Владислав Зритнев
Меч, подобный распятью II
Рыцарь Твердое сердце, или Сарацинская башня страха
– Думаю, мы оторвались от погони! – крикнул Артур Бэртон, резко осаживая коня.
Белоснежный жеребец тяжело дышал после бешеной скачки. Рыцарь оглянулся назад на дымящуюся под солнцем пустыню, высматривая врагов. Но мусульмане, кажется, и вправду отстали от крестоносцев. Лишь четверо друзей с трудом поспевали за его сильным скакуном.
– Я бы не слишком рассчитывал, что мы так легко отделались, – подняв забрало, промолвил Ричард Корнелий, поравнявшись с Бэртоном. – Сарацины, словно свирепые волки, будут мчаться по нашему следу… Нельзя останавливаться!
– Дик прав! – воскликнул Джек. – Мусульмане не оставят погоню…
Бэртон недовольно скривился, однако, поразмыслив, кивнул.
– Хоть я и не люблю бегать от врагов, – сказал Артур, – но их, действительно, еще слишком много осталось… Вперед!
Они вновь дали лошадям шпор.
Этим утром их маленький отряд отправился на разведку. Поначалу казалось, что все складывается благополучно… Но то ли рыцари проявили недостаточную осторожность, то ли им просто не повезло – противники заметили отряд и напали. После короткой, яростной схватки крестоносцам удалось вырваться из окружения. Несколько сарацин были убиты или сброшены с лошадей, оставшиеся в седлах пустились в погоню. В страшной гонке пока побеждала пятерка рыцарей. Едва не загнав коней, крестоносцы все же смогли оторваться от преследователей. Но расслабляться было нельзя – неприятель, наверняка, следовал по пятам.
– Надо разделиться, чтобы запутать их, сбить со следа! – на скаку прокричал друзьям Бэртон. – Встретимся у разрушенной часовни!.. Кристофер, Джек – за мной! – и трое из рыцарей умчались вдаль.
Предложение Артура выглядело разумным. Ричард Корнелий с Баном круто повернули лошадей и погнали их в противоположную сторону.
До руин часовни было неблизко. Вокруг расстилался опаленный пожарами Третьего крестового похода загадочный и дикий Восток. Копыта звонко били по каменистой почве. За спиной в любой момент могли показаться настигающие враги, и всадники спешили изо всех сил. Неожиданно впереди рыцари увидели вооруженных людей, двигавшихся навстречу.
– Сарацины! – воскликнул Дик, выхватывая клинок.
Крестоносцы приготовились к бою…
***
Девушка упала. Один из воинов дернул за веревку, которой были связаны ее тонкие руки, но она не вставала. Сарацин подошел к ней, замахиваясь для удара.
– Только не бей ее по лицу! – напомнил его товарищ. – Девушка должна оставаться красивой!
Он грубо поднял пленницу, пытаясь заставить ее стоять. Но от изнеможения, зноя и страха, она уже не могла держаться на ногах и снова упала. Конвоир пнул ее в бок, отчего из груди девушки вырвался тихий стон.
– Она не может идти. Придется остановиться. Нужно отдохнуть хотя бы немного…
– Нет! – резко сказал второй сарацин, судя по всему, он был главным. – Здесь полно лазутчиков крестоносцев. Ты хочешь попасться им? Они с удовольствием поднимут тебя на копья! А девчонка, видимо, на то и рассчитывает… – он снова пнул ее, но не так сильно – нельзя было портить товар.
– Не похоже, – сказал первый сарацин, – кажется, ей действительно напекло голову. Она не для этих мест…
Светлые волосы пленницы выгорели на солнце, тонкую кожу лица покрывала песчаная пыль. Хрупко сложенная, будто веточка вербы, непонятно как занесенная сюда, она не подходила для сухой и жестокой пустыни.
– Ничего – выживет! – махнул рукой сарацин. – А мы получим за нее хорошее вознаграждение. Иметь в гареме северянку престижно. Тем более такую красивую! Военачальники Саладина еще передерутся за нее…
– Если она выдержит, – с сомнением сказал другой сарацин.
Кажется, ему было даже немного жаль пленницу. Голубые глаза девушки смотрели с обреченной печалью, а губы беззвучно шептали молитву Богородице.
– Ставь ее на ноги и продолжим путь! – жестко приказал командир.
Подчиненный начал выполнять приказание. Но в этот момент сарацины увидели столб пыли, поднимаемой во весь опор мчащимися всадниками с обнаженными мечами в руках.
– Да их всего двое! – изумленно воскликнул Ричард Корнелий.
– И с ними девушка! – крикнул другу внимательный Бан.
Сарацины выхватили клинки. Один из них поднял с земли камень и запустил его в рыцарей. Булыжник ударил в голову Дика. У Ричарда зазвенело в ушах, но закрытый шлем хорошо защищал от таких мелочей. Подскакав к сарацинам, крестоносцы начали бить мечами. Преимущество рыцарям давало то, что они находились верхом. С лошадей удобно было рубить и колоть вниз. Кони гарцевали по горячему песку вокруг лежащей девушки, которая от волнений лишилась чувств.
Ловким ударом Дик пронзил своего противника, и почти сразу достал врага Бан. Крестоносцы спешились и подбежали к пленнице. Раскинув руки, она лежала неподвижно, однако была жива. Слабое дыхание подтверждало это.
– Она – христианка, – сказал Бан, заметив на груди девушки крест с распятьем.
Рыцари попытались привести спасенную в чувство, но в это время ветер донес стук множества копыт. Обернувшись, крестоносцы увидели вдали большой отряд конных воинов. Впереди ехал всадник, держащий знамя Саладина.
– Сарацинская конница! – вскричал Бан.
– Все-таки они еще преследуют нас! – с досадой воскликнул Дик. – Уходим! Клади ее на седло…
Вдвоем рыцари положили бесчувственную незнакомку поперек спины коня Ричарда, вскочили в седла и помчались прочь.
Когда отряд сарацин добрался до места стычки, рыцари со спасенной пленницей были уже далеко. Кони мусульман шли бодрой рысью. Внезапно знаменосец остановился, его лошадь фыркала и заворачивала в сторону. На пути распростерлись два неподвижных тела. Песок вокруг был запятнан кровью и утоптан копытами. Несколько всадников слезли с седел и направились к телам.
– Этот еще жив, – коротко доложил один из сарацин предводителю.
Из отряда на роскошном берберийском коне вперед выехал полководец с клинком в золоченых ножнах у пояса. Он, не торопясь, приблизился к раненому, и, взглянув на него сверху, произнес:
– Ты подвел меня, Мустафа!
Сарацин, лежащий на песке, с трудом приподнял голову.
– Мне уже все равно, Гаданфар, – еле слышно проговорил он. – Теперь это только твои заботы…
– Не дерзи мне! – резко оборвал его предводитель. – Где пленница? Как вы упустили ее?
– Два крестоносца отбили девушку и ускакали с ней… Рыцари появились внезапно и оказались сильнее…
– Куда они направились?
– Туда, – Мустафа указал глазами, потому что махнуть рукой у него уже не хватало сил.
Гаданфар кивнул и утратил интерес к раненому.
– Да поможет тебя Аллах, Мустафа, – сказал он, после чего отвернулся и пустил коня быстрым бегом, скомандовав отряду следовать за собой.
***
Крестоносцы со спасенной девушкой преодолели уже около десяти верст, когда она, наконец, начала приходить в себя. Рыцари остановились и опустили ее на землю. Медленно открылись большие глаза и тотчас сощурились от слепящего солнца. Девушка испуганно взглянула на своих избавителей, не зная, чего ожидать от них. Она сразу поняла, что это не сарацины, но все равно опасалась двух незнакомцев.
Дик как будто угадал ее мысли и поспешил развеять страх.
– Мы рыцари, – промолвил Ричард Корнелий. – Не бойтесь нас.
– На Востоке следует бояться всех, – ответила девушка, – но, кажется, вы спасли меня… Благодарю вас.
– Я – Бан, – вставил слово друг Дика, который обычно предпочитал молчать, но не мог не заговорить с прекрасной незнакомкой. – Это – Ричард Корнелий. Мы крестоносцы.
– А как ваше имя? – спросил девушку Дик. – И кто вы?
– Сестра Агнесса, – ответила она, – из ордена цистерцианок. Вы, наверняка, слышали о таком.
– Слыхали. Так вы монахиня? – удивленно воскликнул Бан.
– По правде говоря, еще нет, – скромно ответила Агнесса. – Я – послушница и должна была принять постриг после возвращения в свое аббатство из Святой земли. Но путешествие мое сложилось не так, как предполагали мы с матушкой-настоятельницей…
– Палестина в наше время не подходящее место для девушки, – укоризненно промолвил Дик.
– Господь посылает испытания в вере, – возразила послушница, – но Он же и оберегает идущих на пути к Нему!
В этом она была права. Как иначе, кроме помощи провидения, можно было объяснить их случайную встречу, благодаря которой девушка оказалась спасена? В произнесенных ею словах звучало такое искреннее чувство, что крестоносцы не нашлись, что добавить, и только молча, каждый про себя, согласились с Агнессой.
– А как все-таки вы попали в руки сарацин? – спросил Дик. – И что делаете на Востоке?
– Все началось так… – стала рассказывать Агнесса. – Стены монастыря, где я пребывала послушницей, возвышались на скалистом морском берегу, и сильный прибой, слышимый в кельях, волновал душу не меньше, чем горячая молитва в великие праздники. Больше всего я любила заутреню, когда солнце поднималось над горизонтом и играло с солеными волнами, окрашивая водную гладь в розовый цвет… В такую пору проще всего было молиться, ибо присутствие Божие в мире становилось особенно наглядно в являвшейся гармонии и красоте. В эти мгновения мысли мои предавались мечтам, а душа уносилась через море в дальние страны. Туда, где страдал и воскрес Иисус Христос, даровав спасение человеку.
Наша матушка-настоятельница всегда очень внимательно относилась к сестрам. И подмечала все движения души, пусть даже и невысказанные. Оттого и мои мечты не стали для нее тайной. Она поняла, что меня влечет увидеть края, о которых я читала в Евангелиях. Не буду скрывать, не только в Священном писании было дело. Мне, никогда не отъезжавшей от дома или монастыря более чем на несколько десятков верст, было очень интересно посмотреть, как живут люди в большом мире, узнать, на каких языках они говорят и какого цвета там закатное небо.
Итак, мои мысли не были секретом для матушки-настоятельницы. В один из дней она позвала меня в келью для наставления. Я пошла, еще не зная, о чем предстоит беседа. Сама я не относилась к своим идеям серьезно, думая, что осуществить их возможности мало, а стало быть, это просто пустые фантазии, как легкие сны, которые забудутся на рассвете. Каково же было мое изумление, когда настоятельница заговорила со мной в тот раз…
– Тебе следовало бы больше думать о постриге, посте и молитве, – ее сухие старческие губы произносили слова, едва двигаясь.
– Все мысли мои об этом, – робко произнесла я, ведь это была почти правда.
– Ты обманываешь меня, – возразила матушка и пристально всмотрелась в мое лицо.
Я растерялась и только хлопала глазами, не зная, что лучше сказать, а старая аббатиса вдруг слегка улыбнулась.
– Ты думаешь о Святой земле, – сказала мать-настоятельница, – и мне это известно…
– Признаюсь, что это так, – промолвила я, еще не понимая, как отнесётся к этому аббатиса.
Я боялась, что, возможно, она поругает меня за бесцельное мечтание, в то время как следовало бы усердней исполнять послушания в монастырском хозяйстве. Однако матушка заговорила со мной мягко и почти ласково.
– В желании путешествовать нет ничего дурного, – сказала она. – Если же помимо любознательности оно способствует благочестию, то это одобряется церковью и называется паломничеством.
– Так значит я смогла бы отправиться на Восток? – не сдержавшись, спросила я, перебив настоятельницу.
– Не вижу к тому препятствий, – промолвила аббатиса, – безгрешное желание лучше один раз удовлетворить, чтобы оно не томило сердце… Я благословляю тебя совершить паломничество в Святую землю, с тем чтобы, возвратившись, ты могла со спокойной душой принять постриг и провести оставшуюся жизнь в стенах нашей обители.
Так было решено, что я отправлюсь в Палестину. По стечению обстоятельств в это же время из мужского монастыря, находящегося неподалеку, несколько братьев и святой отец тоже собирались отплывать на Восток. В предстоящем пути мне требовалась защита, а священнику и монахам – кто-то, кто принял бы на себя обязанности стирать и готовить. Поэтому настоятельница, знавшая этих людей, как достойных и надежных, попросила их взять меня с собой поклониться Гробу Господню. В их компании и началось мое путешествие.
Большой корабль быстро нес нас через бурное море. Все для меня было неизвестно и незнакомо. Высокие скрипящие мачты, палящее солнце и безбрежный простор соленой воды. Отец Луис и братья относились ко мне по-отечески, стараясь, по возможности, оградить от трудностей пути. Без происшествий мы добрались до Святой земли. Здесь начиналась самая сложная и опасная часть наших странствий.
Отплывая из Европы, мы, обольщенные слухами о якобы небывалых успехах крестоносцев, были уверены, что к нашему прибытию на Восток, Святой город уже окажется в руках христиан. Со скорбью и удивлением мы обнаружили здесь, что это не так.
Положение армии Ричарда Львиное сердце в действительности было очень тяжелым, и на скорую победу рассчитывать не приходилось. Тем не менее, возвращаться обратно, проделав такой долгий путь и не исполнив цели, ради которой мы отправились в паломничество, нам не хотелось.
Мы не могли открыто попасть в Иерусалим, удерживаемый мусульманами. А чтобы пробраться туда тайно, требовалась невероятная удача и… содействие кого-то из местных. У нас было золото, и мы надеялись, что оно поможет.
Никто, из сопровождавших меня, ранее не путешествовал по Востоку и не знал, как следует, жизни за пределами приходов и монастырских стен. Наверное, в этом и крылась главная причина последующих бед, приключившихся с нами. Мы нуждались в проводнике, и, к несчастью, он вскоре нашелся…
Я так и не поняла, кто это был… Знал он много, говорил хитро. Веры был то ли католической, то ли греческой, то ли магометанской… Он повстречался нам в Яффе, в грязном трактире, в месте, наиболее подходящем, для таких, как он…
В тот день, сильно устав с дороги, мы искали ночлег и были согласны остановиться уже где угодно, в противном случае, мы никогда бы и близко не подошли к подобному притону. Я еле передвигала ноги, и братья, поддерживая меня под руки, помогали идти. Мы нашли какой-то постоялый двор, внутри посетители пили и заводили общение с падшими красотками, которых там находилось предостаточно…
– Бэртону бы понравилось такое заведение, – не сдержавшись, усмехнулся Ричард.
Но что годилось для странствующего рыцаря, совсем не подходило для юной и чистой девушки. Впрочем, это был обычный трактир в городе, где размещается воюющая армия.
– Я была шокирована тем, что увидела там, – продолжала Агнесса. – Мне, проведшей большую часть жизни в монастыре, было неприятно находиться в подобном месте. Бывшие рядом братья и отец Луис поспешили скорее увести меня в комнаты, которые трактирщик выделил нам. Но когда мы уходили из зала, нас окликнул неприметный человек, сидящий на табурете в затененном углу.
– Верно ли мне показалось, что святым отцам нужно попасть в Иерусалим? – негромко проговорил он.
Не знаю, по каким признакам он понял это, возможно, по обрывкам фраз, которыми обменивались братья и священник. Его ремесло требовало особой наблюдательности, и он, без сомнения, обладал ею.
– Возможно, – ответил отец Луис.
Незнакомец слез со стула и приблизился к нам. Слишком близко, чтобы это оставалось в рамках приличий. Природа обделила его ростом, он оказался ниже даже меня, а могучим монахам и вовсе еле-еле доставал до груди. Один из них, кажется – брат Роберт, отодвинул коротышку на шаг и строго велел стоять там. Тот послушался и замер, внимательно разглядывая нас. Особенно долго он задержал взгляд на мне, пристально изучив с головы до ног. Я сильно смутилась и покраснела, по-своему истолковав такое внимание. Но, как я понимаю сейчас, в этот момент он просто считал.
– Если святые отцы и их спутница хотят попасть в Святой город и не хотят попасть в руки сарацин, то я могу им в этом помочь за скромное вознаграждение, – наконец сказал незнакомец.
– Кто ты? – спросил священник.
– Зовите меня Искандер, – представился коротышка, сопроводив слова насмешливым и театральным поклоном. – Я менестрель, купец и солдат – всего понемногу, и все в прошлом времени. Мне довелось служить и сарацинам, и христианам. Я родился и вырос в Иерусалиме, и знаю, как можно тайно проникнуть туда, а также знаю, как безопасно добраться до города, не попав между армиями короля Ричарда и Саладина, словно между молотом и наковальней… Словом, я тот, кто вам нужен, если вы, конечно, желаете вернуться из своего путешествия живыми.
Отец Луис и братья призадумались. Мне сразу не понравился Искандер, и еще тогда сама для себя я, по созвучию первых букв, переделала его имя в Искариота. Вероятно, это было предчувствие.
Трудно было не разглядеть, что Искандер-Искариот – лукавый человек. Но почему-то монахи и мудрый священник не увидели этого.
– Сколько ты возьмешь, Искандер? – спросил один из братьев.
– Самую малость, – ответил он, – путевые расходы да десятую часть от них сверх того за мои услуги…
Это было немного. И такая скромность тоже должна было насторожить. Но, как и все актеры (а Искариот, совершенно точно, принадлежал к их гильдии) он обладал определенным даром внушения. И потому мои опытные и ученные спутники доверились ему. Они ударили по рукам. Искандер попросил небольшой задаток и, получив его, довольно улыбнулся.
– Настоящее золото, – проговорил он, прищуриваясь и внимательно рассматривая монету. – Вы не обманщики, это хорошо. И странно! – добавил он с хохотком.
Святой отец и братья решили, что с коротышкой можно иметь дело. Но меня он в этом так и не убедил. Когда мы шли в свои комнаты, я тайком обернулась и увидела, что Искариот, подозвав трактирного слугу, о чем-то с ним шепчется. Я снова ощутила нехорошие предчувствия и сообщила о том отцу Луису. Но тот не разделил моих опасений.
– Он просто заказывает себе еще выпивки, – сказал мне священник, махнув рукой.
Так и не успокоенная его словами, я все же выбросила Искандера из головы, легла в постель и крепко уснула. И, хорошо помню, во сне в ту ночь мне привиделся Христос в Гефсиманском саду…
***
Гаданфар ибн Бурхан любил дорогих коней. Ему нравились также клинки, украшенные золотом, и тяжелые перстни с самоцветами. Он занимал должность одного из младших командиров Саладина. И это положение, конечно, не могло в полной мере удовлетворить ни его тяги к роскоши, ни, тем более, огромных амбиций молодого военачальника. Но какие-то возможности, тем не менее, должность предоставляла. Помимо обычных воинов в его ведении находились шпионы и соглядатаи, благодаря которым Гаданфар получал много интересных сведений. Правильно используя их, он мог способствовать как победе армии Саладина над христианами, так и собственному благополучию. И второе с каждым прожитым годом начинало интересовать его все сильней.
В тот день Гаданфар ибн Бурхан проснулся рано и еще затемно начал работать. Он разбирал бумаги, изучал карты и читал донесения. Плевать ему на победу и на войну, но для своей карьеры (Гаданфар знал это) надо трудиться много и хорошо. Поэтому, когда солнце только поднялось на небосклон, он уже чувствовал себя усталым. Нужен был отдых. Откинувшись на спинку кресла, он громко крикнул в сторону двери:
– Завтракать!
Слуга – юный турок Исмаил – тотчас же появился на пороге. Он почтительно поклонился, держа в руках поднос с жареной бараниной, свежим хлебом, инжиром и огромными, готовыми лопнуть от сока, гранатами.
Мельком взглянув на яства, Гаданфар ибн Бурхан вновь вернулся к делам.
– Ты уже послал гонца в Яффу? – строго спросил он у юноши.
– Нет, господин, – робко ответил тот, – еще не успел… Я отвлёкся, чтобы собрать вам завтрак…
– Ты не умеешь правильно использовать время! – оборвал его объяснения командир. – Это плохо! Запомни: если ты не используешь времени – время использует тебя! – ему нравилось поучать.
– Как это понять? – растерявшись, испуганно спросил Исмаил.
Смысл сказанного казался ему слишком сложным.
– Не знаю! – вдруг рассмеялся Гаданфар – Просто запомни мои слова и все! А жизнь сама подскажет тебе, что они значат.
Он любил покровительствовать. В особенности, тем, кто моложе по возрасту. Наверное, потому что сам стал командовать довольно рано. Разломив гранат и взяв в руки мясо, молодой полководец продолжил урок для слуги.
– Как ты думаешь, Исмаил, что нужно для того, чтобы человеку возвыситься? – прожевав спросил он.
– Наверное, – предположил юноша, стараясь угадать фразы, которых от него ждут, – надо старательно исполнять свою работу…
Гаданфар усмехнулся и утер стекающий по бороде сок. Он всегда исправлял его ошибки.
– Нет! Многие годами старательно делают свое дело, но поднимаются, тем не менее, лишь единицы. Так в чем же секрет?
Турок пожал плечами.
– Секрет лишь один! – веско сказал Гаданфар – И он в том, чтобы угодить тому, кто принимает решения! Больше ни в чем!
«Хотя как я сам ненавижу угождать!» – быстро промелькнула в его сознании мысль. И Гаданфар чуть было не произнес ее вслух, но слуге не следовало знать лишнего. Он сумел сдержать почти сорвавшиеся с уст слова.
– Понимаешь теперь, почему вести из Яффы так важны? – помолчав мгновение, снисходительно продолжил Гаданфар.
– Потому, что вы принимаете какие-то решения? – неуверенно предположил Исмаил.
– Потому, что их принимает Саладин!
Имя прозвучало грозно. На минуту в комнате повисла звенящая тишина.
– Вам от него что-то нужно? – догадался слуга.
Гаданфар не ответил. Он и так сказал чересчур много.
– Об остальном додумывайся сам, – улыбнулся командир и отослал Исмаила. – И направь! Направь, наконец, гонца в Яффу! – крикнул он вдогонку мальчишке.
Оставшись один, Гаданфар ибн Бурхан погрузился в размышления. В отличие от своего слуги, он прекрасно понимал важность ожидаемых вестей. Но интересовало его вовсе не количество войск английского короля, находившихся в Яффе. Его лучший агент – Искандер – несколько дней назад прислал сообщение о прекрасной паломнице, прибывшей в город. Гаданфар давно искал возможности угодить Саладину, и, кажется, теперь такой случай настал. Красавица из далеких земель могла послужить прекрасным подарком султану, в благодарность за который честолюбивый полководец рассчитывал заслужить благосклонность повелителя. Нужно было аккуратно захватить девушку и доставить к нему. Но это только звучало просто, а в действительности справиться с таким ответственным и деликатным делом мог, пожалуй, только Искандер. Поэтому Гаданфар немедля отослал ему внушительное количество золота и с нетерпением ждал доклада об исполненном поручении.
Гаданфар ибн Бурхан тревожился, почему до сих пор нет вестей. Уж не провалили ли его разведчики дело? Но тут же отметал такую возможность. Нет-нет, только не Искандер – такого ловкого пройдоху в мире больше не отыскать. А значит, он справится, нужно лишь дать ему время…
Тут мысли молодого полководца превратились в мечты. Он стал представлять, как понравится Саладину подарок, и как он назначит его – Гаданфара – своим великим визирем…
***
– На следующее утро мы вновь отправились в путь, – продолжала рассказ Агнесса. – Только теперь в компании насчитывалось на одного человека больше – нас сопровождал Искандер. Он держался нарочито уверенно. Привесив к поясу меч, коротышка всегда ехал впереди, грозно поглядывая по сторонам. Выглядело это забавно. Но по тому, как ладонь Искариота ложилась на точеную рукоять клинка, я понимала, что обращаться с оружием он умеет.
Шумная прибрежная Яффа осталась позади, о чем я совсем не жалела. Искандер сказал нам, что название города переводится с сарацинского языка как «красивая», но мне Яффа не показалась такой. Разве что, только гавань могла задержать на себе внимание… Но на море я уже насмотрелась за время плавания, а потому с радостью восприняла оставление душной и грязной крепости, не зная еще, как плачевно закончатся наши странствия.
До Иерусалима путь получался не очень долгий. В мирное время путешественники неспешно одолевали его за пару дней. Но война удлиняла дороги. Искариот плутал и все время уводил то в одну, то в другую сторону. Он просил не спорить с ним и ни о чем не спрашивать, говоря, что отвечает за безопасность и знает, как лучше провести нас к цели. Увы, по наивности, мы не подозревали, что цель его отличалась от нашей.
Отряд пробирался в основном ночами, а отдыхал днем. Коротышка становился все напряженнее. Отец Луис сказал ему, что мы слишком долго уже в пути и отклонились чересчур к югу, но Искандер возразил, что направление верное и вновь повторил, что цель близко. К сожалению, никто не заподозрил неладного в его словах.
На другой день, продолжив путь против обыкновения при свете солнца, мы выехали на узкий проселок, давно заброшенный. Искандер, всегда находившийся впереди, вдруг стал держаться рядом со мной. И еще, мне показалось, что он сделался беспокойным. Я обратила на это внимание, но не придала значения. Я ведь и так никогда не доверяла ему.
Дорога петляла хитрой змеей. Солнце медленно начинало спускаться за горизонт. Мы преодолели еще несколько верст. И вдруг попали в засаду. Внезапно вечеревший воздух пронзил резкий свист, и пущенная жестокой рукой стрела ударила в плечо одного из монахов. На коричневой рясе проступила алая кровь. За первой стрелой полетели другие. Лошади испуганно заржали, мы кинулись врассыпную. В тот момент нам так нужны были рыцари, но с нами был только Искариот. И был прямо возле меня.
– Я спасу девушку! – крикнул он священнику, прежде чем того поразил сарацинский лучник.
С этими словами коротышка схватил меня за руку и потащил прочь от места, где погибали мои бедные спутники. Монахи вступили в неравный бой. Я отчаянно упиралась и пыталась вырваться, не желая бросать их одних. Но Искандер не обращал внимания на мои попытки освободиться. Железными пальцами он сжимал мое запястье с силой, которой я ранее никогда бы не предположила в нем. Поблизости от дороги смутно белели руины стоявшего там ранее небольшого села. От него мало что осталось, но остовы стен еще торчали кое-где из земли.
– Там! Там! – бормотал Искандер, указывая на них и волоча меня за собой. – Там укроемся и спасемся…
– Что же случилось с вашими спутниками? – Дик, не сдержавшись, взволновано перебил рассказ.
Агнесса с минуту молчала, будто не решаясь вымолвить. И вдруг слезы брызнули из ее глаз.
– Сарацины убили всех! – выкрикнула она, судорога боли пробежала по красивому лицу девушки. – И отца Луиса, и брата Роберта, и остальных…
Какое-то время она не могла говорить, но, совладав с рыданиями, продолжила печальную повесть.
