократию, где производство в чинах было основано на экзаменации и «повышение в чине получал тот, кто отличился в сравнении со своими сослуживцами»[142]. Очевидно, сам Ораби успешно справлялся с экзаменами. Всего за шесть лет, с 1854 по 1860 год, из рядового солдата он сумел стать самым молодым полковником египетской армии. Это звание Ораби получил в возрасте 19 лет. Он был глубоко предан хедиву Саид-паше, открывшему коренным египтянам доступ в офицерский корпус.
Но новый хедив Исмаил-паша, пришедший к власти в 1863 году, вернул традиционное привилегированное положение черкесской военной элиты. Отныне продвижение по службе определялось не заслугами, а высоким покровительством и этнической принадлежностью. За 16 лет правления Исмаил-паши (1863–1879) Ораби ни разу не был повышен в звании. Это озлобило честолюбивого полковника против военного руководства и египетских наместников.
Конфликт Ораби с турко-черкесской элитой начался почти сразу же после прихода к власти Исмаил-паши. Находившийся в подчинении у черкесского генерала по имени Хусру-паша Ораби жаловался: «Он проявлял слепой фаворитизм в отношении людей своей расы, и когда узнал, что я являюсь чистокровным египтянином, с трудом терпел мое присутствие в полку. Он всячески старался добиться моего увольнения из полка, чтобы мое место занял один из потомков мамлюков»[143].
Такая возможность представилась Хусру-паше, когда Ораби был назначен членом экзаменационного совета – структуры, предназначенной обеспечивать производство военных в чинах согласно их заслугам, а не личным связям. Хусру-паша приказал Ораби сфальсифицировать результаты экзаменов в пользу одного турко-черкеса, и, когда полковник отказался, генерал доложил военному министру, что тот не подчиняется приказам. Дело дошло до самого хедива Исмаила и закончилось увольнением Ораби из армии и переводом на гражданскую службу. Помилованный хедивом в 1867 году, Ораби вернулся в армию в прежнем звании полковника только весной 1870 года. Он затаил смертельную обиду на вышестоящих турко-черкесских офицеров, от несправедливости которых пострадал.
1870-е стали для египетской армии годами разочарования. Ораби принимал участие в катастрофической Абиссинской кампании, когда хедив Исмаил попытался захватить территории современных Сомали и Эфиопии. В марте 1876 года абиссинский император Йоханнес IV нанес египтянам решающее поражение и изгнал захватчиков со своих земель. Понеся тяжелые потери, деморализованная египетская армия вернулась домой, где ее ожидал еще один сокрушительный удар – массовая демобилизация после банкротства правительства. Одной из мер жесткой экономии, навязанной европейскими кредиторами, было сокращение армии с 15 000 человек до символических 7000 с переводом 2500 офицеров на половинное жалованье. В январе 1879 года Ораби получил приказ прибыть со своим полком из Розетты в Каир для расформирования.
Оказавшись в столице, Ораби обнаружил, что город наводнен египетскими солдатами и офицерами, ожидающими демобилизации. Военные, столкнувшиеся с неожиданным завершением многообещающей карьеры и неминуемой перспективой безработицы, кипели от негодования. 18 февраля 1879 года группа египетских офицеров и курсантов провела демонстрацию перед зданием Министерства финансов в знак протеста против несправедливого увольнения. Когда премьер-министр Нубар-паша и британский министр сэр Чарльз Риверс Вильсон вышли из министерства, разгневанные митингующие набросились на политиков. Позже Ораби, сам не принимавший участия в протесте, так рассказывал об этом одному британцу: «Когда они увидели, что Нубар садится в карету, они напали на него, оттаскали за усы и надрали ему уши»[144].
Мятеж военных оказался на руку хедиву Исмаилу, и это навело Ораби и его сослуживцев на подозрение, что наместник сам был замешан в его организации. Исмаил хотел избавиться от французского и британского министров в своем правительстве и вернуть себе контроль над финансами. Он заявил, что суровые меры экономии, навязываемые европейскими финансовыми контролерами, дестабилизируют внутриполитическую ситуацию в стране и ставят под угрозу ее способность выполнить свои обязательства перед иностранными кредиторами. Уже на следующий день после демонстрации Исмаил отправил в отставку смешанный кабинет Нубара. Но британцы и французы не собирались смотреть сквозь пальцы на попытки хедива вернуть себе прежнюю полноту власти и в июне 1879 года добились его смещения.
Уход Исмаила вызвал радость у Ораби-паши и его сослуживцев. Но с приходом к власти его преемника хедива Тауфика положение египетских офицеров только ухудшилось. Новый военный министр из турко-черкесов по имени Осман Рифки-паша провел массовые увольнения египетских офицеров и заменил их потомками мамлюков. В январе 1881 года Ораби узнал, что его самого и многих его сослуживцев ожидает та же участь в рамках операции, которую он назвал «мамлюкской реставрацией». «Черкесские офицеры всех званий регулярно собирались в доме Хусру-паши [бывшего черкесского командира Ораби] и в присутствии самого Османа Рифки-паши воспевали историю мамлюкской империи… Они хотели восстановить власть мамлюков в Египте, их прежнее могущество и богатство»[145].
Ораби и его товарищи решили действовать. В январе 1881 года они составили петицию хедиву Тауфику, где изложили свои жалобы и требования. Эта петиция ознаменовала собой вступление Ораби на политическое поприще, а также создала опасный прецедент вмешательства военных в политическую жизнь страны, что станет одной из характерных черт истории арабского мира на протяжении всего ХХ века.
Ораби и египетские офицеры выдвинули три основных требования: увеличить численность египетской армии, отказавшись от навязанных европейскими кредиторами сокращений; пересмотреть правила чинопроизводства и установить равенство между всеми военнослужащими без различия по этническому и религиозному признаку; назначить военным министром коренного египтянина. Кажется, никто не замечал некоторой противоречивости этих требований – равенства, с одной стороны, и предоставления коренным египтянам преимущественного права занимать кресло военного министра – с другой.
Тем не менее эти требования были революционными для того времени. Когда офицеры вручили свою петицию премьер-министру Рияд-паше, тот открыто пригрозил им. «Эта петиция более вредоносна и опасна, чем та, за которую один из ваших сослуживцев был отправлен в Судан», – предостерег он[146]. Отправка в Судан в Египте была эквивалента ссылке в Сибирь в Российской империи. Однако офицеры отказались отозвать петицию и потребовали, чтобы она была предъявлена хедиву.
Получив ее, хедив созвал во дворце Абдин экстренное совещание с высшим военным руководством. Было решено арестовать Ораби и еще двух офицеров, подписавших петицию, и создать специальный военный трибунал, чтобы судить их по обвинению в подстрекательстве к антиправительственному мятежу. На следующий день Ораби и его помощники были вызваны в военное министерство, где им приказали сдать сабли. По пути в тюрьму, расположенную в том же здании, египтянам пришлось пройти сквозь строй враждебно настроенных черкесских офицеров, а у двери тюремной камеры их поджидал старый враг Ораби Хусру-паша. «Он насмехался над нами, называя нас "деревенщиной, чей удел – быть сборщиками фруктов"», – с горечью вспоминал потом Ораби[147].
Арест Ораби и его сослуживцев вызвал военный мятеж. В феврале 1881 года два подразделения хедивской гвардии штурмом взяли здание Военного министерства. Министр и другие черкесские генералы бежали. Мятежники освободили Ораби и его соратников и вместе с ними двинулись к дворцу Абдин, где провели шумную демонстрацию в знак своей лояльности хедиву Тауфику. Они оставались на площади перед дворцом до тех пор, пока хедив не уволил непопулярного черкесского министра Османа Рифки-пашу и не назначил нового военного министра, названного мятежниками. Хедив также издал приказы об изменениях в военном уставе, чтобы удовлетворить требования солдат по оплате и условиям службы.
Добившись своих целей, мятежники вернулись в казармы. Спокойствие было восстановлено, но эти события кардинально изменили политическую жизнь страны. Военные заставили хедива и его правительство принять их требования, и Ораби стал самым популярным человеком в Египте.
Между тем крупные землевладельцы и городские элиты, лишившиеся после роспуска Собрания депутатов политической площадки, с большим интересом следили за успехами военных. Они понимали, что в союзе с армией у них будет намного больше шансов навязать хедиву либеральные конституционные реформы. В период с февраля по сентябрь 1881 года была сформирована смешанная коалиция, включавшая египетских офицеров, крупных землевладельцев, бывших делегатов Собрания депутатов, журналистов и богословов, которая назвала себя Национальной партией. Как объяснил исламский религиозный деятель и либеральный реформатор шейх Мухаммад Абдо британскому наблюдателю, «это были месяцы, когда все классы общества были охвачены высочайшей политической активностью. Деятельность Ораби принесла ему огромную популярность. Члены Национальной партии из числа гражданских решили объединить с ним силы… Именно мы предложили возобновить требования принять Конституцию»[148].
Разные группы внутри коалиции имели свои причины для недовольства существующей властью и преследовали разные цели. Но всех их объединяла убежденность в том, что египтяне заслуживают лучшей жизни в своей стране. Они понимали, что, сплотив силы и поддерживая общее дело под лозунгом «Египет для египтян», они скорее добьются успеха. Для Ораби и его сослуживцев принятие конституции привело бы к ограничению власти хедива и его правительства, что защитило бы их от произвольных репрессий. Кроме того, поддержка конституционной идеи позволяла им выйти за рамки армейского движения и превратиться в защитников интересов всего египетского народа.
Европейские наблюдатели того времени восприняли формирование коалиции как зарождение националистического движения, но это было не совсем так. Ораби и его соратники-реформаторы были полностью удовлетворены положением Египта как автономной провинции Османской империи. Ораби не раз заявлял о своей преданности как хедиву, так и османскому султану и гордился тем, что султан Абдул-Хамид II наградил его за заслуги перед империей. Реформаторы выступали против контроля европейских министров и консулов над политикой и экономикой Египта, а также против доминирования турко-черкесов в армии и правительстве. Когда демонстранты на улицах выкрикивали лозунг «Египет для египтян!», это был призыв к освобождению от европейского вмешательства и от черкесов, а вовсе не к национальной независимости.
Однако этот нюанс ускользнул от внимания европейцев, которые интерпретировали выступления египетских военных как начало националистического движения, угрожавшего их стратегическим и финансовым интересам. Британия и Франция принялись думать, как лучше отреагировать на угрозу Ораби.
Хедив также следил за набиравшим силу оппозиционным движением с растущим беспокойством. Европейские державы уже оставили от его суверенитета жалкие крохи, навязав своих министров и взяв под контроль половину бюджета Египта. Теперь же собственные подданные пытались лишить его остатков власти, требуя принятия конституции и созыва Собрания депутатов. Хедив Тауфик мог рассчитывать только на поддержку турко-черкесских элит. В июле 1881 года он отправил в отставку реформистский кабинет и назначил военным министром своего зятя, черкеса по имени Давуд-паша, которого Ораби охарактеризовал как «невежественного, недалекого и низкого человека».
В ответ военные организовали еще одну демонстрацию перед дворцом хедива на площади Абдин. Утром 9 сентября 1881 года Ораби предупредил хедива: «В четыре часа пополудни мы соберем на площади всех солдат, которые есть в Каире, чтобы предъявить наши требования Его Высочеству хедиву»[149]. Напуганный перспективой нового военного мятежа, Тауфик-паша вместе со своим премьер-министром и американским начальником штаба Стоуном попытались поднять солдат в дворцовых казармах и каирской цитадели, чтобы те выступили против Ораби, но безуспешно. Египетские военные были больше преданны Ораби, чем правителю своей страны.
