Владимир Боканов
Хроники Арта 2. Время сжигать мосты
Хлоя
– Давай скотина пошевеливайся, раздери тебя Вардан, кха-кха! – грубый, простуженный мужской голос вырвал Хлою из полусонного состояния, в котором она находилась последние дни. Узнав о том, что её вот-вот выдадут послам из Иберии, доселе спокойная и послушная рабыня внезапно устроила настоящую истерику. Она рыдала, кидалась на охранников и даже попыталась отнять у одного из них гладий. В любое другое время такое отвратительное поведение запросто могло бы привести к показательной порке у столба, а быть может и к чему похуже. Но поскольку её уже пообещали выдать соотечественникам целой и невредимой, круг возможных экзекуций сужался. Впрочем, данное обстоятельство не особо ей помогло. Выход нашелся быстро. Девушку попросту связали, а чтобы больше не брыкалась, силой разжали челюсти и влили в глотку лошадиную дозу снотворного. Этот терпкий, горьковатый привкус до сих пор комом стоял у иберийки во рту. Мерное колыхание повозки усиливало и без того затянувшееся действие зелья. Время от времени её тормошили, давали наскоро оправиться. Потом пленница получала пару глотков воды, а после бесцеремонно заталкивалась обратно. По характерному запаху Хлоя безошибочно определила, что до неё в повозке регулярно возили меха на продажу. Настоявшаяся звериная вонь, вперемешку с потом ещё больше туманили её разум. Хотя в текущем состоянии были и положительные моменты. Стоило лишь опустить осоловевшую голову на жесткий, соломенный тюфяк, служащий гноме постелью, как тот час же в её спутанное сознание врывались яркие, манящие радостью, светом и теплом образы. Ей снился дом, жарко пылающий посреди обширной гостиной камин, хлопочущая на кухне, вечно улыбающаяся красавица мать и добродушный отец, неспешно дымящий своей любимой бриаровой трубкой. Снилась младшая егоза сестрёнка и не менее шаловливые близнецы тройняшки, Валдик, Торик и Скуфи. Видения тихих семейных вечеров, наполненных шутками, писком, визгом вперемешку с ароматами свежеиспечённых ватрушек и изумительного, нежнейшего медового пирога вызывали у спящей гномы широкую, мечтательную улыбку.
Однако ничто не длится вечно. Проснувшись в очередной раз, она с сожалением ощутила, что действие снотворного закончилось. Несколько минут Хлоя лежала, прислушиваясь к ругани возничего. А тот, похоже, разошелся не на шутку.
– Клянусь ветреной задницей Нардика, если ты, шелудивый мешок с костями, не пошевелишься, то на первом же привале я лично пущу тебя на жаркое.
Выглянув сквозь малюсенькое, зарешеченное окошко в стенке повозки, иберийка поняла, почему возница был так сильно взбешен. Вместо коня в неё был запряжен кургузый, рыжий, длинноухий осёл, которому по одному ему понятной причине, приспичило остановиться прямо посреди огромной, грязной лужи. Все старания понукающего животное гнома были тщетны. Пущенный в дело кнут тоже не принес видимого результата. Упрямое создание не желало двигаться дальше. А сыпавшиеся со всех сторон на возницу подколки остальных участников путешествия, только дополнительно подливали масла в огонь.
– Эй Балик, – сквозь хохот выдавил один из насмешников, – сдается мне ты нашел таки себе достойного противника.
– Ага, точно, – ещё громче заржали остальные, – великая битва Балика против ослика. Будет о чем рассказать по прибытии в Аркос. Конечно, если мы вообще доберемся туда… с такой-то скоростью.
– Да чтоб тебе пусто было! – нервы у возницы не выдержали. Спрыгнув с повозки прямо в липкую, вонючую жижу он с рычанием выхватил засапожный нож и принялся исступленно вонзать его в брюхо бедному, истошно вопящему четвероногому. Как ни странно, происходящее никак не повлияло на общее настроение окружающих. Напротив, отвратительная бойня лишь вызвала дополнительную волну гомерического хохота. Некоторые из гномов, не выдержав напряжения, уже валялись на земле, хлопая руками по массивным ляжкам и размазывая по багровым от натуги, бородатым лицам обильно выступившие от смеха слёзы.
– В чем дело? А ну прекратить, вашу мать! – угрожающий рык предводителя, чахлого с виду гнома-альбиноса, мгновенно остудил горячие головы. Дождавшись, когда стихли последние смешки подчиненных, Эрм сплюнул сквозь зубы и продолжил:
– Что я вам говорил, засранцы? Никаких остановок без моего приказа! Стоило мне, на минутку отлучится, как вы опять устроили очередной балаган.
– Ой, да ладно тебе! Причём здесь мы? Это всё Балик…, – посмевший возразить воин внезапно поперхнулся, когда ему в шею вонзился узкий костяной стилет.
– Кто ещё хочет что-нибудь возразить? – нервно дёрнул шеей Белый.
Желающих не нашлось.
– Запомните твари, – альбинос обвёл присмиревших гномов насмешливым взглядом, – то, что я возвысил вас, сделав Ведающими, не даёт вам права игнорировать мои приказы. Сказано без остановок, значит без остановок. А теперь слушайте, твердолобые кретины, внимательно слушайте. Повторять дважды я больше не буду. Эта девчонка, – последовал небрежный кивок в сторону повозки, – очень, очень нужна королю. Причем, как можно скорее. Я не хочу навлечь на себя гнев Кормака, да и вам дурням не советую. А значит, чем быстрее мы доставим ее живой и невредимой к повелителю, тем лучше. Ты, – длинный узловатый палец указал на растерянно топчущегося в луже возницу, – давай, распрягай осла и найди ему замену. Сроку даю тебе до полудня.
– Так, где ж я так быстро найду то? Чай мы не в Иберии, – пустив шептуна от неожиданности, попытался возразить тот.
– А мне плевать! Купи, поймай, укради, ограбь кого-нибудь, – Эрм брезгливо вытер стилет о лежащее под ногами тело, – иначе мигом присоединишься к нему, клянусь секирой Артаса. Остальным объявляю привал. Но только после того как вытащите повозку из этого дерьма. Ну, что встали? Шевелись, вашу мать, пока я окончательно не рассердился!
Больше никаких возражений не последовало. Оттащив в сторону трупы покойного сотоварища и ослика, гномы дружно принялись извлекать из мутной, пузырящейся жижи увязший «по самое не могу» транспорт. После чего немедленно воплотили в жизнь угрозы, отправившегося на поиски новой тягловой силы, Балика. А именно, освежевали бедного ишака, развели костер и цинично пустили на жаркое наиболее приглянувшиеся из частей. Когда обед был готов, Белый первым придирчиво отобрал для себя любимого пару сочных кусков, после чего скрылся в наспех сооруженной, одиночной палатке. Почувствовав доносящийся от костра аромат, Хлоя впервые за несколько дней ощутила муки голода. Окончательно проснувшийся желудок всё настойчивей и настойчивей требовал своё. Наконец, набравшись храбрости, она снова выглянула в окошко и позвала:
– Эй, кто-нибудь. Прошу вас. Подойдите.
– Ты смотри, – один из полулежавших у костра стражников отложил в сторону недоеденный кусок ослятины и громко рыгнул, привлекая всеобщее внимание, – проснулась-таки наша спящая красавица. Чего тебе? Опять до ветру, небось? Иль просто заскучала? Так я могу развеселить. Ты только скажи. Мигом организую, веселье то, – он ухватил себя между ног и сделал приглашающий жест. – Полегче, Атли, – стоящий возле повозки кряжистый, с бельмом на левом глазу ибериец, осуждающе покачал головой. – Чтоб ты знал, она не просто так понадобилась Кормаку. Эта чумазая малышка является старшей дочкой Ирвина Кленового Листа.
– И что с того? – Атли угрюмо насупился.
– А то, – одноглазый наставительно поднял кверху указательный палец, – что травник в Иберии много кого пользовал. И меня, в том числе однажды заштопал. Глаз, правда, не спас, но в остальном претензий нет. Супротив королевского приказа я, конечно, не пойду, но попусту пользовать девку, тоже не позволю.
– Ах, ты не позволишь? – гном насмешливо прищурился. – И что же ты сделаешь, Бродди? Рискнёшь единственным оставшимся глазом? Ну, так давай, – он потянулся за мечом, – валяй!
– Дурак ты Атли, – оппонент и ухом не повел. – Да мне достаточно будет шепнуть Эрму пару словечек насчёт твоих неуёмных желаний, и он с удовольствием подрежет твой боевой корешок, а будешь дальше вякать, так и вовсе головы лишишься.
Угроза подействовала. Поворчав больше для виду, гном вернулся к прерванному занятию. Вскоре лишь мерное чавканье вперемежку с громогласной отрыжкой напоминали о едва не произошедшей поножовщине.
– Спасибо! – Хлоя робко улыбнулась своему спасителю.
– Не стоит, – Бродди задумчиво пригладил разделённую на две аккуратных косички бороду и неспешно подошел поближе. – Чего хотела то?
– Воды. И если можно…, – она замялась.
– Жрать, небось? – ибериец понимающе хмыкнул. – Не удивительно. Проспать кряду четыре дня. Тут кто угодно проголодается. На вот, держи, – он протянул девушке бурдюк с водой и солидный ломоть черствой, ржаной лепешки, – перекуси. Да не спеши так. Иначе живот скрутит, с непривычки то.
– Вас правда лечил мой отец? – она отхлебнула из бурдюка, поперхнулась и надсадно закашляла.
– Я же сказал, не спеши, – одноглазый подождал, пока прекратится кашель и продолжил. – Ну, было однажды. Сцепился по пьяни с одним мутным типом в харчевне. Он меня и приложил. Сильно тогда досталось. Несколько рёбер было сломано, даже кровью харкать начал. Синяков не счесть. Глаз опять же…, – он замолчал.
– И что было дальше? – пискнула гнома.
– Известно что. Определили мою холодеющую тушку прямиком к твоему папаше. Тот поворчал, конечно. Мол, очередного пропойцу привезли. Но в итоге не отказал. Дал мне глотнуть какого-то зелья, а дальше ничего не помню. Очнулся весь перевязанный с ног до головы, даже руки-ноги к лубкам примотали. Кленовый потом утверждал, что на мне вообще живого места не было. Мда…, – Бродди прикусил губу, пытаясь освежить воспоминания. – Короче выходил он меня. Плату за лечение назначил не малую, но справедливую. Разрешил даже по частям отдавать. Ты ешь, ешь, давай. Чего уставилась? Думаешь, не понимаю, о чём сейчас просить будешь? Даже и не мечтай о побеге красавица. Лишний раз в обиду не дам, а в остальном на меня не рассчитывай. Я ещё не настолько сошел с ума, чтобы с Белым связываться. За ним сам король стоит. Прикажет – меня самого словно букашку раздавят. Да и по правде сказать, не понимаю я, какого рожна вы все от Ирвина разбежались?
– Кто это все?
– Кто-кто? Семейка ваша. Вот ты, – Бродди принялся загибать толстые пальцы, – мать ещё твоя с остальными отпрысками, куда-то запропастилась. Уж Кормак искал её, искал, да всё без толку. Видать твой отец у короля в большом почете, раз он столько сил потратил на ваши поиски.
Он широко зевнул и, приложив ладонь козырьком к глазам, внимательно оглядел окрестности. У девушки мелькнула опасливая мысль. Быть может ей удастся рано или поздно договориться? А что? Дорога дальняя. Путь не близкий. Времени у неё навалом. Своё понятие о долге и чести есть даже у воров, мошенников и убийц. Среди гномов, вообще принято благодарить за спасение. Например, с Эриком такой фокус быстро принёс плоды. Главное не молчать. Действовать. Под лежачий камень вода не течёт. Стоит лишь кинуть семя сомнений и затаиться, дождаться всходов.
– А если я скажу тебе, – Хлоя понизила голос, – что Кормак ищет нас не для того, чтобы помочь. Наоборот. Всё что ему нужно, так это держать отца на коротком поводке?
– Смысл держать на коротком поводке королевского травника? – гном недоверчиво уставился на неё. – Ирвин и так с радостью выполнит любой приказ законного правителя Иберии.
– В этом-то всё и дело, – она с такой силой вцепилась в железные прутья решетки, что побелели пальцы, – Убийца родного отца и брата не может иметь никаких прав на трон.
– Что за бред ты несёшь?
– Ничего не бред. Я сама слышала, как отец рассказал Траю Огненному об этом. Кормак заставил его выполнить какую-то старую клятву. Заставил изготовить яд, которым и были убиты Айрик с Ругаром.
– Какую клятву?
– Точно не знаю. Я расслышала не всё. Папа что-то говорил о нападении разбойников в Кершамском лесу.
– Так хватит, – внезапно рассвирепев, осадил её одноглазый. – Не хочу больше ничего об этом слышать! Меньше знаешь, крепче спишь. Уяснила? Доставим тебя к Ирвину в целости и сохранности, а уж там сами разбирайтесь, кто кого спас, и кто кому за это должен. Короче жуй и помалкивай, пока я окончательно не рассердился.
– А ведь я не говорила, что кто-то кого-то спас, – еле слышно прошептала Хлоя, прищурившись, разглядывая напряженную спину спешно ретирующегося к костру Бродди.
Больше с ней никто не разговаривал. Наевшись до отвала, Ведающие постепенно разбрелись кто куда. Одни пытались укрыться под невысокими оливковыми деревцами, спасаясь от непривычно жарких для исконно северных жителей лучей полуденного солнца. Другие отправились стирать взопревшее исподнее в близлежащей речушке. Так прошло около часа. Наконец послышавшаяся невдалеке ругань возвестила о том, что Балику удалось-таки справиться с возложенной на него миссией. Послушная гнедая кобылка, меланхолично помахивала хвостом, терпеливо выслушивая нелестные эпитеты в свой адрес. Балансирующий в высоком по гномьим меркам седле возница был дружно встречен новой порцией подколок и насмешек. Сам он тоже в долгу не остался. Страсть к шуткам испокон веков бурлила в крови у неугомонных, буйных иберийцев. Так что даже прямые угрозы Эрма не могли с этим ничего поделать. Нагоготавшись всласть, Балик сноровисто запряг лошадку. Сборы остальных участников путешествия также были недолгими. Последовала чёткая, отрывистая команда и отряд снова тронулся в путь. Для Хлои наступили длинные, унылые, однообразные дни. Утро сменялось вечером, день – ночью. Казалось, дорога тянется бесконечно. Единственное, что было подвержено изменениям, так это пейзаж за окном. Светло-зеленые оливковые рощи постепенно уступили место густым, широколиственным лесам. Время от времени стали попадаться одинокие ели. Ночами становилось всё холоднее и холоднее. Местами придорожная трава стала покрываться тонким, хрустящим инеем. Впрочем, сама девушка от заморозков пока не страдала. Во время очередного привала к ней подошел Бродди и молча протянул длинный, подбитый густым, беличьим мехом плащ. В ответ на благодарность он лишь равнодушно пожал плечами. Вообще, с момента того самого, памятного разговора, одноглазый демонстративно держался подальше от пленницы. Однако порой Хлое краем глаза удавалось заметить его задумчивый, пристальный взгляд. Остальные гномы на обитательницу повозки практически не обращали внимания. Два раза в день накормить, напоить и вывести в кустики. На этом всё. Так продолжалось до тех самых пор, пока они, наконец-то не добрались до границы между Иберией и Арлингом. С самого утра зарядил мелкий, противный, холодный дождь. Ближе к середине дня сквозь падающие капли стали пробиваться редкие, тяжелые, набухшие от влаги снежинки. Дорога быстро превратилась в отвратительное месиво. Промокшая от макушки до хвоста кобыла с натугой тащила за собой тяжелую, скрипящую повозку, порой утопая в жидкой грязи по самые бабки. Стемнело. Мерный шум дождя убаюкивал почище иной колыбельной. Едва закрыв глаза, измотанная путешествием пленница провалилась в глубокий, со вкусом маминого медового пирога, сон. Правда, в этот раз долго проспать ей не удалось. Почувствовав шевеление внутри повозки, иберийка тихонько пискнула и беспорядочно замахала спросонья руками.
– Тише, тише, – мокрая ладонь зажала ей рот, – не верещи. А то, не дай Вардан, разбудишь всех.
– Что, что ты делаешь?
Блики горящего костра осветили сосредоточенное, будто высеченное из камня лицо Бродди.
– То, что считаю правильным. Отпускаю тебя. Я только что заступил на стражу. Так что время до утра у тебя есть. Но перед тем как ты уйдёшь, я должен кое в чем тебе признаться. Это я, я был одним из тех разбойников, которые напали на Кленового в лесу. Скажу сразу. Я отнюдь не горжусь этим поступком. Просто мне срочно нужны были деньги, чтобы расплатиться за проигрыш в кости. Знай – и само нападение, и всё что произошло потом, было частью плана.
– Плана?
– Да. Четверо из нас были в масках, а на моем бацинете вообще было глухое забрало. Штука не удобная, но для темных делишек вполне подходящая. Так что твой отец при всём желании не смог бы никого опознать.
– Но зачем старшему сыну короля и наследнику трона выдумывать такую сложную комбинацию ради простого травника?
– Я тоже этого не понимал. Хотя мог бы и догадаться. Ругар к тому времени уже был с меткой. Не простил видать Кормак папашу.
– Кормаку нужен был яд, – озаренная догадкой, она хлопнула себя по лбу.
– Признаться, мне тогда было наплевать, что и кому там нужно. Деньги дали неплохие, убивать никого не надо. Хорошенько припугнуть и правдоподобно изобразить отступление. Ничего сложного.
– А ты ведь раньше говорил, что с побегом не поможешь, – Хлоя пытливо заглянула в единственный, скрытый кустистыми бровями глаз.
– Ну, говорил.… И что с того?
– Почему вдруг передумал?
– Не твоего ума дело, – он опасливо оглянулся на громко храпящих товарищей, – передумал и передумал. Вот держи, пригодится.
Небольшая, полупустая котомка соблазнительно пахла хлебом и вяленым мясом.
– Спасибо тебе! Огромное спасибо! Я этого не забуду.
– Вали уже, – Бродди скептически прицокнул языком, – не забудет она…. Не заблудишься, одна в лесу то? Может тебе ножик ещё дать? – он потянулся за висящим на поясе кинжалом. Внезапно за спиной гнома выросла чья то тень. Растерявшись, Хлоя округлила глаза и вздрогнула от страха. Почувствовав неладное, одноглазый стал разворачиваться, пытаясь одновременно сделать выпад кинжалом. Однако завершить маневр, ему было не суждено. Раздался тупой шлепок, и из груди гнома высунулось окровавленное острие глефы. Отбросив в сторону подергивающееся тело, тень сделала шаг вперед и протянула руки к девушке.
– Неееееет!!! – её пронзительный визг разнесся по поляне. Чертыхнувшись, тень откинула с головы капюшон и угрожающе зашипела.
– Да чтоб тебя! Хлоя! Это же я Эрик!
– Эрик? – спохватилась гнома. Но было уже поздно. Услышав крики, отовсюду начали сбегаться проснувшиеся Ведающие.
– Беги! – Три Росомахи взмахнул глефой, молниеносно рубанув по шее одного из нападавших. Наклонившись чтобы поднять с земли упавшую в суматохе котомку, она получила сильный удар ниже пояса и растянулась на мокрой траве.
– Не так быстро, – свистнувший костяной стилет по рукоятку ушел в правое плечо Эрика. Пошатнувшись, тот выронил оружие.
– Взять его, – полуобнаженный альбинос тряхнул мокрой головой и брезгливо сплюнул. – А эту… связать и обратно. Так будет надежнее. Вот доберемся до ближайшего города, и сразу же прикажу сменить нашу хлипкую повозку на нормальную клетку.
Раненый и обезоруженный Эрик ничего больше не смог противопоставить десятку опытных воинов. Вскоре его упакованное по всем правилам тело бросили рядом со связанной Хлоей. Небрежно наложенная повязка быстро промокла и время от времени по волосатому, мускулистому плечу стекали тягучие, бордовые дорожки.
– Прости меня, – покаянно молвила девушка. – Я не знала, что это ты. Просто…. когда ты убил Бродди… он ведь тоже пришел меня спасти.
– Зачем тогда было за нож хвататься? – гном повернул к ней покрытое многочисленными шрамами лицо. – Я решил, что он прирежет тебя.
– Он просто хотел дать мне кинжал в дорогу, – она всхлипнула. – Просто… хотел… в дорогу…
– Ладно. Не хнычь. Что случилось, то случилось.
– Что же с нами теперь будет?
– Не знаю. Похоже, на этот раз боги окончательно отвернулись от меня. Сначала пропал Невредимый. Ушел и не вернулся. Пришлось действовать самому. Теперь вот это, – Эрик с отвращением взглянул на окровавленное плечо. – Эх, Арт, Арт… где же ты? Твой молот сейчас очень бы нам пригодился.
Артем
Он быстро потерял счет времени. И не мудрено. Каменный мешок, в котором его содержали, совсем не имел окон. Ни одного. Единственный лучик света исходил от длинного настенного факела, мерно чадившего у входа в камеру. Однако время от времени гас и он. Этого момента Артем боялся больше всего. Во-первых, когда исчезал свет, крысы, во множестве снующие вокруг, становились особенно настойчивыми. А отбиваться от наглых, размером с кошку, грызунов, будучи прикованным к стене с каждым разом становилось всё труднее и труднее. Во-вторых, это означало, что скоро опять придет она. Да, с новым факелом, дарующим спасительный свет, но вместе с тем и с порцией новых мучений, отнимающей последние силы у изможденного пленника. Что-что, а уж спрашивать Корнелия умела в совершенстве. Будучи формально первой, после императора, она с детства регулярно присутствовала на всякого рода прениях, разбирательствах, а проще говоря, допросах. И конечно всевозможные пытки были непременным атрибутом всех этих «посиделок». Гней Великий никогда не забывал о том, каким способом он пришел к власти. Поэтому параллельно с реорганизацией армии, в империи, активно развивалась особая, тайная сеть, имеющая целью подавление в зародыше любого мало-мальски серьезного недовольства среди веспийской аристократии. Схватить могли каждого, как ничтожнейшего плебея, так и наизнатнейшего из сенаторов. А пытки издревле служили тем самым, заветным инструментом, распахивающим потайные двери и развязывающим упрямые языки. Существовала даже целая школа, обучающая этому, темнейшему из искусств. Мало кто мог устоять перед мастерством и настойчивостью веспийских палачей. Вот и Артем в итоге не выдержал. Просто не смог. В какой-то момент, обезумев от свербящей, разрывающей израненное тело боли, он решил, что если расскажет всё, то Корнелия сжалится. Сжалится и наконец-то даст ему просто умереть. Наивный. С этого момента пытки стали еще изощреннее. Если сначала Корнелия всего лишь хотела знать правду, то теперь она попросту мстила. Жестоко, хладнокровно, методично. И конечно, с превеликим удовольствием. Как только может мстить оскорбленная и униженная женщина. Впрочем, не забывая при этом и об удовлетворении других своих потребностей. Каждый раз, когда юноша готов был сойти с ума от боли, она разжимала кинжалом его зубы и вливала в глотку порцию дурно пахнущего, тягучего, синеватого зелья.
– Ты мой раб, моя собственность, только мой, только мой, – шептала Корнелия наблюдая, как постепенно под действием напитка поднимается и твердеет единственный не тронутый пытками орган. Сквозь мутную пелену, как будто со стороны Артем наблюдал за тем, как юная мучительница жадно предается наслаждению. Потом наступал обморок. Единственным, если можно так выразиться, плюсом во всей этой ситуации было то, что Корнелия совершенно не переносила запаха немытого тела, пота, испражнений. Поэтому, пока молодой человек пребывал в вынужденной отключке, его безвольное тело тщательно подмывали, а после натирали душистыми маслами. Опытные палачи умели и это. Переносной горшок тоже имелся. Благодаря этой своеобразной «заботе» ни одна из его многочисленных ран и ссадин, до сих пор не воспалилась. А вот разуму вынужденное заточение переносить было всё сложнее и сложнее. Как ни странно, но от неминуемого сумасшествия его спас Гуамоко. Получив мысленный приказ разузнать, как обстоят дела у Ошгана, Ивара и Гая, верный филин не выказал особенной радости. Но, тем не менее, улетел и с тех пор регулярно выходил на связь со своим хозяином. Каждый раз, сливаясь с птичьим сознанием, Артем радостно переносился из ненавистной темноты на волю. Ощущение полёта, свободы, свиста ветра в перьевых ушках, стали для него той самой «спасительной соломинкой». Именно поэтому он ещё держался.
Скрип плохо смазанного засова возвестил о том, что вскоре узника ожидает новый виток боли. Поморщившись, юноша с трудом разлепил отекшие, слезящиеся глаза.
– Соскучился, любимый? – издевательски сладкий голосок заставил его содрогнуться. – Ну же милый, не дергайся так. Ты же не хочешь расстроить меня? Нет? Вот и славненько! Посмотри-ка лучше, что я тебе на этот раз принесла.
Соблазнительно виляя бедрами, Корнелия поднесла к его лицу обычный метровый шнур, толщиной не больше мизинца. В три приема сплетя из него удавку, она ловко накинула импровизированную петлю Артему на шею.
– Вот так. А теперь, мой хороший, тебе нужно будет выпит вот это, – в её руках появился флакон с уже знакомым синеватым зельем. – Надеюсь, на этот раз ты всё выпьешь добровольно? Мне не хотелось бы снова тыкать в тебя кинжалом. Видишь ли, твои постоянные крики и мольбы, постепенно начинают меня утомлять. В этот раз я не хочу ничего слышать. Совсем ничего.
Дождавшись, когда препарат подействует, мучительница грациозно приподняла юбку и плавно опустилась на предмет своего вожделения. Одновременно с этим она накинула другой конец веревки на вбитый в стену крюк и стала постепенно её натягивать.
– Одна из подруг рассказала мне, – пристально вглядываясь в посиневшее лицо юноши, промурлыкала Корнелия, – что таким образом ей удалось достигнуть особого наслаждения. Правда, в итоге бедный раб скончался. Но ведь удовольствие того стоит. Не так ли любимый?
Не переставая активно двигать бедрами, она засопела и отклонилась назад, еще больше затянув при этом петлю. Постепенно перед глазами Артема поплыли розовые круги. Его легкие горели, голова шумела, из носа показалась струйка крови. Последним что он запомнил, была хищная, торжествующая улыбка, расцветшая на сочных, коралловых губках жестокой императорской дочки.
– Ах, вот значит как!!! – сквозь вязкую пелену донесся разгневанный вопль. – Я тут понимаешь, спешу, рискую жизнью, пытаясь вытащить его из темницы! А он что? А он тем временем преспокойно развлекает эту крашеную потаскушку!
– Сссудя по тому, чччто я вижу, – второй, тихий, временами заикающийся голос напоминал шипение гремучей змеи, – он не особенно пппринимает участие в происходящем.
– Да? А на чем она тогда скакала, – разошедшаяся собеседница не унималась, – на прялке что ли? Насколько я знаю, ни одна женщина не вскочит, если мужик не захочет!
– Мммало ты ещё знаешь, хатун. Есть ссспособы…. Даже умирающий будет ссспособен.
Два мутных пятна постепенно обрели очертания. Сарнаю он узнал сразу. Да и как он мог не узнать ту единственную, которая регулярно являлась к нему во снах, и которой он частенько грезил наяву. Помахивая изогнутой сабелькой и хищно раздувая ноздри, она была похожа на молодую кобылку, только что сбросившую очередного наглого седока. Второй арторианец был ему не знаком. Худющий, бледный старик, обтянутый морщинистой, пергаментной кожей больше напоминал ожившего мертвеца из второсортного Голливудского, постапокалиптического фильма. Лишь характерный для кочевников разрез глаз, особый покрой халата, да войлочная ермолка выдавали в нем коренного степняка. Опустив глаза, Артем наткнулся на лежащее у его ног полуобнаженное тело.
– Ммможно мне выпить её? – в голосе тощего послышались плотоядные нотки.
– Хорошо бы, – воительница с сожалением тряхнула головой. Золотые монетки в её косах отозвались мелодичным звоном. – Да нельзя. Побег очередного раба никого не удивит. Сбежал и сбежал, что тут такого? Не он первый и не он последний. Искать конечно будут, но без особого усердия. А вот убийство императорской дочки непременно поднимет на уши весь Весп. Поэтому пусть отдыхает. Ближе к утру очнется.
– Значит сейчас ночь, – в голове у Артема немножко прояснилось. – Недотрога, каким-то образом узнала, что он в плену. И не просто узнала, а даже поспешила на помощь. Хотя в прошлый раз она преспокойно оставила его гнить в лудусе у Нумерия. Прям «Чудеса на виражах» какие-то…
– Очнулся? – старикашка присел на корточки рядом. – Идти сможешь?
В ответ молодой человек многозначительно тряхнул кандалами.
– За это ннне волнуйся, – в полутьме блеснули два неестественно удлиненных клыка.
– Ну и улыбочка, – внутренне поёжился Артем. – Такими бы зубищами да за бочок укусить….
Покопавшись за пазухой, арторианец извлек оттуда короткую, полузавядшую травинку. Смачно харкнув на заклепку, стягивающую кандалы, он принялся сосредоточенно елозить по металлу импровизированной пилкой.
– Так он до морковкина заговенья дрючить будет, – подумал юноша. Однако вслух возражать не стал. И как оказалось не зря. Послышался громкий щелчок и прочная, железная заклепка внезапно разломилась пополам. Повторив процедуру ещё три раза, старик удовлетворенно хрюкнул себе под нос и выпрямился.
– Вот как то так…, – остаток травинки был бережно спрятан обратно за пазуху.
– А ты дедуля, смотрю, опытный медвежатник, – искренне восхитился Артем. – В России с таким девайсом тебе бы цены не было.
Равнодушно пропустив похвалу мимо ушей, кочевник протянул узнику окровавленный чешуйчатый доспех.
– Вот. Пппримерь. Сняли с охранника. Тебе дддолжно подойти.
Шипя и матерясь вполголоса от боли в многочисленных ранах, кровоподтеках и ссадинах юноша с грехом пополам облачился. Труднее всего было унять дрожь в ослабевших ногах. Правда, длилось это противное состояние не долго. Возникло знакомое жжение в левом плече и предательский тремор, наконец, прекратился.
– Не отставай, – тоном, не терпящим возражений, бросила Сарная. – Застрянешь где, возвращаться не буду.
– И чего она на меня взъелась? – размышлял Артем, понуро ковыляя в арьергарде их маленькой процессии. Валяющиеся тут и там ссохшиеся, обескровленные трупики охранников безмолвно свидетельствовали о том, что противный старикан всё-таки пару раз куснул за бочок. – Ведь видно же было, что на мне живого места нет. Темница, цепи…. Какие тут к черту измены? Да и вообще. Она сама бросила меня там, в лудусе. Да-да! Натешилась и выгнала без зазрения совести. Уж чья бы корова мычала…. Я, между прочем, тоже не уверен, что у неё никого после меня не было. Короче решено, – он упрямо тряхнул головой, – как только выберемся отсюда, так сразу же поговорим по душам. Пусть скажет, кто я ей теперь, и зачем вдруг понадобился?
Разговор действительно состоялся. Утром. Вот только легче после него Артему не стало. Небольшая дубовая роща, под сенью которой остановились беглецы, стала невольной свидетельницей разыгравшейся трагедии. Стоило ему лишь заикнуться о своих притязаниях, как невозмутимая с виду арторианка внезапно осатанела.
– Да как ты смеешь, раб? – её синие глаза буквально метали молнии. – То, что я вытащила твою тощую задницу из лап этой сучки Корнелии, совсем не означает, что ты вдруг стал свободным человеком. Ты мне не ровня! Уяснил? Теперь ты моя собственность! Целуй ноги и смиренно проси прощения!
– Ага, щас, разбежался, – обалдев от грубого ответа, юноша также мгновенно завелся и автоматически перешел на блатной жаргон. Увлечение киношками из девяностых, дало о себе знать. – Ты того, мать, рамсы не попутала? Смотри на кого батон крошишь! Мало меня веспийцы пытали, так ещё и ты опустить думаешь?