Владимир Михайлович Шарик
Между делом (публицистика и житейские истории)
После этого случая я несколько разочаровался в женщинах, потерял веру в их бескорыстность и наличие у них сердца. Но осенью я поехал в санаторий, где и познакомился с Зиной. Она оказалась из моего города, причем жили по-соседски в многоэтажках. Она была одна, похоронила недавно мужа. Сначала мы просто прогуливались с ней по парку перед ужином и после, вели задушевные беседы, которые смягчало наше одиночество. Затем наши встречи приобрели уже характер необходимого общения. Возвращались мы в город уже сформированной парой без особых обязанностей и требований друг к другу. Нам просто было хорошо. Она жила одна, её дети жили отдельно и были хорошо устроены в жизни. Я переехал к ней
Я переехал к Зине и зажил с ней одной семьей. Надо сказать, что мы хорошо поладили во всех отношениях. Сошлись характерами, выработали единую схему поведения и во всем старались помогать друг другу. Сначала мы занялись ремонтом в её квартире, ибо после смерти мужа она ничего не делала в комнатах. Мы заменили обои в комнатах, сделали косметический ремонт в кухне и туалете. Мне стало даже легче дышать, а то всё сначала было чужое, неуютно там чувствовалось. Еще у Зины была дача, на которой было полное запустение. Деревья не обрезались много лет и потому перестали плодоносить, виноград так загустел, что летом лучи солнца не проникали на землю и в дачный домик, потому приходилось включать свет. Об дачном домике вообще не говорю, он буквально разваливался, крыша местами протекала. Так что было мне куда руки приложить, но я от работы никогда не бегал, и со временем навел порядок. В первый год, правда, урожая мы, особенно, хорошего не получили, так как земля была там очень истощена и никогда не удобрялась. Земля ведь любит уход и заботу, а, если от неё только брать и брать, как это делают нынешние хозяева, то и отдача будет нулевая. Если вот раньше был на земле определенный севооборот, и нельзя было на той земле, где был подсолнух, в течении семи лет снова сеять подсолнух. То сейчас никто не придерживается таких правил и из года в год сеют подсолнух, соответственно и урожай минимальный, а скоро и такого не будет. К тому же раньше органику вносили на землю, а сейчас откуда ей взяться, если коров нет на селе. Но я договорился с одним фермером, и завез гной осенью на дачу, хорошо перекопали мы с Зиной землю, и на следующий год у нас с ней были помидоры по килограмму, а с пяти кустов ведро картошки имели. И фрукта, виноград хорошо уродили. Душа радовалась, я почувствовал вкус к жизни впервые после того, как разошёлся с Людмилой. Дети её тоже хорошо ко мне относились, иногда даже вставали на мою сторону, когда у нас случались размолвки. Ведь в каждой семье бывают конфликты, но люди находят общий язык. Почему же моя семья отвернулась от меня после сорока трех лет совместной жизни я не понимаю. Я и тогда думал об этом, и сейчас думаю, но не могу дать ответ. Ночами не сплю, думаю об этом. Почему они у меня такие твердокаменные. Вот недавно заболел, температура около 40, кашель такой, что выворачивает моё нутро. Думал, что врежу дуба. И никто ж не поинтересовался моим здоровьем, не говоря уже о том, что бы помочь. Внук однажды позвонил, как всегда с проверкой, не умер ли я, что бы унаследовать квартиру в нормальном состоянии, что бы труп не завонялся. Так он мне сказал, что это ничего страшного, у него тоже такое было и прошло. Так сколько тебе лет, а сколько мне. – я ему говорю. А он мне снова, чего ты кричишь, вот в тебя всегда такая мода кричать. Что ему дураку говорить, бросил я трубку в сердцах и назло им всем выздоровел.
С Зиной мы жили хорошо лет пять, а потом я стал замечать за ней нехорошие вещи. Я ведь, когда пенсию получал, то половину денег ей отдавал, так как надо было платить за коммунальные и прочие услуги, а вторую половину тратил на своё усмотрения, хотя тоже покупал бывало на свои деньги молоко, сливки, мясо на базаре. Деньги я свои не прятал, а клал на полочку в гардеробе даже особо не пересчитывая их. Но со временем стал замечать, что у меня не сходится дебит с кредитом. Стал я намечать деньги, положу какую-нибудь ниточку незаметную, или кусочек бумаги, что бы определить – беру один я деньги или нет. Конечно, она потихоньку брала мои деньги. Меня это не устраивало и у нас получился конфликт. Я ей сказал, зачем она берёт мои деньги? Она сначала отказывалась, а затем призналась. Но как призналась, пошла на меня буром. Мол, сейчас всё стало дорожать и ей не хватает той суммы, которую я давал, потому она и брала мои. Я ей в ответ, что надо меньше внучке меньше давать, тогда у тебя будут деньги. Я ведь видел, что она покупает новые вещи для внучки: то дубленку, то новые сапоги, то мобильный телефон супер современный. Она мне тоже в ответ что-то злое сказала. Ах, вы так ко мне относитесь, тогда пошли вы к монахам! Забрал я свои вещи и ушел на свою квартиру. После того она несколько раз пыталась возвратить меня, но у меня пропало всякое желание к дальнейшему общению. Я ей делал столько добра, а мне ответили так подло. Снова я остался один, снова бессонные ночи и тягостные дни. Одно и то же. Одно и то же. Скучно, хоть волком вой. Проснусь, приготовлю кушать, покушаю, выйду на улицу, прогуляюсь, но общаться не с кем, так как почти все мои знакомые отошли в мир иной. А я остался, да еще Вася Кухарь, член моей бригады. К нему иногда пойду, но он уже стал впадать в беспамятство, заговаривается, хотя только на год старше меня. Вот и весь круг моего общения. С семьей пытался возобновить отношения, но они меня даже на порог дома не пустили. Дома, который я построил своими руками. Как обидно! Какая боль! Это не передать.
Вчера сходил в узел связи. Написал заявление, что бы отключили мне телефон. Зачем он мне? Целый день стоит не звонит. И мне некому звонить. На прошлой недели похоронил Васю Кухаря – последнего члена нашей бригады. Двадцать лет я с ним проработал. Хороший был парень. Спокойный, добросовестный. Всегда выполнял свою работу хорошо и в срок.
– Дмитрий Федорович, – говорил он, – принимай работу.
Да, любо-дорого было посмотреть на его работу. Вот человек был! Теперь нет его и некому звонить. Правда, Зина на днях звонила. Начала разливаться в любезностях, а потом предложила поехать мне на дачу. А я ей, извините, Зинаида Михайловна, но я предпочитаю сам жить, чем жить в обмане. Вышли вы у меня с доверия. Она бросила трубку и больше не звонила после этого. И не позвонит, если даже захочет. Мои тоже никто не звонит, я им не нужен. Сорок три года был нужен, пахал на них, как папа Карло, а теперь не нужен совсем. Правда, приезжал на той неделе внук, но он по делу приезжал – ему надо был тех паспорт от моей машине, что бы он подтвердил непрерывность своего водительского стажа.
Забежал на минутку. Я спешу, на работу опаздываю. Разве не мог он немного раньше выйти из дома, что бы побыть со мной. Поговорили бы о его делах, как его дети, а мои правнуки учатся, ведь я их уже года два не видел. А они ж тоже моя кровиночка. Как хочется их увидеть, подарки сделать, увидеть, как они тому обрадуются. Не могу понять я их? Почему они такие выросли? Удивляюсь. Впрочем, чего там удивляться, если внук не поздравил свою мать, мою дочь с днем рождения. Выходит их отношение ко мне жены и дочери, аукнулось отношением внука к матери, которой круглая дата случилась – пятьдесят пять. Вот какие дети моих детей. И снова приезжал и даже буханки хлеба мне не привез. Мне не надо его хлеб или другая какая-то вещь, у меня своего добра достаточно. Важно мне внимание, забота, отношение. А если нет такого отношения, то очень больно мне. Ночью не спится, всё мысли разные в голову лезут и ещё та, которая с косой всё бродит и бродит вокруг меня. Раньше как-то я её не замечал, а теперь ходит, заглядывает мне в глаза. И обидно так становится. Зачем я жил?! Что я такого сделал?!.... А я её и не прогоняю. Пускай идет. Такая судьба. Только ведь обидно, очень обидно.
На этом заканчиваются записи Дмитрия Федоровича Зайченко.
